Слот 3.3. Наказания спортсменов

В спорте принята определенная система наказаний за нечестную борьбу: это может быть предупреждение, временное или постоянное удаление с поля, начисление штрафных очков, снятие с состязаний, дисквалификация. Решения, вынесенные спортивными судьями, практически невозможно обжаловать. Зрители всегда сочувствуют спортсменам, ведущим честную борьбу, и осуждают спортивных хулиганов. Вся эта хорошо известная любителям спорта структурированность слота нередко становится основой для политических метафор. Ср.:

l Против губернатора ведется нечестная игра. На футбольном поле такие игроки давно получилибыкрасныекарточки, былибыудалены, а то ивовсе дисквалифицированы (Философия победы против философии беды; без автора, КП-Урал, 2000); Политических грубиянов надо удалятьсполя, как строгий судья удаляет проштрафившихся хоккеистов (К. Веснин).

В последнее время судебные органы действительно начали «снимать с соревнований» нарушителей существующих правил, что сопоставимо с дисквалификацией спортсмена.

 

Представленные материалы показывают, что основное направление метафорической экспансии спортивных концептов в политическую сферу — разнообразные выборы. Политическая деятельность рассматривается как своего рода спорт, где необходимы строгие правила честного соперничества, где успех в значительной степени предсказуем, победа приходит к сильнейшему, хотя и бывают разного рода неожиданности. В подобных образах в определенной мере значимы прагматические смыслы «соревнование», «борьба», но нет той ожесточенности, какая присуща военной или криминальной метафоре.

С другой стороны, можно заметить, что абсолютное большинство политических метафор, связанных с концептами игры и спорта, имеет негативный прагматический потенциал, обусловленный спецификой исходной предметной сферы.

Игра изначально воспринимается как имитация деятельности, а не как собственно деятельность: так, детские игры имитируют занятия взрослых, военные игры — боевые операции, спортивные игры — плодотворный физический или интеллектуальный труд, азартные игры воспроизводят борьбу, закономерности и случайности, удачу и судьбу в жизни человека. В русском национальном сознании игра воспринимается все-таки как потеха, а не дело, которому должно быть отдано основное время.

Цель игры — это только упражнения, тренировка, эмоциональная разрядка, наслаждение, отдых, тогда как политическая деятельность ориентируется на высшие ценности — обеспечение прав и свобод граждан, социальный и экономический прогресс государства.

 

* * *

Заканчивая рассмотрение социальной метафоры, отметим историческую динамику развития моделей. Прежде всего заметен «прогресс» криминальной, морбиальной и театральной метафор: возросла структурированность исходных полей, используется все большее количество образов, значительна частотность соответствующих упот­реб­лений. По-прежнему активны (но без явной динамики) метафоры игры и спорта.

Обращают на себя внимание однотипные концептуальные векторы наиболее успешных моделей. Это в первую очередь тревожность и агрессивность (криминальная, милитарная и морбиальная метафоры), соперничество (спортивная и милитарная метафоры), отклонение от «естественного порядка вещей» (морбиальная, игровая и спортивная метафоры), резкое разграничение на «своих» и «чужих» (милитарная, спортивная и криминальная метафоры). Театральная, игровая и спортивная метафоры позволяют подчеркнуть вторичность происходящих событий, неискренность субъектов политической деятельности, излишнюю карнавальность находящихся в центре общественного внимания событий, представления о несамостоятельности многих с виду очень серьезных людей, о наличии каких-то тайных сценаристов, режиссеров и тренеров в политической жизни страны.

Выделенные концептуальные векторы отражают реальное самосознание людей, оценку ими состояния дел в государстве. Вместе с тем если политики и журналисты концептуализируют мир, используя образы войны, преступности и болезни, образы игры и театра, то это, несомненно, воздействует на общественное самосознание, еще больше усиливая негативную оценку действительности и (будем надеяться) увеличивая жажду перемен. Имперское самосознание, о пагубности которого так много говорили в середине 80-х, кажется, уже полностью преодолено, но есть опасность, что маятник излишне отклонился в другом направлении. За последнее десятилетие люди устали ощущать себя гражданами больного, криминального и нищего государства и, похоже, очень ждут принципиально новых концептуальных метафор. Все чаще приходится слышать о значимости державного мышления.

Глава 4
$(
 Субсфера «Природа»
как источник политической метафоры

Традиционно различают живую природу (мир живых существ и растений) и природу неживую (ландшафт, стихии и др.). В настоящей главе рассматриваются только метафорические модели, основанные на понятийных сферах «Мир животных» и «Мир растений», так как именно эти сферы служат основными источниками метафорической экспансии в современном политическом дискурсе России.

Высокая употребительность и широкие возможности для развертывания рассматриваемых метафорических моделей, видимо, связаны с тем, что важным источником концептуализации общественной жизни в русском национальном сознании традиционно являлся мир живой природы. Человек чувствовал себя ее частью, искал в ней образцы для осмысления общественной жизни и своего отношения к социуму. По мнению А. Н. Баранова, в целях изменения общественного сознания после октября 1917 года была предпринята «попытка совмещения органистического способа мышления (представленного метафорами организма, растения, дерева, человека), которое имело глубокие корни в русском социуме, с механистическим, рациональным мышлением, фиксированным в метафорах механизма, строительства, мотора и пр.» [ Баранов, Караулов, 1991, с. 186]. На какое-то время метафоры из мира живой природы действительно стали менее распространенными, однако традиции органистического мышления живы и в современном российском политическом дискурсе, хотя на каждом новом этапе общественного развития древние модели развертываются в соответствии с «духом времени». Значимость органистической метафоры особенно велика в текстах с установкой на фундаментальные национальные ценности, на возвращение «к истокам».

 b4.1. Зооморфная метафора

Зооморфные образы — одна из наиболее традиционных понятийных сфер отечественной политической метафоры. Так, в обзоре русских политических инвектив [ Жельвис, 1999] отмечено, что еще в ХVII веке протопоп Аввакум писал о своих религиозно-политических противниках: «Знаю все ваше злохитрство, собаки, бляди, митрополиты, архиепископы, никонияна воры, прелагатаи, другие немцы русския» [Там же, с. 117]. В. И. Ленин выражался несколько иначе: «Пусть моськи буржуазного общества визжат и лают по поводу каждой лишней щепки при рубке большого старого леса». Л. Д. Троцкий использовал при характеристике своих оппонентов зооморфные инвективы «рептилия», «сивый мерин». Аналогичную лексику охотно употребляли И. В. Сталин, Н. И. Бухарин, другие вожди большевиков и советская пресса 30—50-х годов [Там же, с. 120—132]. В эпоху застоя зооморфные ругательства использовались менее часто, хотя журналисты и политики по-прежнему регулярно вспоминали об «акулах большого бизнеса», о «волчьих законах капитализма» и его «зверином оскале».

Особенно буйным цветом расцвела зооморфная метафора в период «перестройки». Разумеется, зооморфная метафора не сводится к инвективам, в политической речи этого периода широко используются и другие пласты образов, восходящих к царству животных [ Баранов, Караулов, 1991]. Показательно, что при сопоставлении регулярной многозначности, с одной стороны, в разговорной и художественной [ Илюхина, 1998; Скляревская, 1993; Хачатурова, 1992; Цыганкова 1998; Многозначность в лексике современного русского языка, 1999 и др.), а с другой — в политической речи [ Колотнина, 2001; Феденева, 1998; Чудинов, 1988] обнаруживаются существенные различия.

В последнее десятилетие двадцатого века продолжается активное развитие концептуальной метафоры СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ — это НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО (мир животных), причем это развитие происходит асимметрично: одни образы и связанные с ними эмотивные смыслы оказываются чрезвычайно актуальными, а другие — надолго «остаются в запасе».

Отметим также, что по вполне понятным причинам в представленном описании охарактеризованы лишь наиболее типичные для политической метафоры фреймы и слоты. При характеристике некоторых животных указываются прототипические свойства (функции), то есть имеющиеся в национальном менталитете наиболее общие представления о характерных свойствах данного концепта.