Оперативное время минус 12 часов 10 минут

 

Город Джелалабад…

Город – нарыв, город – проклятье, город – харам. Город – ворота в Афганистан, древняя дорога Пешавар–Джелалабад–Кабул – единственная, которая более-менее надежно охраняется. Один из немногих в мире городов, где на базаре открыто торгуют тюками с героином, заложниками, рабами – все это знают, и никого это не смущает. Город, где единственная власть – это принц Акмаль, брат афганского короля, жестокий и растленный человек. Принц Акмаль имеет власть не потому, что он брат короля, а потому, что он «хан всех ханов», бессменный руководитель Джелалабадского картеля, на данный момент крупнейшей наркоорганизации в мире. Словно щупальцами, она опутала половину мира, все, кто потребляет героин, зависят сейчас от нее. Героина в Афганистане в год выращивается примерно пятнадцать-семнадцать тысяч тонн, львиную долю поглощает континентальная Япония, в которой мало кто помнит название «Китай». Там, на адских фабриках, за жидкую похлебку и дозу героина трудятся рабы, производящие некачественные и предельно дешевые вещи. Доза героина – вот что привязывает их к месту. В метрополии героин запрещен, за героин – немедленная смертная казнь, а тут…

Есть, конечно, и другие фабрики, более современные. Но половина континентальной Японии работает за дозу.

Второе направление сбыта – это Европа, Африка, конечно же, и Россия. Россия и Европа – самые привлекательные рынки сбыта, на них много платежеспособных потребителей, готовых платить за дозу в пятьдесят раз больше, чем она стоит на рынке Джелалабада. Находятся и люди, готовые рискнуть жизнью за такой куш – ведь на пути наркотрафика стоит граница – горная, усыпанная датчиками, просматриваемая с вертолетов и дирижаблей местность. Там на тайных, известных только своим тропах можно напороться на засаду казаков, десантников, спецназа и расстаться не только с грузом, но и с жизнью. Но пятидесятикратная прибыль окупает себя, даже если до цели дойдет один гонец из десяти. Доходят обычно три. В конце концов – это бизнес, не более и не менее – просто бизнес. И в Афганистане среди горцев легко найти людей, кто согласится на ходку через горы в надежде за один раз заработать столько денег, что хватит на небольшой дукан и какую-никакую торговлю. Ну а если расстанется с жизнью такой горец или отправится в Сибирь за бесплатно лес валить – значит, Аллах так повелел.

О Джелалабад! Сколько тайн хранят твои улицы, опасные и днем и ночью? Сколько тайн унесла с собой река Кабул, протекающая через город? Сколько путников повидал ты за то время, пока стоят здесь твои стены? Вооруженных и невооруженных, с товаром и без, добрых и злых… Сколько рабов сбили ноги о твои мостовые, сколько боли и страданий видели твои стены, сколько крови окропило твои мостовые? Сколько золота хранишь ты в своих подвалах, Джелалабад, мировой центр параллельной исламской финансовой системы «хавала»? Сколько оружия у жителей твоих? Наверное, больше, чем самих людей. Город на грани закона и беззакония, цивилизации и варварства – вот кто ты есть, город Джелалабад!

…Запыленный, простреленный в двух местах, оборудованный для перевозок в самых тяжелых условиях афганских дорог «АМО» въехал в город вместе с очередным караваном, когда часы пробили полдень. Здесь, в этом городе, являющемся и крупнейшей транзитной перевалочной базой, русских и индусов было примерно поровну. Исторически сложившаяся, закрепленная десятками междоусобиц традиция требовала, чтобы в этом городе русские разгрузили тот товар, который у них еще остался, и продали его, а индусы его купили и повезли дальше. Джелалабад – пограничный город, тут проходит невидимая черта, разделяющая зоны влияния двух крупнейших в мире объединений водителей-караванщиков: индусского и русского. За русскими был Афганистан и Туркестан, за индусами – родная британская Индия и часть континентальной Японии. Персию и Междуречье нельзя брать в расчет, там нормальные дороги и цивилизованные условия работы, там нет необходимости в полноприводных, с подвеской от бронетранспортера машинах и в автоматах у водителей, там на дорогах не действуют бандиты и караваны не обстреливают из гранатометов. Наконец, там построенные русскими инженерами железные дороги, которые и берут на себя основную нагрузку по перевозкам. В Индии, кстати, они тоже имеются, вот только кто-то постоянно разбирает и взрывает пути.

В Кабуле двое караванщиков, ехавшие в этой машине, тоже посетили базар, но ничего не продали из того, что везли, и это было встречено с пониманием. Не продают – значит, собираются рискнуть и везти товар в Джелалабад, чтобы получить за него максимальную цену. Цена здесь устанавливалась в зависимости от дальности пути от русской границы – чем дальше, тем дороже. Машин в караване насчитывалось около пятидесяти, их охраняли малиши – боевики племени джадран, у которых был даже старый бронетранспортер «Сарацин» со скорострельной пушкой. За время пути от Кабула до Джелалабада на караван нападали дважды, одну машину сожгли, одного караванщика убили и двоих ранили. Этим караванщикам из «АМО» тоже пришлось отстреливаться от душманов бок о бок с племенным ополчением, и воины джадран, самого храброго и воинственного пуштунского племени, заметили, как метко и быстро стреляют из своих автоматов эти русские караванщики, как грамотно они ведут бой. В этих местах ценились две вещи: сила и золото, и больше ничего, и тот, у кого не было ни того ни другого, обречен был стать рабом, а у этих русских была сила, и они заслужили уважения у боевиков племени.

Караван проделал по улицам Джелалабада короткий путь – все сделки совершались на рынке, а рынок находился на окраине города, и стоянки для машин тоже были на окраине города, потому что если расположить рынок в самом городе, то по улицам невозможно будет ни пройти ни проехать. Слишком много торговцев и слишком много машин. В самом городе тоже был рынок, но только для тех, кто хотел что-то купить из местного, а пригородный – чтобы продавать. Часто водители, прибывшие в город, продавали свой товар на внешнем рынке, а покупали, что везти в обратный путь, – на городском. Для тех, кто не понял, – наркоторговля велась в основном на городском рынке…

Несколько боевиков племени, возглавляемые сыном племенного вождя, ведшего караван, подошли к «АМО», когда водитель его уже заглушил мотор и теперь запирал машину. Машину здесь следовало запирать как можно тщательнее, ибо афганские воры по хитрости своей превзойдут любых других, и, несмотря на охрану, оставить машину с товаром на произвол судьбы означало лишиться и машины, и товара.

– Я хочу сделать тебе подарок, рус, – медленно заговорил по-русски обвешанный гранатами вождь. – Мы редко видим неверных, которые были бы такие, как ты. Хвала Аллаху, что мы не сражаемся друг против друга.

Вождь говорил по-русски, потому что он вел не первый русский караван и не второй, и все афганцы, которые водили караваны, в той или иной степени знали русский язык. Вождь и в самом деле был удивлен поведением неверного – как обычно, на дороге от Кабула не обошлось без неприятностей, где этот кяфир проявил себя как воин и мужчина.

Русский молча, с полупоклоном, принял небольшой, в узорчатых ножнах нож, который дал ему вождь. Он принял подарок правильно, двумя руками – это означало, что подарок столь щедр, что его можно удержать только таким образом. Потом отстегнул с пояса свой нож и с поклоном вручил его вождю.

Вождь наполовину вытащил нож из ножен, осторожно прикоснулся пальцем к зачерненному лезвию. Нож был на удивление легким и в то же время смертельно острым, здесь никогда не делали таких ножей. Он не знал, что такие ножи редкость и в самой Империи и делают их из специального вспененного сплава, основой которого является титан.

– Шукран. [364]

– Да благословит вас всевидящий Аллах, – сказал подошедший к ним напарник русского водителя. Он был более смуглым, не носил усов и носил короткую, аккуратно подстриженную бородку.

– Ты правоверный? – удивился вождь и осекся, заметив на шее у второго русского серебряную цепочку с полумесяцем. Он слышал, что правоверные бывают и среди русских, но видел таких редко. Это обрадовало вождя – значит, в северной стране есть правоверные, и они храбрые люди.

– Ля Иллахи илля Ллаху ва Мухаммад расул Аллах! [365] – сказал второй русский шахаду, подтверждая свою принадлежность к исламу.

– Аллах да благословит ваш путь! – ответил вождь.

Когда пуштуны-джадран пошли по своим делам, второй русский, верней, не русский, а татарин чуть заметно расслабился, вынул руку из кармана, где был пистолет.

– Я думал, они пришли тебя резать… – сказал он.

– За что?

– Мало ли… Может, посмотрел не так. Как дальше будем?

– Иди, поторгуйся насчет товара… – ответил водитель, – поторгуйся, как следует, но пока не продавай. Узнай цены. Мы везли сюда всё это не для того, чтобы продешевить при торге. Сними данные. Я пойду в город.

– Один? Не грохнут?

– Пусть попробуют… – сказал водитель, проверяя свой автомат.

В городе водитель не стал брать ни такси, ни рикшу, хотя и тех и других здесь было немало и от их криков можно было оглохнуть. Не обратил он внимания и на зазывал – таких тоже здесь было немало у каждой лавки, и они бесцеремонно висли на каждом прохожем, моментально определяя, есть ли у него деньги. Не обратил он внимания и на домики с красными занавесками. Так здесь отмечались дома, где клиентов ждала продажная любовь – такие дома были только в Джелалабаде и Кабуле. Ему нужно было не это, он выглядел тем, кем и хотел выглядеть, – русским караванщиком, продавшим или собирающимся продать привезенный товар и дополнительно заработать, купив товар в обратный путь. Афганистан мог не так уж много предложить Российской империи, кроме ковров, платков и лазурита, если он кого-то заинтересует. Еще восточные специи – их привозили из Индии и здесь продавали. И, конечно же, наркотики – возможно, у кого-то из караванщиков имеются связи на границе, позволяющие провезти некоторое количество этого товара. Если так, то по ту сторону границы его могли выкупить за пятнадцать цен или даже больше, как поторгуешься. Заработок, окупающий любой риск.

 

…Он медленно шел по тротуару, иногда останавливался и снимал то, что его заинтересовало, на мобильный телефон. В одном месте остановился и узнал цену на ковры. Торговцу он сказал: пока что у него нет денег, но он привез товар, и после того, как он его продаст, деньги будут. Дукандор [366] понимающе закивал и отправил его к соплеменнику, подал ему какую-то бумажку, исписанную арабской вязью, и заявил, что если он отдаст эту бумажку тому, кому он сказал, то получит хорошую цену на свой товар и хорошую цену на то, что он собирался купить на обратный путь. Торговые люди здесь работали большими семьями и кланами, знали друг друга в поколениях, старались переженить детей и породниться, помогали друг другу чем могли. Торговать здесь было нелегко – принц Акмаль был жадным и жестоким правителем, он обкладывал данью торговцев, хотя Аллах свидетель, у него хватало денег и без этого. Те же, кто не платил, оказывались в зиндане или сразу в реке Кабул, если некому было выкупить должника из зиндана. Приходилось держаться друг за друга…

Поговорив с торговцем на смеси русского и пушту – торговцы здесь знали все языки мира, – караванщик отправился дальше…

Рынок можно было опознать издалека – по шуму, крикам, вони, стуку телег по мостовой. В Афганистане были проблемы с бензином, сюда не шел ни один нефтепровод, бензин стоил дорого, и его было мало, а то и не было вовсе. Потому автомобиль здесь был роскошью, а большую часть мелких транспортных работ выполняли хазарейцы с их неспешными телегами на огромных колесах. На эти телеги нагрузили столько, что это казалось невозможным увезти. Но хазарейцы – невысокие, мускулистые, с узким, нетипичным для афганцев монголоидным разрезом глаз – впрягались в свои телеги и везли непосильную ношу, стуча деревянными сандалиями по мостовой и перекрикиваясь между собой на своем, непонятном пуштунам языке. Афганистан вообще был многоплеменной страной, и хазарейцы были одной из его загадок. Кое-кто вообще считал пуштунов – основное племя Афганистана – потомками одного из еврейских колен.

Нервно, как все ступающие на базар, проверив, надежно ли застегнут карман, где лежала пачка денег, и поправив автомат, караванщик окунулся в людское море, как пловец в воду. Море поглотило его…

Афганский базар, как, впрочем, и любой восточный, – это совершенно особенный мир. И делать на нем покупки надо уметь…

Главное – никогда не показывай свой интерес к чему-либо. Сначала пройдись по всем рядам, равнодушно поглядывая по сторонам и тем не менее подмечая то, что тебе нужно. Если ты задержишься сразу у какого-либо дукана, спросишь про цену, затащат в дукан и не отпустят, пока ты не купишь и то, что тебе необходимо, и то, что тебе не нужно. Сначала пройдись по рядам и выясни обстановку.

Потом уже подходи к тому, что тебя заинтересовало. Никогда не соглашайся на цену, которую тебе назовут, смело называй цену, как минимум, в пять раз меньше. Торг – это суть жизни базара, это ее квинтэссенция, это то, ради чего здесь все собрались. Лишив торговца торга, ты, во-первых, переплатишь за товар в несколько раз, во-вторых, оскорбишь его, потеряешь намус, уважение. Самые жадные торговцы завышают первоначальную цену в пять-семь раз, самые совестливые – раза в три. Для русского, где в лавках тоже торгуются, но купец может дать скидку 20-30 процентов, не больше, такое завышение цен выглядит диким. Но в чужой монастырь со своим уставом, как говорится…

Торг может растянуться на час и больше. Не торопись, если торговец не хочет снизить цену, демонстративно отойди в сторону, приценись к товарам в других лавках, даже если намерен купить в первой. Демонстративно похвали чужой товар, если торговцы затеют между собой перебранку, кляня друг друга последними словами – это очень хорошо. Возможно, тебе и в другой лавке предложат нужный тебе товар: не все товары лежат на виду, а если в этой лавке такого товара нет, может, он отыщется в лавке соплеменника.

Не забывай о бакшише. [367] Если ты покупаешь не для себя, обязательно спроси про бакшиш, это не коррупция, это тут образ жизни такой. Если покупаешь для себя, тоже спрашивай про бакшиш да понаглее. В качестве бакшиша могут дать, к примеру, старинную монету, которой у тебя на родине цены не будет. Ты тоже можешь дать бакшиш торговцу, но если не хочешь – не давай, потому как покупатель всегда прав.

Вообще вести себя здесь надо понаглее, но вот с матом – поосторожнее. Многие афганцы понимают русский язык, и то, что ты используешь для связки слов, они могут счесть за смертельное оскорбление. От друга до смертельного врага здесь – один шаг. Если в дукане окажется женщина, не смотри в ее сторону, не замечай, что она есть – сам не заметишь, как наживешь кровника. В Афганистане принцип отношений с женщинами укладывается в понятие «намус», [368] и если люди начинают говорить о грехе – то значит, он был, вне зависимости от того, был он или нет на самом деле. В таком случае никто не спросит у афганца, отчего вдруг скоропостижно преставилась его благоверная и почему ему пора на войну, пора доставать из ножен кинжал. Ведь согласно принципу «тура»: «Не вынимай кинжал без нужды, но, если вынул, вложи его в ножны красным от крови». Так что и на базаре, и в других местах здесь надо вести себя осторожно и не совать нос куда не следует. Правда, есть принцип: с одинокой женщиной на дороге можно сделать всё, что угодно, потому что, если мужчины ее рода не ценят ее, отправляя в долгий путь одну, значит, ее могут не ценить и другие мужчины.

Первым делом караванщик обратил внимание на ряд, где продавали куртки. Удивительно, но в Афганистане умели делать хорошие курки, теплые и долговечные, хотя здесь не было свиней и, соответственно, не было свиной кожи. Куртки шили подбитые мехом, теплые, с потайными карманами для автоматных магазинов – если повезет, то магазин сработает как бронежилет, остановит пущенную в тебя пулю. Торговля у караванщика заняла полчаса, торговался он умело, дважды отходил к соседним дуканам, и в последний раз дукандору пришлось бежать за ним, расхваливая свой товар и одновременно осыпая проклятьями своего соседа, который был плохим мусульманином, наполовину таджиком, и у которого в семье был всего один сын и четыре дочери. Последнее, по афганским меркам, было нехорошо, хотя выросшую дочь можно было выгодно продать. В конечном итоге водитель заплатил за две куртки столько, сколько без торга ему не хватило бы заплатить и за половину одной. Куртки торговец ему плотно связал и помог надежно закрепить за спиной, чтобы не занимали руки.

Дальше русский пошел разыскивать тот дукан, о котором говорил ему дукандор. Его он искал дольно долго – дукан на вид был невзрачным и, чтобы найти его, пришлось обойти половину рынка. В центре почти во всех дуканах торговали наркотиками, они были упакованы в двойные мешки из плотного полиэтилена, расфасованы по килограмму, пять, десять и пятьдесят килограммов. Местные крупные торговцы, отлично понимая, что за большую партию наркотиков не хватит наличности, чтобы расплатиться, вели все расчеты через центральный торговый дом картеля, по записям. Он располагался в восточной части рынка и охранялся не менее чем сорока боевиками при двух бронеавтомобилях и нескольких внедорожниках с крупнокалиберными пулеметами. В его укрепленных подвалах лежали слитки золота, как обеспечение торговых операций, и из этого места можно было перевести деньги почти в любую точку земного шара, минуя официальные банковские каналы. Здесь находился один из крупнейших центров «Хавалы». Караванщик прошел мимо этого здания, демонстративно не обращая на него внимания, но на самом деле всё подмечая. Он не стал ничего покупать, потому что знал – если он сейчас придет покупать, его, скорее всего, просто зарежут, отберут автомат и деньги. В этих рядах первый встречный купить не мог.

Для него это была просто цель для удара, которую он сейчас доразведывал.

Дукан, в который его направили, как и все прочие, располагался на первом этаже давно построенного здания. На втором и третьем этажах был склад товара, маленькая гостиница и жилище хозяина.

Русский уверенно подошел к сидевшему на своей телеге и отдыхавшему хазарейцу.

– Мне нужен Керим, – сказал он.

– Керим? Не знаю никакого Керима…

– Тогда позови того, кто знает, тупая, ленивая скотина! – разозлился русский.

Злобное ругательство оказало должное воздействие на хазарейца. Вскочив с телеги, он метнулся в дукан и вернулся с невысоким пацаненком-пуштуном.

– Кто спрашивает Керима? – спросил тот.

Вместо ответа русский подал бумажку. Пацаненок мельком глянул на нее, убежал в дукан, и через пару минут навстречу русскому вышел, запахивая халат и облизывая жирные от плова пальцы, честный торговец Керим.

– Аллах да благословит ваш путь. Что нужно русскому от нищего, молящего Аллаха о прощении торговца Керима? – витиевато спросил торговец.

– Мне нужно купить, – коротко проронил русский.

О том, что именно надо купить, вопросов никто не задавал. Здесь, на джелалабадском базаре, все отлично понимали в таких случаях, о чем идет речь.

– Здесь всё, что мы продаем, русский, больше у нас ничего нет. Выбирай, какой товар тебе по душе.

– Ты знаешь, что мне нужно. Алиджон-хан мне сказал, что если мне понадобится купить, то стоит только обратиться к нищему торговцу Кериму, и он продаст мне все, что необходимо.

Керим задумался. Русского он никогда не видел, но имя Алиджона, среднеазиатского бая и главаря наркомафии, говорило о многом. И знали это имя не все.

– Мы не знаем твоего имени, русский… – осторожно произнес Керим.

– Алиджон-хан сказал, что его имени будет достаточно.

Русский вел себя правильно. Даже очень правильно. Мало того, что он назвал имя Алиджон-хана, он не назвал своего имени, заявив, что имени Алиджон-хана будет достаточно. Теперь, если он вернется к себе и скажет, что имени Алиджон-хана недостаточно на джелалабадском базаре, гнев среднеазиатского бая настигнет наглецов и сквозь границу. В Средней Азии были свои порядки, и с какими-то из них мирились даже сильные и воинственные русские. Мало в мире найдется более жестоких, хитрых и коварных людей, чем среднеазиатские баи.

– У тебя есть деньги, русский? – спросил Керим.

– У меня их нет. Но у меня есть товар, который я привез сюда и который можно выгодно здесь продать. Глупо ехать пустым в обратный путь.

– Какой товар ты хочешь продать, русский?

Вместо ответа русский похлопал рукой по висящему у него на груди новенькому русскому автомату Калашникова.

– К каждому – БК и полный набор. Со складов, в смазке, – коротко и понятно отрекламировал свой товар караванщик.

Значит, к каждому – четыре магазина, сто двадцать патронов, подствольный гранатомет с двумя подсумками, три прицела – коллиматорный, оптический малой кратности и ночной, передняя рукоятка, глушитель. Такое здесь продавали редко, обычно везли оружие со складов длительного хранения, подержанное. Если русский говорит правду, то стоит перехватить эту партию, потом ее можно будет не спеша распродать за хорошую цену. Русское оружие всегда можно продать за хорошую цену, оно надежное, прочное и безотказное, как раз для суровых афганских гор.

– Что ты хочешь за свой товар, русский?

– Цену я назову вечером. Я не знаю, что здесь стоит такой товар.

Умно… Очень умно…

– Хорошо. Слово Алиджон-хана – закон для нас. Я провожу тебя, русский…

 

 

29