И субъективную сторону преступления

Эта группа доказательств служит прежде всего средством решения одной из основных задач уголовного судопроизводства — установление лица, совершившего общественно опасное деяние. Доказательствами рассматриваемой группы устанавливается также субъективная сторона преступления — наличие и форма вины обвиняемого, мотивы и цели преступления. Эти доказательства имеют особенно важное значение, ибо даже тогда, когда событие преступления установлено с достоверностью, причастность обвиняемого к данному событию, его виновность, мотивы и цели преступления нуждаются в тщательном доказывании. Если событие преступления, а нередко и причастность к нему данного лица могут устанавливаться как косвенными, так и прямыми доказательствами, то субъективная сторона устанавливается главным образом косвенными доказательствами, которые в доказывании этих обстоятельств приобретают решающее значение.

Трудность установления субъективной стороны преступления обусловлена как раз отсутствием или ненадежностью прямых доказательств, а также иногда и неумением части следователей и судей (или недооценкой ими возможностей) использовать в этих целях косвенные доказательства. Это говорит в пользу более подробного рассмотрения данной группы доказательств и возможностей их использования в доказывании.

Среди этих доказательств следует различать три группы:

1) доказательства возраста, вменяемости и признаков специального субъекта преступления; 2) доказательства причастности лица к преступлению; 3) доказательства формы и степени вины, мотивов и цели преступления.

Проще всего обстоит дело с доказательствами, относящимися к субъекту преступления: его возраст и наличие признаков специального субъекта устанавливаются соответствующими документами и лишь при отсутствии документов, удостоверяющих возраст лица, он определяется заключениями экспертов. Что касается вменяемости лица, то она обычно презюмируется, и лишь при наличии сомнений во вменяемости вопрос о ней решается следователем или судом на основе заключения судебно-психиатрической экспертизы, производство которой в таких случаях обязательно по закону (ст. 196 УПК).

Доказательства причастности лица к преступлению включают в себя: 1) доказательства, характеризующие личность обвиняемого; 2) улики поведения; 3) доказательства принадлежности вещей; 4) доказательства, относящиеся к личности и поведению потерпевшего.

Доказательственное значение сведений о личности обвиняемого является предметом дискуссии среди процессуалистов. Точки зрения, согласно которой эти сведения не только имеют значение при назначении наказания, но и могут служить косвенными доказательствами причастности его к преступлению, придерживаются многие юристы — ученые и практики.

Приверженцы противоположного взгляда исходят из того, что сведения о личности обвиняемого никогда не могут быть доказательством совершения им преступления. Последовательно отстаивал эту точку зрения М.С. Строгович, полагавший, что "данные о личности обвиняемого имеют значение только для определения степени опасности преступления и ответственности обвиняемого за доказанное совершение им преступления, но сами они не являются доказательствами совершения обвиняемым преступления"[55].

Мнение о том, что данные о личности обвиняемого не имеют доказательственного значения, а важны лишь для определения наказания, когда виновность уже установлена другими доказательствами, возникло из вполне реальных опасений, что вывод о виновности или невиновности может быть основан только лишь на отрицательной или положительной характеристике обвиняемого. Опасения эти небезосновательны, истории отечественного судопроизводства подобного рода случаи хорошо известны. Тем не менее представляется, что данные, относящиеся к личности обвиняемого, могут быть использованы и как доказательства совершения (или несовершения) инкриминируемого деяния именно данным лицом. Нужно только четко представлять, что в данном аспекте следует понимать под такими данными. Нетрудно заметить, что все возражения против признания доказательственного значения за сведениями о личности обвиняемого исходят из того, что под этими данными понимается лишь характеристика моральных качеств, общественной и производственной деятельности обвиняемого. При этом не принимается в расчет, что личность характеризуется и другими, не менее важными с точки зрения расследования, данными. К их числу следует отнести прежде всего доказательства, характеризующие неотъемлемые физические свойства обвиняемого (рост, телосложение, размеры отдельных частей тела, физическую силу, группу и тип крови, наличие физических дефектов, аномалий, следы перенесенных болезней и операций, особые приметы и т.п.). Эти данные широко используются в качестве доказательств. Например, отразившиеся в следах на месте преступления физические свойства обвиняемого (к их числу можно отнести, кстати, и рисунки пальцевых узоров), конечно же, будут рассматриваться следователем и судом как одна из улик против него. Используются они и в качестве оправдательных доказательств.

В неменьшей степени это относится и к таким данным о личности, как наличие специальных знаний и опыта, профессиональных и иных способностей и навыков. Общеизвестно, например, указание всех учебников криминалистики на необходимость при осмотре обращать внимание на характер узлов, которыми завязана петля на жертве, или на особенности расчленения трупа и т.п. А ведь это — отражение свойств, привычных или профессиональных особенностей личности, и они всегда рассматриваются как косвенное доказательство, подтверждающее или опровергающее факт совершения преступления подозреваемым лицом.

Данные о профессиональных особенностях и навыках, отразившиеся в способе совершения преступления или его сокрытия, о наличии или отсутствии у обвиняемого специальных полномочий и возможности совершить определенные действия по службе и т.п. тоже могут рассматриваться как косвенные доказательства его причастности или непричастности к совершению преступления.

Разумеется, все эти сведения, относящиеся к личности обвиняемого, могут служить доказательствами по делу только при условии, что они получены в процессуальном порядке.

Конечно, отдельные улики такого рода не решают судьбу обвинения, они устанавливают причастность лица к преступлению только в совокупности и в связи с другими доказательствами, относящимися к деянию и ситуации, в которой это деяние было совершено. Однако это не дает оснований вообще отрицать их доказательственное значение.

Наряду с доказательствами, относящимися к личности обвиняемого, большое значение в рассматриваемой группе доказательств имеют и так называемые улики поведения — сведения о действиях (бездействии) обвиняемого, которые не входят в состав преступления, но могут быть причинно связаны с его совершением.

К поведению, акты которого могут иметь самостоятельное доказательственное значение, следует отнести поведение обвиняемого, направленное на уклонение его от ответственности, а также поведение, свидетельствующее об осведомленности обвиняемого о таких обстоятельствах преступления, которые могли быть известны только его исполнителю, об использовании обвиняемым плодов преступления и о косвенном признании им своей виновности. Рассмотрим подробнее каждую из этих групп улик поведения.

Большое место среди них занимают действия обвиняемого, направленные на уклонение от ответственности за преступление. Факты, характеризующие такое поведение, очень часто встречаются в практике и бывают весьма разнообразными. К числу наиболее типичных следует отнести неожиданное бегство обвиняемого, его попытки скрыть или уничтожить следы преступления и изобличающие его доказательства (например, попытки уничтожить окровавленную одежду, сжечь документы и т.п.) и, напротив, искусственно создать оправдательные доказательства, например, алиби. Последнее встречается довольно часто, и практика последовательно трактует такие попытки как обвинительные косвенные доказательства. Уликами данной группы являются также попытки обвиняемых склонить свидетелей к даче ложных показаний, фальсифицировать вещественные доказательства, подделать документы и т.д. В эту группу доказательств входят и сведения о действиях обвиняемого, предпринятых им с целью отвести от себя подозрения в совершении преступления (нередко — еще до того, как эти подозрения возникли у следователя). Особенно часто это бывает в делах об убийствах, связанных с исчезновением человека: убийца обычно распространяет слухи о том, что исчезнувшего где-то видели, иногда даже фабрикует письма и телеграммы от его имени. Так. в одном из районов Краснодарского края исчезла женщина. Вскоре после этого ее муж ходил по станице и показывал всем телеграмму, полученную из Ташкента, в которой исчезнувшая сообщала ему о том, что она к нему не вернется и просит ее не разыскивать. Обратила на себя внимание назойливость, с которой "обманутый" муж демонстрировал знакомым и незнакомым эту телеграмму. Следователь запросил из Ташкента подлинник телеграммы. Выяснилось, что написан он рукой подозреваемого, который после предъявления ему этого подлинника сознался в совершении убийства и указал место тайного захоронения трупа жены.

В некоторых случаях подобные действия приобретают довольно сложный и изощренный характер. Например, П., совершивший убийство своей знакомой, на допросе в качестве свидетеля, отводя подозрения от себя, высказал предположение, что потерпевшая участвовала в хищениях кирпича на заводе, где они вместе работали, и была убита кем-то в связи с этой преступной деятельностью. Чтобы придать видимость правдоподобия этой версии, П. организовал хищения кирпича, втянув в них кладовщика завода. Узнав, что следствием все-таки проверяется его причастность к убийству, П. организовал инсценировку покушения на него: по его просьбе знакомый нанес ему несколько довольно сильных ударов по голове. Когда в обусловленное время этот знакомый вместе с братом П. подошел к его дому, тот открыл газ и к моменту, когда пришедшие вошли в квартиру, потерял сознание. Были немедленно вызваны скорая помощь и милиция. Приведенный в чувство П. рассказал, что на него напали двое, хотевшие его убить за то, что он помогает милиции в розыске убийцы (а П., действительно, создавал видимость такой помощи). Было возбуждено уголовное дело, долго и, понятно, бесплодно искали "убийц", пока по другим данным сам П. не был изобличен в убийстве.

Любое действие, свидетельствующее о желании лица заранее "доказать" свою непричастность к преступлению, как только такой факт будет достоверно установлен, служит уликой, указывающей на причастность данного лица к совершению преступле

 

ния, т. е. приобретает как раз обратный смысл, ибо оно говорит по меньшей мере о том, что данное лицо знало о преступлении, предвидело возможность своей ответственности и заранее старалось этой ответственности избежать.

Важными уликами поведения являются все сведения о так называемой виновной осведомленности, т. е. осведомленности обвиняемого о таких обстоятельствах преступного события, которые могут быть известны только непосредственному участнику этого события, исполнителю преступления. Иногда такая осведомленность проявляется и в знании о событии преступления, о котором другим еще ничего не известно. В частности, при расследовании дел, связанных с исчезновением лица, обращает на себя внимание странное поведение кого-то из близких исчезнувшего, кто вопреки ожиданиям окружающих не проявляет желания искать его, утверждая о бесполезности таких поисков.

В группе улик поведения находятся и сведения об использовании подозреваемым плодов преступления: похищенных во время преступления денег и документов, а также ценностей, нажитых в результате преступления. На это могут указывать траты лица, явно не соответствующие его легальным доходам. Нередко с их установления и начинается расследование многих имущественных преступлений. Так, в свое время из главного хранилища Краснодарского управления государственного банка была похищена упаковка с очень большой суммой только что полученного банком денежного подкрепления. Хранилище, представляющее собой бронированную комнату, запиралось тремя замками и опечатывалось тремя печатями, хранившимися у управляющего, главного бухгалтера и главного кассира. Никаких следов повреждения замков или печатей выявлено не было, и исчезновение денег оставалось загадкой до того времени, пока не обратило на себя внимание поведение одного из милиционеров, посменно охранявших вход в хранилище: он вдруг стал производить траты, явно не соответствующие его скромному заработку — купил дом родителям, дорогой мотоцикл брату, весьма пышно отпраздновал свою свадьбу. С установления этих фактов и началось раскрытие этой весьма таинственной поначалу кражи.

Наконец, говоря о доказательствах этой группы, необходимо указать и на косвенное признание обвиняемым своей вины. О таком признании следователь и суд могут узнать при допросе свидетелей, поскольку нередко обвиняемый невольно выдает себя в разговорах с окружающими. Однако гораздо чаще свидетельства такого признания содержатся в письмах или записках, адресованных родным и близким либо соучастниками преступления.

Косвенное признание может выразиться и в действиях: например, узнав о предстоящей ревизии, должностное лицо начинает спешно прятать или реализовывать свое имущество, готовиться к бегству и т.п.

Таковы основные виды сведений, относящихся к поведению обвиняемого, которые могут быть использованы в качестве косвенных доказательств. В совокупности с данными, характеризующими личность обвиняемого, они составляют важную группу доказательств, служащих выявлению субъекта и субъективной стороны преступления. Криминалистическое значение этой группы доказательств велико, однако следует решительно предостеречь от его переоценки: служить единственным основанием для установления виновности лица улики поведения не могут без доказательств, устанавливающих объективную сторону и все другие существенные обстоятельства преступления. Говорить об этом лишний раз приходится потому, что в криминалистической литературе в свое время было высказано мнение о том, что виновность обвиняемого может быть установлена только уликами поведения. "Если на основании отдельного доказательства поведения, — писал Г.Н. Мудьюгин, — нельзя, разумеется, сделать вывод о виновности обвиняемого (точно так же, как и на основании любого косвенного доказательства), то совокупность нескольких различных по характеру доказательств поведения может вполне привести к обоснованному выводу такого рода, не менее притом убедительному, чем сделанный на основе совокупности других доказательственных фактов"[56]. Подобные утверждения нельзя признать обоснованными. Виновность не может устанавливаться безотносительно ко всем остальным элементам состава преступления и прежде всего — к объективной его стороне. Осознание противоправности деяния и отношение к его последствиям и образует содержание вины. Необходимо установить все эти признаки. Решить же эту задачу только с помощью улик поведения невозможно. Вот почему об этих доказательствах следует говорить лишь как об одном из элементов системы доказательств по делу. Практике известны случаи тяжелых судебных ошибок, к которым приводила следователей и судей ориентация на одни лишь улики поведения.

В группе доказательств, устанавливающих субъекта и субъективную сторону преступления, большое значение имеют и доказательства принадлежности вещей. Известно, например, что в случаях исчезновения лица событие преступления устанавливается обычно косвенными доказательствами, среди которых весьма распространенным является обнаружение вещей исчезнувшего в тех местах или у тех лиц, где их не должно быть. Если факт убийства установлен, обнаружение вещей убитого не менее важно — они могут указать на лиц, причастных к убийству. Общеизвестно значение обнаружения вещей потерпевшего для установления виновников таких преступлений, как кража, грабеж, разбой и др.

Доказательственная ценность таких вещественных доказательств весьма высока, когда они имеют индивидуальные признаки, позволяющие достоверно и категорически определить их принадлежность определенному владельцу. Это бывает особенно убедительным, когда таких признаков несколько и сведения о них идут из разных источников.

По делу об изнасиловании и убийстве пятилетней Иры Д. подозрение пало на З. и вот по каким основаниям.

1. Труп Иры, брошенный в пруд в 12 км от поселка, где было совершено убийство, находился в мешке, сшитом вручную из полотна толстыми черными нитками характерным петлеобразным швом.

2. На наружной поверхности мешка было несколько смоляных пятен от капавшей сверху смолы, а в квартире подозреваемого был балкон, куда падали капли смолы с крыши, пропитанной битумом.

3. При обыске у З. были обнаружены толстые черные нитки, сходные с теми, которыми был сшит мешок, а также платье жены, сшитое ею самой, с таким же характерным швом.

4. У тещи З. обнаружили материал, сходный с тем, из которого был сшит мешок, и толстые черные нитки, часть которых она отдала дочери.

5. Заключениями экспертов была установлена однородность ткани, ниток и швов, а также битума в пятнах на мешке и на крыше дома.

Все эти доказательства устанавливали только один факт — мешок принадлежал З. Но настолько убедительным оказался этот факт, что подозреваемый после ознакомления с указанными доказательствами сразу же признал себя виновным.

В этой группе доказательств заметное место занимают и доказательства, относящиеся к личности и поведению потерпевшего. На доказательственное значение сведений о поведении потерпевшего неоднократно указывали высшие судебные инстанции нашей страны, предписывавшие судам, решая вопрос о содержании умысла виновного, учитывать помимо прочего предшествующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения. Значение этих факторов в известной мере характеризуется и тем интересом, который ученые и практики проявляют к виктимологии — учении о жертве преступления. Сведения о виктимности потерпевшего могут и должны служить доказательствами, поскольку без их изучения и оценки, как правило, нельзя достаточно полно и правильно выяснить обстоятельства субъективной стороны преступления. Особенно важное значение сведения о поведении потерпевшего имеют для установления мотивов совершения преступления, а нередко и для определения содержания умысла виновного. Так, определяя наличие и направленность умысла Н., обвинявшегося в убийстве своего отчима, до этого систематически издевавшегося над ним, судебная Коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ исходила не только из предшествующего поведения осужденного и способа совершения им преступления, но и из неправомерных действий потерпевшего[57].

Данные о личности потерпевшего в плане установления субъекта преступления приобретают доказательственное значение в тех случаях, когда неотъемлемые физические свойства потерпевшего каким-то образом отразились на обвиняемом. В практике расследования это чаще всего бывает при обнаружении на одежде или теле обвиняемого, а также на найденных у него орудиях преступления следов крови, совпадающей с кровью потерпевшего, а на одежде обвиняемого — волокон ткани одежды потерпевшего. Известны также случаи, когда в качестве доказательств фигурировали пригодные для идентификации следы зубов потерпевшего на теле обвиняемого.

Доказательства формы и степени вины, мотивов и цели преступления, как правило, бывают косвенными. Изучение следственной и судебной практики показывает, что даже в тех случаях, когда обвиняемый признает себя виновным, он очень часто, в надежде смягчить свою ответственность, дает неправдивые показания о форме вины, мотивах и цели преступления, пытаясь выдать умышленное деяние за неосторожное, отрицая низменные побуждения своих действий и т.п. По этой причине достоверные прямые доказательства формы вины, мотивов и цели преступления удается получить сравнительно редко, и устанавливать эти весьма существенные обстоятельства приходится в большинстве случаев косвенными доказательствами.

Судить о наличии или отсутствии умысла в действиях лица, о мотивах и цели можно лишь по характеру самих действий, которые представляют собой опосредованное выражение этих явлений. Именно в таком аспекте рассматривает эту группу доказательств судебная практика. Так, опровергая утверждение о неосторожном характере действий осужденного и определяя в них наличие умысла и его направленность на убийство, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации указала на данные о характере его действий, способе совершения им преступления, об орудиях убийства, степени тяжести причиненных потерпевшему телесных повреждений[58].

Особенностями мотива и цели преступления является их объективная ненаблюдаемость, отсутствие материальных следов и неоднозначность их выражения в объективных обстоятельствах содеянного. Этим обусловлены специфика и гносеологические трудности их доказывания. В правовой литературе правильно отмечается, что мотивы и цели преступления — это реальные, объективно существующие обстоятельства дела, а не оценочные понятия. Своеобразие этих обстоятельств заключается в том, что они относятся к категории психического, поэтому при их доказывании "познается в конечном счете не чисто внешняя реальность, а отражение этой реальности в данных мотивах как психических явлениях"[59]. Специфические закономерности отражения объективной действительности в психических явлениях приобретают в доказывании этих обстоятельств весьма существенное значение, и перед криминалистикой стоит задача разработки и теоретического обоснования типических приемов и способов установления мотивов и целей преступления в ходе расследования. Исходным моментом здесь должно служить то положение, что содержание и направленность умысла, мотивы и цели преступления могут быть установлены главным образом на основе выявления и анализа их объективных выражений вовне.

Доказывание мотивов и целей преступления обязательно во всех без исключения случаях. К этому обязывает не только прямое требование закона (п. 2 ст. 73 УПК), но и существенное практическое соображение: само по себе наличие мотива и цели является уликой, указывающей на совершителя преступления. Установление побудительного мотива часто бывает ключом к раскрытию самых загадочных преступлений.

При расследовании и судебном разбирательстве дел о преступлениях, совершенных группой лиц, возникает задача установления внешних и субъективных признаков соучастия. Особенно актуальна эта задача при раскрытии преступлений, совершаемых организованными преступными группами. Решается эта задача с помощью доказательств соучастия. Ими необходимо установить, во-первых, факт участия в преступных действиях не одного, а двух или более лиц. На это могут указывать сам характер и содержание преступных действий, обстановка места происшествия, наличие различных следов, оставленных несколькими лицами и т.п. Во-вторых, нужно выявить согласованный и умышленный характер действий, единство намерений всех участников преступления, наличие преступных связей между ними. На это, помимо доказательств, устанавливающих наличие умысла вообще, могут указывать и специфические доказательства, подтверждающие факт знакомства и наличие особых отношений между обвиняемыми: сведения, содержащиеся в переписке и телефонных переговорах обвиняемых, наличие записей адресов и телефонов обвиняемых в записных книжках или мобильных телефонах. Для выявления организаторов преступных групп и сообществ важны сведения об особой заинтересованности в деле лиц, не являющихся родственниками или близкими обвиняемых. Характер доказательств данной группы в значительной мере зависит от вида и конкретных обстоятельств преступления.