Имеет ли преступное поведение рефлекторную основу.

 

Рефлекторная теория преступности, однако, гораздо лучше согласуется с фактами. Из соображений краткости мы изложили теорию гораздо более догматично, чем нам бы хотелось, а для ознакомления с подробным ее изложением мы отсылаем читателя к книге Г. Айзенка «Преступление и личность». Первое, что нужно заметить, – это то, что моральное поведение не является результатом рациональных решений и мало управляется рассудком.

 

Диаграмма 1. Исследование показало, что две группы заключенных – одна в традиционной тюрьме, другая в тюрьме, в которой была доступна психоаналитическая терапия, – не отличались между собой с точки зрения количества повторных заключений в последующие четыре года после освобождения.

 

Очень немногие из тех, кто совершает преступления, попадают на скамью подсудимых и оказываются в тюрьме – это широко известный факт. Любой, кто строит свою жизнь на исключительно рациональной основе, может выбрать жизнь преступника, поскольку она скорее приблизит его к материальному благополучию, чем жизнь праведника. Потому возникает законный вопрос: почему сравнительно мало людей совершает преступления, когда вознаграждение так очевидно и столь незамедлительно, а вероятность наказания столь невелика? Ответ, мы полагаем, заключается в понятии «совесть», воспринимаемом не как религиозный механизм, встроенный в человека богом, а скорее как условный рефлекс, сформированный путем длительной выработки и закрепления (как в экспериментах Павлова). Обратимся к событиям, которые сопровождают детство ребенка. Он плохо себя ведет, он эгоистичен и не желает считаться с другими. Когда он ведет себя таким образом, его наказывают родители, учителя, сверстники или тот, кто оказывается в этот момент рядом. Такое наказание – выражается ли оно в том, что ребенок получает подзатыльник, стоит в углу, ложится спать без ужина, – болезненно и неприятно. Таким образом, у нас оказывается цепочка связанных между собой событий. Сначала условный стимул – звук колокольчика в эксперименте Павлова, а в случае с ребенком намерение совершить антисоциальное действие или фактическое его осуществление. Безусловным стимулом – в эксперименте Павлова соответствует появлению еды – является наказание, получаемое ребенком от родителей, учителей или сверстников. Безусловной реакцией – в эксперименте Павлова соответствует слюноотделению у собак – является боль, нервное возбуждение и страх, которые вызывает в ребенке наказание. Согласно теории Павлова, условный стимул после нескольких подкреплений должен начать связываться с безусловной реакцией, так что через некоторое время антисоциальное намерение или поведение должны начать ассоциироваться в сознании ребенка с беспокойством, обычно вызываемым наказанием. Это беспокойство, возникающее в связи с намерением совершить какое‑либо антисоциальное действие, мы и называем «совестью», которая эффективно удерживает большинство людей от совершения антисоциальных и преступных действий, даже если они сулят большую выгоду, а вероятность наказания очень мала.

Для многих людей это изложение может показаться слишком преувеличивающим значение вырабатываемых рефлексов, и они могут отвергнуть эту теорию на этих основаниях. Однако имеются экспериментальные свидетельства того, что условные реакции – чрезвычайно сильное средство выработки социально положительного поведения. У нас, к примеру, есть работа Р. Л. Соломона и его коллег, которая была выполнена как на примере щенков, так и на примере детей. Здесь мы только кратко расскажем об их работе со щенками, однако результаты, полученные в эксперименте с детьми, одинаково впечатляют.

 

От щенков к людям

 

Это, разумеется, только пример теории совести. Накоплен огромный экспериментальный материал, который указывает на то, что эта теория, по крайней мере, на правильном направлении. Это предполагает две вещи. Первое – то, что причина огромного увеличения уровня преступности после Второй мировой войны, возможно, состоит в том, что общая атмосфера вседозволенности в последние 40 лет сократила число таких событий в жизни детей, которые способствуют формированию совести. Другими словами, объем социального воздействия значительно уменьшился. Это автоматически ослабило совесть ребенка и сделало его гораздо менее устойчивым в моральном отношении, чем были его довоенные сверстники. Здесь также имеется богатый эмпирический материал, подкрепляющий эту гипотезу. По‑видимому, нет сомнений, что школы, проповедующие больший либерализм, имеют более высокие показатели преступности среди учеников, чем школы, в которых исповедуют более традиционные и строгие принципы воспитания детей. У нас нет места для того, чтобы приводить здесь все эксперименты и исследования в поддержку этого взгляда.

Второе – то, что теорию совести можно использовать для исправления преступников, будь то дети, молодые люди или взрослые. Она указывает способы, которыми можно добиться изменения их поведения с тем, чтобы они стали нормальными человеческими существами с нормальной совестью. Здесь требуется не психоаналитическое лечение несуществующих комплексов и неврозов, не апелляция к разуму и «лучшей природе» преступников. Необходимо просто восполнить упущенные при их воспитании возможности, а именно требуется необходимое количество событий, вызывающих формирование социально положительных условных реакций.

 

Символические накопления

 

Существует много способов, которыми можно добиться выработки новых рефлексов взамен старых, и один из них – «символические накопления». Это понятие было впервые введено английским специалистом по исправительным учреждениям, чья работа была выполнена столетие тому назад, – Маконоки с острова Норфолк. Остров Норфолк являлся в то время исправительной колонией у берегов Австралии, куда ссылались все наиболее опасные преступники Англии. Когда Маконоки прибыл туда, он обнаружил, что обращение с заключенными было бесчеловечным и жестоким. Никакого перевоспитывающего влияния исправительная колония не оказывала, напротив, имела устойчиво высокие показатели рецидивизма.

Маконоки ввел систему очков, которые заключенные могли получить, упорно работая, воздерживаясь от драк и общим примерным поведением; наказанием являлось отбирание очков. Довольно скоро влияние нового порядка стало очень заметным. Заключенные начали вести себя гораздо лучше, чем раньше, когда их жестоко наказывали. Столь же заметно было влияние новой системы на рецидивизм. По всеобщим утверждениям (даже критиков), Маконоки, очевидно, удалось внушить своим заключенным представление о социально приемлемом поведении, которому они следовали и по выходе из заключения. К сожалению, его усилиям по преобразованию тюремной системы постоянно чинились препоны и наконец был положен конец министерством внутренних дел Великобритании, который в конце концов освободил его от занимаемой должности.

В более близкие к нам времена подобный метод исправления преступников был испробован на многих разных группах, главным образом на несовершеннолетних преступниках, американскими психологами. Разумеется, пока трудно говорить о результатах с полной уверенностью, поскольку потребуются еще многие годы наблюдений, чтобы узнать, насколько успешными были эти попытки. Как бы то ни было, уже сейчас можно говорить о том, что подобные методы при правильном применении могут снижать уровень рецидивизма у юных преступников примерно на 50 процентов в течение более трех лет после освобождения из тюрьмы. Это, конечно, далеко от полного успеха, но если бы количество заключенных во всех тюрьмах и исправительных колониях удалось бы сократить наполовину, одна экономия денежных средств уже оправдала бы все предприятие.

В последнее время исследователи предпочитают не проводить подобные опыты в таких учреждениях, как исправительные колонии или тюрьмы, по той простой причине, что в учреждениях группы сверстников демонстрируют активное неприятие каких‑либо воспитательных попыток по отношению к ним. В такой обстановке все попытки по перевоспитанию только усиливают и закрепляют криминальные наклонности заключенных. По‑видимому, нет сомнений в огромных плюсах процесса снятия институциональных ограничений. Это к тому же гораздо дешевле. В нескольких экспериментах, проведенных в Соединенных Штатах, было обнаружено, что новые психологические методы исправления преступников, применяемые вне стен исправительных учреждений, не только стоят всего лишь одну треть от стоимости традиционных мер перевоспитания, но и оказываются гораздо более эффективными с точки зрения профилактики рецидивизма. Несмотря на это, европейские страны не проявляют большого интереса к этим инновациям.

Мы не хотим преувеличивать достигнутые в этой области исследований успехи. Возможно, что разработанные методы применимы не ко всем типам заключенных. Возможно, методы, показавшие себя эффективными в Америке, окажутся малоэффективными в Великобритании или Германии. Мы, однако, предлагаем, чтобы небольшие пробные эксперименты такого рода теперь были проведены с подходящими правонарушителями, в особенности несовершеннолетними, чтобы проверить эти методы и посмотреть, в какой мере достижения наших американских коллег мы можем использовать и в других странах.