Первые специальные школы для глухих и слепых Великобритании

 

Время открытия	Название учреждения	Первый руководитель
1783 г.	Лондон,«Academe of Messrs. Braidwood»	Thomas Braidwood
1792 г.	Лондон,Приют для глухонемых бед­няков на Old Kent Road — Королевская школа глухих и слепых	Joseph Watson
1810г.	Эдинбург,Институт глухих	John Braidwood
1812 г.	Бирмингем,Королевский институт глухих и слепых	John Braidwood
1816 г.	Дублин,Институт глухих и слепых	Joseph Humphreys
1819 г.	Глазго,Институт глухих и слепых	John Anderson
1825 г.	Ливерпуль,Институт глухих и слепых	William Comer
1825 г.	Манчестер,Королевская школа глухих	William Vaughan
1827 г.	Эксетер,Западно-английский инсти­тут глухих	H. B. Bingham
1829 г.	Донкастер,Йоркширский институт глухих	Charles Baker
1831 г.	Белфаст,Ольстерский институт глухих	George Gordon
1839 г.	Ньюкасл,Институт глухих	Andrew Patterson

Система специального образования в Англии выстраивалась в контексте сословного права, вследствие чего в народных и ча­стных учебных заведениях заметно различались цели, задачи, уровень образования выпускников и, конечно, система финанси­рования. За глухих детей из бедных семей платили не очень щед­рые опекунские советы и благотворительные фонды, так что не стоит обольщаться относительно условий и качества обучения в большинстве школ. Благотворительные субсидии народным школам, выдаваемые в рамках помощи бедным, не могли конку­рировать с финансовыми затратами богатых родителей на обра­зование своих глухих детей в частных школах. Де-юре народные и частные учебные заведения имели одинаковый статус — школ глухих, де-факто они преследовали разные цели, давали разного уровня образование и использовали разные системы обучения.

Народные школы опирались на письменную речь, дактилологию и жест, стремились обучить ремеслу, частные школы использова­ли «чистый устный метод». Различия в методах обучения были продиктованы различием целей, частные и народные школы го­товили своих глухих воспитанников к исполнению во взрослой жизни разных социальных ролей.

В 1893 г. Англия принимает закон об обязательном обуче­нии глухих. Благодаря новому законодательному акту пробле­ма из сферы филантропически-благотворительной перешла в сферу ответственности исполнительной власти всех уровней. В 1894—1899 гг. открываются школы в Престоне, Брайдфорде, Лондоне, Мидлтоне, Пайслее (1894); Бирмингеме, Кардифе, Стратфорде, Мидлсбурге, Плимуте, Стоктоне, Данди (1895), Сток-Тренте, Бернли (1897), Бристоле, Фулхеме (1898), Лидсе (1899).

Закон 1893 г. обязал местную администрацию в границах своих графств обеспечить начальное образование глухих и сле­пых детей, но что следовало считать нормой предписываемого «образования»? В стране продолжали успешно функциониро­вать закрытые платные школы, но никто не предполагал взять за образец тот уровень образования, который они обеспечивали своим воспитанникам. Повышение качества обучения требо­вало привлечения огромных финансовых средств, а их госу­дарство не выделило. По той же экономической причине не приходилось ждать кардинальных перемен в работе благотво­рительных школ. Несмотря на то, что в конце XIX в. их бюдже­ты значительно выросли и заведения «похорошели», цели, задачи, и содержание обучения не переменились.

Расширение сети специальных учебных заведений продол­жилось и в начале XX столетия, 16 учебных заведений появи­лось в период с 1900 по 1913 г., в 1911 г. Англия получает Коро­левский национальный институт для глухих. Дистанция от зафиксированного прецедента успешного индивидуального обучения глухонемых (середина XVII в.) до открытия первой частной школы (середина XVIII в.) составила в Англии сто лет, столько же понадобилось британцам, чтобы принять закон об обязательном обучении глухих (конец XIX в.), но еще несколько десятилетий прошло, прежде чем открылась первая государственная школа (начало XX в.).

Англия опередила Францию в деле строительства нацио­нальной системы специального обучения глухих, но уступила Германии. В отличие от рейхстага, британский парламент не торопился делать специальные школы государственными, уста­навливать единые цели и методы обучения, вводить, как сказа­ли бы сегодня, стандарт специального образования, эти задачи каждое графство решало самостоятельно.

Англия выстраивала систему специального образования в контексте сословного права, «народная» специальная школа модернизировалась вслед за общественными элементарными школами для бедных, частные специальные школы шли своей дорогой.

3.3.2 Английский опытшкольного обучения слепых детей

Долгое время англичане понимали опеку слепых исключи­тельно как призрение, а потому продолжали открывать для них приюты. С конца XVIII в. в дополнение к убежищам появляются школы-мастерские, где незрячих обучали ремеслам, не уделяя большого внимания общему образованию. Список учебных заве­дений открыла Ливерпульская школа (1791), а продолжи­ли — школы ремесла в Эдинбурге (1792, 1801), Бристоле (1795), Дублине, Лондоне (1799), Абердине (1812), Манчестере и Глазго (1827). При большинстве названных и им подобных заведений, существовавших на средства частных лиц и благотворительных обществ, имелись мастерские и общежития. Наиболее крупной и деятельной филантропической организацией в конце XVIII сто­летия являлось общество «Посещения слепых на дому». Среди его волонтеров числилось немало людей со слабым зрением либо незрячих. Уникальность движения заключалась в его нацеленно­сти на взаимопомощь незрячих друг другу. Волонтерам предпи­сывалось отыскивать слепых детей, а затем брать их под свою опеку, обучать грамоте и ремеслу, уделяя особое внимание рели­гиозно-нравственному воспитанию [23].

В первой половине XIX в. Великобритания располагала 28 различными благотворительными заведениями для незря­чих, из которых учебными с большой натяжкой можно считать не более пяти.

Выдающуюся роль в модернизации опеки слепых сыграл Томас Эрмитедж (Armitage, 1824—1890). Окончив медицин­ский факультет Лондонского университета, он из-за слабого зрения оставил врачебную карьеру и посвятил жизнь обучению слепых. Свою деятельность знаменитый английский тифлопе­дагог начал с посещения Западной Европы и изучения ее опы­та, на что требовалось немало мужества. Присущая английско­му обществу самодостаточность во второй половине XIX в. (в Викторианскую эпоху) усилилась благодаря избранному Ве­ликобританией внешнеполитическому курсу «блестящей изо­ляции». Островное государство сознательно не интересовалось проблемами континентальной Европы. Англичанин, решив­шийся в подобной политической атмосфере изучать опыт из­вечного соперника — Франции, других стран Западной Европы, тем более переносить его на родину, вне всякого сомнения, об­ладал немалым гражданским мужеством.

Эрмитедж превосходил соотечественников в понимании нужд слепых людей. Он понимал, что человек, лишенный зрения, способен успешно двигаться по лестнице знаний, причем двигаться самостоятельно, мешают же самообразованию слепо­го технические преграды, ставящие его в зависимость от зряче­го помощника. Взяв в руки книги, напечатанные рельефным шрифтом Брайля, Эрмитедж решает наладить аналогичное производство на родине и, несмотря на яростное сопротивле­ние английских специалистов, добивается этого. «По почину Эрмитеджа в Англии издавались рельефом рукописные книги для летучих библиотек взрослых слепых и учебники при со­действии зрячих девиц, тщательно изучивших систему Брайля. После строгой корректуры эти рукописи сдавались для перепи­ски слепым девицам, окончившим училище, за плату. До 1887 г. их появилось около 300 томов» [21, с. 446].

Новатора не смутило, что в Англии использовались шриф­ты, разработанные соотечественниками: Дж. Галем, Фраем, Й. Фрером, В. Муном.

Изменить жизнь слепых, полагал Эрмитедж, можно, лишь вы­звав стремление к самообразованию и поддерживая его за счет организации взаимопомощи. Самообразование облегчало нали­чие книг, напечатанных брайлевским шрифтом, а взаимопомощь поддерживали незрячие волонтеры общества «Посещения слепых на дому», не случайно педагог сам стал его активным членом.

Не без активного участия Эрмитеджа в Лондоне учреждает­ся Королевский нормальный колледж (1868), где незрячие студенты могли получить хорошее музыкальное образование. Следующим достижением становится открытие в предместье Лондона (Уорчестере) учебного заведения для слепых детей «благородных родителей». Частный закрытый институт прини­мал исключительно мальчиков дворянского происхождения, а потому специальный колледж ничем внешне не отличался от привилегированных классических пансионов, располагал нема­лым земельным участком с английскими газонами и парками, традиционным каскадом прудов, лодочными станциями и кон­ным манежем, разнообразными сооружениями для занятий спортом. Задачей школы являлось воспитание из детей, лишен­ных зрения, джентльменов, что же касается качества образова­ния, то достаточно сказать, что многие выпускники Уорчестера поступали в Кембридж и Оксфорд. В начале XX в. для незря­чих девочек из аристократических семей в Чарльсвуде было от­крыто заведение для «слепых леди».

При наличии желания и достаточных денежных средств ро­дители-аристократы могли дать слепому ребенку хорошее обра­зование, в стране имелись прекрасные учителя-гувернеры, при­вилегированные закрытые школы, Королевский нормальный колледж. Не стоит задаваться вопросом, учили ли в этих коллед­жах плести веревки, канаты, корзины или делать щетки. Перено­ся на английскую землю многие новации тифлопедагогов конти­нентальной Европы, Эрмитедж оставался британцем во всем, что касалось целей и задач образования людей, принадлежащих к разным сословиям, по этому вопросу у Эрмитеджа не было раз­ногласий с соотечественниками. Слепые дети из разных социаль­ных слоев, по мысли филантропа, не должны обучаться совмест­но, рассчитывать на одинаковое воспитание. В Англии отпрыски дворянского происхождения могли беспрепятственно получить широкое гуманитарное образование в специальных колледжах, недоступное для детей даже богатых буржуа.

Англия преуспела в развитии сети общедоступных библио­тек для незрячих. Рождение первого подобного учреждения да­тируется 1882 г., а накануне Первой мировой войны таковых действует уже 118! Богатые специализированные фонды для обслуживания незрячих читателей имелись в публичных биб­лиотеках более чем 50 городов Англии. Число книг, напеча­танных рельефно-точечным шрифтом, достигало где-то не­скольких сотен, а где-то и тысяч экземпляров. Библиотека Общества распространения грамотности (Глазго) насчитывала около 6500 томов, передвижная библиотека Лондонского обще­ства обучения слепых на дому — более 7000 томов, Лондонская национальная библиотека — 14 000 томов книг и 2000 нот­ных записей. Библиотечное обслуживание незрячих читателей строилось с учетом их возраста, духовных запросов и профес­сиональных интересов. Более того, в королевстве открылась специализированная детская библиотека, бесплатно пересыла­ющая маленьким незрячим британцам детские книги по почте. Читатели школьного возраста обеспечивались учебниками и художественной литературой по Брайлю в библиотеках непо­средственно по месту обучения. Незрячие студенты могли пользоваться специальным библиотечным фондом Оксфордского университета: свои — бесплатно, студенты из других вы­сших учебных заведений — за минимальную плату.

Библиотека Королевского колледжа и Академии музыки для слепых (Верхний Норвуд, предместье Лондона), основанная не­зрячим музыкантом и тифлопедагогом Ф. Кемпбеллом, распола­гала уникальной коллекцией нотных записей музыкальных про­изведений и музыкальной литературы по Брайлю. Ее фондами активно пользовались незрячие музыканты, регенты церковных хоров, слепые, желавшие овладеть нотной грамотой. Увлеченный музыкой Френсис Кемпбелл не менее страстно любил спорт (в паре со своим сыном он смог покорить Монблан), разработал си­стему физической реабилитации незрячего, направленную на формирование у слепого человека активной жизненной позиции, способности к труду. Не случайно Кемпбелл активно пополнял библиотеку книгами по физической культуре и спортивной ме­дицине. Все это пригодится во время Первой мировой войны, когда Кемпбелл при своем колледже организует центр помощи военнослужащим, потерявшим зрение на фронте. Инвалидов войны станут учить читать и писать по Брайлю, играть па музы­кальных инструментах. Государство по достоинству оценит пат­риотизм и активность незрячего энтузиаста, за заслуги в обуче­нии и воспитании слепых детей король Эдуард VII пожалует ему дворянское звание с привилегиями.

В деле организации школьного обучения слепых Англия вырабатывала собственную модель, принципиально не желая копировать опыт Франции или Германии. Это зафиксировано и в отчете Английской королевской комиссии о слепых и глу­хонемых (1885): «Англия в деле помощи слепым с самого нача­ла шла своей дорогой. Лишь изредка соприкасалась с тем, что было выработано на континенте». Британцы следуют сослов­ному принципу, выстраивая систему образования зрячих, и не видят причин нарушать сложившуюся традицию, организуя обучение слепых. Британские тифлопедагоги, в отличие от континентальных коллег, убеждавших правительства в необ­ходимости организации государственных учебных заведений, не видят в этом смысла. Пойдя «своей дорогой», Великобрита­ния сумела добиться хороших показателей — на рубеже XIX— XX столетий страна располагала 70 институтами для слепых против 34 в Германии и 28 во Франции.

Итак, к концу третьего периода Великобритания обладала сетью разнообразных специальных учебных заведений, активно издавалась рельефно-печатная учебная и художественная лите­ратура, процесс самообразования незрячих обеспечивали мно­гочисленные библиотеки, обладавшие богатыми фондами руко­писных и печатных книг по Брайлю, в стране сложилась научная школа тифлопедагогики, действовал Закон об обяза­тельном обучении слепых. Уступая по некоторым показателям Германии, Англия тем не менее являлась одним из лидеров в области образования и социальной опеки слепых.

3.3.3 Английский опыт заботы о слабоумных

Обучение умственно отсталых детей Великобритания орга­низовала примерно в те же сроки, что и Франция, т. е. много позже Германии. Несмотря на то что британцам принадлежит приоритет в юридическом осмыслении и законодательном определении, кто такой идиот (вспомним английскую юрис­дикцию XIII века), бесправное положение слабоумных в Вели­кобритании не менялось столетиями.

Здания, где содержались умалишенные и слабоумные, начи­ная с XVI в., строились в стиле монастырей, являя собой гранди­озные сооружения, каких не было на континенте. По внутренне­му же устройству и организации эти дома скорби мало чем отличались от тюрьмы или зверинца, не случайно название заве­дения для душевнобольных, организованного в помещениях Вифлеемского аббатства (1537), — Бедлам — вошло в европей­ские языки как нарицательное понятие, означающее хаос и нераз­бериху. Достопочтенную лондонскую публику XVIII столетия положение узников Бедлама не волновало, оно ей представлялось справедливым; власти заботило, чтобы сумасшедшие (инакие) не вносили хаос и неразбериху в жизнь нормальных людей. Населе­ние Бедлама жалости у подавляющего большинства англичан не вызывало, напротив, те любили посещать сумасшедший дом по праздникам и даже платили за удовольствие видеть страшных и нелепых «людей-животных» сидящими на цепи. Возможно, не все проявляли бессердечие, кто-то даже осуждал такое положе­ние этих людей, как, например, граф Честерфилд: «Человека с ослепшим умом надо пожалеть так же, как и того, у кого ослепли глаза: и если в том и другом случае кто-нибудь сбивается с пути, он не виновен и не смешон. <...> Милосердие запрещает нам на­казывать или высмеивать того, кого постигла беда» [27, с. 35—36]. Однако подавляющее большинство современников графа Честерфилда, включая элиту, не видело причин, в силу которых не следовало бы «наказывать или высмеивать» слабоумных и сума­сшедших, а потому положение последних долгие столетия остава­лось неизменным. Дж. Ховард, посетивший многие европейские страны, изучая состояние тюрем и общественных больниц, воз­мущался отношением соотечественников к душевнобольным. «Есть тюрьмы, — писал Ховард, — куда сажают идиотов и поме­шанных, не зная, как избавить иначе от них здоровых, которых они расстраивают и волнуют. Там они гибнут, лишенные всякого ухода, между тем как при других условиях многие из них могли бы выздороветь и сделаться снова полезными членами общества» [10, с. 140]. Но даже выдающийся английский филантроп ограни­чил себя в отношении безумцев констатацией их бедственного положения и не предпринял практических шагов, дабы изменить его. И вдруг в Англии находится энтузиаст, вознамерившийся «построить больницу, в которой больных содержали бы по-чело­вечески, хорошо лечили и допускали к ним родных и друзей» [10, с 141] Это создатель «Убежища для душевнобольных» ку­пец-филантроп Вильям Тьюк (Тuке, 1732-1822)

Вчитываясь в краткие описания давно минувших событий, путаясь в полузабытых, а то и неизвестных сегодня именах, мы силимся понять мотивы, которыми руководствовались в своих деяниях канувшие в Лету благотворители. Эти глубинные мо­тивы не всегда ясны сегодня, так как скрыты толщей времени, но часто они не понимались и современниками. Огромная ис­торическая дистанция отделяет нас от тех подвижников, чьими усилиями создавались модельные учреждения, чей альтруизм готовил грядущие изменения отношения общества к инвали­дам, к детям с отклонениями в развитии. Анализ «случая Тьюка» позволяет понять стремления, намерения, цели конкретных исторических персонажей, которые, казалось бы, неожиданно начинали заботиться о людях с умственными или физическими недостатками. Что могло заставить богатого шестидесятилетне­го купца вложить немалые деньги в дело не только не при­быльное, но и, по мнению подавляющего большинства англи­чан, сомнительное? Организовать приют в городе Йорк, где Тьюк родился и где когда-то его дед-квакер попал в тюрьму за свою «неправильную» веру, филантропа побудило известие о гибели единоверки в Йоркском сумасшедшем доме. Тыок-младший, как и его дед, как и трагически погибшая женщина, принадлежал к секте квакеров, а потому им двигало не столько чувство жалости к сумасшедшим, сколько желание защитить человека, преследуемого за инакомыслие. Религиозного орто­докса-квакера, не разделяющего идеологии государственной религии, возмутили рассказы о происходящем в местном су­масшедшем доме. Возможно, прежде Тьюк не раз проезжал ми­мо этого здания, не задумываясь о тех, кого скрывали стены. Но вот квакер узнает о гибели человека своей веры, и, прежде не замечаемая в силу своей никчемности фигура безумца, вдруг оказывается для Тьюка вполне реальной. Он вынужден загля­нуть за стену, причем не холодным взглядом любопытного зри­теля, а глазами человека, потерявшего близкого. Если прежде Тьюк, как и любой среднестатистический европеец той эпохи, с пониманием относился к изоляции людей, опасных для обще­ства, то теперь он осознал, сколь бесчеловечно организована эта изоляция. Отсутствие помощи и лечения, истязание голодом и холодом, издевательство — вот что увидел Тьюк. Поначалу предприниматель полагал, что увиденное присуще исключительно сумасшедшему дому Йорка, а потому решил ознакомиться с организацией дела в других графствах Англии. Результаты знакомства окончательно убедили купца-филантро­па в необходимости кардинальных перемен.

Англичанин задался целью изменить условия содержания ду­шевнобольных и создал собственную модель благотворительного заведения, заменив изолятор приютом, где «полуразбитая барка может быть исправлена для нового плавания или же, в крайнем случае, найти спокойное убежище от ветра и бурь» [10, с. 142]. Строительство началось с закладки камня с надписью: «Сие ис­полнено состраданием друзей во имя человечности». Организато­ры убежища отказались от решеток и цепей, предложив больным достойные условия содержания и лечение. «Подвиг Тьюка, — счи­тает Ю. Каннабих, — по своему идейному объему и огромному жизненному содержанию является, несомненно, одним из вели­чайших фактов в истории психиатрии» [10, с. 142]. Согласимся с мнением русского психиатра и в очередной раз отметим, что лю­ди, проживающие в одно историческое время, могут быть носите­лями мировоззрений разных периодов эволюции отношения к лицам с умственными и физическими недостатками.

Почин купца-филантропа удивителен еще и тем, что на мо­мент открытия «Убежища для душевнобольных» (1796) анг­лийская психиатрия как наука только начинала складываться. Ее предтечами выступили врачи У. Бетти и Дж. Монро, прояв­лявшие интерес к различным аспектам практической психиат­рии, но «истинными основателями этой науки», согласно Ю. Каннабиху, должно считать У. Келлена и Дж. Броуна, чьи основные труды пришли к читателям в 1777 и 1780 гг. Деятель­ная благотворительность далекого от научных изысканий част­ного лица, таким образом, никак не была связана с успехами английской психиатрии, скорее осуществлялась вопреки дейст­вовавшим медицинским рекомендациям.

Индивидуальная инициатива противостояла позиции Церкви, действующему закону и общественной морали. Пример Йорк­ского убежища не изменил практику психиатрической помощи в стране, условия содержания больных в английских психиатриче­ских лечебницах продолжали оставаться невыносимыми.

Опыт Тьюка окажется востребованным через 30 лет после того, как открылось «Убежище...». Ужасающие факты содержания больных в сумасшедших домах попали на страницы английских газет и взбудоражили читающую публику. Дабы успокоить избирателей, чиновники из правительственной Ко­миссии по душевным болезням организовали инспекцию пси­хиатрической помощи в стране, приведя бюрократическую ма­шину в действие. Провидению было угодно, чтобы в дни, когда материалы, собранные в ходе проверки, оказались на столе пар­ламентской комиссии, в «Эдинбургском обозрении» появилась рецензия на книгу Самуэля Тьюка, повествующую о благотво­рительности его предка и об истории «Убежища для душевно­больных». Расследуя конкретные факты, парламентарии вос­пользовались книгой С. Тьюка как программным документом. В 1815 г. нижняя палата парламента, заслушав доклад о дея­тельности Бедлама и о состоянии дел в Йоркском убежище, высказалась в пользу последнего. Парламентарии не только одобрили опыт Тьюка, но рекомендовали впредь ориентиро­ваться на Йоркское убежище как на модель психиатрической больницы. Законодательное признание сделало свое дело, уже через шесть лет похожее заведение открывается в Линкольне (1821), со временем эта клиника станет центром новой психи­атрии в Англии. Парламентский билль1о реформе в Бедламе был принят в 1815 г., а вскоре принимаются законодательные акты (1844, 1854), устанавливающие щадящие правила содер­жания больных в сумасшедших домах, запрещающие примене­ние насилия и наказание изолятором. Всего за 30 лет офи­циальный подход к проблеме опеки психиатрических больных поменялся в Объединенном королевстве кардинально, но стра­на готовилась к подобным переменам столетиями.

Прогрессивная часть английского общества и государство (в лице парламентариев) де-юре признали право людей с умст­венными недостатками на медицинскую помощь и социальную опеку. Если иметь в виду, что ранее за лучшее признавалось даже право на гуманную изоляцию, то принятое в середине XIX в. ре­шение следует признать шагом вперед. Проводя реформу Бедла­ма, а затем психиатрической службы в целом, реформаторы-ли­бералы проявляли заботу об обитателях домов скорби и приютов для идиотов, руководствуясь соображениями гуманизма, филан­тропии, но им не могла прийти в голову мысль о признании за этими людьми права на свободу и гражданский статус.

Принятие английским парламентом законодательных актов заставило реформировать психиатрическую службу, что, в свою очередь, способствовало изменению положения умственно от­сталых. В Великобритании, так же как во Франции, Швейца­рии и Германии, все началось с организации приютов для слабоумных. История возникновения первого из них напоминает рождественскую сказку: заблудившийся во время путешествия по горам Швейцарии английский врач У. Твиллинг случайно забрел на огонек в дом, оказавшийся Абендбергским приютом Гуггенбюля для идиотов. Восторженные впечатления от уви­денного Твиллинг изложил в книге, которая, в свою очередь, подвигла некую мисс Уайт открыть в родном городе Бат нечто похожее (1846). Сначала приют принял трех воспитанников, через два года их было пятнадцать, а через десять лет — 256. Приют становится известным, даже популярным, благодаря че­му число и размеры пожертвований множились, со временем маленькое частное заведение, возникшее в Бате по воле одного человека, станет в Объединенном королевстве крупнейшим уч­реждением подобного типа.

Тем временем Великобритания вступает в Викторианскую эпоху (1837—1901), приближаясь к зениту своего могущества. В обществе растет прослойка культурных, образованных лю­дей, в 1851 г. в стране насчитывалось около 16 тысяч юристов (не считая 1700 студентов юридических факультетов), око­ло 17 тысяч врачей и хирургов (плюс около 3500 студентов-ме­диков и ассистентов), армия учителей достигла почти 76 тысяч, добавим сюда 20 тысяч гувернеров и гувернанток. Профессии юриста, врача, педагога становятся достаточно распространен­ными. Наконец, еще один немаловажный показатель — в 1851 г. городское население по численности обходит сельское. Десяти­летие с 1860 по 1870 г. становится периодом реформ, политиче­ской либерализации. Англия, уже обладавшая парламентской Конституцией, в 1867 г. проводит одну избирательную рефор­му, а в 1872 г.— другую, общее число граждан, обладающих правом голоса (избирателей), возросло четырехкратно [17, 24].

Доля богатых людей в структуре общества выросла незначи­тельно, но суммарный объем их доходов достиг фантастических масштабов. Намеченная парламентом реформа в области психи­атрической помощи осуществлялась в контексте экономического подъема, активизации деятельной филантропии, а потому шла весьма успешно. Правительство совершенствовало норматив­но-правовую базу, состоятельная часть населения передавала из собственных средств деньги, необходимые на создание и жизне­обеспечение растущей сети благотворительных учреждений, а проблем с медицинскими и педагогическими кадрами страна, об­ладавшая армией врачей и учителей, не знала.

В организации опеки слабоумных Англия, как и в деле по­мощи глухим и слепым, пошла «своей дорогой», рассчитывая на уже сложившуюся традицию деятельной благотворительно­сти и принимая во внимание ситуацию экономического подъе­ма. Институты призрения слабоумных могли безбедно сущест­вовать без государственной поддержки, а потому и действовать без оглядки на власть. Расчет оказался верным. Со второй по­ловины XIX в. количество благотворительных заведений для слабоумных стремительно растет, к 1871 г. в них находилось примерно 1100 человек, правда, тогдашние статистические дан­ные содержат информацию о наличии в Англии 30 тыс. «идио­тов», но будем помнить о неточности дефиниций и восприни­мать этот термин в историческом контексте. Дефиниция «идиот» применялась не только по отношению к людям, кото­рых сегодня мы назвали бы глубоко умственно отсталыми, по и по отношению к людям, имеющим любое интеллектуальное нарушение вне зависимости от его природы и степени выра­женности. Все они без разбора направлялись в сумасшедшие дома, приюты либо в работные дома для бедноты.

В начале 70-х гг. предлагается развести сумасшедших и сла­боумных, создается специальный комитет, который ставит своей задачей разработку подходов и принципов комплек­тования специальных учреждений разных типов, а также создание соответствующей классификации. Комитету предсто­яло решить участь тех самых тридцати тысяч «идиотов», т. е. определить стратегические направления необходимой помощи (лечение, опека, обучение), наиболее подходящий тип бла­готворительного заведения из числа имеющихся (дом для ума­лишенных, лечебница для умалишенных, работный дом, приют для слабоумных, школа для бедных), разработать правила ком­плектования специальных учреждений. Семь лет (с 1871 по 1878 г.) ушло на дискуссии, выработку и согласование паке­та предложений, затем он поступил на рассмотрение во власт­ные структуры, и вскоре вышел очередной парламентский билль, законодательно закрепивший принципы и правила орга­низации, комплектования и деятельности соответствующих за­ведений. С момента выхода законодательного акта сеть спе­циальных учреждений для слабоумных начинает развиваться особенно интенсивно, столь же стремительно улучшаются и условия содержания в этих заведениях, к концу XIX в. многие из них поражают иностранцев своим великолепием. В качестве иллюстрации расскажем о приюте Earlswood, который в конце XIX столетия посетила наша соотечественница Е. X. Маляревская. По ее восторженной оценке, заведение являло собой «об­разец для всех учреждений Англии и других стран. Оно содер­жится на средства благотворителей, и число взносов зависит от более или менее удачного спича, произносимого на еже­годном обеде жертвователей. Помещение, которое занимает Earlswood, — это дворец, размерами своими превосходящий все общественные здания в Петербурге. Внутри изящная обстанов­ка, стремление к уютности и удобству. Нигде на материке нет ничего подобного. Теперь всех воспитанников 600 — 400 маль­чиков и 200 девочек. Возраст приема колеблется от 5 до 21 го­да, но в числе этих 600 есть седые старики и старушки, посту­пившие сюда еще детьми... Вся система приурочена к тому, чтобы спокойствием и мягкостью облагораживать искаженные роковыми влияниями натуры» [6, с. 88—89]. Не менее сильное впечатление оставило у Е. X. Маляревской знакомство с Darent Schools — заведением на 1000 детей и 600 взрослых слабоум­ных, а также основанным графиней Meath центром для эпилеп­тиков — Home of Comfort в Godaluving Surrey.

Всего за век приюты для слабоумных так преобразились, что перестали даже отдаленно напоминать своих прародителей, те­перь уже неловко называть их приютами, скорее это британские институты призрения. Достатком, если не сказать роскошью, анг­лийские заведения для слабоумных резко контрастировали с аналогичными институтами континентальной Европы, ни Фран­ция, ни Германия ничем подобным похвастать не могли. Причи­ну столь разительных отличий следует искать в политическом устройстве государства, многовековых традициях гражданского права, выбранном механизме развития призрения слабоумных в ситуации экономического подъема страны.

 

3.3.4 Анг лийский опыт школьного обучения умс твенно отсталых детей

 

В Германии первый специальный класс для отсталых детей открылся в 1859 г., к 1893/1894 учебному году подобные клас­сы имелись в 32 городах, в них обучалось около 2300 умствен­но отсталых детей. Во Франции пробные вспомогательные классы появляются в начале XX в., к 1912 г. их число не превы­шает 30, а количество учащихся едва перевалило за семь сотен. Что касается Англии, то здесь инициатива принадлежит Лон­дону и старинному городку Лестер (административному цент­ру графства Лестшир), в этих городах в одном и том же 1892 году впервые было организовано обучение детей с легки­ми формами умственной отсталости.

В 1899 г. английский парламент принимает билль «Permissi­ve act». Показательно название закона, слово «permissive» имеет в английском языке несколько значений, одно из них — гарантированное разрешение, другое — толерантность, терпи­мость. Согласно новому акту, графствам разрешалось организо­вывать по своему усмотрению школы для слабоумных. Спустя всего несколько лет — к 1904/1905 учебному году — школы для умственно отсталых детей имелись уже в 31 городе Великобри­тании (см. таблицу 5).

 

 

Таблица 5

	Английские учебные заведения для умственно отсталых детей (1904/1905 учебный год)
№ п/п	Город	Количество учебных заведений	Количество учащихся
	Лондон
	Уолтемстоу
	Уэст-Хем
	Бирмингем
	Бредфорд
	Бристоль
	Ливерпуль
	Манчестер
	Вилсден (Бол. Манчестер)
	Болтон (Бол. Манчестер)
	Солфорд (Бол. Манчестер)
	Олдем (графство Манчестер)
	Ноттингем
	Лидс
1S	Шеффилд
	Бернли (графство Ланкастер)
	Кардиф
	Брайтон
	Барри (Уэльс)
	Биркинхед (графство Мерсисайд)
	Вулвергемптон
	Галифакс
	Дарлингтон
	Девенпорт
	Дерби

 

	Лестер
	Ньюкасл
	Оксфорд
	Плимут
	Реддинг
	Хартлепул
	Итого

Нетрудно заметить лидерство столицы и явный разброс ко­личества детей по отдельным учебным заведениям; если в шко­ле города Реддинг их 17, то в Биркинхеде — 130. Очевидная несуразица объясняется тем, что, во-первых, при сборе стати­стики составители неправомерно объединили в графе «Учеб­ные заведения» и классы, и школы, во-вторых, под привычным для нас термином «школа» английские составители отчета под­разумевали учреждения разного типа, да еще и с разными контингентами учащихся. В начале XX в. в Англии одновременно действовали: центры, специальные школы для дефективных де­тей, а также школы специального обучения.

Если вычленить собственно классы и школы для умственно отсталых детей, то учащихся окажется около 4000. Для сравне­ния: в том же 1904/1905 учебном году во вспомогательных школах Германии за парты село 15 тыс. учащихся. Как случи­лось, что при наличии действовавшего с 1899 г. закона об обу­чении умственно отсталых в приют они попадали чаще, чем в школу? Причина — в формулировке закона, точнее, в позиции государства. Если Германия на рубеже XX в. приняла Закон об обязательном обучении, то Великобритания ограничи­лась актом, разрешающим обучение. Английский закон пе­редал инициативу по учреждению вспомогательных классов органам местного самоуправления, предусматривая небольшую государственную субсидию в случае решения города или граф­ства открыть учебное заведение, но при этом государство оставляло за собой право контроля правильности их расходо­вания и качества обучения. Таким образом, открывая школу, местные органы самоуправления не только принимали на себя большую часть расходов по ее содержанию, но и оказывались под контролем государственных чиновников. Организация спе­циального обучения на местах полностью зависела и от финансовых возможностей региона, и от позиции властных структур графства (города), и от ценностных предпочтений жителей ре­гиона, обладающих правом голоса (избирателей). Анализ гео­графи