Первой недели Великого Поста

О. Вениамин в первый раз совершил крещение над японцем,— крес­тил некоего Ямада, в Нагасаки, и пишет: «Не могу описать того чудного торжественного настроения духа, какое я испытываю, впервые вводя в лоно Святой Церкви просветившегося светом Евангельской истины бывшего язычника». Совсем по-великопраздничному! Помоги Бог! — Собирается нанять для себя японский дом, чтобы дать более доступа к себе японцам и получить сравнительно лучшую возможность углубиться в изучение туземского языка, нравов и обычаев народа!.. Живя ровно два года в Японии, только теперь додумался до нужды учиться по-япон­ски; да и теперь мы с ним еще плаваем в эмпиреях, а спустимся ли на землю, еще не решено, судя по языку.— Я ответил ему, что очень обрадо­ван его письмом и пожелал осуществления его благих намерений.— И вправду рад; быть может, из него и выйдет миссионер.— Теперешнего Ямада кто и как готовил к крещению, не знаю — он не извещает.

Василий Ямада, здешний начальник «Сейнен-квай»’я и писатель, приходил с проектом устроить летние чтения для катихизаторов, кото­рые соберутся сюда ныне на Собор — нужно-де подновлять у них научно­религиозные сведения; наставники Семинарии: Сенума обещал лекцию по Нравственному Богословию, Пантелеймон Сато — по Церковной Ис­тории, редактор Петр Исикава — по Христианской Философии; с други­ми еще не говорил, но, верно, тоже не откажут приготовить по чтению. Чтения продолжаются неделю после Собора. Останутся на них, вероятно, немного катихизаторов; их поместить бы в Семинарии, чтобы дешевле было содержать неделю,— Подумавши немного, я согласился; главное затруднение в расходе; вероятно, ен с триста нужно иметь для сего лишних. Пользы, конечно, мало будет. Во-первых, лекторы поленятся хорошенько приготовиться, во-вторых, слушатели — все такая посредст­венность, что ничего не удержат в памяти. Но все же — некоторое доброе развлечение, некоторое веяние, которое если добрых семян и не оставит, то все же несколько головы освежит и очистит.

Перед вечерней все ученики старшего курса Катихизаторской школы пришли ко мне: «Важное дело есть, выслушайте».

— Извольте говорить.

— Петр Осида (бывший бонза) в эти дни вместо того, чтобы постить­ся, ходит в Иосивара (непотребный дом). В Церкви не бывает — отзыва­ется болезнию, но у доктора тоже не бывает; домой возвращается только к десяти часам вечера, когда затворяются ворота. А вот и доказательство, что он именно в непотребном доме проводит время. Письмо к нему от непотребной женщины.

— Читайте.

Прочитали. Письмо составлено по шаблону — для зазывания и влече­ния дальше и дальше попавших в этот омут — в то же время показывает большую близость Осида к писавшей.

Дальше говорят:

— Мы объясняли все о. Федору, но он почему-то защищает Осида; хотел взять от нас это письмо, но мы не отдали и принесли вам показать. Мы не желаем больше выносить такого человека, как Осида, между нами; он — позор для Катихизаторской школы; мы просим его исключить.

— Ваша просьба резонна. Позовите о. Феодора.

Пришедшему о. Феодору Мидзуно, как начальнику Катихизаторской школы, я отдал при них же приказание удалить Петра Осида из школы. Когда же удовлетворенные этим ученики ушли, я стал выговаривать о. Феодору:

— Зачем вы защищаете Осида, когда требование учеников так закон­но? Этим вы роняете свой авторитет пред ними.

— Я не защищаю, а хотел только выслушать и его, когда он вернется домой,— отвечал о. Феодор.

— На что же очевиднее скверности его поведения? Более явных доказательств и быть не может. Разумеется, он тут станет как-нибудь изворачиваться и лгать, но разве можно брать это во внимание?

Когда Осида вернулся домой, о. Феодор сказал ему, что он исключен, и он оставил школу.

Из бонз до сих пор не вышло ни одного порядочного человека, а сколько их просилось сюда и сколько перебывало здесь!

Марта 1902. Пятница