Слот 6.3. Выздоровление больного

В данном случае рисуется картина возможного выздоровления больного общества или его отдельных составляющих. Ср.:

l  Заработали металлургические и машиностроительные заводы, началось выздоровление уральской промышленности (В. Чертков).

 

По образному выражению Н. Д. Арутюновой, метафора (в отличие от прямого наименования и даже сравнения) — «это приговор суда без разбирательства» [1999, с. 355], приговор, который не нуждается в доказательствах и который невозможно обжаловать.

И действительно, если в развернутом сравнении хотя бы представлены основные компоненты сопоставляемых ситуаций (что сравнивается, с чем сравнивается, по какому признаку сравнивается) и есть сравнительный союз (или другой элемент), показывающий, что это не полное отождествление, а лишь сопоставление по отдельным признакам, то в метафоре объекту просто приписываются свойства другого объекта. Кстати, очень ярким подтверждением буквальной невозможности обжаловать метафорический приговор послужили некоторые судебные процессы последних лет. Суды обычно легко признают клеветой прямое обвинение в совершении уголовных преступлений, но, по свидетельству опытных адвокатов, очень трудно добиться признания клеветой, например, метафорических обозначений истцов как параноиков или шизофреников (ответчики обычно сообщают, что это просто метафорическая оценка, а не медицинский диагноз) или доказать несоответствие истине сообщений о тяжелой болезни или умирании банка, предприятия или региона.

Интересно сопоставить особенности метафорического представления родной страны в текстах, относящихся к двум послереволюционным периодам в истории нашей Родины: к 20-м и 90-м годам ХХ века. Политические ситуации в указанные периоды во многом похожи: страна переживает переход от одной социально-эконо­мической системы к другой, невозможно скрыть тяжелое материальное положение большинства простых граждан, которое новая власть объясняет преступлениями старой. Общество живет надеждами на светлое будущее: в первом случае — социалистическое, а во втором — капиталистическое, но значительная часть граждан успела потерять всякие надежды. Правящие структуры говорят о дальнейшем развитии демократии, но многие специалисты опасаются усиления авторитарных тенденций.

В агитационно-политических текстах 20-х годов Советский Союз постоянно представляется как не имеющее ничего общего с прежней Российской империей молодое государство, как «страна-подросток», переживающая вполне естественные временные трудности роста, постоянно подчеркивается пионерский возраст страны и комсомольский задор строителей нового мира. Существующие в стране проблемы чаще всего метафорически обозначаются как пережитки прош­лого (наследственный фактор) и нанесенные врагами раны (то есть результат внешнего воздействия на организм), которые скоро будут залечены, поскольку созданы все условия для развития.

Совсем иные представления создают метафорические наименования России в конце века. Вместо образа страны-ребенка возникает образ когда-то крепкого и могущественного, но очень больного человека, которому нужно интенсивное лечение с применением сильнодействующих лекарств (шоковая терапия, долларовые инъекции), а возможно, даже предстоит ампутация зараженных гангреной органов (в частности, Чечни).

Однако надежды не потеряны, больной уверен в своей генетической предрасположенности к долгой и плодотворной жизни, ждет выздоровления и мечтает о новых успехах.

Интересно отметить, что метафорическое представление современной России как больного организма свойственно как для текстов, создаваемых сторонниками существующих властных структур, так и для текстов, в которых отражается мнение оппозиционных сил. Подобная близость между «властью» и «оппозицией» в метафорическом осознании действительности наблюдалась и в 20-х годах, если, конечно, учитывать только внутрироссийский политический дискурс, только имевшую хотя бы минимальные возможности для выражения своего мнения (преимущественно «троцкистскую») оппозицию и абстрагироваться от агитационно-политического дискурса «русского зарубежья», который в те времена был стараниями властей практически изолирован от собственно России.

Царившие в первые годы советской власти иллюзии давно рассеялись, и старые метафоры, предрекавшие стране здоровье, вечную молодость и все возрастающие жизненные силы, вышли из моды. Однако, как мудро заметил один немецкий политик, Россия никогда не бывает такой сильной, как это кажется со стороны, но она никогда не бывает и такой слабой, как это может кому-то показаться.

Поэтому можно надеяться, что потеряет актуальность и метафорическое представление России как тяжело больного общества, а российский политический дискурс нового века будет способствовать актуализации совсем других метафорических моделей, что лингвисты нового поколения отметят как свойство современного им русского самосознания такие модели, как «Россия — это крепкий здоровый организм», «Россия — это большая дружная процветающая семья». Конечно, такая семья не сможет совсем избежать каких-либо недомоганий, но опытные специалисты быстро подберут необходимые лекарства.

† 2.3. Метафора родства

Метафорическая модель Государство — это семья представляет отношения между государством и гражданами, между лидером страны (царем, президентом, генеральным секретарем и др.) и народом, между социальными силами, между регионами и иными субъектами политической деятельности. Эти отношения могут концептуально представляться как отношения в семье, члены которой ощущают кровную связь между собой и душевную привязанность друг к другу, где младшие должны проявлять уважение к старшим, глава рода может при необходимости и наказать неразумного. Вместе с тем едва ли не в любой семье могут возникать противоречия, появляться взаимные обиды и непонимание. Отношения в семье регулируются не столько законами, сколько традиционными представлениями о том, как должны поступать родственники в тех или иных ситуациях. Все члены семьи — это «свои», и при необходимости они должны совместно противостоять «чужим»; в соответствии с семейной этикой на защиту «своего» надо становиться вне зависимости от того, прав он или нет.

Метафора родства широко использовалась в политической речи Российской империи (царь — батюшка, императрица — матушка, Россия — мать, славяне — братья, православные народы — тоже братья). Эта модель была унаследована и советским политическим дискурсом: как писал В. В. Маяковский, «партия и Ленин — близнецы-братья. Кто из них более матери-истории ценен?» В других случаях В. И. Ленин представал уже как дедушка, а юные ленинцы назывались его внуками. И. В. Сталин постоянно именовался «отцом народов», правда, после «разоблачения культа личности» восприятие изменилось. Ср.:

l Кум сжевал свой огурец и промолвил с мукою: оказался наш отец не отцом, а сукою (А. Галич).

Каждый новый этап развития политического дискурса привносит изменения в закономерности развертывания рассматриваемой модели. Ведущая концептуальная метафора времен Л. И. Брежнева — это большая семья братских народов (партий), каждый рядовой (и не только рядовой) член которой испытывает сыновьи чувства в ответ на отеческую (и одновременно материнскую, одним словом, родительскую) заботу коммунистической партии и советского правительства.

В советскую эпоху политическая метафора родства воссоздавала отношения в идеальной семье, моделировалась скорее не обычная семья, а то, что Э. Рош называет «лучший экземпляр», некий оторванный от реальной жизни идеал, или, иначе говоря, то, о чем мечтают родители жениха и невесты: такая семья — это любящие друг друга супруги, счастливые и благодарные дети, поддержание лучших традиций, прочные связи между всеми близкими и дальними родственниками и т. п. Однако в период «перестройки» рассматриваемая концептуальная метафора стала отражать уже не «лучший экземпляр», а самую обычную, если не сказать откровеннее, советскую семью со всеми ее внутренними противоречиями, дрязгами, мелкими обидами и постоянными напоминаниями о родственных обязанностях, которые каждым понимаются в меру своих потребностей, но не чужих возможностей. Семью часто неполную, не изначальную (то есть с мачехой или отчимом, с любимыми детьми и пасынками), сохраняющуюся не столько по причине взаимной любви, сколько из экономических соображений, по привычке и расчету или на основе паремий «жить с кем-то надо», «где гарантия, что в другом месте будет лучше», «он, конечно, сукин сын, но наш сукин сын». Впрочем, даже такая семья обладает в каких-то пределах некоторыми чертами прототипической семьи. Именно этот вариант модели продолжает развиваться и в ельцинской России.

Рассмотрим фреймовую структуру модели на основе анализа исходной понятийной сферы.

Фрейм «Кровное родство»

Слот 1.1. Семья в целом

Россия может метафорически представляться как единая семья, состоящая из народов, регионов, партий и отдельных граждан. В качестве единой семьи может номинироваться также историческое единство восточных славян или даже всех народов и государств СНГ (Советского Союза). Ср.:

l Мы (русские, украинцы и белорусы) были непобедимы, когда были вместе. У нас общие корни, мы — единаясемья (В. Путин); В российской семье не должно быть старших и младших братьев
(В. Пашков).

В виде семьи может представляться также группа друзей, единомышленников, совместно работающие люди, жители одного дома, двора, района или региона. К сожалению, значительно чаще слово семья (а также клан) стало в политической речи конца века обозначать мафиозную группу, по существу преступную банду, связанную, помимо прочего, и родственными отношениями. Ср.:

l НТВ явило всему миру, что они не просто дружный трудовой коллектив, но крепкая здоровая семья, где наемные работники и хозяева — братья и сестры (Ю. Богомолов); Руцкой считает область источником обогащения, а бюджет области — семейным своим бюджетом. Известно, что в Москве, в Кремле «семья», и здесь то же. Клан, который он сформировал (Н. Иванов); Президенты уходят, а кланы остаются. Бороться с этими кланами можно, только имея свободное информационное поле (И. Хакамада).

Слот 1.2. Родители и дети

Традиционно политический лидер государства именуется в нашей стране — отец (батька), а все остальные граждане представляются как его дети. Эта традиция продолжалась и в эпоху Горбачева, которого до сих пор (обычно иронически) нередко называют «отцом перестройки и ускорения». Ср.:

l Отец «перестройки и ускорения» признался, что целью всей его жизни было уничтожение коммунизма (И. Смолина); Давно замечено, «отец перестройки» не слишком жалует своих наследников (А. Вернов).

Метафора родства использовалась и по отношению к президенту Б. Н. Ельцину, но его называли дед или дедушка; а его дочери Татьяне Дьяченко, как свидетельствует журналист Н. Гужева, «лихие депутаты второго созыва придумали псевдоним дочка Франкенштейна». По аналогии с «большим папой» в партиях, в регионах и в бывших советских республиках стали выдвигаться свои батьки, отцы и папаши. Ср.:

l Так, «батька» Кондратенко публично отмежевался от призывов голосовать за Зюганова и на Кубани Путин «вдруг» получил 53% голосов (А. Нагорный); Соревноваться с ВВЖ может только Зюганов, он же Папаша Зю (Н. Гужева); Батька стал лауреатом (заголовок информации О. Улевич о присуждении А. Лукашенко премии «За сплочение и единение славянских народов).

Поскольку женщин-президентов и губернаторов в России пока нет, постольку в отличие от екатерининских времен нет у народа и государственного лидера-«матушки». Матерью и матушкой некоторые политики патетически называют Россию в целом или русскую землю. Так, один из постоянных аргументов противников продажи земли состоит в том, что «Земля — мать, а мать продавать нельзя». По наблюдениям лидера Аграрной партии Н. Харитонова, «мы все говорим, что после матери вторая мать деревня». В других случаях фразы с подобной метафорой звучат иронически. Ср.:

l «Не к чему воспитывать паразитов, надеющихся, что родина-мать их прокормит. Родина-мать у нас одна, а вот кормилицы-матери должны быть разные» — эти мысли, видимо, легли в основу новой концепции Минтруда России (С. Добрынина).

В рассматриваемый период продолжается также использование слова дети как обозначение нового поколения по отношению к отцам — прежнему поколению, а также традиционное установление родственных связей между «духовными отцами» и «детьми» — продолжателями традиций. Ср.:

l С развалом СССР в МИД пришли совершенно новые кадры. Дети советской номенклатуры, выросшие и воспитанные в зарубежных командировках своих папаш, они с молоком матери впитали угодливый восторг перед Западом (А. Смоленцев).

Возможно, сюда же следует отнести и концепт киндерсюрприз, как со времени недолгого премьерства Сергея Кириенко начали иронически именовать молодых политических лидеров. Ср.:

l Можно сказать, что Горбачев был первым киндерсюрпризом в нашей истории (А. Н. Яковлев); Киндерсюрприз оказался неудачным и привел к дефолту (А. Проханов).

Как семейные нередко метафорически представляются и отношения субъектов экономической деятельности. Ср.:

l Дочку — к матери. Родство «Итеры» и «Газпрома» исследует независимый аудитор (О. Губенко); Каждый наш металлургический гигант обзавелся дочерними компаниями в оффшорных зонах (В. Петухов).

Слот 1.3. Братья и сестры

Граждане России могут метафорически обозначаться как братья и сестры, то есть дети одной матери — России; братские отношения могут существовать и между государствами, обществом и государством, а также между другими субъектами политической деятельности. Ср.:

l Общество и государство не должны быть ни близнецами, ни просто родственниками, ни друзьями, ни врагами (Ю. Богомолов); А когда старшиебратья и родители отворачиваются от младшихсыновей, то детям не достается денег даже для того, чтобы купить мороженое (Н. Петрушенко); На самом деле Москва одержала новую дипломатическую победу, а вот Киев, напротив, сделал шаг на пути к полной экономической зависимости от «большогобрата» («Рейтинг слухов» МК).

«Семейные» отношения могут связывать также людей с близкими политическими взглядами, увлеченных одной идеей, членов одного трудового коллектива. Ср.:

l С НТВ примерно такая же история. Те, кто остался там, — братья и сестры. А о тех, кто ушел на другую работу, на другие проекты, в другие компании, говорят либо плохо, либо ничего
(Ю. Богомолов).

Нередко в этом слоте появляются также братки и братаны — то есть члены одной преступной «семьи».

В других сферах речи (и особенно в другие времена) фрейм «Кровное родство» прежде всего позволяет метафорически выразить особую духовную близость, привязанность, наследование каких-то свойств. В современной политической речи соответствующие концепты все чаще приобретают негативную окраску, их использование характерно для иронических контекстов.