Физиологический контроль посредством хирургии и медикаментов

 

Еще один спорный вопрос, связанный с физиологией агрессии, – это вопрос о лечении преступников, совершающих насильственные преступления. Хотя лечение в широком смысле этого слова может означать психотерапию или психоанализ, в узком смысле оно приобретает чисто медицинскую коннотацию. Лицам, совершающим насильственные преступления, вводятся препараты, притупляющие их ощущения или противодействующие чрезмерной активности стимулирующих агрессию гормонов. В более крайних случаях они могут быть подвергнуты психохирургии или кастрации. Первая из этих двух процедур модифицирует центры агрессии мозга; вторая состоит в удалении тестикул, которые содержат тестостерон, тем самым прекращается их функционирование.

Существуют довольно убедительные свидетельства того, что кастрация снижает агрессивность животных. В немногих случаях кастрация заключенных, осужденных за сексуальные преступления, приводила к существенному снижению их агрессивности. Вас может удивить тот факт, что насильственная кастрация в США была узаконенной вплоть до 60‑х годов XX века. Например, в Сан‑Диего было проведено свыше 370 «добровольных» операций двусторонней орхидектомии (удаление обоих тестикул) у сексуальных преступников с психическими нарушениями «на юридическом основании» (Reiss, 1977).

Более распространенным является лечение препаратами, имитирующими химический состав и действие сексуальных гормонов. Например, медроксипрогестерон (Depo‑Provera), который химически подобен женскому гормону прогестерону, по всей видимости, является высокоэффективным препаратом, снижающим уровень тестостерона (Moyer, 1976). Пониженный уровень стимулирующего агрессию мужского гормона тестерона, по‑видимому, снижает тенденцию к сексуальной активности Depo‑Provera, следовательно, подавляет эксцессивное и импульсивное сексуальное агрессивное поведение сексуальных преступников. Существуют некоторые данные, свидетельствующие в поддержку этого предположения. Блюмер и Мижон (Blumer & Migeon, 1973), например, нашли, что введение высоких доз Depo‑Provera успешно редуцировало сексуальное возбуждение и потребность предаваться сексуальным «девиациям». Однако необходимо еще провести много исследований, прежде чем могут быть сделаны обоснованные рекомендации к использованию подобных средств. Помимо того, использование препаратов подобно психохирургии поднимает многочисленные юридические вопросы, многие из которых до сих пор не рассматривались судебными органами.

В недавних исследованиях в области нейропсихологии была получена дополнительная информация об агрессивном поведении. Технологический прогресс и совершенствование инструментария обеспечили нейропсихологам возможности изучения потенциального влияния молекулярных компонентов, особенно так называемых нейротрапемиттеров на фасилитацию (facilinftion) или подавление (inhibiting) агрессии. Нейротрансмиттеры на биохимическом уровне непосредственно задействованы в передаче нервных импульсов. Без них коммуникация в нервной системе млекопитающих была бы невозможной. Исследователи установили, что некоторые из этих нейротрансмиттеров – а именно норэнинефрин, ацетилхолин и серотонин могут оказывать значительное влияние на кортикальные и субкортикальные механизмы, ответственные за агрессию и насилие. Однако ни один из них в отдельности не возбуждает и не подавляет агрессию.

Недавно проведенные исследования дают основание предполагать, что нейротрансмиттер серотонин может играть наиболее значительную роль в порождении агрессии и насилия. В частности, у многих субъектов, ведущих себя агрессивно или совершающих насильственные преступления, обнаруживается ненормально низкий уровень серотонина (Rosenzweig, Leiman & Breedlove, 1999; Bear, Connors, & Paradiso, 1996). Поскольку серотонин трудно измерить непосредственно, обычно применяемая процедура состоит в измерении концентрации этой субстанции в цереброспинальной жидкости.

Большинство исследований было проведено не на людях, а на животных. В одном из них, например, было обнаружено, что концентрация серотонина у агрессивных резусов была ниже нормального для этого вида обезьян (Higleyctal, 1992). В другом исследовании у ручных серебристых лис и лабораторных крыс были выявлены более высокие уровни серотонина, чем у их диких сородичей (Pihl & Peterson, 1993; Popova, Voitenko, Kulikov & Augustinovich, 1991).

В отношении людей Пиль и Петерсон (Pihl & Peterson, 1993, р. 114) утверждают: «Пониженный уровень серотонина связан с повышенной подверженностью депрессии, повышенным риском насильственного суицида, склонностью к агрессивному и импульсивному поведению и злоупотреблению алкоголем как у лиц с психическими отклонениями, так и у людей, не выходящих за рамки нормальности».

Например, Манн, Аранго и Ундервуд (Mann, Arango & Underwood, 1990) в своем обзоре литературы нашли, что у жертв суицида, как правило, обнаруживается пониженный уровень серотонина. Серотонин, по‑видимому, играет значительную роль в детерминации некоторых форм депрессии, о чем может свидетельствовать относительный успех применения новых антидепрессантов, таких как прозак и золофт, которые поддерживают высокие уровни этой субстанции в различных частях мозга. Некоторые предварительные и еще не вполне доказанные данные говорят о том, что лица, которые проявляют жестокость после принятия алкоголя (Virkkuncn & Linnoila, 1993), а также дети, которые любят мучить животных (Kruesi, 1979; Kruesi et ah., 1990), по‑видимому, отличаются ненормально низкой концентрацией серотонина. Другие исследования свидетельствуют о том, что низкие уровни серотонина в мозге стимулируют импульсивные формы агрессивного или насильственного поведения (Kruesi & Jacobsen, 1997).

Если нейротрансмиттеры влияют на агрессивное поведение, то было бы целесообразно определить возможности контролирования агрессии с помощью лекарственных препаратов. Нейротрансмиттеры чрезвычайно чувствительны к воздействию таких препаратов. Однако поскольку они являются основными субстанциями, влияющими на всякое поведение, любое изменение их уровней в нервной системе, по всей вероятности, будет влиять на большой диапазон поведенческих проявлений и эмоциональных состояний, а не только на то поведение, которое исследователи хотели бы контролировать. Таким образом, хотя мы и не можем игнорировать значительные возможности контролирования и редуцирования агрессии с помощью лекарственных препаратов, однако при этом должны учитываться их периферические эффекты.

Некоторые нейрофизиологи концентрируют свои исследования на попытках идентифицировать центры агрессии мозга. Предполагается, что если удается локализовать структуры мозга, контролирующие или усиливающие агрессивное, или насильственное поведение, то им можно будет управлять. Современные исследования показывают, что если центр агрессии существует, то, скорее всего, он находится в той части ствола мозга, которая получила название лимбической системы и которая состоит из группы сложных мозговых структур и нервных волокон. Более конкретно, небольшая миндалевидная группа нервных клеток, расположенная в стволе мозга и называемая миндалевидным телом, а также еще одна структура мозга, а именно височные доли, оказались в центре научных исследований. Сегодня, однако, мы еще слишком мало знаем о том, как работает наш мозг, и не знаем, где локализованы поведенческие центры (Chorover, 1980).

Изучая связь между агрессией и центрами мозга, исследователи обычно используют стереотаксическую методику, с которой многие связывают большие возможности контролирования агрессии. Через маленькие отверстия, проделанные в черепной коробке, в мозг вводятся электроды, через которые осуществляется электронная стимуляция тех или иных его центров. Исследователи могут также вводить в мозг тончайшие стеклянные трубочки (канюли), через которые возможно химически стимулировать отдельные участки мозга. Имплантированные в мозг и прикрепленные к черепной коробке электроды позволяют не только осуществлять воздействие электрическими импульсами, но и дистанционное управление по радио. Эта процедура беспроволочной коммуникации получила название телеметрии. Внешняя часть электрода достаточно мала, чтобы ее было не видно под волосами. Боли во время проведения этой процедуры субъект не чувствует.

Через электроды подаются электрические импульсы, стимулирующие те или иные структуры мозга (или разрушающие их в случае необходимости воздействием высокочастотного переменного тока) Таким способом агрессивное или насильственное поведение может стимулироваться или подавляться, в зависимости от того, какой эффект имеет стимуляция определенных центров – возбуждающий (фасилитация) или подавляющий. Если электрические импульсы подаются в центры фасилитации, субъект, по всей вероятности, будет вести себя агрессивно, если в центры ингибиции – он будет вести себя спокойно.

Как результат вышеупомянутых исследований, теперь у исследователей имеется возможность имплантировать электроды в специфические участки мозга и отслеживать паттерны мозговых волн с помощью компьютера, даже если субъект находится на некотором расстоянии от лаборатории. Когда у данного конкретного индивида появляется конфигурация мозговых волн, которая, как известно, связана с его насильственным поведением, компьютер активирует электрическую стимуляцию соответствующего центра.

Насилие можно контролировать также посредством перманентных изменений тканей мозга хирургическими, электрическими или химическими средствами (все вместе получившими название психохирургии). Хирургические операции повреждения височных долей мозга были проведены у нескольких заключенных в Калифорнии (Valenstein, 1973). Японский нейрохирург Хиротаро Нарабайаси сообщает об успешном проведении операции миндалевидного тела у пациентов с агрессивным, неконтролируемым, деструктивным и насильственным поведением. Около 68 % его пациентов стали значительно менее агрессивными и менее склонными к насильственному поведению (Valenstein, 1973).

Каковы социальные последствия этих научных достижений? Некоторые исследователи утверждают, что мы должны контролировать антисоциальные элементы в нашем обществе любыми эффективными биохимическими, электрическими или хирургическими средствами, если это необходимо. В начале 1970‑х годов тогдашний президент Американской психологической ассоциации Кеннет В. Кларк призывал своих коллег к наиболее полному использованию этих достижений в биологических исследованиях, которые он называл психотехнологией. Полагая, что ни один человек не совершал бы преступных действий, если бы «не был побуждаем к их совершению теми или иными внутренними, биохимическими, или внешними, Социальными, силами или некоторой комбинацией тех и других» (1971, р. 105в), Кларк сделал следующий комментарий:

«Значение эффективной психотехнологии для контроля криминального поведения и устранения моральной дефективности, которая порождает преступность, вполне понятно. Таким образом, представляется оправданным с моральной и рациональной точки зрения использование компульсивных преступников в качестве испытуемых в поисках точных форм вмешательства и морального контроля человеческого поведения».

Кларк также полагал, что мировые лидеры сами должны подвергаться наиболее совершенным формам психотехнологического и биохимического вмешательства, с тем чтобы их потенциальные агрессивные, враждебные импульсы могли находиться под контролем. Это было бы оправдано, так как послужило бы цели предотвращения массового уничтожения цивилизации.

После этого широко цитировавшегося заявления Кларка немногие психологи ратовали за столь радикальные интервенции, хотя методы биохимического воздействия и хирургические техники оперирования мозга (психохирургия) становятся все более и более совершенными. Если бы предложения Кларка стали осуществляться в широких масштабах, то связанные с ними медицинские, правовые, моральные и этические проблемы оказались бы чрезвычайно сложными, а поставленные вопросы остались бы неразрешенными. Кто должен решать, какие методы применительно к кому следует использовать? Кого необходимо принудительно подвергать психохирургии, а кого убедить в ее необходимости? Каковы конституционные права субъектов? Хотя некоторые судебные органы уже начали искать ответы на те или иные из этих вопросов применительно к институционализованным индивидам, остается еще много неразрешенных вопросов, выходящих за рамки данного текста.

Кроме того, биологическое редуцирование агрессивного поведения, несомненно, повлияло бы также и на социально желательные формы поведения. Существуют научные данные, говорящие о том, что биологическое манипулирование мозгом может оказать значительное влияние на эмоциональное, когнитивное и интеллектуальное функционирование. Нейронные сети в центральной нервной системе не функционируют изолированно. По имеющимся оценкам, человеческий мозг содержит от 10 до 13 миллиардов нервных клеток (нейронов), цепочки взаимосвязей между которыми образуют самую сложную интеркоммуникативную связь в известной нам вселенной. Каждая нервная клетка или нейрон может играть некоторую роль в детерминации поведения. Ученые говорят о зонах или структурах мозга, которые могут обусловливать некоторые виды поведения, но им известно, что каждая из этих зон содержит множество нейронов и поддерживающих клеток, которые вносят свой вклад в разнообразие функций. Таким образом, хирургические, электрические или химические воздействия с целью повлиять на агрессию могут в то же время случайно повлиять и на другие формы поведения, изменение которых не вызывается никакой необходимостью.

 

Патология мозга и агрессии

 

Рутинные посмертные исследования хронически антисоциальных, склонных к насильственным действиям субъектов обычно не выявляют заметных повреждений или злокачественных образований в лимбической системе или в других частях нервной системы (Godman, 1977). Это не означает необходимого отсутствия физиологической анормальности. Инструменты, используемые при посмертном анализе, могут не быть достаточно совершенными и точными для того, чтобы обнаружить их. С другой стороны, насильственное поведение индивида могло быть обусловлено скорее биохимическими субстанциями трансмиттеров, нежели каким‑либо злокачественным образованием или повреждением нейронных структур. В некоторых случаях, однако, были обнаружены симптомы серьезных заболеваний мозга. Например, такие симптомы были выявлены у Ричарда Спека, убившего в Чикаго пятерых студентов (Valenstein, 1973). У Чарльза Уитмена, который застрелил прохожего с крыши университетского здания, при вскрытии была обнаружена большая опухоль в области миндалевидного тела (Mark & Ervin, 1979). Но даже и в этих случаях остается неясным, повлияли ли эти патологические изменения мозга непосредственно на насильственные действия Спека и Уитмена.

Кроме того, представляется крайне маловероятным, чтобы большинство преступников в нашем обществе страдало патологией или выраженной дисфункцией мозга. Небольшая часть преступлений может быть совершена лицами, страдающими теми или иными заболеваниями мозга, но такие заболевания не объясняют большую часть агрессии в нашем обществе.

Аномальные паттерны мозговых волн встречаются более часто. У значительного числа заключенных, совершивших насильственные преступления, были обнаружены такие паттерны. Вы можете вспомнить, что одна из категорий аномальных паттернов мозговых волн, низковолновая активность, особенно характерна для области височных долей мозга. По оценкам Хэйра (Hare, 1970), у 2 % общей популяции обнаруживается этот феномен, в то время как среди осужденных за убийство доля лиц с подобным паттерном составляет 8,2 %, а среди агрессивных психопатов 14 %. Другой тип аномальной мозговой активности, позитивная пиковая активность, наблюдается у менее 2 % общей популяции. Однако по имеющимся оценкам, такой паттерн мозговой активности наблюдается у 20–40 % субъектов, отличающихся импульсивным, агрессивным и деструктивным поведением (Hare, 1970). Деструктивные и насильственные реакции могут быть вызваны относительно слабыми провоцирующими воздействиями, но их результатом могут оказаться серьезные преступления против собственности, а также наносимые жертвам увечья или их смерть. Являются ли аномальные мозговые волны причиной насильственного поведения? Или же насильственное поведение становится причиной аномальных мозговых волн? Дать однозначный ответ на этот вопрос невозможно. На настоящий момент исследования паттернов мозговых волн выявили лишь корреляции, которые не означают причинно‑следственной связи. Имеющиеся в настоящее время научные данные свидетельствуют о том, что некоторые формы патологии мозга или дисфункции обнаруживаются у очень небольшого процента лиц, для которых характерно насильственное поведение, и ни о чем более.

 

Наследственность и XYY‑хромосомы

 

Некоторые из ранних исследователей полагали, что криминальное поведение и предрасположенность к насильственным действиям обусловлены наследственностью. Наиболее знаменитым сторонником этой позиции является Ломброзо, который был убежден, что «криминальный» тип можно идентифицировать посредством специфических физических характеристик, таких как асимметричность головы и челюстей, низкий лоб, оттопыренные уши и кустистые, сходящиеся брови.

Более современные исследования отношения между генетикой и криминальностью были сфокусированы на так называемом хромосомном XYY‑синдроме. Стимулом для этих исследований послужило открытие Джакоба и его сотрудников (Jacob, Brunton, Melville, Bittain & McCleremont, 1965), которые выявили значимую связь лишней Y‑хромосомы у лиц мужского пола с триадой характеристик – высокий рост, отставание в умственном развитии и необычайно высокий уровень агрессивности. После опубликования результатов этого исследования некоторые специалисты приняли гипотезу о том, что XYY‑хромосомная аномалия тесно связана с насильственной преступностью у лиц мужского пола.

Хромосомы – цепочки генетической субстанции, известной как ДНК, которая содержит наследственный код, определяющий рост и продуцирование каждой живой клетки в организме. Хромосомы контролируют физические свойства, такие как, например, цвет глаз и волос или рост человека, а также могут оказывать значительное влияние на его темперамент и многие психологические предиспозиции. Например, хромосомы могут обусловливать предрасположенность к депрессии. В норме каждая клетка в человеческом теле содержит 46 хромосом, или 23 пары хромосом. Одна из них определяет пол человека и все его половые характеристики. Одной из хромосом в каждой паре является Х‑хромосома, но другой может быть либо Х‑, либо Y‑хромосома, в зависимости от пола индивида. Они получили свое название по их виду под микроскопом. Каждая клетка нормальной женщины содержит две Х‑хромосомы, в то время как каждая клетка нормального мужчины Х‑хромосому и Y‑хромосому. В некоторых случаях, однако, наблюдается генетическая аномалия у лиц мужского пола, состоящая в том, что две Y‑хромосомы соединяются с одной Х‑хромосомой – отсюда феномен XYY. Вместо обычных сорока шести хромосом получается сорок семь.

Основные характеристики, связанные с наличием лишней Y‑хромосомы, включают необычайно высокий рост, вспышки насильственной агрессии и низкий уровень интеллекта – хотя существует и немало исключений. Характерными являются также крупные прыщи или рубцы от прыщей.

У ряда знаменитых убийц, по‑видимому, имела место XYY‑аномалия. Одним из них был Роберт Петер Тайт, который был осужден за то, что избил до смерти семидесятисемилетнюю женщину (Fox, 1971). XYY‑феномен был обнаружен у него после суда, но это не помешало приведению приговора в исполнение. XYY‑генотип впервые был использован в качестве основания для защиты в 1968 году во время суда над Дэниэлом Хьюгоном в Париже. Хьюгона судили за зверское убийство немолодой женщины‑проститутки. Будучи осужденным, он получил, однако, лишь семь лет тюремного заключения. Все же осталось неясным, принял ли суд во внимание XYY‑аномалию в качестве смягчающего обстоятельства при вынесении приговора (Fox, 1971). В США не было случаев успешного использования судебной защитой XYY‑феномена. «Большой злой Джон» Фарли, гигант 6 футов и 8 дюймов роста, весивший 240 фунтов, который в 1969 году изувечил и убил женщину, был осужден, несмотря на его протесты и ссылки на свое психическое заболевание, обусловленное хромосомным дисбалансом. Наконец, у Ричарда Спека, убившего нескольких студентов, имелись некоторые физические особенности, связанные с XY‑феноменом. После вынесения приговора специалисты исследовали его хромосомную структуру. Хотя опубликованные результаты вызвали в то время немало разногласий и разночтений, все‑таки эксперты пришли к заключению, что генетическая структура Спека не была аномальной.

Хотя XYY‑феномен не использовался судебной защитой, однако в некоторых из проведенных исследований были получены эмпирические данные, подтверждающие его связь с преступностью. До настоящего времени, однако, не было получено свидетельств того, что насилие и XYY‑феномен идут рука об руку. На основании обстоятельного обзора мировой литературы Джарвик, Клодин и Мацуяма (Jarvik, Klodin & Matsuyama, 1973) пришли к выводу, что число лиц с XYY‑синдромом составляет 0,11–0,14 % от общей популяции, среди психически больных людей с этим синдромом значительно больше – от 0,13 до 0,20 %. Однако в криминальной популяции, по данным Jarvik, XYY‑феномен встречается в 1,9 % случаев. В работе Jarvik проанализирована информация, полученная в двадцати шести исследованиях, включающих 5066 криминальных субъектов. Число лиц с XYY‑синдромом, составляющее 1,9 %, представляет, однако, лишь очень малую часть осужденных и только незначительную долю насилия в нашем обществе. В другом исследовании заключенные с XYY‑аномалией, как выяснилось, совершили меньше насильственных преступлений, чем заключенные из группы с «нормальной» конфигурацией хромосом (Price & Whatmore, 1967). Подавляющее большинство заключенных с XYY‑синдромом были осуждены за преступления против собственности.

 

Эпилепсия и насилие

 

С 1889 по 1970 год в США состоялось всего лишь пятнадцать судебных процессов, на которых эпилепсия была использована защитой подсудимых, которые обвинялись в совершении преднамеренного или неумышленного убийства и других насильственных антисоциальных действий (Delgado‑Escueta, Mattson & King, 1981). Однако в 1970‑х годах исследователи в области медицины предположили, что между эпилепсией и насильственным поведением существует причинная связь (Goldstein, 1974; Pincus, 1980). Следствием этой предполагаемой связи явились поспешные решения в плане пониженной ответственности и использования психического заболевания защитой, начиная с 1977 года. Предполагаем, что лица, страдающие этим заболеванием, склонны к неконтролируемым вспышкам насилия и деструктивности. Однако имеющиеся данные исследований не подтверждают какой‑либо связи между насильственным поведением и эпилепсией в общем и психомоторной эпилепсией в частности (Valenstein, 1973; Blumer, 1976).

Хотя гневное, раздражительное поведение в интервалах между приступами обычно бывает характерно для лиц, страдающих хронической височной эпилепсией, они редко причиняют физический ущерб другим людям (Blumer, 1976). В редких случаях насильственные действия могут совершаться во время состояний спутанного сознания, которое наступает непосредственно после эпилептического припадка, если индивид был спровоцирован. Во время такой кратковременной яростной атаки индивид, по‑видимому, утрачивает самоконтроль и может даже уничтожить что‑нибудь из мебели или какие‑либо другие вещи или ударить кого‑то из членов семьи. Действительные физические повреждения причиняются нечасто, и криминальные действия совершаются редко. Более того, остается не ясным, совершается ли агрессия вследствие самого припадка, по причине связанного с ним повреждения мозга, которое часто сопровождается психомоторной судорожной активностью, или же независимо от самого припадка (Hetberg & Fenwick, 1988). Имеющиеся свидетельства (например, Wong, Lumsden, Fenton & Fenwick, 1994) указывают на то, что если насильственные действия совершаются во время припадка, то они, вероятно, обусловлены устойчивым долговременным паттерном реагирования индивида и не связаны непосредственно с самим припадком.

 

Резюме и выводы

 

В этой главе мы рассмотрели основные психологические подходы к агрессии и насилию. Ответы на вопрос о том, что может быть сделано в плане редуцирования агрессии и насильственных преступлений, основываются, в конечном счете, на нашем понимании природы человека. Если считать, что агрессия является врожденной и представляет часть нашего эволюционного наследия, как полагают сторонники психоаналитического и этологического подхода, то приходится делать вывод о том, что агрессия – неизбежная часть нашей жизни и мало что может быть сделано для того, чтобы изменить этот базовый ингредиент человеческой природы. Ключи к редуцированию агрессии следует искать в поведении животных. Если же, с другой стороны, мы полагаем, что человеческая агрессия является приобретенной, то ключевыми становятся принципы человеческого научения и мышления, и в таком случае допускается возможность изменять усвоенное поведение с целью улучшения человеческого рода. Это различение между двумя точками зрения было несколько упрощенным, но большинство современных теорий агрессии относится к одному из этих двух направлений. В настоящий момент подход с точки зрения научения находит значительно больше эмпирических подтверждений, чем концепция врожденной агрессии. Когнитивные факторы особенно важны для объяснения человеческой агрессии.

Однако по мере публикации все новых и новых исследований концепция научения становится все более сложной, и должны учитываться дополнительные факторы. Во‑первых, как утверждает Берковиц (Berkovitz, 1989), физиологическое возбуждение играет главную роль в агрессивном и насильственном поведении. Высокие уровни возбуждения в определенных ситуациях, по‑видимому, облегчают агрессивное поведение. Возбуждение крайнего уровня, по‑видимому, интерферирует с нашим самоосознанием и внутренним самоконтролем, делая нас более подверженными воздействиям среды и обусловливая бездумное или привычное поведение. В связи с этим возникают серьезные вопросы относительно значимости высшей меры наказания или пожизненного заключения как средств сдерживания насильственных преступлений.

В этой главе рассматривались также различные типы агрессивного поведения. Открытые и скрытые формы агрессии должны приниматься во внимание при любом обсуждении преступности. Открытые агрессоры чаще совершают как насильственные преступления, так и преступления против собственности (экономические), в то время как скрытые агрессоры более склонны совершать преступления против собственности, особенно связанные с профессиональной деятельностью. И хотя традиционная «мудрость» гласит, что мальчики более склонны к агрессивному поведению, имеющиеся данные говорят о том, что и девочки с не меньшей вероятностью могут совершать разного рода агрессивные действия.

Ситуационные и нейрофизиологические факторы также могут оказывать значительные влияния на агрессивное поведение. Агрессивные стимулы, толпа, загрязненная атмосфера, температура, запахи и патология центральной нервной системы – все это может способствовать проявлению агрессии и насильственному поведению. Сторонники концепции социального научения также отмечают, что масс‑медиа и демонстрируемые ими модели играют немалую роль в формировании наших установок, ценностей и общих впечатлений относительно насилия. Установки, убеждения и мысли начинают все больше выступать в качестве когнитивных процессов, играющих ведущую роль в объяснении криминального поведения. Оперантное и классическое обусловливание сохраняют свою значимость, но они оказываются неадекватными при объяснении многих сложных и запуганных случаев криминального поведения.

Мы заканчиваем главу коротким и емким высказыванием Роуэлла Хуэсманна, который на основании проведенного им обзора литературы заключает: «Ни один каузальный фактор сам по себе не объясняет больше, чем малую долю индивидуальных различий» (1997, р. 70). Он спешит добавить, однако, что «раннее научение и социализация играют ключевую роль в развитии привычной агрессии» (1997, р. 70).