Июня / 4 августа 1901.-Воскресенье

От часу не легче! О. Тит Комацу пишет, что Сиракава-кёоквай вся против Симона Тоокайрин: никакие хотят иметь его своим катихизатором, говорят: «Если некем заменить его, то пусть наша Церковь целый год, до следующего Собора, остается без проповедника, а Тоокайрина никак не желаем». Я телеграфировал о. Титу прибыть сюда, чтобы яснее узнать от него причины.

Учительница Женской школы Марина Мидзутаки, всего еще семнадца­тилетняя, приходила проситься поступить в школу живописи, язычес­кую, чтобы научиться хорошо писать масляными красками, и потом служить Церкви писанием икон. Я не позволил; таланта к живописи особенного она до сих пор не заявляла, а между тем настроения самого благочестивого: хочет всю жизнь остаться в девицах, чтобы беспрепят­ственно служить Церкви, выйдя из здешней школы в языческую среду, она может испортиться нравственно. Пусть продолжает служить, как начала,— учительницей. Ушла, впрочем, вполне успокоенная и в радост­ном настроении всецело посвятить себя Богу.

Из русских был в Церкви и потом у меня чай пил граф Георгий Владимирович Комаровский, возвращающийся с войны, из Манчжу­рии, в Петербург, а прежде того воевавший в Южной Африке за буров. Меня он знал в России, будучи еще гимназистом в Москве, в 1880 году.

Июля / 5 августа 1901. Понедельник.

В Токио и на пути в Кёото

О. Тит Комацу явился и не сказал никаких серьезных причин нелюб­ви христиан Сиракава к Симону Тоокайрин; кажется, о. диакон Оно интриган — настроил их против, а из-за чего — неясно. Положили мы с о. Титом отправиться ему с о. Иоанном Оно в Бато и убеждать тамошних христиан иметь своим катихизатором, как доселе, Павла Сайто; если же большинство никак не согласится, то перевести Сайто в Карасуяма, в Бато — Симона Тоокайрина, а Николая Оно в Сиракава. Могут быть и другие комбинации — увидим потом.

В шесть часов десять минут отправился в Кёото посмотреть построй­ку храма и посоветоваться там о заведении там при Церкви небольшой Женской школы, для чего сказал, чтобы завтра туда же отправилась из Тоносава старшая учительница и инспектрисса нашей Тоокейской школы Надежда Такахаси.

Июля / 6 августа 1901. Вторник.

На пути в Кёото и в Кёото

В девять часов утра прибыл в Кёото; О. Мии встретил на станции, а в доме ожидал архитектор Мацумуро. С ним мы обошли и осмотрели по­стройки; храм строится порядочно, хотя будет легким, недолговечным зданием; медная крыша готова; обшивка тесом и прочие плотничьи работы продолжаются. Дома почти все готовы; кирпичная ограда в самом начале работ. Остановился я в доме налево от алтаря, в двух комнатах, устроенных во втором этаже по-иностранному.

25 июля / 7 августа 1901. Среда. В Кё'ото

Вчера ночью прибыли из Тоносава Надежда Такахаси и Екатерина Яги, одна из молодых учительниц; последняя не столько по училищному делу, сколько по пути к родным в Эцциу. Утром вместе с ними мы с о. Мии рассуждали, как устроить помещение для училища. Оказывается, что нельзя обойтись без новой переделки в доме, предположенном для помещения учениц двадцати (где ныне я остановился); а для кухни и столовой придется, тоже не без малого расхода, приспособить неболь­шое здание, что у этого дома, выкопать еще колодезь и прочее. Все это еще займет немало времени, так что с сентября никак нельзя открыть училища, хотя бы и заявилось разом до десяти учениц. Быть может, с помощью Божиею, сделаем это с нового года.

Побыли с о. Мии на литейном заводе, чтобы посмотреть отлитые бронзовые кресты на храм и колокольню; кресты отлиты хорошо, но приспособление для постановки и укрепления их на крыше весьма пло­хое; можно опасаться, что ветром сорвет их. Из Токио мы с Моисеем Кавамура послали вместе с рисунком крестов весьма простое и практи­ческое указание, как укрепить их: кресты должны были оканчиваться длинными стержнями вниз и по выходе стержня в железное гнездо замыкаться болтом. Но нашим наставлением пренебрегли: кресты будут насажены на железный стержень в два дюйма; мы велели, по крайней мере, просверлить отверстие для болтика, чтобы прикрепить крест к стержню; больше ничего нельзя сделать, если не разрушать совсем за­конченных главок на крышах и не переливать крестов, что составило бы новую капитальную работу.

Был один новый христианин с маленьким сыном — торговец музы­кальными инструментами, коренной кёотский житель, предки которо­го преемственно занимались тою же торговлею,— Был газетчик Павел Окада; дал ему мысль для статьи, пришедшую в голову, когда ездил к литейщику: древние государства, особенно Египет и Индия, оставили по себе несокрушимые памятники, свидетельствующие, правда, и о сла­ве их, но в то же время ясно говорящие, что правители их не щадили крови народной для осуществления своих честолюбивых замыслов. В Японии нет таких памятников, зато прямо видно, что японские Импе­раторы были отцами своих подданных, щадившими их кровь и пот; даже Дворец Императора такое же простое и легко сокрушимое здание, как дом простого японца, только величиною отличающийся. Что нужно для самих подданных, о том Императоры прилагали попечение: наглядное доказательство тому хоть бы каналы, проводящие воду по Кёотои они как просто и в то же время практично устроены — ни намека на беспо­лезное щегольство! Но зато японские Императоры воздвигли себе несо­крушимый памятник в сердцах своего народа. Любил ли когда-нибудь какой-либо народ своего Императора так, как любят японцы своего?!

В четыре часа мы с о. Мии отправились за город полюбоваться пре­красным ландшафтом у Арасияма; река у подножия этой горы и лес за нею, покрывающий гору, все, залитое близким к закату солнцем, дейст­вительно, составляют прекрасное зрелище. По дороге туда со станции Сага видели великолепные кумирни, но нигде у них, или поблизости, ни единого богомольца, или бонзы — точно заброшенное и пустое место, хотя везде подметено и чисто. Не были, конечно, эти места безлюдны прежде, ни в какой час дня. Знамение времени!