На рояле, и исполнил шумную прелюдию С-минор Рахманинова с таким

Пиротехническим блеском, что все удивились и ужаснулись.

"Этот рассказ, -- говорит он, -- страшно преувеличен и во всяком случае

Неправилен. Я никогда не играю для гостей -- ни в Балтиморе, ни здесь --

нигде".

"А как относительно версии вашей дочери?", - спросил я.

"Это -- абсолютная ерунда, и не стоит даже того, чтобы о ней говорить.

Я не знаю вообще зачем вы хотите вообще включать это в биографию?"

Я сказал: "То, что она мне сказала, вполне стоит включения в биографию.

Если же ее версия неправильна, дайте мне свою". (Между прочим, он не

способен просвистать мелодию "Янки Дудль", без того, чтобы не сбиться с

мелодии, даже если бы это было нужно для спасения своей жизни). Он сказал:

"Хорошо. Начну с того, что меня начали учить музыке, когда мне было

Около двенадцати лет -- и я ненавидел эти уроки. Моей учительницей была

Старая дева, которая приходила к нам в дом. Вы знаете, что это за народ.

Песни без слов Мендельсона и слащавые мелодии -- до тошноты. Во всяком

Случае меня научили читать ноты, и я иногда, хотя и очень редко, садился за

рояль -- до моего второго года в колледже. В Кенибэнкпорте, куда мы ездили

Летом, была юная мисс Бэкфильд, которая увлекалась роялем. Она блестяще и

часто (по просьбе) играла "Большую сонату" Шумана. Я попался на это, и

сказал себе: "Я это научусь играть". В моей комнате в колледже был рояль,

Главным образом для гостей, и, возвращаясь туда, я купил партитуру сонаты.

Меня ужаснула цена нот -- я никогда не покупал раньше целую "композицию". На

Первой странице было напечатано: So rasch wie moglich (как можно быстрее), а

На третьей: Noch schneller (еще быстрее). Это мне понравилось, и было совсем

непохоже на песни без слов. Я "вцепился" в ноты, и через год уже мог играть

Всю первую часть на память.

К тому времени, когда у нас родился второй ребенок, я уже покончил со

Второй частью. Затем моя музыкальная, терпеливая и преданная жена отдыхала

От этого два года в Берлине, где я не смог достать рояля. Но я взял свое в

Чикаго, Мэдисоне и Балтиморе, пока мои дети не подросли, и, объединившись со

Своей мамашей, не заставили меня расстаться с сонатой Шумана.

В виде мести за это я купил ноты "Прелюдии" Рахманинова, с надписью

"для учителей музыки". Это было еще быстрее, чем соната -- "быстрее, чем

быстрее, чем возможно ". Она мне очень понравилась, но в конце концов меня

заставили замолчать навсегда мои дети и жена".

Версия доктора Вуда, приведенная выше, последовательна, и убедительна,

но это не меняет того факта, что его дочь Элизабет, мистрис Богерт, "самая

вудистая из Вудов", изобразила мне совсем иную картину ужасного обращения

Своего папы с фортепиано. Даже если Вуд отчасти прав, и Элизабет отчасти

Преувеличивает факты, это очень ясно изображает ее чувства. Она говорит, что

однажды в Балтиморе он вернулся с "Прелюдией" Рахманинова подмышкой и сразу

Же начал барабанить ее на семейном рояле. Семья переживала страшные мучения,

Но уже через месяц он закатывал ее с нечеловеческим автоматизмом запущенного

На полную скорость электрического рояля. Она говорит, что он сделался таким

Механически совершенным специалистом, что его игра действительно была

Совершенной, но при этом совершенно ужасной, и что в последующий период он

Приводил в ужас свою семью, применяя к гостям и невинным незнакомцам

следующую тактику. Когда его спрашивали: "Профессор, вы играете на рояле?",

он слегка усмехнулся и отвечал, слегка улыбаясь: "Да, совсем немножко. Я

могу играть только две вещи". Он подходил к фортепиано, и невинная жертва

ожидала чего-нибудь вреде "В тени старой яблони". Затем вся семья зажимала