Слот 1.4. Все остальное (низшие животные)

Наименования низших животных несколько чаще оказываются основой для образных словоупотреблений, чем названия рыб. Относительно регулярно основой для метафоры становятся микробы, бациллы, паразиты, букашки, змеи, лягушки, жабы, раки, комары и мухи, а также «экзотические» спруты, тарантулы и скорпионы. Ср.:

l Когда надо, Кремль выступает в роли хамелеона или флюгера
(М. Ростовский); И вот наша государственная гора родила мышь. Хорошо, что не таракана (И. Коньков); Обозреватели соревнуются в хлесткости определений, дело доходит до «подтасовок» и «региональных паразитов» (К. Толкачев); Бациллы коммунизма распространяются только в условиях низкого материального благосостояния основной части населения (А. Бурков); Прибыль утекает из государственного кармана на счета фирм- паразитов (Ю. Калинина).

Использование зооморфных метафор в политической речи продолжает живущую в народном сознании мифологическую, фольклорную и литературную традицию, в которой свойства определенных животных выступают как вариант мифологического кода: заяц — трусливый, свинья — грязная, теленок — глупый и др. Такие свойства, отраженные в метафорической семантике, в настоящем исследовании называются прототипическими.

Лишь немногие зооморфные метафоры имеют позитивную эмоциональную окраску. Это преимущественно традиционные представления человека об образе орла, сокола, льва, тигра, соловья; в последние годы очень распространен образ русского медведя — сильного, уверенного в себе, хозяина тайги. Ср.:

l Предложенный образ медведя с топором (топор в России — образ решительности) оказался народу понятным (Ю. Левада); Друзья называют его уральским медведем (А. Елохин).

Вместе с тем совершенно справедлив вывод Г. Н. Скляревской о том, что обычно зооморфные «наименования-характеристики направлены на дискредитацию, резкое снижение предмета и обладают яркой пейоративной окраской» [1993, с. 91]. Как правило, негативную оценку несут уже общие наименования зверь, животное и скотина.

Среди беспозвоночных положительную эмотивную окраску имеют только образы пчелы и муравья. Практически всем остальным присущи исключительно негативные характеристики. Особенно «достается» в политической метафоре блохам, комарам, мухам, жабам, тараканам, пиявкам. Cр.:

l Пока губернатор крутится, как блоха на стекле, криминальные авторитеты запустили свои щупальца в правоохранительные органы (Т. Кравченко); Они [Е. Гайдар и министры его правительства] — это какие-то червячки (Р. Хасбулатов); Росселю надо разогнать банду московских пиявок, которые сосут денежки из нашего кармана (программа движения «Преображение Урала»); «Коммунисты — единственная крупная партия с социальной базой, но и с идеологическими “ тараканами ”». — Назовите “ тараканов ” поименно». — «Например, требование конфискации и национализации» (интервью с В. Путиным)

В первой половине 90-х годов, по наблюдениям Ю. Б. Феденевой [См. в кн.: Многозначность в лексике современного русского языка, 1999, с. 346], особое распространение в политической речи имел образ спрута — крупного осьминога, хищного, жадного, всеохватывающего и всепроникающего, который якобы способен высасывать кровь из своей жертвы. Эта метафора характеризовала разветвленные сети каких-либо организаций, например мафию, коммунистическую партию, КГБ, ГКЧП, столичные власти, в представлении провинциалов. Ср.:

l Москва — спрут. Свора чиновников, привыкших заниматься распределением (А. Новиков); Путчисты — это малая часть головы огромного спрута, опутавшего наше общество. Сейчас этот спрут изворачивается, пытаясь себя спасти (А. Федотов); Миллионы людей требуют принятия мер против спрута преступности (обращение ГКЧП).

Зооморфная метафора позволяет образно представить целый ряд характерных для российских политических текстов понятий и противопоставлений. В частности, антитеза «большой / маленький» реализуется в противопоставлении образов, с одной стороны, кита и слона, а с другой — моськи, микроба, малька.

Типичные образы агрессивности, жадности, безжалостности — это акула, волк, тигр, ястреб, а также зверь. Соответственно в образе бессильной и безответной жертвы выступают ягненок, овечка, карась. Традиционный символ миролюбия и любви — голубь — в политической речи часто противопоставляется ястребу. Распространенные метафорические образы для опытного политика — это матерый волк, старый медведь, которые противопоставляются щенкам, а также молодым волкам и молодым тиграм. Ср.:

l С уходом Сурганова, «матерого человечища», появляется шанс у представителей оппозиции (К. Попова); «Молодыеволки», энергичные профессионалы — это будут или ровесники президента, или даже люди моложе его (В. Соловьев).

Символом преемственности часто становятся птенцы гнезда…, орлы и орлята или (при необходимости негативной оценки) чьи-то щенки, волчата и медвежата.

При необходимости обозначить источник почти безвозмездного пополнения бюджета или получения других благ используются образы дойной коровы, овцы, с которой стригут шерсть; лошадь и ишак часто выступают как символы смиренности и долгой трудоспособности. Распространенные символы красоты, грациозности, элегантности — это лань, олень, пантера.

При анализе зооморфизмов возникает ощущение изменений в отношениях природы и человека (в данном случае «человека политического»). Такой человек уже не часть природы, а ее хозяин; он узнает животный мир умозрительно: например, волк для него — это прежде всего не живой зверь, а герой сказок, басен и мультфильмов, которые и служат источником образов.