Три тренда в кавказской геополитике

Мы можем рассортировать различные политические силы кавказс­кого региона, включая целые народы и страны по геополитической шкале.

Есть инерциально промосковское лобби, поддерживаемое выходца­ми из регионов, занявшими крупные посты в федеральных структу­рах, и основывающееся на старых советских лидерах. В исламской среде эта тенденция неуклонно идет на убыль, хотя и с разными темпами. Но в христианских странах и анклавах помимо инерциально-го остаточного русофильства замечаются и новые тенденции, основан­ные на актуальном осознании всей сложности геополитического пре­бывания в чуждом религиозном окружении. Яснее всего это видно в Армении и Осетии, более расплывчато — в Грузии.

Второй тип — национал-сепаратизм с опорой на автохтонность и с ориентацией на незападный, "традиционалистский" путь развития. Это наиболее "пассионарная" часть региональных лидеров, ориентирован­ных против всякого универсализма — русского или американского. Как правило, это мусульмане-фундаменталисты суфийской или фило-шиитской ориентации, с явными симпатиями к Ирану и определенной антипатией к "арабскому исламу".

Третий тип — кавказский сепаратизм с ориентацией на Запад, Саудовскую Аравию и официальную Турцию, причем моралистичес­кий суннитский "ваххабизм" здесь вполне может соседствовать с ли­берал-демократическими, откровенно атлантистскими темами.

Потребность в новой модели

Стратегия России на Кавказе должна учитывать общий геополи­тический контекст. В данный момент происходит активный слом од­ной модели влияния и контроля над регионом и возникает насущная потребность в другой модели. Эта новая модель помимо традиционной методологии поощрения пророссийских настроений у региональных элит и игры на внутренних противоречиях, должна учитывать совер­шенно новую, не существовавшую ранее ситуацию (необходимо разли­чать два вида сепаратизма, из которых один является абсолютно не­приемлемым и отрицательным как в краткосрочной, так и в долго­срочной перспективе, а второй, напротив, может быть в долгосрочной перспективе использован в положительном для Москвы ключе).

Иными словами, наши сегодняшние противники — сепаратисты "традиционалисты", "фундаменталисты" проиранской ориентации — могут быть использованы в дальнейшем для геополитической пользы России.

Дагестан и Чечня

Дагестан является тем стратегическим пространством, которое бу­дет являться следующими этапом отделения кавказского региона от Москвы. Многонациональный состав Дагестана, сложнейшая система этнического баланса в управленческих структурах республики, край­не дисбалансированное сочетание между недоразвитым промышленно-хозяйственным комплексом (Дагестан на втором месте по степени зависимости бюджета от центра среди всех республик и областей РФ) и теневым контрабандным "икорным" бизнесом — все это делало ранее Дагестан территорией, в высшей степени зависимой от Москвы и потому крайне лояльной, консервативной. Сепаратистские тенден­ции в Дагестане были проявлены поэтому менее всего. Но те же самые факторы, которые служили до некоторого момента гарантией лояльности, могут стать при определенных обстоятельствах фактора­ми дестабилизации. Как только критический барьер будет нарушен, хрупкая гармония рискует превратиться в кровавый ад.

Для современной Чечни именно Дагестан является главной страте­гической целью в реализации полного сепаратистского плана по выве­дению Кавказа из-под влияния Москвы. В этом солидарны между со­бой все чеченские лидеры — и "ваххабиты" и "традиционалисты". Шамиль, с которым связана героическая история борьбы кавказцев против Москвы, был аварцем (самый многочисленный этнос Дагеста­на), а выход на Каспий открывает Грозному новые стратегические горизонты. Поэтому Чечня является постоянным вектором воздей­ствия на Дагестан в одном направлении — в направлении его отделе­ния от России.

Есть несколько подходов работе руководства Чечни в отношении Дагестана.

1) Первый — этнический. Агитация чеченцев-акинцев из Ауха за отделение и присоединение к Чечне. Этой линии придерживается про-турецкая группировка, недавно вступившая в конфликт с официаль­ным Грозным. Однако, очевидно, что такая позиция недальновидна, поскольку настраивает остальные дагестанские этносы (аварцев, дар­гинцев, кумыков, лакцев, лезгин и т.д.) против Чечни. В этом смысле, следует ожидать, что и "ваххабитское лобби" постарается втянуть Дагестан и его политические силы в более интегральный проект, кон­туры которого пока не ясны, но следует предположить, что в центре его станет идея "объединенного суннизма", "чистоты ислама" (а ля "талибы"). Параллельно этому вероятно влияние Турции, особенно на тюрков (кумыков), в'том же направлении.

2) Второй — "фундаменталистский". Этот подход развивает про-иранская группировка, апеллируя к более общему геополитическому проекту создания "Общекавказского исламского государства", анти­русского И антизападного одновременно, ориентированного на Иран и представляющего собой самостоятельное геополитическое образова­ние. Здесь речь идет о выстраивании сложной политической системы взаимодействия с дагестанскими политическими силами, особенно с аварским "Народным Фронтом имени имама Шамиля" в целях объе­динения "традиционного" суфийского, кавказского ислама в качестве консолидирующего элемента новой геополитической конструкции.

Нефть

Важнейшее геополитическое значение имеет фактор каспийской нефти и, соответственно, нефтепровода. Стратегические планы США сводятся к тому, чтобы организовать геополитическую зону, соединя­ющую Каспий с турецким побережьем Черного моря, причем эта зона должна быть неподконтрольной ни РФ, ни Ирану. Это предполагает создание "Кавказского государства" или нескольких государств, под турецким или непосредственно американским влиянием.

Это означает дальнейшее втягивание Азербайджана в зону влияния Турции по этническому (расовому) признаку. Грузия должна войти в проект через свою политическую элиту и прозападный клан Шевард­надзе. Остальные кавказские народы — через распространение "вах­хабитского" ислама, завязанного на Саудовскую Аравию.

Конфигурация трубопровода или ряда трубопроводов предполага­ет в таком случае вывод каспийско-черноморской зоны из-под влия­ния России. Это является важнейшей геополитической задачей США, так как мировые запасы нефти строго ограничены, а именно через контроль над нефтью и ее транспортировкой в развитые страны США удается сохранять мировую гегемонию.

СССР не уделял особого внимания Каспийской, нефти, предпочи­тая развивать месторождения на Севере Евразии,' поэтому в настоя­щей ситуации контроль над Каспием и над каспийско-черноморским пространством является стратегической задачей глобального проти­востояния атлантизма и евразийства.

Ось Москва-Тегеран

Общая структура геополитического контекста всего кавказского региона диктует Москве границы ее стратегии.

Основным императивом этой стратегии является необходимость противостоять планам США и их сателлитов в этом регионе, т.е. противодействовать всем проектам и трендам, могущим быть охарактеризованными как "атлантистские". Именно это должно быть поставлено во главу угла. Атлантизму следует противостоять не только лобовым образом, но и через мнимое сотрудничество с ним под видом совместных "миротворческих" усилий.

Исходя из этого императива, следует закрепить позиции Москвы на Кавказе. Особенно надо учитывать те тенденции промосковской ориентации, которые складываются по новым силовым линиям, а не по инерции, сохранившейся с советского периода. В этом смысле, необходимо предвидеть вперед и высчитывать те факторы, которые могут выполнять центростремительную функцию после возможного политического отпадения регионов от прямой зависимости от Моск­вы. Наилучшим примером может служить Армения, которая возвра­щается к пророссийской геополитической ориентации (являющейся, впрочем, исторической константой армянской политики) после опре­деленного периода "русофобии" и сепаратизма.

Уже сейчас следует закладывать структурные сети в расчете на грядущие трансформации. Если создание "Кавказского Государства" станет реальностью, а этого нельзя исключить, сознавая стремление США (и соответственно, Турции) добиться этого любой ценой (фак­тор нефти является здесь особенно значимым), Москве имеет смысл уже сейчас сориентировать в соответствующем ключе тех лидеров и представителей политических движений, которые, в свою очередь, в дальнейшем могли бы служить подрывными элементами относитель­но проамериканского и протурецкого курса в новом образовании. Речь идет о "фундаменталистской", "суфийской", "автохтонной" версии кав­казского исламизма (и национализма), ориентированной на Иран и против США (Запада). Для этой цели имеет смысл использовать армянскую диаспору, укорененную в политической реальности Кавка­за и прекрасно знающую поведенческие модели и мотивации регио­нальных элит (свою эффективность армянские спецслужбы доказали в азербайджанских событиях, приведших к смещению Эльчибея).

Кроме того, имеет смысл сделать ставку на те этнические образо­вания, которые оказываются в роли "козлов отпущения" при усиле­нии приоритетно вайнахского (или аварского в Дагестане) влияния на

Северном Кавказе, а также при повышении значения Азербайджана. В этих целях имеет смысл поддержать лезгинское движение и идею объединения лезгин Дагестана и Азербайджана в едином этническом образовании, а также умело контролировать осетино-ингушский кон­фликт и противоречия между чеченцами-акинцами и лакцами и кумы­ками в Дагестане.

Так как одной из главных сфер противостояния является нефть, то Москве следует заключить с Ираном политический и стратегичес­кий пакт, в соответствии с которым обе страны будут с двух сторон способствовать дестабилизации тех кавказских регионов, где сильно влияние Турции, "ваххабизма" или непосредственно США, и напротив стабилизации тех районов, где сильны позиции Ирана и России. Имен­но эти варианты трубопровода — Российский и Иранский — следует обоюдно поддерживать с приоритетом прокладывания его через дру­жественные (в долгосрочной перспективе) РФ и Ирану геополитичес­кие образования.

Особо о Дагестане. Так как Дагестан является самой вероятной территорией кавказского конфликта в самом ближайшем будущем, то представляется необходимым незамедлительно организовать самое тесное сотрудничество российских и иранских сетей влияния для зак­ладывания в эту неизбежную катастрофу особого сценария, который должен начинаться с выяснением позиций по Чечне. Ясное понимание российского и иранского руководства того обстоятельства, что только совместные и скоординированные усилия в этом направле­нии могут привести ситуацию к результату, выгодному Москве и Тегерану, позволят с двух сторон добиться искомого результата, и повернуть назревающую катастрофу в нужное русло.

Стратегическим партнером Москвы по контролю ф1д разгорающимся дагестанским конфликтом должен стать Тегеран, а посредующей ин­станцией — исламский этнотрадиционализм и суфизм, а также анти­американский исламский интегризм.

Глава 6

Ислам против ислама

6.1 Миф об "исламской угрозе"

Среди современных политических мифов, фабрикуемых архитекто­рами "нового мирового порядка" и потребляемых наивными массами, одним из зловреднейших является миф о едином исламском фунда­ментализме как дикой мракобесной силе, угрожающей цивилизацион-ному человечеству и особенно "богатому Северу". Существованием исламской опасности или фундаменталистской опасности оправдыва­ется наличие НАТО. Этот аргумент является одним из главнейших в политико-стратегических отношениях между Западом и Россией. Пе­ред лицом этого мнимого зла Запад отводит России роль заградитель­ного отряда. По крайней мере, на этом настаивают официальные пред­ставители НАТО и посланцы Вашингтона. На самом деле все обстоит совершенно иначе. Эта концепция является лишь дымовой завесой, ширмой для осуществления Западом своих реальных и более изощ­ренных и тонких стратегических операций, направленных на сталкивание между собой потенциальных союзников в лагере конкурентов для того, чтобы расправиться с каждым из них поодиночке.

Исламский мир далеко не однороден. В нем есть несколько влия­тельных геополитических узлов, каждый из которых опирается на обособленные религиозные, исторические, культурные и цивилизаци-онные тенденции и проводит самостоятельную стратегическую линию как в глобальном, так и в локальном масштабах. Помимо фундамента­лизма в исламе существует множество других версий и течений. Но важнее то, что за самим понятием исламского фундаментализма стоят несколько не просто различных, но прямо противоположных тенден­ций. Не осознав этого, мы не сможем адекватно осознать ни смысл происходящих сегодня кризисных событий в Чечне, Дагестане, на Северном Кавказе, назревающих катастроф в других районах с ислам-ким населением на территоррии РФ, ни то, что происходит в исламс­ком мире в целом.

Полюса ислама

Наиболее геополитически активными полюсами исламского мира являются следующие цивилизационные и политические центры.

1) Важную роль во всем исламском мире играет Саудовская Аравия, где идеология ваххабизма является не просто весьма распространенной, но официальной идеологией правящего ре­жим. Ваххабизм представляет собой моралистическую, пури­танскую, экстремистскую форму арабского суннизма, лишен­ную намека на какие бы то ни было мистические, инициатичес-кие элементы. Это — ислам, лишенный духовного измерения, воплощение моралистического фанатизма и самодовлеющей бук­вы. В определенном смысле, к понятию "ваххабизм" термин фарисейство применим в еще большей степени, чем к иудейской религии.

В современной же реальности этот Саудовский ваххабитский по­люс, сопряженный с тоталитарным правлением нефтяных шейхов, яв­ляется абсолютным союзником атлантистского Запада, надежнейшим форпостом США в странах Ближнего Востока и, шире, во всем ис­ламском мире.

2) Второй, во всем противоположный полюс, воплощен в Иранском исламе преимущественно шиитского направления. К этой же категории примыкают различные течения в суннитском ис­ламе, имеющие подчеркнуто мистическую, инициатнческую ориентацию. Совокупно эти группы можно назвать "суфийски-ми". Это течение и исторически и философски и культурно представляет собой полную противоположность ваххабистской версии. Это ислам живой, визионерский, парадоксалистский. Мораль и внешняя буква имеют в нем второстепенное значение. На первом же месте стоит мистика личного или коллективного преображающего опыта, тайного сердечного знания, таинствен­ного пути к центру вещей. Проиранские, шиитско-суфистские течения в современном исламе геополитически можно совокуп­но назвать евразийскими, континентальными. Они, как прави­ло, имеют общий знаменатель,— радикальную неприязнь к За­паду и атлантизму, священную ненависть к технократической материальной атеистической цивилизации богатого Севера, отож­дествляемого с "большим шайтаном".

Важно подчеркнуть абсолютную несовместимость этих двух раз­новидностей исламского фундаментализма. Показателен тот факт, что шиитский мир высшими духовными авторитетами почитает убиенных имамов, погибших от рук султана Язида. Ваххабитская традиция счи­тает этого исторического персонажа — Язида — высочайшим духов­ным авторитетом. Таким образом налицо религиозная, психологичес­кая и геополитическая оппозиция.

3) Следующей самостоятельной версией ислама (ограниченной, впро­чем, почти исключительно арабскими народами, являются разновид­ности исламского социализма, чаще всего связанные исторически с партией БААС. Эта тенденция чрезвычайно сильна в Ираке, Сирии, Ливане, Южном Йемене, а также в Египте и Ливии. В свое время исламский социализм геополитически поддерживался Советским Со­юзом, но после его распада это направление явно теряет свое влияние перед лицом неуклонно растущей популярности разнообразных фун­даменталистских тенденций. В будущем это течение обречено на ком­бинацию с той или иной версией этого фундаментализма.

4) Еще одной мощной тенденцией в исламском мире является "про­свещенный исламизм". Он представляет собой фактически полный отказ от нормативов исламской традиции в ее религиозном и цивилизационном измерении, ориентируется на копирование западных образ­цов политики и экономики, представляет собой по сути светскую модель атлантистского толка, прозападную и стратегически несамос­тоятельную, но в то же время сохранившую рудиментарные, сувенир­ные элементы фольклорного исламизма. Самыми характерными при­мерами таких режимов в исламском мире являются светская Турция, современный проамериканский Египет, Пакистан, Алжир, Тунис, Мо-рокко. J

Перечисленные четыре версии ислама несмотря на свое разнообра­зие могут быть сгруппированы по геополитическим ориентациям сле­дующим образом: потенциально евразийскими является суфистско-шиитская линия и остаточный арабский социализм; атлантистскими — саудовский ваххабизм и "просвещенный ислам". Поэтому когда речь заходит об исламском факторе, мы обязаны немедленно уточ­нить, что, собственно, имеется в виду, хотя бы в рамках приведенной нами выше несколько упрощенной схемы.

Геополитическая подоплека

Теперь понятно: представление о едином исламе является абсолют­но неадекватным пропагандистским ходом. Есть ислам евразийский и ислам атлантистский, прозападный и антизападный, и критерием раз­деления является не степень религиозности, а ее особенность (проти­воположность ваххабизма и суфизма), не факт светскости, но геопо­литические предпочтения конкретной идеологии (радикальная оппози­ция капиталистических прозападных режимов и исламского социа­лизма). г;

Запад поддерживает атлантистки ориентированный ислам и борет­ся против ислама евразийского, а в случае такой объективно и орга­нически евразийской державы, как Россия стратегия Запада так же однозначна: Россию необходимо поссорить с потенциальным союз-«икан(евразийский ислам), а также поддержать антироссийские под­рывные действия всех сил "атлантизма в исламском обличий". Этой формулой и руководствуются американские и натовские стратеги, на­вязывая российскому руководству те правила внешне- и внутреннепо-литических отношений, которые будут удовлетворять интересам эли­ты "нового мирового порядка".

Так как геополитические интересы Запада транслируются внутри России через агентуру влияния, прозападного лобби, то совершенно логично противоречивое и парадоксальное (если не учитывать геопо­литику) отношение либералов к событиям в Чечне: с одной стороны, антиисламские настроения, с другой — солидарность с мусульманами там, где речь идет о нанесении ощутимого вреда России как евразийс­кой конструкции.

Со стороны патриотов было бы также вполне логично руковод­ствоваться таким же строго геополитическим подходом, отбросив эмоциональные и вкусовые предпочтения, а также конфессиональные противоречия, включая страшную стихию междуусобной войны.Но, увы, если геополитическое самосознание Запада в практической плос­кости опирается на сотни серьезных аналитических центров, фондов и интеллектуальных институтов, которые впоследствие и снабжают гео­политическими проектами проводников своей политики в других стра­нах (среди прочего и российских либералов, и "молодых реформато­ров"), то геополитическое самосознание национальных сил России фрагментарно, поверхностно, случайно, эмоционально и неразвито. Почти всеобщее геополитическое невежество патриотов крайне облег­чает реализацию атлантистских планов и замедляет процесс пробуж­дения нашего народа и государства к исполнению своей органичной и естественной евразийской миссии.

Идеологическая карта Чечни

Обрисованная нами в самых общих чертах картина позволяет рас­шифровать смысл происходящих событий в Чечне, занимающих вни­мание политически активных наблюдателей. Речь идет, безусловно, не о простой вражде кланов и группировок, которые стремятся перерас­пределить сферы влияния в том странном и весьма тревожном геопо­литическом образовании, которое называется "Ичкерией". Такие про­цессы идут всегда, в любых коллективах, но они ничего не объясняют в стратегическом содержании событий. Всегда одна группа стремится оттеснить другую и использует для этого различные идеологические прикрытия. Но сами эти прикрытия отнюдь не произвольны. Напро­тив, идеологические и геополитические процессы подчиняются особой строгой логике, которую чаще всего не замечают в полном объеме те,

кто участвуют в политике лишь как в карьерном или финансовом мероприятии. Можно допустить, что многие участники внутричеченс-кого конфликта не до конца сознают, что конкретно они отстаивают и в чем участвуют. Но от них этого и не требуется. Более компетентные силы и центры все понимают, искусно направляя процессы в жела­тельном для них русле. И здесь уже значат только масштабные геопо­литические или.социальные последствия, а чьими руками они будут достигнуты — не так уж и важно.

Внутренний конфликт в Чечне обусловлен радикальной разнород­ностью тех сил, которые были сплочены изначальной антироссийской кампанией. Можно очень условно сопоставить промосковские силы на ранних стадиях конфликта с позицией "исламских социалистов". Но ослабление и геополитическая самоликвидация Москвы (особенно в период практического полновластия там неприкрытых атлантистов) обрекла их позицию на неминуемое поражение. Против них (и против Москвы) сплотились три силы: национал-фундаменталистские, проту-рецкие ("просвещенный исламизм") и ваххабитские (в основном им­портированные извне). Здесь важно учитывать еще один фактор: че­ченский ислам традиционно является исключительно суфийским по своей ориентации, совершенно чуждым саудовскому морализму, и напротив, близкий к шиитским и иранским моделям. Следовательно, органичный и последовательный чеченский фундаментализм с необхо­димостью окрашен в евразийские тона. Это отнюдь не означает авто­матической симпатии к Москве как к основному полюсу Евразии, но в то же время практически исключает атлантистскую, прозападную ориентацию.

Протурецкая и ваххабитская линии имеют совершенно иное содер­жание. Это геополитические тенденции, которые вовлекают Чечню в новый цивилизационный контекст, не имеющий исторических и духов­ных корней. Причем здесь важно указать на то, что современная светская Турция (член НАТО) к своим собственным фундаменталист­ским и национально-органическим силам относится крайне враждеб­но. И поэтому следует различать контакты некоторых чеченских фун­даменталистов с турецкими исламистами проиранского толка (чаще всего находящимися вне закона и у себя на родине, в Турции) и ориентацию на официальную Анкару других чеченских лидеров.

Иными словами, в определенный момент для самих чеченцев должно стать очевидным, что силы атлантистского ислама (ваххабизм) и протурецкое лобби несут Чечне модель, противоположную культур­ной, цивилизационной и религиозной специфике этого экзотического и своеобразного народа еще в большей степени, нежели Москва.

Первым аккордом такого геополитического осознания является на­стоящий конфликт между сторонниками и противниками ваххабизма.

Афганская модель

Другим ярким примером геополитической противоположности ис­ламских сил являются основные действующие лица афганского конф­ликта. Там также существовало несколько разнородных тенденций:

1) "Исламский социализм" Кармаля и Наджибуллы, утратив­ший свои позиции вместе с падением СССР.

2) Широкая коалиция муджахедов, которая включала в себя как фундаменталистов проиранской ориентации (в основном суфиев), так и ваххабитски ориентированные группы, связан­ные, одновременно, с атлантистским руководством официально­го Пакистана.

После падения Наджибуллы основная линия конфликта прошла внутри этой второй группы. Движение талибов представляет собой крайне атлантистский вектор, поддерживаемый через Пакистан Запа­дом. Остальные суфийские и проиранские группы выступают против талибов. Показательно, что в какой-то момент успехи атлантистов-талибов заставили антиатлантистских муджахедов искать союза даже с Москвой, что, на самом деле, следовало бы сделать намного раньше. Ясное понимание геополитических закономерностей в этой сфере помогло бы более органично решить и таджикский конфликт, в кото­ром, к счастью, ваххабитский и проталибский фактор недостаточно развит, и арьергардные (в историческом смысле) бои ведутся между "исламским социализмом" Рахмонова и фундаменталистами суфистс-кого, проиранского толка. Кстати, подпитываемая из Афганистана таджикская оппозиция резко смягчила свои требования и пошла на переговорный процесс именно тогда, когда в самом Афганистане муд-жахеды-суфии едва не были сметены волной талибов и перед лицом тотального поражения обратились за стратегической помощью к Мос­кве.

Неумолимая логика альянсов

Геополитическое мышление является единственно адекватным в со­временном мире. Независимо от того, принимаем ли мы выводы и методы геополитики или нет, сама логика событий заставит нас счи­таться с этой реальностью, так как на геополитике построена вся стратегическая методика Запада, в данный момент единственного хо­зяина планеты. Там, где его торжество не полно, там его геополити­ческие требования не соблюдаются или соблюдаются плохо. Но от этого сила давления — а оно очень реально и действенно — отнюдь не уменьшается. Следовательно, и в случае России наличие у полити­ческого руководства страны, у людей с обостренным чуством граж­данственности базовых навыков геополитического самосознания явля­ется совершенно необходимым.

Объективная логика геополитики диктует со всей очевидностью и недвусмысленностью необходимость скорейшего стратегического аль­янса всех евразийских сил, какой бы ни была их конфессиольнальная, расовая, культурная или идеологическая принадлежность. В частно­сти, сам собой напрашивается российско-исламский пакт, координа­ция общей стратегии Москвы и тех течений в исламе, которые ориен­тированы на Иран, суфизм, фундаментализм почвенного, континен­тального и антизападного типа. Это касается как внешнеполитичес­ких, так и внутриполитических проектов.

Из такой общей установки уже нетрудно вывести целый веер реко­мендаций политическому руководству и силовым министерствам Рос­сии в отношении ситуации в Чечне и, шире, на Северном Кавказе. Евразийский чеченский ислам, который совсем недавно рассматривал­ся исключительно как непремирмый враг, на самом деле, в определен­ный исторический момент проявит свое геополитическое и цивилиза-ционное качество, а оно отмечено явным евразийством.

Так стоит ли терять время?

Часть VIII