Свидетельские показания: хрупкие, но необходимые

 

Многие психологи, изучавшие свидетельские показания и обнаружившие, что они могут быть очень ненадежными, отмечали, что большое доверие со стороны суда к показаниям свидетелей очень опасно. Однако если бы мы отказались от свидетельских показаний вообще, оказалось бы невозможно невиновному человеку доказать свое алиби.

Психологи также склонны считать – не приводя при этом убедительных доказательств, – что судьи и присяжные слишком полагаются на показания свидетелей. В действительности есть основания считать, что свидетельские показания не столь ненадежны, как полагают психологи. В целом ряде аспектов инсценированные преступления существенно отличаются от реальных преступлений. Участники экспериментов почти всегда знают, что «преступление» было инсценировано, к тому времени, как начинается процедура опознания, а потому, вероятно, не столь озабочены тем, что могут указать на невиновного человека. В реальной жизни преступники нередко имеют отличительные черты, но в экспериментальных исследованиях ученые часто предпринимают все меры предосторожности, чтобы «преступник» не имел отличающих его черт. Наконец, в то время как полиция обычно сосредотачивает свое внимание на тех свидетелях, которые заявляют, что, вероятно, смогут опознать преступника, исследователи почти всегда просят принять участие в процедуре опознания всех свидетелей. Все эти отличия могут означать, что свидетели преступлений в реальной жизни не столь склонны к допущению ошибок, как иногда думают.

Хотя, вероятно, нет никакой возможности заставить свидетелей обращать больше внимания на важные подробности во время совершения преступления, возможно улучшение их способности припоминать важную информацию с помощью гипноза. При расследовании одного из преступлений полицейское управление Калифорнии подвергло гипнозу 55‑летнего водителя школьного автобуса, который был захвачен, а находившиеся в нем 26 детей взяты в заложники. Когда водитель отвечал на вопросы полиции вскоре после происшествия, он вспомнил очень мало о грузовиках, в которые погрузили детей трое преступников, спрятавших затем детей в каком‑то подземном укрытии. Однако под гипнозом он смог дать полиции очень важную информацию в виде последних пяти букв и цифр номерного знака одного из грузовиков.

Гипноз довольно широко используется израильской полицией. В какой‑то год они провели 17 арестов на основе свидетельств, полученных под гипнозом. Еще не вполне понятно, почему гипноз позволяет добиваться такого успеха. Впрочем, в обычных условиях мы всегда посвящаем часть нашего внимания (так называемое «свободное внимание») тому, чтобы обследовать окружающую нас обстановку в поисках возможных источников важной информации. Под гипнозом же люди перестают обследовать окружающую обстановку, оставляя все свое внимание для решения требуемой задачи (то есть восстановления подробностей преступления).

Главным направлением повышения надежности свидетельских показаний должно быть предупреждение систематического искажения информации, которой изначально обладает свидетель, последующими событиями. Полицейский допрос должен быть совершенно нейтральным и не должен внушать свидетелю косвенным или прямым образом, что такие‑то события действительно имели место. При проведении процедуры опознания, как с помощью фотографий, так и «вживую», человек, отвечающий за проведение опознания, не должен располагать какими‑либо сведениями о данном деле; это поможет устранить какую‑либо предвзятость. Свидетелям следует настойчиво повторять, что они должны опознавать человека только в том случае, если они уверены, что это именно тот человек; свидетели не должны ощущать никакого давления во время процедуры опознания и не должны чувствовать, что они обязаны кого‑нибудь опознать. Наконец, защита должна иметь доступ к видеозаписи процедуры опознания либо к тем фотографиям, которые предъявлялись свидетелю, с тем чтобы она могла убедиться в том, что процедура опознания была проведена беспристрастно.

 

Вместо заключения

 

Главная причина психологических исследований свидетельских показаний – выяснение условий, при которых такие показания могут быть надежными. Многие психологи, однако, склонны совершенно отказывать свидетельским показаниям в какой‑либо ценности. В действительности свидетельские показания способны давать суду крайне важную информацию, но важно понимать хрупкую природу человеческой памяти. Простой допрос свидетеля, если его не проводить с крайней осторожностью, может вызвать сильнейшие искажения в памяти свидетеля и тем самым практически сделать его показания бесполезными. Точно так же и процедуры опознания должны проводиться совершенно беспристрастным образом, если мы желаем избежать дальнейших искажений памяти свидетеля. Если судебная система станет прислушиваться к психологам и если будут приниматься все разумные меры предосторожности для предупреждения таких искажений, тогда свидетельские показания могли бы стать гораздо более надежным источником доказательств в суде.

 

 

Преступление и наказание

 

С тех пор как в 1859 году Чарлз Дарвин опубликовал свою теорию эволюции и установил, что люди происходят от низших видов, всем занимающимся науками о человеке приходится принимать в расчет животных предков хомо сапиенса, но не более, чем известному американскому нейрофизиологу П. Д. Макклину. Человеческий мозг отчетливо делится на три части – когда мозг препарируют, их можно увидеть невооруженным глазом, – каждая из которых эволюционировала в разное время нашей долгой человеческой и животной истории. Макклин называет человеческий мозг «триадой», или трехсоставным мозгом.

В основании находится ствол мозга и нижняя его часть, которую Макклин называет «рептильным мозгом». Это наиболее древняя часть нашего мозга с точки зрения эволюции (архикортекс, или старая кора), которую мы унаследовали от древних пресмыкающихся. Над ним располагается, прикрывая его, палеокортекс (древняя кора), или лимбическая система, мозговая структура, сформировавшаяся позже и управляющая выражением эмоций. Над этими двумя структурами, прикрывая их, располагается неокортекс (новая кора), серое вещество, которое в первую очередь отличает нас от наших животных родственников. Именно неокортекс позволяет нам логически рассуждать, пользоваться языком и выходить за тесные границы биологической эволюции. Мы наследуем больше, чем гены, – мы наследуем также культуру. Конечно, эти три части нашего мозга сообщаются между собой, но все они имеют свои самостоятельные функции, и никакая попытка объяснения человеческой природы не может быть успешной без учета этих различий.

Развитие неокортекса сделало возможным совместное функционирование логического мышления и языка, но поскольку они происходят из «отдельной», развившейся позже структуры, логическое мышление и язык имеют незначительную власть над лимбической системой палеокортекса и эмоциями, которыми она управляет. Однако лимбическая система также обладает языком, но это язык павловских рефлексов. Большинство людей наверняка знакомо со знаменитым экспериментом Павлова, в котором он приучил собак вырабатывать слюну на звук колокольчика, подкрепляя это едой; после нескольких таких подкреплений собаки стали вырабатывать слюну на звук колокольчика даже в том случае, когда за этим не следовала еда. О важном значении эксперимента Павлова нередко забывают. Эксперимент был важен тем, что он показал – эмоции и физические реакции могут вырабатываться одинаковым способом. Именно это делает теорию условных рефлексов столь важной для управления человеческим поведением, в особенности для исправления преступников. В действительности можно даже говорить о том, что адекватная теория преступности, подобно адекватной теории невроза, в значительной степени определяется экспериментами Павлова по выработке условных рефлексов. Но давайте сначала кратко упомянем две альтернативные теории, ни одна из которых, по нашему глубокому убеждению, в действительности не объясняет природы преступного поведения.