Оказаться виновниками этого. Для большинства профессоров он, само собой

разумеется, был-- как овцы в гимне методистов -- "блуждающей лисицей,

которая не желает никому подчиняться".

Это становится ясным из его собственных записок, из которых привожу

следующую выдержку:

"Сдать "хвост" по греческой и римской истории, получив

Удовлетворительную отметку по курсу цветной фотографии доктора Уайтинга, --

Казалось мне делом, вроде ограбления детской копилки. Я был очень слаб в

Обязательных курсах современных языков и не понимал, что уменье

Разговаривать по-французски может прибавить много удовольствия к жизни в

Парижских кафе, которую мне пришлось позднее вести. В математике я был тоже

Далеко не силен -- вернее будет сказать, очень слаб -- и в алгебре, и в

Тригонометрии, которые казались мне ужасающе скучными. Нам не сделали ни

Одного намека, насколько я помню, о том, какое применение могут найти в

Практике синусы, косинусы, тангенсы и углы. Как ни странно, я всегда был

первым в классе по планиметрии в школе мистера Никольса. Мне очень нравилось

Самому придумывать теоремы, и я не помню ни одного случая, чтобы мне не

Удалось добиться решения задачи, хотя над некоторыми из них мне и

Приходилось сидеть до поздней ночи. В классе был другой мальчик, который был

первым по всем дисциплинам, и я очень старался побить его по геометрии,

Потому что почти во всем другом мои дела были плохи. Я помню, что сам

разработал оригинальное доказательство знаменитых "пифагоровых штанов"

Евклида, которое признал сам мистер Никольс. Мальчик, который был первым во

Всем, впоследствии ничем порядочным не сделался.

В Гарварде я жил один в Тэйере, No66 -- первые два года, но в конце

Второго курса мне удалось снять, вместе с товарищем по группе, комнату No34

На двоих в только что отстроенном Хастингс-Холде. В нашей комнате,

Расположенной на первом этаже, окно выходило прямо на бэзбольное поле.

Вокруг поля проходила беговая дорожка, так что у нас с другом была своя ложа

Для всех весенних соревнований. В подоконнике был запиравшийся шкафчик, где

Мы хранили освежающие напитки. В комнате был чайный столик с чашками,

Блюдечками и медным чайником -- для маскировки. Они применялись от случая к

Случаю -- в День Матери или когда девушки приходили смотреть соревнование.

Обычно мы пили пиво, а шерри и виски держали в резерве для пирушек. Я пил

Умеренно и никогда не терял сознание. Не доходя до этого состояния, я всегда

Своевременно начинал чувствовать отвращение к спиртному, и с меня вполне

Хватало того, что я уже выпил.

Обедал я в Мемориал Холле (студенческий корпус), с шестьюстами других

страдальцев, несмотря на легенду, что однажды студент нашел там человеческий

Зуб в тарелке бобов.

Я принимал участие в спорте только как невинный "болельщик", почти до

Конца последнего курса, когда я вдруг решил испробовать свои способности в

университетской команде по перетягиванию каната, и, к собственному

Удивлению, увидел себя на четвертом месте, впереди здоровяка Хиггинса,

Которого я потом встретил в Англии вскоре после окончания мировой войны. Мы

Тренировались около месяца и собрались уже ехать на соревнование в

Мотт-Хэвн, чтобы тянуться с Иэльским университетом, но перед самым отъездом

Узнали, что наш вид спорта отменен совсем, ввиду возможных опасных

Последствий. Мы тянули канат на специальном дощатом мостике, лежа на боку и

Упираясь ногами в деревянные перемычки. Канат проходил под рукой и

захватывался густо натертой канифолью рукавицей. "Якорь" команды сидел,

Ногами упершись в перемычку. Канат обхватывал его за пояс, а кроме того он

Тянул его обеими руками. Это было глупейшее зрелище -- ни одна из команд не

Двигалась ни вперед, ни назад, и зрителям заметно было только движение

Красного флажка, привязанного к середине каната. Тем не менее этот вид