Мая / 9 июня 1902. Понедельник

О. Павел Косуги просит принять его сына «Тондзи Иоанна» в Семи­нарию, пишет, что «он от рождения (бо-дай ёри) посвящен Богу, на служение Церкви». Конечно, это хорошо. Дай Бог, чтобы побольше было таких. Только надежно ли? Вон и Ем. Хигуци в смертной опасности во время болезни был обречен родителями на служение Церкви, почему и воспитан Церковью — а теперь где? Смеется себе в кулак, что Церковь, по доверчивости, так тратилась на его воспитание здесь и в России.

Мая /10 июня 1902. Вторник

Семидесятилетний старик-христианин в Оосака, по фамилии Мика­ми, прислал письмо ровно две с половиной сажени длиной; описывает свои препирательства с катихизатором Фомой Танака, свои вопроше­ния о. Иоанну Оно, неудовлетворенность тем и другим, вследствие чего он обругал их — о. Иоанна совсем уж очень невежливо; в своем огорче­нии жалуется мне и просит рассудить. В сущности, видно, что глупый старик расстроен протестантами, не упускающими нигде возможности насолить православию и православным. Семь пунктов представляет Ми­ками в виде возражений, из которых почти все, видимо, внушены про­тестантами: 1) Праздник Рождества Христова нам надо справлять по новому стилю, так как старый стиль — остаток невежества, свойственно­го только России. 2) Пасху надо праздновать тоже не по тому стилю, по которому ныне празднуется нами; ныне-де и малые школьники больше смыслят в астрономии, чем те астрономы, которые сочиняли теперешний русский стиль. 3) Пасхальное богослужение надо совершать не ночью, как ныне, когда дети и женщины не могут прийти в Церковь, ибо спят, а днем. Пасху же нужно установить праздновать всегда неизменно 15 числа четвертого месяца, ибо это самое настоящее весеннее время. 4) Если Церковь не согласится последовать тому, что внушается в выше­означенных трех пунктах, то непременно произойдет раскол старого (невежественного) и нового (правильного) стиля. 5) Служащим Церкви прибавить содержание на 4% или 5% к нынешнему. 6) Церковь в Оосака предоставить распоряжению самих христиан, устранив управление свя­щеннослужителей, тогда Церковь в Оосака непременно станет на свое содержание. 7) Уменьшить почитание Пресвятой Богородицы. Она не­правильно так чтится; в Священном Писании говорится, что Илия взят на небо, а она не взята, стало — она ниже Илии. Спаситель Сам сказал, что в рожденных женами нет более Иоанна Крестителя — стало, она ниже Иоанна (чего же не христианского?); Спаситель, когда пришли сказать Ему, что мать желает видеть Его, выразился: Кто Моя мать? Вот они — слушающие Мое учение — стало, Она не выше всякого хрис­тианина».

Сделав некоторое пояснение на сей пункт, отдал я письмо Исайе Мидзусима, чтобы он ответил на возражения Миками (и вместе — про­тестантов) для напечатания в наших журналах по общему сведению.

Мая /11 июня 1902. Среда

Был секретарь Английского Посольства Mr. Hohler с поклоном от Bishop’a Корфа из Кореи; хвалил успехи христианской проповеди там — протестантской; с нашей Миссией не познакомился.

Игнатий Такаку, катихизатор в Гокане и прочих, только теперь опи­сывает, как они праздновали Пасху. Характеристична эта неаккурат­ность — иметь это в виду — к движению его вперед может быть препятст­вием, а он из Семинарии, где, впрочем, тоже был лентяем.

Мая /12 июня 1902. Четверг

Во время утреннего занятия опять пришли сборщики из Курдистана; кажется, те самые, что прежде были; на этот раз принесли письменное заявление, кем-то по-русски составленное для них на мое имя, что они православные священники — Николай, Илия, Илиша, собирающие на построение храмов. Выслал им пять ен. В неудобное время приходят. Притом же здесь Церковь живет тоже сборами; много жертвовать не из чего.

Мая /13 июня 1902. Пятница

В письме к о. Павлу Кагета советовал внушить Петру Такахаси, чтоб на Собор не являлся: для него не будет места между катихизаторами, ибо он еще не в списке их, а в стороне сидеть стыдно будет ему, когда-то занимавшему не последнее место в заседаниях Собора. Пусть своими заслугами снова войдет туда, где прежде состоял, тогда и приходит на Собор. Сегодня о. Феодор Мидзуно отправился для посещения Церкви вЯманаси — там Стефан Тадзима служит на тех же основаниях, как Петр Такахаси в Ханава, поэтому о. Феодору внушено сказать касательно Со­бора то же Тадзима.

Июня 1902. Суббота

О. Вениамин из Нагасаки пишет, что с тех пор, как поселился в японском доме, начинают заходить к нему не только взрослые, но и дети,— и описывает трех мальчиков, от тринадцати до пятнадцати лет, своих посетителей. Утешил! Это после двух-то с половиною лет пребы­вания в Японии, когда ему давно бы уже следовало отлично говорить по-японски и иметь аудиторию из серьезных слушателей вероучения! Вот что значит быть самодуром. Не то бы было, коли бы слушался.

Перед всенощной Глеб Михайлович, военный агент, с женою и дочерью, приезжали попросить отслужить панихиду по родителям и молились очень усердно, что утешительно видеть было.

Июня 1902. Воскресенье.

Праздник Пятьдесятницы

Перед Литургией было крещение взрослых и детей; между первыми был один член «Общества молодых людей» (Сейненквай) — студент- медик, наставленный в вере Василием Ямада, что показывает пользу учреждения сего общества.

Несмотря на непрерывавшийся весь день дождь, в Церкви было много христиан, было несколько и русских.

Служили со мною три иерея. Богослужение кончилось в час (начав­шись, как всегда, в девять часов).

Июня 1902. Понедельник

С восьми часов Литургия, отслуженная соборно тремя иереями.

В продолжение дня были: посланец от Bishop’a Шершевского попро­сить Новый Завет нашего перевода; сам он ныне печатает свою китай­скую Библию в новом переводе,— Студент Восточного института Ген. Ив. Дуля, из ставропольских семинаристов, сын диакона, добродушный человек, не утративший религиозности.— Японка — офицер Армии Спа­сения, посланная своим полковником Mr. Bullard’oM собирать деньги на благотворительные дела Армии; дал одну ену,— Посланец от баронессы Кистер с огромным букетом фиалок, полученных баронессой из Хакода­те, которыми она захотела поделиться со мной.

П июня 1902. Вторник

Из Церквей самые тощие известия. О. Иоанн Катакура сегодня жалу­ется, что при обзоре своих Церквей нашел их в застое,— крещений почти нигде.

Восторги японцев по поводу заключенного союза с Англией, направ­ленного против России, и вследствие сего крайнее охлаждение к Рос­сии, не без влияния на дело нашей проповеди. Впрочем, истинные успехи Евангелия никогда не связаны с политикой.

Католический патер, имеющий молитвенный дом в квартале Хондзё, третьего дня поймал одного из уличных ребят, бивших стекла в его молельне, и до того таскал его за ухо, что наполовину разорвал ухо. Это происшествие вот два дня катается по всем газетам, с бранью на патера и насмешками над христианством, но ни одна газета ни полсловом не заикнулась о том, что следует и ребят обуздывать и наставлять их не творить безобразия. На бедного патера отец мальца подал иск, и теперь его судят. Газетные вырезки, сегодня поступившие ко мне, все наполне­ны этой историей.

О. Симеон Юкава принес огромную кисть бананов и чай, подарок христианина с Формозы; первую отослал в Женскую школу дозреть и разделить ученицам.

Начали чистить паникадила в Соборе, что делается раз в три года.

Июня 1902. Среда

О. Тит Комацу, взяв наперед позволение, прибыл из Уцуномия пого­ворить о посещении им своей родины и о проповеди там, весьма успешной; также о Церкви своей. Родина его в двух ри от Сендая; у него там прежде был земельный дворянский участок, и род его — почтенный в той мест­ности, почему у него слушателей учения собиралось множество; гово­рил длинные проповеди ежедневно тринадцать дней, некоторые уже просили крещения. Он обещал еще посетить их, когда известят, что у них настала свобода от полевых работ, которыми теперь все заняты. Рассказывая о Церкви, которою ныне заведует, хвалил усердие к пропо­веди катихизаторов Романа Фукуи, Павла Сайто и Тихона Сугияма; про­чие все, по его словам, очень ленятся. Особенно ленив Фома Ооцуки; несколько лет подряд просился на родину — «у него-де родители еще язычники»; уважена была его просьба, а он вместо того, чтобы действи­тельно позаботиться об обращении ко Христу своих престарелых роди­телей, допустил матери помереть язычницей, и она погребена по-буд­дийски; отец тоже еще язычник. О Фоме Оно и Павле Судзуки говорил, что они — неисправимые болтуны, а болтовня их внерелигиозная, у по­следнего всегда шуточная, отчего христиане очень не любят их. О Мат­фее Тода говорил, что он еще болен умопомешательством, почему я велел непременно сдать его отцу и больше не считать на службе; содер­жание будет послано ему только за седьмой месяц — больше ни в коем случае; к счастию, в число катихизаторов он еще не был включен, а ведался только с о. Титом, хотя содержание, по десять ен, ежемесячно посылалось на него о. Титу.— После разговора о. Тит с первым же поездом отправился обратно в Уцуномия.

О. Семен Мии извещает, что в праздник Сошествия Святого Духа крестил шесть человек, из которых четверо — жители Оцу. Слава Богу, Церковь в Кёото продолжает понемногу возрастать. Пишет также, что пол на колокольне покрыт свинцовым листом; деньги, восемьдесят пять ен по счету за сие, тотчас же отправлены к нему.

Июня 1902. Четверг

Уже начинают приходить прошения Церквей к Собору о катихизато- рах; сегодня, между прочим, из Сюзендзи и Хиросаки, просят непременно дать по катихизатору — успех-де провидится, и прочее. И наперед мож­но решить, что просьбы тщетны — куда же набраться катихизаторам для таких малых Церквей!

Bishop Schereschewsky письмом просит Ветхий Завет моего перевода, особенно апокрифы — увы, такого еще не существует! Ответил, что занят ныне только переводом нашего богослужения.

Сегодня начали писать большие иконы Воскресения и Вознесения для Собора; работа производится в Крестовой Церкви — больше и по­меститься и негде; пишут обе иконописицы.

Июня 1902. Пятница

О. Феодор Мидзуно вернулся из Яманаси: маленькая Церковь в по­рядке, христиане ходят к богослужениям, ныне все исповедались и при­общались; живут между собой мирно — но не растет Церковь; о. Феодор крестил ныне только одну женщину, живущую прислугой у катихизато­ра; есть несколько слушателей учения, но неизвестно, будут ли они хрис­тианами. Вообще, видно, что катихизатор Стефан Тадзима управлять Церковью может, а распространять ее мало способен. Страдает он еще много болезнью какке.

Июня 1902. Суббота

Англичанка Miss Hughes, прибывшая в Японию «with a commission from the Education Department of the English Government» изучить пуб­личное и частное женское воспитание здесь, прилагая рекомендательное письмо от епископа Awdry, просит позволения явиться, чтобы осмот­реть нашу Женскую школу. Ответил любезным приглашением в чет­верг, 26 числа, с четырех часов — время, указанное ею, как одно из наи­более удобных для нее, так как она очень занята, преподавая в трех школах «in order to get behind the scenes and understand things better». Видно, что исполняет свою комиссию основательно.

Июня 1902. Воскресенье

О. Алексей Савабе приходил жаловаться на своего регента хора, Ива­на Накасима, что «он без всякой причины удалил из хора Евгению, жену о. Алексея, и что вообще грубо обращается с поющими, чем может разо­гнать их, и Церковь останется без хора»; просит о. Алексей взять Нака­сима из Коодзимаци-кёоквай и дать на место его другого учителя пения и регента. Я обещал позвать Накасима, сделать ему выговор и наставле­ние, попросить извинение у о. Алексея, чем все и уладится, если Накасима окажет благоразумие.— Жалуется еще о. Алексей на бездеятельность диакона своего Павла Такахаси, кроме служения всенощных и Ли­тургий, ровно ничего не делает для Церкви. Я сказал о. Алексею, чтобы он подготовил к Собору к избранию во диакона для своей Церкви кати­хизатора Якова Тоохей; если это будет устроено, то диакон Такахаси, по ненужности его для Церкви в Коодзимаци, может быть переведен сюда, к Собору — и пусть здесь служит — голос у него для диакона хороший.

Июня 1902. Понедельник

Иван Накасима сегодня еще больше нажаловался на жену о. Алексея Савабе, что она стыдит его перед всем хором, не слушается при спевках — «я-де много лет пою и знаю пение лучше Накасима» и прочее, и на о. Алексея, что он в гневе кричит на него при всех, и тому подобное. Я пристыдил Накасима за то, что он ссорится и вздорит с женщинами, чем ставит себя наряду с ними, что для мужчины неприлично, и убедил его пойти и помириться с Евгенией, и вперед мирно и мягко, но в то же время и авторитетно, обращаться с нею и с другими поющими женского пола; а с о. Алексеем, тоже помирившись ныне, условиться, если возник­нет надобность вперед, говорить наедине о предметах недоразумений и улаживать дела резонно, не доходя до ссор и криков перед другими, к соблазну других.

Письма из Церквей незначительные — большею частию только с из­вестиями, кто прибудет на Собор, кто не прибудет, по той или другой причине. Между прочими Стефан Камой извещает, что «на Соборе не будет, ибо еще слаб от болезни» и прибавляет, что «будет проситься на покой, до полного выздоровления». Подозреваю, что хочет уйти с цер­ковной службы куда-нибудь на более хлебное место, ибо из Семинарии и со знанием русского языка может добыть себе более жалованья, чем сколько дает церковная служба. Его товарищи по выпуску почти все разбрелись по хлебным местам — во Владивосток, Порт-Артур и про­чим; чуть ли и его не подбивают на то же.

Июня 1902. Вторник

Моисей Минато, катихизатор на острове Сикотан, у христиан — быв­ших наших курильцев, пишет, что «на Соборе не будет, ибо отлучаться опасно — бонза секты Монто все еще живет там с целью совращения курильцев в буддизм; но просит Моисей на Соборе непременно назна­чить кого-нибудь на смену ему, а его определить куда-нибудь в более теплое место, ибо там нажил ревматизм». Вот беда-то! Кто же согласит­ся еще отправиться в это место, похожее на заточение, разобщенное со всем миром до того, что осенью всегда надо посылать содержание на всю зиму, и с шестьюдесятью шестью христианами другой расы?..

Июня 1902. Среда

Утром на экзамене в Семинарии и Катихизаторской школе. Семина­ристы шестого курса отвечали по Священному Писанию Ветхого Завета прекрасно, но их всего пять человек; двое больны. Ученики Катихиза­торской школы второго, выпускного, класса — всего пять человек, из рук вон плохи; ни развития, ни знания; на самые основные догматические вопросы становятся в тупике, а придется выпускать на проповедь — нечего делать, только надо будет поставить около священников. Первого класса — шесть человек — будут несколько лучше, кажется, коли проучатся еще один год.

В «Japan Daily Mail» сегодня телеграмма: «Епископ Иннокентий на­значен начальником Русской Православной Миссии в Пекин. На возоб­новление Миссии Епископу дано 16 500 фунтов стерлингов, а содержание Миссии вдвое увеличено». Слава Богу! Благослови Господи успехами отныне Китайскую Миссию!

Июня 1902. Четверг

Сегодня должна была произойти коронация английского короля Эдуарда VII. Весь свет готовился к ней. И у нас назначен был молебен в Соборе, в десять часов; располагали от души помолиться, я — за дядю нашего Государя, японцы — за нынешнего союзника их Императора. Но вчера получена была английским посланником телеграмма, что корона­ция отложена, по случаю болезни короля, которому сделали желудоч­ную операцию. Все приготовления остановлены и торжества отложены; и мы стерли с досок оповещение о молебне, что очень жаль.

Утром на экзамене в пятом классе Семинарии, где всего пять учени­ков, из которых один болен, отвечали по Основному Богословию очень хорошо; и в Катихизаторской школе по Священному Писанию Ветхого Завета отвечали оба класса лучше, чем вчера.

В четыре часа, как было условлено, явилась Miss Hughes посмотреть нашу Женскую школу. Опасался я женской непоследовательности в раз­говоре с нею,— так и вышло. Приготовила записную книжку, и — пер­вый вопрос:

— Сколько миссионеров у вас заняты воспитательным делом в Японии?

— Ни одного — воспитание ведется самими японцами.

— Как так? Почему? — с удивлением воззрилась на меня.

— Потому что миссионеров у нас для этого нет.

— Сколько же у вас всех миссионеров?

— Собственно, можно бы сказать — тоже ни одного. Вот смотрите: здесь написано 4 (показывая ей статистический лист Миссии), но из них один — священник посольства, и по Миссии не служит, другой — диа­кон, тоже состоящий при Посольской Церкви, а здесь обучает только пению, третий — недавно приехавший миссионер, живет в Нагасаки и пока только учится по-японски, четвертый — я, исключительно занят ныне переводом богослужения. Проповедуют у нас тоже сами японцы.

— Где же у вас проповедь? Только в Токио?

— У нас проповедь больше, чем в двухстах местах Японии. Вот смот­рите в статистическом листе.

Она уставилась на меня, сделав большие глаза, положила на стол записную книжку, подумала и перекинулась:

— А как вы смотрите на японцев относительно христианства?

— Я думаю, что в этом столетии Япония вся сделается христианскою страною.

— Я слышала разнообразные мысли об этом, большею частию песси­мистические.

— Это оттого, что вы вращаетесь в двух кругах, наиболее нерасполо­женных к христианству, как и ко всякой другой вере,— аристократическом и ученом. Это — саддукеи Иудеи, философы Древней Греции, патриции Рима — все с презрением смотревшие на христианство. Мы теперь знаем, правы ли оказались они, то же будет и с неверующей сферой японцев, которую вы разумеете.

— Но ныне оживляется буддизм, как вы на это смотрите?

— Как на всякую дутую речь. Буддизм умер в Японии; японцы пере­росли эту религию без личного Бога, и напрасно толкуют, что он еще жив и пробуждается к энергетическому действованию — то пустая хваст­ливость бонз, которые сами не верят тому, что говорят.

— Один миссионер, вернувшийся в Японию после двенадцати лет с тех пор, как жил здесь, находит здесь такую перемену, что ныне при богослужениях гораздо меньше молящихся христиан, чем тогда было, но что влияние христианства стало более заметным на языческой среде. Что вы на это скажете?

Видя, что разговор далеко уклонился от цели ее визита, я без церемо­ний возразил:

— Оставим этого миссионера при его мнении и его наблюдениях и поговорим о нашей Женской школе, сведения о которой вы хотели иметь.

— Но я собираю сведения не о женских школах только; я изучаю здесь и мужские школы. Какие у вас мужские учебные заведения?

— У нас здесь Семинария для воспитания предназначающихся к цер­ковному служению.

— Сколько учеников в вашей Семинарии? Каких лет ученики прини­маются? Сколько лет учатся? Какой курс проходят? — и прочее.

На все эти вопросы я должен был ответить, после чего опять поста­рался возвратить Miss-исследовательницу к ее главному предмету — Женской школе. Она, наконец, несколько удостоила вниманием сию материю, и я успел доложить ей, сколько у нас в школе учительниц, сколько учениц и прочее, и сдать в ее ведение документы, специально приготовленные для того: брошюрку школьных правил, список нынеш­него состава школы и книжку празднования двадцатилетия школы при Анне Кванно. Показывая правила, я ей рек:

— Вот здесь — обучение словосочинению, литературе и подобному — и что это не праздное словоначертание, что у нас действительно развиваются; вот вам доказательство — издание нашей Женской школой прекрасного женского духовно-нравственного журнала «Уранисики» (и показал ей три последних номера). По программе, например, обуче­ние вышиванию; что это исполняется, вот вам свидетельство (и развер­нул вышитое Женской школою на престол Пасхальное облачение; на подкладке главного облачения и имена всех трудившихся воспитанниц написаны. Работа эта, видимо, поразила ее и находившуюся при ней японку — переводчицу с японского на английский и обратно, безмолв­ную до сих пор, но разразившуюся при сем ахами.

Miss Hughes, подивившись «Уранисики» и золотому шитью, не пре­минула уклониться в сторону:

— Любопытствуют ли язычники посещать ваш Собор?

— Так любопытствуют, что в иной месяц бывает до десяти тысяч посетителей.

И у меня мелькнула мысль увлечь ее в Собор, чтобы оттуда провести в Женскую школу, иначе и конца не предвиделось ее расспросам, а я опасался, что в Женской школе ее ждут, и это производит своего рода неудобство.

— Да вот не угодно ли взглянуть ныне на Собор? Вероятно, и сейчас мы увидим там японцев-посетителей. Вы еще не были в соборе?

— Была на богослужении в ваш Рождественский праздник и видела много христиан в соборе.

— Теперь увидите несколько язычников...

Действительно, в соборе были партии гимназистов и гимназисток и других посетителей. Остановившись посреди Собора, после некоторого разговора, Miss Hughes вопрошает:

— Что особенно нравится японцам в вашей религии? Вот это? (Ука­зывая на иконостас). И богослужение с пением?

— Нравится и это. Но главное не это, а то, что наша религия стоит твердо,— вот что особенно привлекает японцев к Православию.

— Как так?

— Да так, что наши юные, большею частию, и немногие проповедники, всего пятнадцать человек на всю Японию, стоят против всего язычества, и в виду всего прочего христианства, католического и протестантского, с сотнями иностранцев у сих, твердо, неколебимо, с ясно и непререкаемо проповедуемым учением, и нигде не падают, не отступают, везде, где водворилась Христианская Церковь Православная, она стоит, как бы мала она ни была, чего о других христианских вероучениях сказать нельзя.

— Чему же вы приписываете это?

— Прежде всего тому, что мы содержим учение Христово во всей его полноте и целости и никогда изменить или потерять его не можем — мы принимаем Святое Писание и Священное Предание.

— Это то же, что у католиков, они очень уважают Предание.

— Вовсе не то. Они уважают свои Предания в ущерб Святому Писанию. Например, Спаситель сказал о Святом Духе: «От Отца исходящаго»; католики поправляют это на основании Предания: «и от Сына»; Спаси­тель, установляя таинство евхаристии, сказал: «Пиите от нея все»; като­лики: «вовсе не все, а только „симпин“ — духовенство»... У нас таких кощунственных преданий не слыхано, не видано. Наше Священное Пре­дание ни на волос не противоречит Святому Писанию и служит только к дополнению и объяснению его. Наше Священное Предание — это жи­вой голос Вселенской Церкви, звучащий на все времена. Поэтому-то мы не можем изменять или утерять ни йоту из Христова Учения. Если для нас что не понятно в Слове Божием, мы спрашиваем Вселенскую Цер­ковь, как она понимала это во все времена, начиная с Апостолов,— полу­чаем ясный и определенный ответ и продолжаем веровать и учить неиз­менно. Это не то, что в протестантстве, где Святое Писание у каждого в руках не только для чтения, но и для понимания и толкования личного, его собственного в учении...

Говорилось все это не для одной Miss Hughes, но и для ее переводчи­цы, которая придвинулась, чтобы слова не проронить, когда я стал говорить о Предании. Но я не забывал, что в Женской школе нас ждут, и потому прервав речь, любезно предложил Miss Hughes пойти в Жен­скую школу.

Там, действительно, нас ждали. Учащие встретили при входе в дом, ученицы в своих комнатах, одетые чистенько и вежливо приветствую­щие. Miss обошла все, в моем и учительниц сопровождении; мимоходом все хвалила, особенно в комнате, где не для нее, а к экзамену, ныне производящемуся, приготовлены были на столах рукоделия и где осо­бенно понравились ей рисунки учениц и рукоделия шелками и золотом.

По окончании осмотра я предложил ей сказать что-нибудь в назида­ние учениц (так как в газетах печатались ее лекции в женских высших заведениях). Она согласилась весьма любезно. Вся школа собралась в зале, и она сказала речь. Переводила японка, сопровождавшая ее, ока­завшаяся превосходно приспособленною к сему делу. Наставление со­стояло из четырех пунктов: 1) японской женщине надо здоровье — итак, занимайтесь гимнастикой; 2) ей нужны искусные пальцы, и потому при­лежите рукоделию; 3) будьте умны; 4) будьте добры (дзюнрёо). Ждал я, что заключительным пунктом будет: старайтесь быть добрыми христи­анками, но этого не последовало; а на шуточное потом мое замечание ей о сем, сказала, что так навыкла говорить в прочих женских школах, еще языческих, где о Христианстве говорить не позволено. После сего мы любезно расстались.

Июня 1902. Пятница

Утром на экзамене в Семинарии, в шестом классе по Основному Богословию, в четвертом, где одиннадцать учеников, по Церковной Истории. И те, и другие отвечали хорошо. Кончив экзаменовать шестой класс, приостановил и сказал поучение о бескорыстном служении Церкви. Жаль стало, что и их бессовестно смутят и отвлекут от церковного служения. Всего пять их осталось, и хорошо развились уже они, и все довольно умные и красноречивые. Товарищ их, Иван Момосе, недавно отправившийся домой под предлогом болезни, уже стащен: слышно, что уехал в Сибирь для какого-то своего частного служения. И резко я очер­тил эту, вечно повторяющуюся, бессовестную измену и родителей, и учеников своим обещаниям: первые отдают детей на служение Церкви, письменными прошениями закрепляя свои обещания; вторые уже до­вольно взрослыми поступают в Семинарию и от себя также заявляют непременное желание служить Церкви по окончании курса. А между тем, как только Церковь оправит их до способности служить миру — или русским языком, или общим развитием, так уходят в мир — обещаний и заверений как будто не было. И приравнял я эту жадность к деньгам иудиной жадности. Желающие роскошного «чепии» от Церкви за служе­ние их, но не надеющиеся получить и потому уходящие за обильною подачкою к миру, действительно подражают Иуде, за деньги продавше­му свое апостольское служение,— таковы все воспитанные Церковью и обманувшие ее, ушедшие на денежные места в мире. «Не подражайте им, сохраните светлые идеалы юности, имейте перед глазами истинных учеников Спасителя, не нарушивших свои обеты»,— и так далее.

Выходя с экзамена, услышал от Арсения Яковлевича Ивасава, что «Сергий Александрович Рачинский помер, в „Новом Времени¹¹ некро­лог есть». Вернувшись к себе, нашел то же в принесенных с почты номерах «Московских Ведомостей»: 2 мая (старого стиля), в годовщину своей шестидесятидевятилетней жизни скончался в своем имении, в Татеве. Истинно до глубины души опечалило это грустное известие. Один из лучших сынов России отошел в вечность. Кто заменит его в его идеально-прекрасном служении русскому народу? Вот таких-то про­светителей нужно нашему народу, чтобы он перестал быть темным людом, губящим себя в расколе, в бунтах, подобных недавнему Полтав­ско-Харьковскому, в пьянстве, и стал истинно великим народом. Пошли Господи их!

Повесили в Соборе все вычищенные паникадила; блистающие, точно вышедшие сейчас из мастерской.

Вечером мы с Павлом Накаем закончили до после каникул занятия переводом богослужения. Дошли до Канона на утрени в Неделю Слепо­го, воскресная служба Пентикостария переводится нами сполна. После каникул, если Бог благословит, тотчас надо будет приняться за печата­ние службы Страстной Седмицы, а вслед за нею и Пентикостарий, кото­рый должен быть готов к тому времени.

Июня 1902. Суббота

На экзамене в Семинарии в шестом классе по Психологии тоже пре­красно отвечали; во втором классе по Священной Истории — хорошо отвечали; здесь уже осталось одиннадцать учеников, а шесть больны, и, вероятно, скоро совсем выбудут; а к концу курса, то есть еще через пять лет, останется ли кто в этом классе, Бог весть; ребята не являют надеж­ного вида.

Июня 1902. Воскресенье

До Литургии несколько человек крещено. За Литургией был и молил­ся, часто крестясь ладонью, «Кеи. Swet», англиканец, очень расположен­ный к православию, было и много христиан, несмотря на дождь. После службы из зашедших ко мне София, воспитательница сирот, рассказала, между прочим, как она исправила недавно одного воришку между своими воспитанниками: убедила его, в знак решимости не воровать, отрезать у себя палец, но, конечно, удержавши его от этого в решительный мо­мент, когда он уже поднял нож,— после чего расплакались они оба, Софья и воришка, и он уже два месяца ведет себя исправно. Помогай Бог!

Молодой Рубинштейн (Влад. Всеволодович), племянник знаменито­го композитора, служивший в Йокохаме, в Русско-Китайском банке, был проститься; не выносит сей службы и потому возвращается в Россию. Хороший, честный юноша — храни его Бог!

Июня 1902. Понедельник

Утром на экзамене в Семинарии.— Целый день месячные расчеты.

В три часа посланник приезжал сговориться, как встречать Великого Князя Бориса Владимировича, который послезавтра прибудет в Йоко­хаму.

Стефан Доде, выздоровевши, приходил показаться; смотрит хорошо оправившимся.

18 июня /1 июля 1902. Вторник

Утром на экзамене в третьем классе Семинарии, где десять учеников, отвечали по русскому языку первые четверо отлично: где ни развернешь книгу, переводят почти без остановки; во втором классе по Литургике — кроме первого ученика, все плоховато.

19 июня / 2 июля 1902. Среда.