Лидерс А. Г. Кризис пожилого возраста: гипотеза О его психологическом содержании

 

(Психология зрелости и старения. 2000. № 2. С. 6–11)

В возрастной психологии существует устойчивая точка зрения, что жизненный путь человека от рождения до смерти психологи­чески надо делить на возрастные периоды и эпохи. Периодизация психического (и не только психического) развития человека — фаеугольный камень возрастной психологии. Более того, факти­чески процедура периодизации конституирует сам предмет возра­стной психологии. <...> При этом речь идет, прежде всего, о периодах. Что касается понятия эпох психического развития, то здесь устойчивости взглядов нет.

Мы присоединяемся к тем возрастным психологам, которые в психологическом онтогенезе человека выделяют три эпохи: детство – зрелость – старость. Такой подход оставляет возможность включать в эпохи разное число периодов, по-разному компоновать архитектонику эпохи.

Важно, что между эпохами есть границы. Например, понятно, что на границе детства и зрелости находится подростковый воз­раст. В самом деле, этот возраст совмещает в себе психологические характеристики как детства, так и зрелости, взрослости.

Несколько сложнее представить границу между зрелостью и старостью. По аналогии с предыдущей границей здесь необходи­мо выделять такой понятный возрастно-психологический период жизни человека, который одновременно относился бы и к зрело­сти, и к старости. Сама зрелость как череда психологических воз­растов состоит из первой (ранней) зрелости, кризиса середины жизни, второй (средней, или поздней) зрелости, кризиса старе­ния и периода, который большинство называет пожилым возрас­том (а некоторые — поздней зрелостью, впрочем, не выделяя после нее никакого другого возрастно-психологического периода). Пос­ледний период является первым возрастом эпохи старости и пос­ледним возрастом эпохи зрелости.

Такая точка зрения помогает понять существующее разночте­ние в представлениях о кризисе старения. Дело в том, что понятие нормативного возрастно-психологического кризиса в возрастной психологии имеет два смысла — узкий и более широкий. В первом смысле, это граница, соединяющая два психологических возраста (одновременно и разделяющая их). В более широком смысле, воз­растной кризис — это возраст, переходный от эпохи к эпохе. Например, есть подростковый кризис в узком смысле слова — это возраст около 10—12 лет, т.е. переход от младшего школьного возраста к собственно подростковому, а есть подростковый кри­зис в широком смысле слова — это весь подростковый возраст как переход от детства к зрелости.

Аналогичные периоды необходимо выделять и на другой границе эпохи взрослости. Есть кризис старения в узком смысле сло­ва — переход от второго зрелого возраста к пожилому возрасту, а есть чаще употребляемое более широкое понятие — кризис старе­ния как сам пожилой возраст, где многие психологические харак­теристики зрелости «просвечивают» сквозь не менее зримые ха­рактеристики наступающей старости.

Между прочим, можно предположить, что когда Д.Б.Эльконин ввел понятие большого и малого возрастно-психологических кризисов и одним из больших назвал подростковый кризис, то он имел в виду как раз то, что большой кризис делит эпохи, а не только возрасты, хотя Эльконин никогда не говорил, что боль­шой кризис — это целый возраст (подростковый в данном слу­чае).

Таким образом, старость как возрастно-психологическая эпоха состоит из нескольких возрастных периодов. Их минимум два — пожилой возраст и старческий возраст. Есть точка зрения, что в этой эпохе можно выделить три периода: некоторые добавляют период, который они называют долгожительством (по сути дела, факультативный, необязательный период человеческой жизни — многие ли доживают до этого возраста?).

Другие ищут и выделяют более облигаторный период, называя его, например, периодом умирания. Оба подхода, вообще говоря, имеют основания. Есть и чисто формальный подход, например введение «первой старости», «второй старости» и т.п. (по анало­гии с первой и второй зрелостью). (Обзор точек зрения на перио­дизацию старения и старости дает Б.Г.Ананьев [1972].) Во вся­ком случае, возрастные психологи каждый раз должны уточнять, идет ли разговор о старости как одном из периодов психологичес­кого онтогенеза или о старости как эпохе, как известном объеди­нении психологических периодов.

Удивительно, но сколько-нибудь расчлененного языка для психологического разговора об эпохах жизни человека нет. Для эпох по крайней мере неприменим столь любимый возрастными пси­хологами язык с использованием терминов «ведущая деятель­ность», «социальная ситуация развития», «возрастно-психологические личностные новообразования».

Попробуем высказать гипотезу, которая на материале особого формального анализа эпохи зрелости и переноса по аналогии результатов этого анализа на другие эпохи даст нам некоторое основание, метафору для психологического разговора о возрастно-пси­хологических эпохах жизни человека.

Как известно, эпоха зрелости начинается с подросткового возраста. Каковы же главные психологические задачи подросткового возраста? Их лучше всех сформулировал Штерн. Это формирова­ние идентичности подростка в трех основных сферах: «Я» как представитель определенного пола — половая идентичность; «Я» как представитель определенной профессии — профессиональная идентичность; «Я» как представитель определенной религии (или иде­ологии) — мировоззренческая идентичность. В этом смысле ведущей деятельностью подросткового возраста является «половозрастная идентификация» [Хасан Б. И., Дорохова А. В., 1999]. Основ­ной же кризис эпохи зрелости находится не на границах эпохи, а внутри. Это кризис середины жизни. Очевидно, что психологи­ческим содержанием этого кризиса является переидентификация Часто в этот период человек меняет работу, специальность, мес­то жительства, расстается с семьей, изменяет свои взгляды на семейную жизнь, меняет религиозные (или атеистические) взгляды И пр. и пр. Исчерпанность одних жизненных смыслов и поиск дру­гих — вот второй (глубинный, содержательный) слой этого же Кризиса... [Массен 77. и др., 1997].

Идентификация, переидентификация... А чем же заканчивает­ся эта эпоха? Разидентификацией! Мораторием на идентифика­цию, идентификацией со знаком минус. Конечно, надо понимать, что переидентификация и разидентификация — это различные модусы идентификации. Идентификация как процесс построения и поддержания личностной иден­тичности идет всю человеческую жизнь. Что же тогда оттеняет этот термин-метафору — идентификацию со знаком минус, раз-идентификацию, мораторий на идентификацию?

Дело в том, что особая работа по конституированию, сохране­нию, поддержанию идентичности личности в зрелом возрасте прак­тически всегда происходит в условиях экспансии личности. Лич­ность расширяет свой личностный мир, завоевывает новые «плац­дармы» (термин В.М.Розина), усложняется. Личностный рост все­гда понимался как особая работа личности («оправдание» себя лич­ностью) в условиях выхода последней за свои пределы, границы, как принятие личности себя новой, усложненной, более богатой...

Это относится и к периоду кризиса середины жизни: исчерпа­ние (развенчание, отказ, отбрасывание, невозможность реализа­ции и пр.) одних жизненных смыслов и упрочение, нарастание, принятие других, не менее значимых и не менее мощных. Пре­одоление кризисов середины жизни это, несомненно, продолже­ние жизненной экспансии. Старое же — жизненные цели, смыс­лы, задачи, ориентиры — отброшено или исчерпало себя: «Я за­бочусь о принятии нового, но не о сохранении старого...»

Другое дело — кризис перехода от зрелости к старости. Обсуж­дая проблему ведущей деятельности в пожилом возрасте, мы пи­сали [Лидерс А. Г., 1998], что «в отечественной возрастной психо­логии, к сожалению, отсутствует общепризнанное определение и понимание ведущей деятельности позднего (пожилого) возраста и определение основных личностных новообразований этого воз­раста». Есть основания согласиться со следующим мнением. Не­смотря на вариативность так называемых «здоровых типов старо­сти», в каждом из которых основным содержанием жизнедеятель­ности пожилого человека становится разная, на первый взгляд, деятельность (общественная работа, деятельность внутри семьи, художественная самодеятельность, путешествия и пр.), ведущей для пожилого возраста является особая внутренняя деятельность, направленная на принятие своего жизненного пути. Пожилой че­ловек не только работает над смыслами своей текущей жизни («жизнь не бессмысленна, я не могу продолжать трудиться, но у меня есть возможности реализовать себя в других сферах жизнеде­ятельности»), но и неизбежно осмысливает свою жизнь как целое. Плодотворная, здоровая старость связана с принятием своего жизненного пути. Болезненная (в релевантном смысле слова) ста­рость — с непринятием. Кризис пожилого возраста есть кризис отказа от жизненной экспансии.

Это вообще, видимо, переход на другой тип психологической жизнедеятельности, где главным становится не принятие в себе нового, а сохранение, удержание в себе старого. Принять свой жизненный путь таким, каким он был, — вот задача пожилого возраста. Это значит принять и себя в своем жизненном пути та­ким, «каким был и есть», и свое психологическое окружение, и многое другое. Болезненная старость — это продолжение экспан­сии! Конечно, быстрый отказ от жизненной экспансии также бо­лезнен, как в перспективе и ее безудержное продолжение. Здоро­вая старость — это постепенное завершение, исчерпание задач экспансии.

Видимо, и сама периодизация эпохи старости, т.е. выделение в ней отдельных возрастных периодов, психологически строится именно с учетом того, какие задачи жизненной экспансии исчер­пывают себя. Укажем, не расставляя по возрастным периодам, эти исчерпывающие себя смысложизненные задачи:

- люди перестают работать — уходят на пенсию;

- они перестают быть начальниками;

- они перестают быть детьми - хоронят своих родителей;

- они перестают быть родителями — их дети встают на ноги и заводят собственные семьи;

- они теряют свои физические кондиции — это тоже трудно принять в себе;

- они меняют свою сексуальную жизнь;

- они перестают путешествовать — нет сил и желания;

- они смиряются с неизбежностью и близостью смерти.

В сущности, нужна еще специальная метафора для периодизации старости как эпохи. Нам пока ясно только основное ее содер­жание (мы называли это ведущей деятельностью пожилого возрас­та, что неточно) — принятие своего жизненного пути и себя в нем. Поиски такой метафоры и построение гипотетической периодиза­ции поздних возрастов — задача следующих наших публикаций.