Контрольный эксперимент: использование силы в сексуальном контексте

 

В очень значимом эксперименте Варне, Маламут и Чек протестировали большую группу студентов на предмет личностных характеристик и разнообразных аспектов сексуальности – сексуальные знания, установки, мысли, поведение в жизни. Особое внимание было уделено тем видам установок, мыслей и поведения, которые ассоциируются с высоким уровнем психотизма. Было обнаружено, что у испытуемых с высоким уровнем психотизма сексуальные отношения в меньшей степени мотивировались потребностью в выражении любви и привязанности; у них также чаще были мысли, связанные с применением силы в сексуальных отношениях; им меньше нравились мысли о более типичных сексуальных отношениях, чем о принуждении других к сексуальным действиям.

Отвечая на вопрос, позволили бы они себе осуждаемое обществом сексуальное поведение, если бы у них была возможность остаться безнаказанными, испытуемые с высоким уровнем психотизма одобрили изнасилование – принуждение женщины к сексуальным действиям против ее воли, – а также садомазохизм. Когда их спросили об их намерениях в отношении противоположного пола, испытуемые с высоким уровнем психотизма отвергли намерения иметь половую связь и орально‑генитальный контакт, но одобрили групповой секс и принуждение женщины к сексуальным действиям против ее воли. Что касается пристрастия к порнографии, испытуемые с высоким уровнем психотизма сообщали о меньшем пристрастии, чем испытуемые с низким уровнем психотизма, за исключением тех порнографических материалов, которые демонстрируют использование силы. Выясняется еще раз, что традиционные сексуальные отношения в целом не вызывают в них приятных эмоций, однако такие эмоции вызывают сексуальные отношения, связанные с принуждением.

Держа в уме эти результаты, Варне и его коллеги продолжили проверку гипотезы о том, что личности с высокими показателями психотизма испытывают большее сексуальное возбуждение, чем личности с низкими показателями психотизма, от материалов, изображающих сексуальное насилие. Сексуальное возбуждение измерялось двумя способами – отчет испытуемого и эрекция полового члена (фиксируемая с помощью термометра). Использовавшийся в качестве стимула сексуальный материал состоял из записанных на пленку различных версий рассказа длиною примерно в 1000 слов. Всего было четыре версии рассказа, с насилием или без него (наличие согласия со стороны женщины или его отсутствие) и с причинением боли или без него. Результаты, как и ожидалось, получились очень характерными. Испытуемые с низкими показателями психотизма испытывали большее возбуждение, когда в рассказе не было насилия и причинения боли, а испытуемые с высоким уровнем психотизма – при предъявлении версии, в которой было насилие. Это было справедливо как в том случае, когда испытуемые давали собственный отчет, так и в том, когда возбуждение фиксировалось физиологически. Таким образом, имеется очевидная связь между подверженностью влиянию порнографических материалов с изображением насилия и сильными сексуальными реакциями на такой материал.

Высокие показатели по шкале психотизма и шизофрении регулярно выявлялись в исследованиях личностных характеристик у осужденных насильников. Таких людей обычно описывают как враждебно настроенных, раздражительных, непредсказуемых и импульсивных субъектов, которые избегают эмоциональной привязанности, демонстрируют неадекватную оценку социальных ситуаций и плохую ориентацию в них и часто сталкиваются с проблемами несоблюдения закона. Таким образом, личностный портрет действительного насильника очень близко соответствует портрету потенциального насильника, охарактеризованному выше.

Другие исследования показали, что при предъявлении порнографических материалов, демонстрирующих использование силы по отношению к женщинам, мужчины с таким типом личности становятся более агрессивными в своем поведении. Их поведенческие установки в отношении к женщинам меняются в направлении большей жестокости. Полевые и лабораторные исследования в целом приходят к сходному заключению.

Для того чтобы такое заключение было абсолютно научным, его следует неоднократно проверить, но, поскольку было бы варварством постоянно демонстрировать личностям с высокими показателями психотизма видеопленки со сценами изнасилования, рискуя значительно увеличить количество совершаемых изнасилований, мы должны удовлетвориться менее прямыми свидетельствами.

 

Вместо заключения

 

В более широком контексте следует процитировать здесь заключение, к которому пришли Айзенк и Ниас после рассмотрения всех эмпирических свидетельств зависимости насилия в жизни от демонстрации насилия в средствах массовой информации: «Наше основное заключение состоит в том, что данные прямо указывают на то, что сцены насилия и секса в средствах массовой информации влияют на установки и поведение людей; что это влияние неоднородно и зависит от деталей демонстрируемого материала и особенностей личности человека и что рекомендации к действию определяются исключительно системой ценности личности. Сцены насилия, демонстрируемые на телевидении, в кино или в театре, способны вызывать к жизни как те акты агрессии, которые являются новыми для спектра реакций человека, так и уже установившиеся поведенческие стереотипы. Порнография также оказывает влияние на многих людей, но это влияние, очевидно, гораздо более неоднородно. Неоднородность реакций связана с такими факторами, как пол человека или его личностные характеристики; определенное значение имеют также факторы среды. Большая неоднородность установок и реакций делает почти невозможным дать универсальные рекомендации, пригодные для всех; компромиссы неизбежны, а компромисс не удовлетворяет никого. Наши рекомендации, с которыми, конечно же, можно спорить и не соглашаться в той части, в которой позволяют факты, предполагают более тщательное изучение изображений насилия в средствах массовой информации, а также некоторые ограничения в сфере порнографии, но ни в коем случае не эротики… Больше нельзя говорить, что данные неоднозначны или слишком противоречивы, чтобы делать какие‑либо определенные выводы; данные как раз однозначны и совершенно недвусмысленны…»

Часто заявляют, что любые попытки контроля над средствами массовой информации влекут за собой цензуру и, следовательно, запрет на свободу слова и свободу выражения. Мы сами являемся приверженными сторонниками свободы слова, но нас этот аргумент не убеждает. Вполне справедливо, что запрещено законом подстрекательство к расовому насилию. Если бы в Веймарской республике в тот период, когда «Штюрмер» публиковал свои выпады против евреев, существовали такие законы, мало кто захотел бы выступать против них под предлогом защиты свободы слова. Почему же тогда мы должны иначе относиться к неприкрытому и явно эффективному подстрекательству к насилию над женщинами? Свобода – да, распущенность – нет. Подстрекательство к насилию любого рода несовместимо с основанным на соблюдении законов демократическим государством и не может быть оправдано под предлогом защиты свободы слова или свободы выражения.

Конечно, необходимо провести еще немало честных и добросовестных исследований, но мы сомневаемся, что конечный результат будет намного отличаться от того, который получен на основе уже проведенных работ. И самое важное, нельзя позволить заинтересованным сторонам мутить воду своими утверждениями о том, что результаты противоречивы, методы неадекватны или заключения спорны. Слишком много людей согласны в своем мнении относительно природы такой критики и уверены в надежности хорошо подкрепленных теорий, чтобы подвергать сомнению главные выводы. Общество отвергнет их дорогой для себя ценой.

 

 

Свидетельские показания

 

Одна из первых попыток выйти за узкие границы лабораторных исследований в надежде на новые открытия была предпринята в самом конце прошлого века немецким психологом Хуго Мюнстербергом. Он заинтересовался тем, насколько психология приложима к даче показаний в суде, и именно его работа впервые вскрыла то, что свидетельские показания зачастую оказываются очень ненадежными. Мюнстерберга беспокоила возможность того, что невинные люди получают тюремный срок исключительно на основе показаний одного или нескольких свидетелей, которых могла подвести память.

Несколько случаев, очевидно, ошибочного опознания были рассмотрены недавно в британском телевизионном сериале «Несовершенное правосудие». В некоторых из этих случаев было убедительно продемонстрировано, что невинные люди были посажены за решетку из‑за неточных свидетельских показаний.

Несколько удивляет, если принять во внимание неоценимое значение проделанной работы, что плоды изучения психологами сложностей, сопряженных с показаниями свидетелей, оказали очень мало влияния на критерии рассмотрения свидетельских показаний в качестве доказательств. Мы считаем, что психологи могли бы оказать неоценимую помощь. Как бы то ни было, в своем докладе о свидетельских показаниях в судебных слушаниях, опубликованном в 1976 году, Девлин рассматривал то, насколько психологические исследования проливают свет на такие проблемы: «Нам было продемонстрировано, что между академическими исследованиями возможностей человеческого интеллекта и требованиями судебной практики существует пропасть и что еще не достигнут тот этап, когда заключения психологических исследований достаточно широко приняты в обществе или приспособлены к потребностям судебной системы, чтобы они стали основанием для изменений судебной практики». Даже сегодня судебная система продолжает приводить аргументы из доклада Девлина.

 

Активная память

 

Давайте рассмотрим природу процессов восприятия и памяти, которые являются основой свидетельских показаний. Принято думать, что восприятие и память представляют собой процессы копирования, другими словами, что человеческий мозг обращается с богатством чувственной информации, поступающей в него из внешнего мира, так же, как магнитофоны и кинокамеры, которые выдают записи звуков и визуальных событий, способные сохраняться в неизменном виде максимально длительное время. Потому неспособность свидетеля припомнить детали произошедшего могут относить на счет его нежелания или недостаточных усилий. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что это взгляд многих, если не большинства тех, кто работает в судебной сфере.

Однако большинство психологов считает, что крайне ошибочно рассматривать восприятие и память как простые копии внешнего мира. Они склонны рассматривать восприятие как активный и творческий процесс, зависящий не только от идущей из внешнего мира информации, но и личностных установок, убеждений и мотивов.

Наиболее очевидное следствие этой теории заключается в том, что нередко вероятны систематические, хотя и не сознательные, искажения восприятия. На бытовом уровне представление о том, что люди часто видят то, что хотят увидеть, а не то, что происходит в действительности, может находить подтверждение каждую субботу во время футбольного матча. Назначение пенальти в пользу одной команды воспринимается как справедливое и оправданное болельщиками этой команды, но как вопиющая несправедливость болельщиками другой команды. В рефери видят либо замечательного судью, либо недоноска, заслуживающего того, чтобы его отправили «на мыло»!