Порочный круг насилия в семье

 

Согласно последней статистике, по крайней мере в половине всех полных семей процветает агрессия (Hotaling and Straus, 1989). Это те семьи, которые характеризуются постоянным повторением внутрисемейной физической агрессии и насилия. Дети бьют друг друга, супруги бьют друг друга, родители бьют детей, а старшие дети – родителей. Наблюдения ученых подтверждают, что насилие, становясь основным паттерном межличностных отношений, мешает адаптации в окружающем мире и устанавливает ложные цели. Мужчины в семьях, где дети и жены подвергаются насилию, по сравнению с мужчинами из неагрессивных семей, в пять раз больше склонны агрессивно вести себя вне семьи. Аналогичный паттерн характерен и для женщин из агрессивных семей, хотя в несколько меньшей степени. Насилие между братьями и сестрами особенно распространено в тех семьях, где постоянно происходит избиение детей и супругов, что ведет к более агрессивному поведению мальчиков (Hotaling and Straus, 1989). Более того, дети из агрессивных семей чрезвычайно часто проявляют насилие вне семьи (Hotaling and Straus, 1989). Эти дети также более склонны к кражам, у них чаще возникают трудности в школе, их чаще задерживает полиция (Hotaling and Straus, 1989). Поскольку подавляющее большинство исследований на эту тему корреляционные, невозможно определить основную причину этого явления. Трудно сказать, что является главным в этом хитросплетении взаимосвязанных переменных. Однако совершенно ясно, что члены агрессивных семей проявляют насилие и бывают асоциальны в различных ситуациях – и по отношению к своим домочадцам, и по отношению к обществу в целом. Они могут демонстрировать такие поведенческие паттерны в течение всей жизни.

 

Этиология

 

Иногда в учебной и популярной литературе встречаются утверждения, что и агрессивные родители, и агрессивные супруги были в детстве жертвами семейного насилия (Megargee, 1982). Исследователи предполагают, что преступники, проявляющие наиболее жестокие формы насилия, подвергались в детстве более тяжелой физической и психологической агрессии по сравнению с обычными преступниками (Hamalainen and Haapasalo, 1996). Человек становится агрессивным, поскольку сам подвергался агрессии, – на таком мнении основана гипотеза о порочном круге насилия. Однако последствия совершаемой над детьми физической агрессии не столь просты и очевидны, как хотят нас убедить в этом многие публикации (Garbarino, 1989). Работы, подтверждающие гипотезу порочного круга насилия, редко опираются на эмпирические данные (Gelles, 1982; Pagelov, 1989). Когда эти данные приводятся на основании даже небольшого числа практических случаев, то корреляции оказываются маргинальными или, в лучшем случае, умеренными. Большинство публикаций, однако, страдают от эффекта «Буки и Бяки». Эффект «Буки и Бяки» (woozle effect) – термин, который впервые появился в сказке о Винни‑Пухе, а затем был одобрен и принят Хотоном (Hougton, 1979): он выражает тенденцию авторов одного исследования использовать данные или выводы другого исследования без учета характерной проблематики и необходимых методологических ограничений первого исследования (Gelles, 1982). Например, проводится исследование признаний мужей, которые избивают своих жен (суд обязал их посетить специальный семинар для агрессивных мужей, проводимый в городе Эпле, штат Висконсин). Многие из этих людей, возможно опасаясь социальных санкций и юридического преследования и надеясь сгладить свою вину, заявляют, что они были жертвами насилия в детстве. Поскольку в исследовании не использовались контрольные группы (неагрессивные мужья), а рассматриваемые примеры были нерепрезентативными (все судебные дела рассматривались в пределах одного географического и культурного ареала), исследователи делают весьма сдержанные и предварительные выводы, подчеркивая ограниченную обоснованность своих результатов. Эффект «Буки и Бяки» возникает, когда другие авторы или исследователи, не принимая в расчет ограниченности полученных результатов, используют эти весьма фрагментарные и предварительные работы в качестве окончательного доказательства, подтверждающего гипотезу порочного круга насилия.

Иными словами, порочный круг насилия и дальнейшие последствия агрессии и отсутствия заботы родителей в детстве не имеют достаточных документальных подтверждений, а разнообразие форм человеческого бытия не предполагает простых причин наследственных отношений между дурным обращением, которому человек подвергался в детстве, и его последующим поведением (Garbarino, 1989). Во многих случаях избиение родителями детей имеет совершенно другие последствия. Многие жертвы насилия в детстве осознают его большую психологическую и социальную цену и поэтому становятся менее склонны к агрессивным действиям в семье, чем их супруги, не подвергавшиеся в детстве семейному насилию. Гарбарино (Garbarino, 1989, р. 222), например, пишет: «Многие люди, возможно большинство, ставшие в детстве жертвами семейной агрессии, тяжело переживают ее и не повторяют эти паттерны в воспитании собственных детей».

Другое традиционное убеждение заключается в том, что избиваемые жены позволяют себя избивать (Frieze and Browne, 1989). Другие полагают, что жертвы супружеской агрессии – это мазохисты, сознательно и бессознательно вызывающие по отношению к себе акты насилия (Megargee, 1982). Хотя те же люди считают жен, которых бьют мужья, личностями с низкой самооценкой, очень пассивными, зависимыми от мужей, забитыми женщинами, для которых сохранение брака важнее их собственной безопасности (Megargee, 1982).

Избивающие своих жен мужья описываются как чрезвычайно властные и беспричинно ревнивые люди, относящиеся к своим супругам как к собственности, которой домогаются другие мужчины. Такое описание позволяет другим авторам сделать предположение о неадекватности, некомпетентности и низкой самооценке таких агрессивных мужей, видящих во всем угрозу своему мужскому началу (маскулинности). Кристин Рэш исследовала 155 супружеских убийств во Флориде, произошедших с 1980 по 1986 год. Она смогла определить несколько мотивов этих убийств: наиболее частым оказался мотив, связанный с собственническим инстинктом. Вот список этих мотивов в процентном отношении:

• Собственнический инстинкт 48,9 %

• Самозащита 15,5 %

• Насилие со стороны жертвы 2,6 %

• Невозможность найти аргументы в споре 20,7 %

• Другие мотивы 9,7 %

• Неизвестные мотивы 7,7 %

Агрессия в состоянии алкогольного опьянения также часто включается в клиническую картину. Мужчины, проявлявшие насилие по отношению к своим детям, оценивались психологами как некомпетентные, несдержанные личности, тяготящиеся ролью родителей и испытывающие фрустрацию от нее. Специалисты считали, что насилие одновременно по отношению к жене и к ребенку иррационально, экспрессивно, вызвано фрустрацией и чрезвычайной злобой. Некоторые профессионалы предполагали, что уличное насилие в основном является рациональным и инструментальным, в то время как семейное насилие в основном иррационально и экспрессивно (Megargee, 1982; Hotaling and Straus, 1989).

Эмпирические подтверждения этих описаний скудны, сомнительны и бессвязны. Одни исследования обнаруживают подтверждения таких корреляций, другие – нет. Несмотря на то что делались некоторые попытки определить психологические типы подвергающихся насилию жен и детей (Megargee, 1982), по‑видимому, четких психологических типов агрессоров и терпящих агрессию людей не существует и, кажется, нет очевидных данных для типологии психологических характеристик как жертв агрессии, так и агрессоров. Однако результаты последних исследований по типологии кажутся перспективными: они могут помочь предотвращать насилие и преодолевать его последствия. В обширном обзоре научной литературы по этому вопросу Хольцворт‑Монро и Стюарт определили три основных типа мужей, проявляющих насилие: агрессоры первого типа совершают насилие в отношении только членов семьи; агрессоры второго типа страдают от эмоциональных проблем и из‑за этого проявляют агрессию к членам семьи; агрессоры третьего типа вообще агрессивны в отношении всех окружающих, а не только членов своей семьи. Первый тип по сравнению с двумя другими наиболее распространен и наименее агрессивен. Люди, принадлежащие к этому типу, склонны раскаиваться в своих поступках. Это в основном неадекватные, пассивные мужчины, зависимые от окружающих. Ко второму типу относятся депрессивные, неадекватные, эмоционально непостоянные личности, обнаруживающие патопсихологические симптомы и признаки расстройства личности. Третий тип составляют антисоциальные личности, склонные к криминалу и насилию во всех ситуациях. Они предрасположены к злоупотреблению алкоголем и агрессивны практически по отношению ко всем. Они также склонны совершать серьезные акты насилия по отношению к своим супругам.

Исследования демографических переменных пока непоследовательны и не позволяют сделать никаких выводов (Weis, 1989; Hotaling and Straus, 1989). Подвергающиеся агрессии жены и дети рассматриваются в социально‑экономическом, религиозном и этническом контекстах. Даже современные гендерные исследования не обнаруживают четкой тенденции, различающей мужскую и женскую агрессию по отношению к супругам, детям или родителям.

Злоупотребление алкоголем и наркотиками, по‑видимому, стимулирует семейное насилие, но не является его причиной. Агрессивные мужчины, имеющие проблемы с алкоголем и наркотиками, склонны к насилию по отношению к своим партнерам и в пьяном, и в трезвом состоянии. Однако сильно пьющие агрессивные мужья по сравнению с агрессивными мужьями, не имеющими проблем с алкоголем и наркотиками, совершают насилие и серьезные преступления по отношению к своим партнершам чаще (Frieze and Browne, 1989). Аналогичные паттерны наблюдаются у мужчин, агрессивных по отношению к своим детям. Многие используют алкоголь как оправдательный фактор, позволяющий им уменьшить вину за насилие и антисоциальные поступки и избежать юридических санкций в полной мере. Бэбкок, Вальц, Якобсон и Готтман (Babcock, Waltz, Jacobson and Gottman, 1993) в одном весьма перспективном исследовании изучали взаимоотношение супружеской власти, межличностных стратегий и коммуникативных навыков для прогнозирования супружеского насилия. Они утверждают, что мужья, не способные достичь своих целей путем переговоров или вообще с помощью коммуникативных навыков, более склонны прибегать к физической агрессии – толчкам, пощечинам, избиению, – чтобы достичь своих целей. Это особенно характерно для тех случаев, когда жены вербально более компетентны, более образованны или имеют лучшую работу, чем их мужья. Например, недавние исследования предполагают, что жены, имеющие работу, более высокую по статусу, чем у их мужей, испытывают большую опасность подвергнуться насилию по сравнению с женами, профессионально равными своим мужьям (Hornung, McCullough and Sugimoto, 1981). Когда мужчина унижен многочисленными разногласиями о разделении семейной власти, единственно эффективным возражением для него может стать физическая агрессия. Исследование Бэбкока и его коллег (Babcock et al., 1993, р. 47) показывает, что «…низкий коммуникативный уровень, разница в образовании и самостоятельные властные решения, принимаемые женой… связаны с мужской агрессией по отношению к супруге». Более того, мужья, агрессивные по отношению к своим женам, часто находятся в таких супружеских взаимоотношениях, когда требования мужа наталкиваются на отчужденность жены (т. е. стремление защититься, пассивное бездействие, «непробиваемость» или отказ разговаривать с супругом). Исследователи интерпретируют паттерн отчужденности как признак силы (у супруги есть ресурсы, которые нужны ее партнеру), а требование – как признак слабой позиции (супруг добивается чего‑то, что есть у его партнерши).

Исследователи подчеркивают важность изучения взаимодействия в супружеских отношениях для более полного понимания семейного насилия.

Если в семье один раз возникли насильственные отношения или совершен акт агрессии, то он может повториться (Frieze and Browne, 1989). Впоследствии, при отсутствии соответствующего противодействия, случаи насилия могут становиться более частыми и жестокими. Более того, эмоциональные реакции и психологические травмы у жертвы, возникающие по прошествии времени после случая семейного насилия, решительно отличаются от реакций и психологических травм, полученных в результате насилия со стороны незнакомых людей. Прежде чем представить окончательные выводы, необходимо более глубоко изучить агрессию вне семейной жизни.

Насилие и злоупотребления по отношению к старикам похожи на жестокое обращение с детьми, но с одним существенным исключением: встречается еще и финансовая эксплуатация (Pagelow, 1989). Типичным объектом такого насилия становится белая женщина семидесяти пяти – восьмидесяти пяти лет, малообеспеченная, протестантка, страдающая от какой‑либо формы физического или психического заболевания (Pagelow, 1989). Только 5 % стариков помещаются в специальные клиники или дома престарелых, хотя у 85 % наличествует по крайней мере одно хроническое заболевание (Hudson, 1986). Большинство живет дома. Насилие по отношению к старикам совершают преимущественно люди, испытывающие недостаток средств, чувствующие себя обманутыми и, возможно, злоупотребляющие алкоголем и наркотиками. 2/3 из них – это старшие сыновья или дочери жертв в возрасте сорока лет или старше. Вторую по величине категорию людей, совершающих насилие, составляют супруги. Мужчины чаще совершают над стариками физическое насилие, а женщины психологическое или пренебрегают заботой о них. Однако и мужчины, и женщины склонны к финансовой эксплуатации стариков. Чаще всего психологические формы насилия сочетаются с физическим насилием и жестоким обращением (Pagelow, 1989).