Рационализация интеллектуальной работы

Монастырская книга по своей духовной и интеллектуальной функции была сокровищем. В отличие от неё университетская книга становится инструментом познания окружающего мира. Научная книга несла с собой распространение письменной культуры и, в первую очередь, письменного доказательства истины. Десакрализация книги сопровождается рационализацией методов интеллектуальной работы, совершенствуется, в частности, схоластический метод.

Французский историк Ле Гофф в своей книге "Цивилизация средневекового Запада" (1992) показывает, что схоластический метод не был изобретен в средневековых университетах. Этот метод предполагал обобщение старой, хорошо известной теологам процедуры катехизиса, применявшейся при толковании Библии, а именно: чередование вопросов и ответов. Но, если задавались вопросы, то, значит, возникали проблемы, тот или иной сюжет из Священного Писания, тем самым, ставился под сомнение. Таким образом схоластика схватывала противоречия, формулировала их, искала способы разрешения. Она предполагала спор или "диспут", употребляя академический язык. И если раньше победа в споре достигалась ссылкой на религиозный авторитет, то теперь было положено начало практике логического обоснования аргументов. За диспутом следовало подведение итогов, заключение и выводы. Схоластический метод, волей-неволей, но способствовал осознанию личностью ее интеллектуальной ответственности, что является фундаментом этики ученого.

В XIII веке в рамках теологической традиции были сделаны первые попытки создания теории "двойственной истины" (т. е. истины веры и истины разума) - одного из главных достижений в рационализации интеллектуальной деятельности. Эта теория в конечном итоге даст возможность Р. Декарту (1596-1650) заложить теоретические принципы современного научного мышления.

Благодаря схоластике развивается интеллектуальный инструментарий познавательной деятельности. Теперь он уже предполагает более тонкое обращение с каноническими авторитетами, возможность признавать право на плюрализм мнений, хотя идеалом в общественном сознании ещё долгое время оставались единство, согласие и гармония. Общественное сознание образованных слоев понемногу перестаёт пугаться нового.

В поисках новых и убедительных доказательств теологической концептуализации мира схоласты начинают применять наблюдения и эксперименты. Монах-францисканец, профессор Оксфорда Р. Бэкон (1214-1292) одним из первых применяет термин Scientia experimentalis, имея в виду научный способ доказательства. Этот английский философ и естествоиспытатель в своих сочинениях подчеркивает важность эмпирических данных, полученных в ходе наблюдений и экспериментов. Он также указывает на необходимость математики в процессе поиска знаний о мире.

Схоластика, служа теологии, соединяет догматические предпосылки с рационалистической методикой, особое внимание при этом отдавая формально-логическим процедурам. Ориентация на жестко фиксированные правила мышления помогла схоластике сохранить богатство интеллектуальных навыков, накопленных античным мышлением. Её роль в сохранении и разработке понятийного аппарата, необходимого для научной деятельности, очень весома.

Литература, искусство, теология, философия как системы социального знания стимулировали социальное познание в течение многих столетий, пока в период Ренессанса в авангард этого процесса не вышло естествознание. Многие естествоиспытатели внесли свою лепту в этот процесс. А. Весалиус, Н. Коперник, Д. Бруно, другие ученые своими биографиями доказывали возможность научного отношения к познанию. Перед судом инквизиции Галилео Галилей (1564-1642) защищал себя против обвинения в ереси путём утверждения, что единственным источником знания о природных явлениях служит непосредственное изучение самих явлений. Подобное суждение шло в разрез с господствовавшей точкой зрения, будто только официальная религиозная власть вполне разбирается в том, что такое правда и ложь в отношении познания окружающего мира.

Важнейший вывод из взглядов Галилея заключается в отрицании необходимости иерархического порядка в социальной организации науки. Он поколебал преобладающее тогда убеждение, согласно которому научная истина определяется религиозным авторитетом. Разногласия и споры между мирянами того времени традиционно разрешались обращением к священнику, прения между священнослужителями устранял епископ, и т. д. по восходящей линии вплоть до Верховного Понтифика - Папы Римского. Позиция Галилея состояла в следующем: разногласия по поводу природных явлений разрешаются не обращением к религиозным властям, а посредством наблюдения и эксперимента. Такой процесс не требовал иерархический социальной организации. Познание природы не поддается социальному статусу исследователя. Ведь физические тела падают исключительно в зависимости от веса одинаковым образом и безотносительно к тому, кто наблюдает их падение. При изучении природы в одинаковом положении находятся как индивид с невысоким социальным статусом так и представитель социальных верхов. Иерархический порядок в организации науки может служить эффективным средством разработки интеллектуальной вселенной, но это совсем не означает завершенность или единственно правильную структуру организации науки.

Некоторые люди и сегодня зачастую с сожалением констатируют отсутствие единства ученых (особенно обществоведов) в своих рядах. Им невдомек, что сомнение в среде ученых ценится больше, чем уверенность в собственной непогрешимости. Без такого отношения было бы невозможным формирование научного подхода.

Ни Галилей, ни любой другой многоопытный ученый муж не станет утверждать, что эмпирические данные, полученные в результате наблюдения природы, говорят сами за себя. Эти данные обычно должны быть интерпретированы. Следовательно, роль авторитета в науке не может быть поколеблена эмпиризмом. Но что это за авторитет? Ученые - современники Галилея - доказывали, что секреты природы открыты исследованиям любого человека, который надлежащим образом стремится их открыть. Это вопрос метода, а не социального статуса. Успехи ученых-естествоиспытателей периода Возрождения не свидетельствуют о том, что люди в равней мере обеспечены способностью к мышлению. Однако они продемонстрировали тот факт, что, когда люди свободны использовать свой разум без раболепия к авторитету, знания возрастают в прогрессии. И только в XVIII веке идея о том, что все люди имеют способности к рациональному мышлению, а различия в возможностях их использования есть скорее результат образования и тренажа, а не внутренних качеств, стала общим местом в европейской культурной традиции.

Такой взгляд на науку имел громадное значение в истории западной цивилизации. Он помог упрочению принципа ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СВОБОДЫ, который затем был распространен на сферы человеческой мысли и деятельности далеко за пределами изучения явлений природы - на политику, экономику, этику и даже религию. Раз уж случилось разбить оковы авторитета в сфере науки, то стало возможным ослабить эту зависимость и в других областях человеческой жизни. Это обстоятельство послужило необходимым вкладом в дело не только формирования социальной науки. Оно активно способствовало подготовке общественного сознания Западной Европы к свержению в последующие века абсолютизма и осуществлению буржуазных революций.