Общая периодизация творчества

1828 год – начало творческого пути.

1828-1837 г.г. – первый период творчества, заканчивающийся датой смерти Пушкина. Во время этого периода он не печатается, хотя написал примерно ¾ всех своих произведений. Лермонтов не позволял себе печататься, пока был жив Пушкин – его идеал и учитель. Для всех является хорошим признаком копировать мастеров в юности. Лермонтов не стал исключением.

1828-1832 г.г. – учеба в Московском университете. Потом после скандала бабушка переводит его в Петербург.

1832-1834 г.г. – два страшных года в жизни Лермонтова во время учебы в военной академии.

1835 год – «Маскарад» - лучшая из драм Лермонтова.

1837 год - «На смерть поэта» - реквием на смерть Пушкина. В списках разошелся 10-тысячным тиражом, когда в самом конце реквиема есть прямое обвинение властей в сопричастности в убийстве поэта.

Лирика его характеризуется индивидуализмом, причем без негативных коннотаций. Этот индивидуализм связан с явлением утраты некой определенности и всеобъемлеммости мироощущения. Личность оказывается вне устойчивых константных идеалов, она ищет себя и новое место в мире. Это отражается в мотиве протеста и внутреннего смятения. Лермонтовский комплекс чувств – мятежный протест и трагическое одиночество. Кара за превосходство, по Лотману, и в то же время награда за то, что ты – личность. Одиночество – и плюс и минус. Нарастание: личность – индивидуализм – эгоизм. Тема скитаний, изгнанности. Самая излюбленная форма – философская дума. Гражданские декабристские мотивы продолжаются у Лермонтова, но сочетаются с внутренним смятением и неуверенностью. Лермонтовское поколение ощутило сдвиг общественного сознания, переоценку ценностей. С одной стороны – упадок, уныние. С другой – противодействие унынию. Страх, ужас, неприятие мира и желание противостоять, бунтарствовать. Противостояние романтической личности целому миру, даже богу. «Тяжба поэта с богом, с небом гордая вражда» - о Демоне, но отчасти и о своем лир герое. У Лермонтова, особенно молодого, все сложно, колебания и апатия соседствует с настроением протеста и активной деятельности. Ни у кого из других поэтов в раннем творчестве нет такого трагического надрыва.

Лермонтов прежде всего развивается как поэт–романтик, причем его лирика - классика романтизма, метафоры, тропы вообще, установка на контраст, антитезу, сравнения. Антитетичность мышления, это можно обнаружить уже в "парусе": изображается мятежный и мятущийся герой. А он, мятежный, ищет бури, как будто в буре есть покой. Он ищет несбыточного. Еще один момент - ощущение величия своей личности, это не самомнение, а ответственность, не самолюбование, а ощущение себя равновеликого богу в том числе и в ответственности.

Непосредственным продолжением статьи Белинского о «Герое нашего времени» явилась его статья о «Стихотворениях М. Лермонтова», напечатанная через полгода. Белинский выдвинул человеческую личность как носительницу активного протестующего начала в общественной жизни. С идеей личности связано было у Белинского и понятие «субъективности», которое он обосновал в статье о «Стихотворениях М. Лермонтова». «Субъективность» в понимании Белинского означала способность художника откликаться на общественные вопросы своего времени и произносить суд над явлениями жизни.

Именно поэтому особенно высокую оценку со стороны Белинского получила обли-чительная гражданская лирика Лермонтова. Он восхищался пафосом стихотворения «Поэт» и особо выделял «писанные кровью» стихи «Думы». Белинский показывал, как «похоронная песня всей жизни переплеталась у Лермонтова с тоскою по жизни, с неукротимою жаждою жизни. Как статья о «Герое нашего времени», так и тесно связанная с нею вторая статья Белинского проникнута глубочайшей верой в торжество правды и разума: «Нет, это не смерть и не старость: люди нашего времени также или еще больше полны жаждою же-ланий, сокрушительною тоскою порываний и стремлений. Это только болезненный кризис, за которым должно последовать здоровое состояние лучше и выше прежнего. Та же рефлексия, то же размышление, которое теперь отравляет полноту всякой нашей радости, должно быть впоследствии источником высшего, чем когда-либо блаженства, высшей полноты жизни».

Анализ лирики Лермонтова Белинский начинает краткой оценкой стихотворения «Бородино» и подробным разбором «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Обращение Лермонтова к историческому жанру, с точки зрения Белинского, свидетельствовало «о состоянии духа поэта, недовольного современною действительностью и перенесшегося от нее в далекое прошедшее, чтоб там искать жизни, которой он не видит в настоящем. Но это прошедшее не могло долго зани-мать такого поэта; он скоро должен был почувствовать всю бедность и все однообразие его содержания и возвратиться к настоящему, которое жило в каждой капле его крови, трепе-тало с каждым биением его пульса, с каждым вздохом его груди».

По плану своей статьи Белинский говорит сначала о стихотворениях Лермонтова, в которых он «является не безусловным художником, но внутренним человеком, и по кото-рым одним можно увидеть богатство элементов его духа и отношения его к обществу». К таким стихотворениям Лермонтова Белинский причисляет «Думу», «Поэта», «Не верь себе», «И скучно, и грустно». Во всех этих пьесах — «громы негодования, гроза духа, оскорбленного позором общества». Особую группу по лирической тематике составляют стихотворения — «В минуту жизни трудную», «Памяти А. И. Одоевского», «Молитва», «1-е января», «Журналист, читатель и писатель», «Ребенку», «Сосед».

Далее, Белинский намечает переход от «субъективных» стихотворений к «чисто-художественным». Такими стихотворениями с его точки зрения являются «Ветка Пале-стины» и «Тучи», где «видна еще личность поэта, но в то же время виден уже и выход его из внутреннего мира своей души». К разряду «чисто-художественных» стихотворений, в которых «личность поэта исчезает за роскошными видениями явлений жизни», Белинский относит «Русалку», «Три пальмы», «Дары Терека», «Казачью колыбельную песню», «Воз-душный корабль» и «Горные вершины».

В заключение своего разбора лирики Лермонтова Белинский останавливается на поэме «Мцыри», сопоставляя эту поэму с «Демоном», тогда еще не напечатанным, но рас-пространявшимся в списках. «Мысль этой поэмы, — пишет Белинский о «Демоне», — глубже и несравненно зрелее, чем мысль «Мцыри», и, хотя исполнение ее отзывается не-которою незрелостию, но роскошь картин, богатство поэтического одушевления, превос-ходные стихи, высокость мыслей, обаятельная прелесть образов ставят ее несравненно выше «Мцыри» и превосходят все, что можно сказать в ее похвалу. Это не художественное создание, в строгом смысле искусства, — подчеркивает Белинский, — но оно обнаруживает всю мощь таланта поэта и обещает в будущем великие художественные создания».

Из всех двадцати восьми вещей Лермонтова, вошедших в сборник его стихотворений, изданный в 1840 г. (единственный прижизненный сборник лирики Лермонтова), Белинский не упомянул только об «Узнике». Все остальные вещи были проанализированы им с величайшим вниманием. Что касается до «Узника», то это стихотворение наряду с «Ангелом» (не вошедшим в сборник 1840 г.) Белинский считал «недурными, даже хоро-шими, но только не превосходными» произведениями, а без того, пояснял он, они «не могут быть и хороши, когда под ними подписано имя г. Лермонтова».

Развивая и обосновывая понятие «субъективности», как выражения не ограниченной личности, а «общего» и объективно-целесообразного, Белинский заявлял, что «особенное внимание» он обращает на «субъективные» стихотворения Лермонтова и даже радуется тому, что «их больше, чем чисто-художественных». «В таланте великом избыток внутрен-него, субъективного элемента есть признак гуманности» — подчеркивает Белинский. По этому признаку Белинский узнает в Лермонтове «поэта русского, народного, в высшем и благороднейшем значении этого слова, — поэта, в котором выразился исторический момент русского общества».

Белинский верил, что Лермонтову суждено будет осуществить такое искусство, ко-торое представляло бы собой единство могучего субъективного начала с пушкинским со-вершенством художественной формы. Между объективной художественностью и пуш-кинской художественностью Белинский всегда ставил знак равенства. Белинский отчетливо понимал, что Лермонтов, явившись наследником Пушкина, ушел в свой внутренний мир для того, чтобы всей силой негодования обрушиться на «позор общества». Этот путь Лермонтова, глубоко отличный от пушкинского пути, Белинский считал великим прогрессом русской литературы, поскольку в направлении лермонтовской поэзии не только не было измены жизненной правде, но, наоборот, было предельное ее обнажение. Тайна лермонтовской «субъективности», с точки зрения Белинского, была в ее бичующей силе, в ее революционном пафосе.

С изумительной прозорливостью Белинский предсказывал Лермонтову тему родины. В статье о стихотворениях Лермонтова Белинский писал о кровной связи гражданина и человека с судьбою родной страны, о любви к родине, как животворящем начале индиви-дуальной жизни: «В полной и здоровой натуре тяжело лежат на сердце судьбы родины; всякая благородная личность глубоко сознает свое кровное родство, свои кровные связи с отечеством». Важно подчеркнуть, что Белинский, в пору написания этих строк, не мог знать лермонтовской «Родины», так как она появилась в печати только через два месяца после опубликования его статьи. Когда «Родина» стала известна Белинскому, то он с восторгом отозвался о ней. В письме к Боткину 13 марта 1841 года он сообщал: «Лермонтов еще в Питере. Если будет напечатана его «Родина» — то, аллах-керим, — что за вещь — пушкинская, т. е. одна из лучших пушкинских».

Выход к внешнему миру, отказ от романтических красок и мрачных образов — вот что характерно было для поэтической эволюции Лермонтова. На основе преодоления «отрицательного» направления, в поисках новых путей, новых поэтических методов Лермонтов возвращался к началам пушкинского реализма и народности.

15 (27) июля 1841 года Лермонтов погиб на дуэли. Второе издание «Героя нашего времени» Белинский встречал «горькими слезами о невозвратимой утрате, которую по-несла осиротелая русская литература в лице Лермонтова». В этой рецензии Белинского по поводу второго издания романа есть строки, бросающие свет на последний этап творческого развития Лермонтова. Вот что писал Белинский: «Беспечный характер, пылкая мо-лодость, жадная впечатлений бытия, самый род жизни отвлекали его от мирных кабинетных занятий, от уединенной думы, столь любезной музам; но уже кипучая натура его начала устаиваться, в душе пробуждалась жажда труда и деятельности, а орлиный взор спокойнее стал вглядываться в глубь жизни. Уже затевал он в уме, утомленном суетою жизни, создания зрелые; он сам говорил нам, что замыслил написать романическую трилогию, три романа из трех эпох жизни русского общества (века Екатерины II, Александра I и настоящего времени), имеющие между собою связь и некоторое единство, по примеру куперовской тетралогии, начинающейся «Последним из Могикан», продолжающейся «Путеводителем в Пустыне» и «Пионерами» и оканчивающейся «Степями».