Второй том «Мертвых душ»: замысел и сложности в его воплощении.

 

Было 2 редакции. Работу над вторым томом Гоголь начал предположительно в 1840 году. Работа над ним продолжалась в Германии, Франции и главным образом в Италии в 1842—1843 годах. Первая редакция была завершена в 1845 году, но Гоголю не понравилась и он сжег ее, а с 1846 по 1851 создавалась вторая редакция второго тома, которую Г. собирался опубликовать. Был ли написан и сожжен 2 том – сложный вопрос, на которого нет однозначного ответа, хотя основная теория: рукопись второго тома сожжена Гоголем за 10 дней до смерти (52год). В бумагах, оставшихся после смерти, было найдено несколько черновых вариантов отдельных глав второго тома. 2 том задумывался положительным, с позитивными героями, с рассуждениями о том, как хорошо жилось на Руси, с характерами, которые должны были бы показать высокое достоинство человека - короче, все в противоположность первому тому.

Во втором томе появились новые персонажи, нарушившие однородность комического мира Гоголя: помещик Костанжогло, близкий к идеалу «русского помещика», откупщик Муразов, наставляющий Чичикова, как ему следует жить, «чудная девица» Улинька Бетрищева, умный и честный губернатор. Вместе с тем есть и персонажи, похожие на тех, какие были в первом томе: помещики Тентетников, Петр Петрович Петух, Хлобуев, полковник Кошкарев. Связаны они все тем же путешествующим Чичиковым, кот. выполняет поруче-ние генерала Бетрищева, но не забывает и о собственной выгоде. В одной из глав Г. хотел показать крушение аферы Чичикова и его моральное возрождение под влиянием доброде-тельного откупщика Муразова.

Одна из основных тем второго тома – воспитание, наставничество. Создан образ идеального наставника Александра Петровича, подробно рассказано о его системе воспитания, основанной на доверии к воспитанникам, поощрении их способностей. У Чичикова. Корень неудач Тентетникова (напоминает Манилова) автор увидел в том, что в детстве у него не было человека, который преподал бы ему «науку жизни».

Муразов советует Чичикову поселиться в тихом уголке, поближе к церкви, жениться на небогатой доброй девушке. Мирская суета только губит людей, убежден Муразов. Мура-зов высказывает некоторые заветные мысли самого Гоголя: в последние годы он склонен был считать идеалом человеческой жизни монашество. С «высоким упреком» во 2 томе обращается к чиновникам и генерал-губернатор, призывая их вспомнить об обязанностях своей земной должности и о нравственном долге. Короче, Гоголь призывает высшее сословие осознать свои обязанности перед государством и народом.

В последнее десятилетие Гоголь раскрылся как писатель нового типа. Это писатель с вы-соким накалом религиозно-нравственных чувств, считающий духовное обновление России главным делом своей жизни. Второй том – своеобразный дневник самопознания. Г. предстает в нем как аналитик собственной души, ее идеальных порывов и тончайших чувств. И для себя, и для своих героев автор жаждет одного: чтобы кто-то подтолкнул к действию, указал направление движения и его конечную цель. Во втором томе Г. конкретизирует свое представление о развитии. Его содержание он понимает теперь как обновление человека – двуединый процесс разрушения старого и рождения нового. Крушение Чичикова, стяжателя и мошенника, составило сюжетную канву 2 тома, но его душа разрушается во имя созидания, нового строительства. Заветная идея 2 тома – идея переустройства духовного мира людей, без которого, по убеждению Г., невозможно нормальное развитие общества.

 

Выбранные места из переписки с друзьями» в творческой биографии Н. В. Гоголя. Анализ писем - статей «О том, что такое слово», «Просвещение», «Четыре письма к разным лицам по поводу «Мертвых душ»», «Русский помещик», «Страхи и ужасы России».

 

В январе 1847 года вышла реакционная книга Н. Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями", в которой он отказывался от "Ревизора" и "Мертвых душ" и выступал проповедником обскурантизма и крепостничества. Об опасности духовного падения Гоголя Белинский предупреждал еще в 1842 году. Об этом же критик писал и в рецензии на второе издание "Мертвых душ", в предисловии к которому Гоголь занял позу кающегося в своих "грехах" христианина. В книге "Выбранные места" Гоголь позволил себе резкие выпады против своих "почитателей" и "хвалителей", среди которых, разумеется, на первом месте был Белинский. Тем самым Гоголь санкционировал новый поход реакционной журналистики против Белинского и его "партии". В "Северной пчеле", 1847 Булгарин писал: "Мы всегда го-ворили, что г. Гоголь, как умный человек, не мог никогда одобрить того, что провозгла-шала о нем партия, и он подтвердил это собственным сознанием. Честно и благородно!" В таком же духе писал и Л. Брант в "Северной пчеле", 1847, Сенковскнй в "Биб-лиотеке для чтения", 1847, Вяземский в "Санкт-петербургских ведомостях", 1847, Шевырев в "Москвитянине", 1848.

Передовой общественностью книга Гоголя была встречена с резким осуждением. Осуждали ее даже ближайшие друзья Гоголя из славянофильского лагеря (С. Т. и К. С. Аксаковы). С резкой статьей выступил Э. Губер в "Санкт-петербургских ведомостях", 1847. Белинский в одном из писем одобрительно отзывался об этой статье. Однако в этих осуждениях Гоголя много было морализирования, попыток понять "изнутри" и, может быть, усовестить писателя, отдавшегося всецело во власть гордыни. Такова статья В. Майкова в "Отечественных записках", 1847, письма Н. Ф. Павлова к Го-голю, напечатанные сначала в "Московских ведомостях", 1847, а затем в "Современнике", 1847. При всей умеренности критики Павлова, Белинский, однако, отнесся к ней сочув-ственно: "Особенно понравилась мне в статье одна мысль, - умная до невозможности: это ловкий намек на то, что перенесенная в сферу искусства, книга Гоголя была бы превос-ходна, ибо ее чувства и понятия принадлежат законно Хлестаковым, Коробочкам, Мани-ловым и т. п. Это так умно, что мочи нет!". Белинский сразу занял непримиримую позицию по отношению к Гоголю, автору "Переписки". Но Белинский, разумеется, не мог высказать всего, что он думал об этой книге. Этому препятствовала цензура. Полным голосом Белинский высказался позднее в своем знаменитом письме к Гоголю из Зальцбрунна 15 июля 1847 года.

IV. О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ СЛОВО

В статье Гоголь проводит мысль о необходимости тщательного продумывания и отделки произведений, ввиду общественного значения каждого слова писателя. В статье выразилось раздражение Гоголя против Погодина за бесцеремонное опубликование им в «Москвитянине» портрета, подаренного ему в знак дружбы Гоголем. Гоголь был крайне недоволен самым фактом опубликования его портрета, а также тем, что опубликованным оказался портрет, на котором он изображен «неряхой, в халате, с длинными взъерошенными волосами и усами». Гоголь пишет в статье о Погодине, который «выказывал перед читателем себя всего во всем своем неряшестве», и заявляет, что читатели «заметили в нем одно только неряшество и неопрятность, которые прежде всего замечает человек, и ничего от него не приняли».

Бесцеремонность Погодина по отношению к Гоголю вызвала у Гоголя ослабление дружеских чувств к нему, в результате чего Гоголь смог более объективно, трезво взглянуть на одного из своих друзей-реакционеров, против которых Белинский предостерегал его еще в письме от 20 апреля 1842 г. Белинский сочувственно процитировал в статье о «Выбранных местах» строки, содержащие характеристику Погодина.

XVII. ПРОСВЕЩЕНИЕ

Письмо В. А. Жуковскому, повторяющее мысли, которые ранее были «изложены в статье об „Одиссее…“»

В статье содержались выпады против современной социально-обличительной литературы и передовой критики. «Даже эти судорожные, больные произведения века, с примесью всяких непереварившихся идей, нанесенных политическими и прочими броженьями, стали значительно упадать; только одни задние чтецы, привыкшие держаться за хвосты журнальных вождей, еще кое-что перечитывают, не замечая в простодушии, что козлы, их предводившие, давно уже остановились в раздумье, не зная сами, куда повести заблудшие стада свои», — писал Гоголь в этой статье и выражал надежду, что «Одиссея» «освежит критику», которая «устала и запуталась от разборов загадочных произведений новейшей литературы, с горя бросилась в сторону и, уклонившись от вопросов литературных, понесла дичь».

Белинский иронически процитировал это место в статье о «Выбранных местах», и Гоголь приписал всё негодование Белинского личной обиде критика. Пытаясь через Прокоповича помириться с Белинским, Гоголь писал Прокоповичу 20 июня 1847 г. о Белинском: «Он, кажется, принял всю книгу написанною на его собственный счет и прочитал в ней формальное нападение на всех разделяющих его мысли… Вероятно, он принял на свой счет козла, который был обращен к журналисту вообще. Мне было очень прискорбно это раздражение… потому, что, как бы то ни было, человек этот говорил обо мне с участием в продолжение десяти лет. Человек этот… указал справедливо… на многие такие черты в моих сочинениях, которых не заметили другие…». Белинский отвечал на письмо, адресованное ему и переданное через Прокоповича, из Зальцбрунна: «Тут дело идет не о моей или Вашей личности, а о предмете, который гораздо выше не только меня, но даже и Вас: тут дело идет об истине, о русском обществе, о России».