Учение о противоречиях и вопрос об «объективизме» и партийности в познании. Ленин и Сталин о диалектической гибкости понятий.

Положение марксистской диалектики о том, что развитие есть борьба противоположностей, ставит серьёзные требования перед человеческим познанием. Важнейшим из этих требований является требование партийности, т. е. такой подход к общественным явлениям, который не смазывает, не затушёвывает, а вскрывает классовый характер, классовую основу тех или иных процессов, происходящих в обществе, разделённом на классы, и обязывает открыто становиться на точку зрения определённого класса.

Ленин метко охарактеризовал сознательное затушёвывание классового противоречивого характера общественных явлений как буржуазный объективизм в познании. Разоблачая типично буржуазный объективистский подход «легального марксиста» Струве к критике народничества, Ленин показывает, что нельзя ничего понять в исторических процессах, если не вскрыть, из борьбы каких классов складываются эти процессы, если не установить, какой класс является носителем тех или иных тенденций в общественном развитии. У Струве, писал Ленин, «узкий объективизм, ограничивающийся доказательством неизбежности и необходимости процесса и не стремящийся вскрывать в каждой конкретной стадии этого процесса присущую ему форму классового антагонизма, — объективизм, характеризующий процесс вообще, а не те антагонистические классы в отдельности, из борьбы которых складывается процесс»[305].

Струве, разумеется, не случайно говорил о «процессе вообще». Буржуазный идеолог заинтересован в том, чтобы скрыть, спрятать глубочайшие противоречия капитализма и тем самым изобразить его развитие как некий гармоничный процесс, без борьбы классов, без антагонистических противоречий. Такова вообще характерная черта буржуазных и реформистских «объективистов»; они непрочь поболтать об «исторической необходимости» развития, о том, куда идёт это развитие, но они, как огня, боятся вопроса о том, из каких противоречий складывается это развитие, какое место занимают противоположные классы в этом развитии, какой класс выражает прошлое, отмирающее и какой класс выражает будущее.

Правые социалисты, например, немало говорят о «неизбежности» процесса развития к «социализму». Но их «социализм» есть лишь пустая фраза, ибо они не раскрывают классового антагонистического характера этого процесса, намеренно смазывая тот факт, что этот процесс возможен лишь как борьба классов, борьба, завершающаяся пролетарской революцией и диктатурой пролетариата.

Буржуазному объективизму в познании общественных явлений Ленин противопоставлял коммунистическую партийность, которая обязывает не только вскрывать классовую основу всякого общественного процесса, но и открыто становиться на точку зрения пролетариата — единственно революционного класса, не ставящего никаких пределов человеческому познанию; «материализм, — писал Ленин, — включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определённой общественной группы»[306].

Такой подход является вместе с тем и единственно научным, подлинно объективным подходом, не замазывающим реальных фактов классовой борьбы и классовых противоречий, а раскрывающим их роль и их конкретно-историческое содержание.

Буржуазный объективист лишь по видимости объективен, на деле же он представитель худшей разновидности субъективизма, ибо искажает действительную картину развития. Напротив, точка зрения коммунистической партийности есть выражение подлинно научной, объективности, правдиво отражающей картину действительности со всеми её противоречиями.

Учение марксистской диалектики о противоречиях выдвигает перед человеческим познанием и другое важное требование. Наше познание должно быть отражением, слепком с действительности. Для объективной же действительности характерна не мертвенность, не окостенелость, а подвижность, противоречивость, переходы одного в другое. Поэтому и человеческие понятия, категории, законы, формулируемые нашим познанием, чтобы правильно отражать объективную реальность, должны быть столь же подвижными, гибкими, способными переходить друг в друга.

В одной из своих заметок в конспекте лекций Гегеля по истории философии Ленин высказывает ту очень важную мысль, что самое трудное — это выразить движение в понятиях, в мысли. Трудность эта заключается в том, что всякое движение чрезвычайно противоречиво. И мысль наша, чтобы быть верным отражением движения, должна в своих понятиях схватывать и выражать эту противоречивость движения. Это единственный путь, идя по которому человеческое познание может адекватно, т. е. верно, изображать действительность.

«И в этом, — пишет Ленин, — суть диалектики. Эту- то суть и выражает формула: единство, тождество противоположностей»[307].

Насколько прав Ленин, показывает пример метафизиков, которые, не умея или не желая подняться на точку зрения диалектических противоречий, объявляют войну человеческому разуму, логическим понятиям и категориям. Буржуазная философия последних десятилетий выдвинула из своей среды целое течение, которое буржуазные исследователи называют «романтическим» в противовес старым, «классическим» школам в философии. Сущность романтического течения, к которому относят философию интуитивизма Бергсона, прагматизм, так называемую «философию жизни», ницшеанство и т. д., заключается в отрицании рационального познания и в возвышении, выражаясь языком Бергсона, той «полоски смутного», иррационального, инстинктивного, которая якобы «ещё сохранилась» в человеке.

Весь этот поход против разума имеет своей основой идею о том, что разум, схватывая якобы только статическое, неподвижное, не способен выразить движение, что понятия омертвляют живое, расчленяя его на не связанные друг с другом части.

«Интеллект, — пишет Бергсон, — не создан для того, чтобы мыслить развитие в собственном смысле этого слова, т. е. непрерывность изменения, представляющего чистую подвижность».

Способ познания посредством понятий он называет кинематографическим, разум с его точки зрения способен давать лишь застывшие кадры, неподвижные мгновения.

Легко понять, что подобная философия просто-напросто отрицает всякую науку, всякое научное познание. Ибо если понятия не способны адекватно выразить движение, развитие, то как же тогда возможна наука? Но поборники «романтического» направления в философии менее всего заботятся об интересах науки.

Материалистическая диалектика не только утверждает способность нашего разума и наших понятий адекватно, точно отражать движение в его самых сложных формах, но и указывает своим учением о единстве и борьбе противоположностей единственный путь, ведущий к такому адекватному отражению.

Для этого человеческая мысль, познание должны отрешиться от всякого следа метафизической окостенелости и следовать за всем богатством переливов, переходов, превращений противоположностей в самой действительности.

Метафизик вырывает пропасть между противоположностями. Он подходит к ним, как к застывшим, неподвижным, неспособным превращаться друг в друга. Отсюда постоянный грех метафизиков от науки и политики: окостенелость, деревянность, негибкость их мысли, понятий, лозунгов, тактики. Отсюда неспособность метафизиков представить себе, как «мёртвая» материя сама по себе, в силу собственных законов развития, превращается в свою противоположность — в «живую материю», как классовое общество превращается в свою противоположность — в бесклассовое общество, и т. д.

Марксистская диалектика, напротив, вскрывая единство, борьбу, переход противоположностей как существеннейший и важнейший закон развития самой объективной действительности, всё внимание обращает на то, чтобы и человеческие понятия соответствовали этому всеобщему закону действительности. Сила марксистской диалектики в том и состоит, что она воспитывает человеческий ум в духе необходимой гибкости. Ленин указывает, что логические понятия, чтобы правильно отражать действительность, должны быть «обтёсаны», «обломаны», «гибки», «взаимосвязаны», «подвижны», «релятивны», «едины в противоположности» и т. д.

Мы находим у Ленина яркие положения, глубоко раскрывающие значение диалектического учения о единстве и борьбе противоположностей для познания.

Приведём некоторые из этих ленинских положений.

«Диалектика есть учение о том, как могут быть и как бывают (как становятся) тождественными противоположности, — при каких условиях они бывают тождественны, превращаясь друг в друга, — почему ум человека не должен брать эти противоположности за мёртвые, застывшие, а за живые, условные, подвижные, превращающиеся одна в другую»[308].

«Всесторонняя, универсальная гибкость понятий, гибкость, доходящая до тождества противоположностей, — вот в чем суть»[309].

Если бы Маркс не анализировал развитие форм стоимости и развитие капиталистического способа производства вообще диалектически, если бы понятия, созданные им, не были столь же гибкими, подвижными, превращающимися одно в другое, как и те объективные явления, которые они выражают, то он не мог бы изобразить процесс превращения единичной формы стоимости в свою противоположность — всеобщую форму; простого товарного производства — в капиталистическое; капиталистического способа производства — в социалистический.

В общественной жизни, в политической борьбе нельзя и шагу сделать, не проявляя диалектической гибкости, ибо процессы, совершающиеся в этой области, особенно подвижны, гибки, «противоречивы». Сколько раз вождям нашей партии Ленину и Сталину приходилось выступать в защиту гибкой большевистской тактики против тех, кто кричал об её «противоречивости».

Приведём некоторые примеры.

Известно, что в строительстве советской культуры партия и государство руководствуются указаниями Ленина и Сталина о культуре социалистической по содержанию и национальной по форме. Национал-уклонисты, прикрывавшиеся «левой» фразой, боролись против линии партии в этом вопросе. Они не понимали, как говорил товарищ Сталин, в чём состоит «диалектичность ленинской постановки вопроса о национальной культуре». Диалектичность же ленинской постановки вопроса товарищ Сталин выразил в следующих словах: «Надо дать национальным культурам развиться и развернуться, выявив все свои потенции, чтобы создать условия для слияния их в одну общую культуру с одним общим языком в период победы социализма во всём мире»[310].

Следовательно, в целях и интересах создания условий для возникновения в будущем единой культуры с одним общим языком нужно развивать национальные культуры. Вот этой гибкости — гибкости, доходящей до «тождества противоположностей», — идти к единой общей культуре через максимальное развитие национальных культур, — этого метафизический ум оппортунистов никак не мог усвоить. Они считали, что, если развитие идёт к общей и единой культуре с одним общим языком, значит лозунг развития национальных культур и языков неверен.

Современные правые социалисты вкупе с буржуазными идеологами проповедуют реакционную космополитическую идею об «устарелости» понятия национального суверенитета и национальных культур. Пролетарский интернационализм в корне противоположен космополитизму, который под видом «мирового правительства» и «всеобщей» культуры требует подавления сильными империалистическими хищниками других наций и народов.

Показав противоречивый характер развития, ведущего к будущей интернациональной культуре через развитие национальной культуры, товарищ Сталин продолжает:

«Могут сказать, что такая постановка вопроса «противоречива». Но разве не такая же «противоречивость» имеется у нас с вопросом о государстве? Мы за отмирание государства. И мы вместе с тем стоим за усиление диктатуры пролетариата, представляющей самую мощную и самую могучую власть из всех существующих до сих пор государственных властей. Высшее развитие государственной власти в целях подготовки условий для отмирания государственной власти — вот марксистская формула. Это «противоречиво»? Да, «противоречиво». Но противоречие это жизненное, и оно целиком отражает марксову диалектику»[311].

Товарищ Сталин приводит и другой пример такой же диалектической «противоречивости» и гибкости большевистской тактики.

«Или, например, ленинская постановка вопроса о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения. Ленин иногда изображал тезис о национальном самоопределении в виде простой формулы: «разъединение для объединения». Вы только подумайте — разъединение для объединения. Это отдаёт даже парадоксом. А между тем эта «противоречивая» формула отражает ту жизненную правду марксовой диалектики, которая даёт большевикам возможность брать самые неприступные крепости в области национального вопроса»[312].

И товарищ Сталин делает следующий вывод из всего сказанного:

«Кто не понял этого своеобразия и «противоречивости» нашего переходного времени, кто не понял этой диалектики исторических процессов, тот погиб для марксизма»[313].

И, напротив, только тот стоит на почве подлинного марксизма, кто способен проявлять всю необходимую диалектическую гибкость при изучении действительности и в революционной практике.

Следует иметь в виду, что положение марксистской диалектики о «гибкости понятий, гибкости, доходящей до тождества противоположностей», направлено не только против метафизического окостенения мысли, но и против всякого рода софистики. Сущность софистики, помимо всего прочего, заключается в том. что точный анализ объективного положения вещей заменяется субъективистскими, односторонними определениями и игрой в них. И Ленин, всячески подчёркивая необходимость гибкости понятий, вместе с тем делает такое замечание:

«Эта гибкость, применённая субъективно, = эклектике и софистике. Гибкость, применённая объективно, т. е. отражающая всесторонность материального процесса и единство его, есть диалектика, есть правильное отражение вечного развития мира»[314].

Что имел в виду Ленин, высказывая это важное дополнение к своей мысли о гибкости понятий, покажет следующий пример, взятый из статьи Ленина «О брошюре Юниуса».

В своей статье Ленин критикует Розу Люксембург (Юниуса), которая стояла на той точке зрения, что в эпоху империализма национальные движения полностью себя исчерпали и больше не могут иметь места. Всякая национальная война, говорила Р. Люксембург, неизбежно в эпоху империализма превратится в свою противоположность — в империалистическую войну. И на том основании, что всякая национальная война может превратиться в империалистическую, она делала вывод о невозможности национальных войн.

На первый взгляд может показаться, что мы имеем здесь дело с диалектической гибкостью понятий. На самом же деле эго не диалектика, а софистика.

Ленин, рассматривая такого рода «гибкость», доказывает, что это — субъективная гибкость понятий, не отражающая объективной диалектики действительности. Он говорит: «Разумеется, основное положение марксистской диалектики состоит в том, что все грани в природе и в обществе условны и подвижны, что нет ни одного явления, которое бы не могло, при известных условиях, превратиться в свою противоположность. Национальная война может превратиться в империалистскую. и обратно...»[315], империалистическая война может при известных условиях превратиться в национальную.

Но Ленин спрашивает: допустимо ли на том основании, что одна противоположность может превратиться в другую противоположность, отрицать возможность национальных войн? Ленин со всей резкостью выступает против подобной «диалектики».

«Только софист, — говорит Ленин, — мог бы стирать разницу между империалистской и национальной войной на том основании, что одна может превратиться в другую. Диалектика не раз служила — и в истории греческой философии — мостиком к софистике. Но мы остаёмся диалектиками, борясь с софизмами не посредством отрицания возможности всяких превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного в его обстановке и в его развитии»[316].

Позднейший опыт развития истории — национально-освободительные войны Испании, Китая, освободительная борьба народов во второй мировой войне — полностью подтвердил ленинскую постановку вопроса.

Следовательно, только та гибкость понятий, которая основана на соответствии с действительностью, на её конкретном анализе, способна отразить всю подвижность и изменчивость действительности; субъективистский же подход, не считающийся с действительностью, основанный на голой возможности всяких превращений, ведёт к софистике.

Содержание и форма. Диалектический процесс изменения содержания и формы явлений.

В «Философских тетрадях», перечисляя элементы диалектики, Ленин пишет: «...борьба содержания с формой и обратно. Сбрасывание формы, переделка содержания»[317]. Этот элемент диалектики он называет «примером» закона единства и борьбы противоположностей. Ленин не случайно выделил диалектическое отношение формы и содержания как яркий «пример» закона единства и борьбы противоположностей. Рассмотрение диалектического взаимодействия формы и содержания даёт возможность понять одно из важнейших и всеобщих проявлений закона единства и борьбы противоположностей.

В каждом предмете, и каждом явлении можно различить две стороны: содержание и форму. Поэтому диалектика говорит, что любая вещь, любой процесс есть единство содержания и формы.

Главным в вопросе о содержании и форме является правильное понимание их взаимоотношения. В абстрактном виде это взаимоотношение может быть выражено следующим образом: содержание предмета определяет его форму, форма предмета вырастает из содержания, как из той почвы, вне которой она лишена всякого основания; в свою очередь содержание возможно лишь тогда, когда оно оформлено, когда оно имеет свою форму. Взаимосвязь, взаимопроникновение, взаимопереход — вот что прежде всего характерно для содержания и формы, для отношения между этими двумя сторонами любого предмета, любого явления.

Прекрасный пример диалектического взаимоотношения между формой и содержанием дал Ленин, разбирая вопрос об организационных основах пролетарской партии.

Как известно, на II съезде РСДРП разгорелись горячие споры по вопросу о § I устава — о том, кто может быть членом РСДРП.

Это был спор о форме организации партии: чем должна быть партия — организованным, боевым, передовым отрядом рабочего класса, как этого требовал Ленин и ленинцы, или неоформленной, рыхлой, разношёрстной организацией, как этого требовали меньшевики. После II съезда меньшевики повели яростную кампанию против Ленина, критикуя ленинские организационные принципы построения революционной рабочей партии.

Меньшевики пытались свой оппортунизм в организационных вопросах прикрыть «глубокомысленным» философствованием, в частности ссылкой на то, что содержание революционной работы партии важнее её формы. В ответ на заявление ленинцев о том, что боевое, революционное направление социал-демократической партии должно не только проводиться в идейной борьбе, но и закрепляться определёнными, революционными формами партийной организации, новая, меньшевистская «Искра» поучала, что «формы есть только формы», что дело не в них, а в содержании борьбы.

В своей работе «Шаг вперёд, два шага назад» Ленин подверг меньшевиков уничтожающей критике; «...через все писания новой «Искры», — писал Ленин, — красной нитью проходит та глубокая «мысль», что содержание важнее формы, программа и тактика важнее организации»[318].

Разоблачая эту «философию» меньшевизма, Ленин вскрывает её политическую подоплёку, показывая, что форма не есть просто внешняя оболочка содержания, что она соответствует содержанию, даёт ему определённый смысл, направление. Отстаивая такую форму организации, которая широко открывала двери партии для неустойчивых, непролетарских элементов и при которой партия представляла бы нечто организационно неоформленное, разношёрстное и расплывчатое, меньшевики на деле боролись против революционного содержания работы партии и защищали оппортунистическое, реформистское направление её деятельности. Централизм, железная дисциплина, подчинение меньшинства большинству, строгая конспирация — всё это были организационные формы, обеспечивающие боевое, революционное содержание деятельности партии. Без принятия таких форм и шагу вперёд нельзя было сделать в развитии революционной деятельности партии.

Ленин писал тогда, что форма работы партии в тот период была так несовершенна, что это являлось серьёзнейшим препятствием к развитию её практической революционной деятельности. «Неразвитость и непрочность формы не даёт возможности сделать дальнейшие серьёзные шаги в развитии содержания, вызывает постыдный застой, ведёт к расхищению сил, к несоответствию между словом и делом»[319].

Но, с другой стороны, Ленин показывает, что сама форма зависит от содержания. В период разброда и кружковщины, когда разрозненные кружки действовали изолированно друг от друга, не имели единой программы, единой тактики, т. е. единого содержания работы, не могло быть и речи о такой форме организации, за которую боролись большевики на II съезде и после него.

«Пока — пишет Ленин, — у нас не было единства в основных вопросах программы и тактики, мы прямо и говорили, что живём в эпоху разброда и кружковщины, мы прямо заявляли, что, прежде чем объединиться, надо размежеваться, мы и не заговаривали о формах совместной организации, а толковали исключительно о новых... вопросах программной и тактической борьбы с оппортунизмом. Теперь эта борьба, по общему нашему признанию, обеспечила уже достаточное единство, формулированное в партийной программе и в партийных резолюциях о тактике; теперь нам надо сделать следующий шаг, и мы его, по общему нашему согласию, сделали: выработали формы единой, сливающей все кружки воедино, организации»[320].

Ленин не только показывает тесное взаимодействие, существующее между содержанием и формой, но и подчёркивает, что ведущим, решающим элементом является содержание.

Зависимость формы от содержания и решающий характер содержания особенно ярко обнаруживаются в моменты отрыва формы от содержания, в моменты их несоответствия. Дело в том, что форма предмета, хотя и определяется его содержанием, всё же имеет некоторую относительную самостоятельность. И в силу этой относительной самостоятельности она при определённых условиях может наполниться чуждым ей содержанием.

Эту важнейшую сторону диалектики содержания и формы осветил товарищ Сталин в своей известной речи «О работе в деревне», произнесённой в 1933 г. Говоря об огромном значении формы, он вместе с тем указал на недопустимость её переоценки. Форма играет огромную роль, но всё зависит от того, какое содержание заполняет форму.

Колхозы как социалистическая форма организации сельского хозяйства, говорил товарищ Сталин, есть величайшее завоевание революции. Величайшим революционным завоеванием являются и Советы как социалистическая форма политической организации трудящихся.

«Но колхозы и Советы представляют лишь форму организации, правда, социалистическую, но всё же форму организации. Всё зависит от того, какое содержание будет влито в эту форму»[321].

Товарищ Сталин напомнил, что в июле 1917 г., когда Советами руководили меньшевики и эсеры, Советы прикрывали контрреволюционное содержание этих партий. Так и колхозы, если ими не руководить, могут быть использованы антисоветскими элементами как готовая массовая организация.

«Стало быть, — говорил товарищ Сталин, — дело не только в самих колхозах, как социалистической форме организации, но прежде всего в том, какое содержание вливается в эту форму, — дело прежде всего в том, кто стоит во главе колхозов и кто руководит ими»[322].

Забота о наполнении революционных форм революционным содержанием — вот какой практический вывод следует из этого.

Если содержание определяет форму, то изменение содержания требует изменения формы. И так как нет в природе неизменных предметов, то, следовательно, в развивающихся предметах содержание может приходить и приходит в противоречие со старой формой.

Это противоречие есть важнейший источник развития, прогресса в природе и обществе. Необходимо подчеркнуть, что противоречие существует не между содержанием и формой вообще, а между новым содержанием и старой формой. Какой-нибудь предмет представляет собой единство содержания и формы. До поры до времени форма, соответствующая содержанию, играя активную роль, способствует его развитию. Когда же содержание коренным образом изменяется, — а изменение всегда начинается с содержания, а не с формы предмета, — тогда нарушается бывшее раньше между ним и его формой соответствие. Форма становится препятствием для дальнейшего развития содержания. И до тех пор, пока форма не будет изменена, пока она не придёт в соответствие с новым содержанием, между ними существует конфликт, противоречие.

Это показывает зависимость формы предметов от их содержания. Форма отстаёт от содержания, так как сама потребность в новой форме возникает лишь тогда, когда изменившееся или изменяющееся содержание сигнализирует о необходимости смены формы.

Новая форма, соответственно выражающая новое содержание, снова создаёт простор для развития содержания, является «внутренней организацией» развивающегося содержания. Это развитие происходит до тех пор, пока опять не возникнет между ними конфликт, и т. д. и т. д.

Вся история общества, история развития производительных сил и производственных отношений в рабовладельческом, феодальном, капиталистическом обществах может служить примером борьбы содержания с формой, примером переделки содержания, сбрасывания старой формы.

Правильное понимание диалектики взаимодействия формы и содержания в явлениях и процессах, учёт их взаимосвязей, взаимодействия, единства и противоречия имеют огромное значение в практической борьбе за переустройство общества, в практической деятельности партии пролетариата.

На первый план здесь выдвигается способность класса, партии к смене форм борьбы, когда это диктуется изменившимся содержанием борьбы, новыми условиями. Всякая приверженность к устаревшим формам, настаивание на старых формах, когда обстановка властно требует новых форм, ведёт к оппортунизму.

В «Детской болезни «левизны» в коммунизме» Ленин приводит в пример вождей II Интернационала — Каутского, Отто Бауэра и других, которые, проповедуя в условиях империализма только парламентские, легальные формы борьбы, не видели и не хотели видеть возникновения нового содержания и, следовательно, необходимости новых революционных форм борьбы рабочего класса против капитализма.

Они, писал Ленин, «...оказались на практике такими не диалектиками, оказались людьми до того не сумевшими учесть быстрой перемены форм и быстрого наполнения старых форм новым содержанием, что судьба их немногим завиднее судьбы Гайндмана, Геда и Плеханова. Основная причина их банкротства состояла в том, что они «загляделись» на одну определённую форму роста рабочего движения и социализма, забыли про её односторонность, побоялись увидеть ту крутую ломку, которая в силу объективных условий стала неизбежной, и продолжали твердить простые, заученные, на первый взгляд бесспорные истины: три больше двух. Но политика больше похожа на алгебру, чем на арифметику, и ещё больше на высшую математику, чем на низшую. В действительности все старые формы социалистического движения наполнились новым содержанием, перед цифрами появился поэтому новый знак: «минус», а наши мудрецы упрямо продолжали (и продолжают) уверять себя и других, что «минус три» больше «минус двух»»[323].

То, что не могли и не хотели сделать оппортунистические партии II Интернационала, сделала большевистская партия во главе с Лениным и Сталиным. Среди всех социалистических партий мира только большевистская партия оставалась верной принципам марксистской революционной диалектики — не только в теории, но и на практике. Большевики никогда не отрицали необходимости использования легальных форм борьбы за социализм. Но они не забывали про их односторонность, готовили рабочий класс к вооружённой борьбе против капитализма, сочетали легальные и нелегальные формы борьбы, использовали все формы для обеспечения успеха революции.

Никогда ни одному классу, ни одной политической партии не приходилось прибегать к такому разнообразию форм классовой борьбы, как рабочему классу и большевистской партии нашей страны. И причину успехов, достигнутых в борьбе за социализм, нужно искать, между прочим, в той гибкости в выборе средств и форм борьбы, которая так свойственна нашей партии.

Партия руководствуется словами Ленина о том, что всякий перелом в развитии «неизбежно ведёт к несоответствию старой формы с новым содержанием»[324].

В этом отношении чрезвычайно ярким примером применения к жизни ленинского указания может служить знаменитая речь товарища Сталина о шести новых условиях хозяйствования. Эта речь вооружила советских хозяйственников новыми формами борьбы за успехи социалистической промышленности, научила их учитывать изменения, совершающиеся в содержании их работы, и сочетать их с новой организацией дела.

Вопрос о форме и содержании имеет огромное значение для искусства. В подлинном искусстве форма и содержание составляют единое целое. Художественное произведение, лишённое совершенной формы, не способно возбудить в человеке глубоких чувств, мыслей, переживаний. Но произведение искусства, игнорирующее задачу выразить глубокие передовые идеи, превратившее форму в самодовлеющую цель, теряет всякую ценность, становится аполитичным, оказывает вредное влияние на умы и чувства людей.

Отрыв формы от содержания есть проявление формализма в искусстве. Формализм является господствующим течением в современном упадочном искусстве буржуазии. Он глубоко чужд советскому искусству, которое питается великими идеями революционного преобразования мира, и деятели которого вместе со всем народом борются за коммунизм.

В постановлениях ЦК ВКП(б) по вопросам литературы, кино, драматургии, музыки дана яркая и глубокая марксистско-ленинская трактовка вопроса о форме и содержании в искусстве. В этих постановлениях ЦК ВКП(б) подчёркнуты как первостепенное значение идейного содержания, так и необходимость совершенной художественной формы для выражения этого содержания, вскрыты порочные тенденции ряда последователей буржуазного формализма в советском искусстве, указан путь, ведущий к расцвету самого передового в мире советского искусства.

Этим путём является отображение в совершенной художественной форме жизни советского народа, советских людей, глубочайшего превосходства советского строя над умирающим капиталистическим обществом, героической борьбы советского народа за коммунизм.

Так обстоит дело с вопросом о форме и содержании.

***

Теперь сделаем краткие выводы, вытекающие из всего сказанного о четвёртой черте диалектики.

1. Метафизика рассматривает предметы и явления как мёртвые, абстрактные тождества, не содержащие в себе никаких внутренних различий, противоречий. Отсюда — перенесение источников развития вовне (бог, субъект и т. д.). Метафизическое затушёвывание внутренних противоречий — излюбленный приём апологетов буржуазии, теоретическая основа оппортунизма в рабочем движении.

2. Марксистская диалектика рассматривает предметы и явления в их жизненной противоречивости. Любой предмет, любое явление содержит в себе внутренние противоречия, есть единство того, что отмирает и что нарождается, что отходит в прошлое и что становится настоящим и будущим.

Внутренние противоположности, противоречивые тенденции и стремления находятся в состоянии борьбы. Борьба противоположностей — источник развития. В процессе борьбы противоположностей происходит раскрытие, развёртывание противоречий. Борьба противоположностей завершается переходом одного явления в другое, отмиранием старого и возникновением нового. Борьба противоположностей абсолютна, всякое единство противоположностей относительно.

3. Существуют антагонистические и неантагонистические противоречия. В обществе, разделённом на враждебные классы, господствуют антагонистические противоречия. Формой преодоления такого рода противоречий является революционная классовая борьба, революция. Революция пролетариата кладёт конец обществу, основанному на антагонистических противоречиях. Победа социализма означает возникновение такого общественного строя, в котором господствует морально-политическое единство всех классов и слоёв общества. Противоречия развития этого общества являются неантагонистическими и преодолеваются без политических революций, без революционных взрывов. Критика и самокритика есть одно из важнейших средств выявления и преодоления противоречий, новая диалектическая закономерность развития.

4. Противоречивость объективного развития, наличие в обществе борющихся классов и партий требует, чтобы наш подход к изучению мира был не объективистским, а партийным, т. е. не смазывающим, а смело раскрывающим антагонистичность отношений и оценивающим все явления с точки зрения самого передового и революционного класса — пролетариата. Наше познание действительности, наши понятия должны быть столь же гибкими, подвижными, как и те явления природы и общества, которые ими отражаются. Большевистская партийность в теории и гибкость понятий, отражающая объективную диалектику изменяющихся явлений действительности, — таковы выводы из закона единства и борьбы противоположностей в применении к познанию.

5. Важнейший вывод из диалектического учения о противоречиях в применении к политике партии пролетариата — не примирение, не затушёвывание, а революционное преодоление противоречий, разрешение их. Учение марксистской диалектики о развитии путём борьбы противоположностей — теоретическая основа революционной деятельности большевистской партии. Чтобы не ошибиться в политике, учит И. В. Сталин, надо проводить непримиримую классовую пролетарскую политику, а не реформистскую политику гармонии интересов пролетариата и буржуазии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ЗНАЧЕНИЕ МАРКСИСТСКОГО ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО МЕТОДА ДЛЯ ПРАКТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПАРТИИ ПРОЛЕТАРИАТА.

Для марксистов-ленинцев вопрос о практическом значении диалектики, как и всей революционной теории, представляет первостепенный интерес. Ещё на заре развития марксизма Маркс в «Тезисах о Фейербахе» несколькими чеканными словами определил всё различие между марксистским пониманием философии и старым отношением к ней.

Маркс сказал:

«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»[325].

В этих нескольких словах Маркс показал то значение, которое имеет философия для борьбы человечества за новую жизнь, когда навсегда исчезнут источники насилия и разрушительных войн, источники порабощения человека человеком. Марксисты занимаются теорией не для того, чтобы наслаждаться игрой человеческой мысли, а для того, чтобы в теории найти указания, как, какими путями и способами практически переделать общественную жизнь.

Мировоззрение и политика, которую ведёт тот или иной класс, та или иная политическая партия. — не два разных явления, не имеющие отношения друг к другу, как это любят изображать идеологи буржуазии. Политика, её основные принципы всегда неразрывно связаны с мировоззрением классов и политических партий, ибо в мировоззрении в концентрированной теоретической форме выражены их самые глубокие интересы и стремления.

Когда буржуазный идеолог говорит: философия — это одно, а политика — это другое, то он этим самым хочет навязать мнение о надклассовости, надпарт