Киев-Москва: формула русской государственности

Теперь обратимся к исторической и геополитической картине, ко­торая сделала возможной саму постановку вопроса о союзе, единстве или, наоборот, отсутствии союза и единства двух братских славянских народов — русского и украинского.

Соотношение Киева и Москвы дает геополитическую формулу рус­ской государственности.

Когда Русь была мононациональным (не путать с моноэтническим) государством, столицей был Киев. Это была типичная конструкция восточнославянского государства, входящего в сферу духовного влия­ния Византии. Конечно, и тогда уже лучшие русские люди — к при­меру, митрополит Илларион, первый славянин занимавший киевскую кафедру — пророчествовали о грядущем величии Руси, о том, что последние станут первыми. Русские приняли крещение позже других народов — последние, но им суждено было стать первыми в истории христианства (когда пал Константинополь, миссия спасения мира пе­решла на наш русский народ, на Московское царство, на Русскую Православную Церковь).

Потом последовало иго, раздробленность, и от татар Русь воспри­няла новый имперостроительный импульс.

Московское царство стало радикально иным геополитическим об­разованием. Это было более не национальное государство, а Евра­зийская Империя с православной идеологией византизма и ордынс­ким хозяйственным, военно-стратегическим централизмом.

Перемещение центра тяжести от Киева к Москве было важнейшим этапом. Это был переход от Руси как национального государства к Руси-Империи, Руси-Евразии.

Геополитическая роль Киева существенно изменилась. Малорос­сия, колыбель государственности русских, стала Окраиной, Украи­ной. Причем по ряду обстоятельств часть малороссийских земель, особенно западные, попали под устойчивое геополитическое влияние Средней Европы. Иными словами, начиная с определенного момента Киев становится проводником западнических тенденций. Это улови­ли православные авторы уже с XVII века. В "Книге о Вере" Захария Копыстенский уже провидит, как через Украину приходит на Русь великая беда — отступничество от истинной Православной Веры, униатская и католическая ересь.

В Московский период Киев постепенно стал играть антиевразийс­кую роль в русской истории. Отсюда берут начало "антимоскальские тенденции", зачатки "малороссийской идеологии", чьим религиозным ферментом стало униатство, а культурным — "европеизм" в сочета­нии с особой антиевразийской, антивеликоросской версией славянско­го малого национализма.

Злосчастные реформы Никона были во многом спровоцированы этой малоросской линией, и прагматической задаче расширения границ была принесена в жертву богословская и культурная уникаль­ность Русской Церкви, русского обряда, сама Московская Идея. Са­мыми радикальными защитниками этой Московской Идеи выступали вслед за протопопом Аввакумом старообрядцы.

Перенесение столицы из Москвы в Петербург было иной версией западничества. Отказом от последовательного и сознательного евра-зийства, свойственного именно Москве как Идее, Москве как евразий­скому полюсу.

Киев является символом национального государства, региональной державы, а Москва — символом Империи, евразийского интеграцион­ного ансамбля.

Киев — это прошлое, Москва — настоящее и будущее.

Важно, что сами великороссы образовались именно как евразийс­кий интеграционный этнос, не просто как самая восточная ветвь славян, а как уникальное культурно-религиозное, этногосударствен-ное образование, вбирающее в себя на этническом уровне не только собственно славянский, но и татарский и финно-угорский элемент. Великоросская (московская) идея не просто идея какой-то одной на­циональности — как, например, украинская идея. Великоросская идея и миссия великороссов — т.е. подлинных русских — в том, чтобы утвердить колоссальный планетарный идеал, великую Правду, осоз­нанную как Евразийская Империя Солнца, Империя Справедливости.

Киевская идея — более ограниченная, более европейская, менее универсальная, менее глобальная. В мессианском идеале Москвы пос­ледовательные малороссы, малороссы не по этническим признакам, а по идеологии, видят лишь имперские амбиции и колониализм.

Свой же малоросский идеал они видят, напротив, в довольно ус­редненной форме. Как "мелкобуржуазный" идеал "благополучия", "до­статка", "рачительности" и т.д.

Идея великороссов, т.е. нас — Великая идея. Идея малороссов — малая.

Великоросс, малоросс — выбор культурного типа

Русские евразийцы — самые интересное направление в философс­кой мысли России XX века — были убежденными сторонниками

Геополитические приоритеты России

Великой Идеи, москвоцентризма. Но этнически почти все они были малороссами — Савицкий, Трубецкой, Сувчинский. И когда само­стийники нападали на их интеграционистские проекты, они говорили о своем малороссийком происхождении, которое не помешало им стать на сторону великоросской евразийской истины.

В нас, русских, сложно отыскать чистую кровь — малороссы, великороссы, татары, угры, иные евразийские этносы перемешаны в истинно русской человеке. Это не наша болезнь, это залог нашей уникальности, нашего универсализма, нашего величия. Достоевский называл русского человека "Всечеловеком". Это относится только к великороссу — к великороссу по духу. Поэтому выбор между Моск­вой и Киевом это не этнический выбор, но выбор Идеи, выбор геополитической Родины, выбор скорее духовный и религиозный, нежели расовый.

Сторонники исключительно российского регионального государства, отказывающиеся от евразийского проекта, акцентирующие узкоэтни­ческий великоросский национализм, ведут себя как "украинцы". Их национальная Россия всегда будет малой, "Мало-Россией". И таким же малым и скромным рано или поздно станет их национальный иде­ал.

Евразийский императив — единство любой ценой

Разъединенность двух государств — России и Украины — выгод­но только атлантистам, врагам славянства, врагам нашего Идеала. Нас хотят столкнуть лбами атлантистские стратеги, противники Великой Евразии. Самостийники, как бы они ни аргументировали свои пози­ции, — причем самостийники с обоих сторон, и российские "малые русские" и "малые русские" Украины, — объективно играют на руку заокеанским врагам, антихристу "нового мирового порядка".

В отношениях между Москвой и Киевом должен быть установлен строгий приоритет. Только общее евразийское континентальное Го­сударство, только объединяющая универсальная московская идея.

И на самой Украине у такого проекта есть множество потенциаль­ных или актуальных сторонников. Это и 11 миллионов чистых великороссов, и это большинство православных малороссов, это и объек­тивные советские евразийцы, которыми являются все люди с социали­стическими симпатиями. Даже самые радикальные самостийники и украинские националисты, которые обладают сознанием, что атланти-стский Запада несет смерть всем национальным культурам, всем тра­диционным ценностям, даже и они ради высокого идеала Традиции и понимая объективные закономерности геополитики должны стать сто­ронниками евразийского объединения, Новой Империи, Империи Света и Правды, против колониального "нового мирового порядка", несущего вырождение, обнищание, гибель и ложный свет капитала всем народам и нациям земли.

Победить атлантистское зло мы сможем только в едином строю.

Глава 5

Кавказский вызов

Глобальный контекст

Кавказ является традиционной сферой противостояния русских и западноевропейских геополитических интересов. Войны за контроль над Кавказом и Закавказьем велись на протяжении последних трехсот лет между евразийским полюсом (Москва) и атлантистским полюсом (западная Европа, особенно Англия). Смысл позиционной геополити­ческой войны состоял в следующем: Россия стремилась выйти к теп­лым морям, к Югу, к Индии и Индийскому океану, Англия стремилась всячески противостоять этому. Кавказские войны, Крымская война, все русско-турецкие и русско-иранские войны имели именно этот гео­политический смысл. С обратной от России стороны всегда находи­лась Англия.

Эта же картина столкновения на Кавказе русско-английских инте­ресов была и вначале XX века и в послереволюционные годы.

Царская и позже Советская Россия, понимая центральное значе­ние этого региона, сумела в целом решить геополитическую ситуацию в свою пользу, и добилась победы на среднестратегическом уровне: укрепления контроля над Восточном побережьем Черного Моря и над большей частью Каспия. Хотя задача максимум — выход к Океану, так и не была решена. Последняя стратегическая операция в этом направлении — вторжение в Афганистан — закончилась катастрофой.

В XX веке особым значением стал обладать фактор нефти как движущей силы индустриальной цивилизации. И в этой перспективе традиционно ключевое значение кавказского региона стало еще более центральным за счет Каспия. По своим запасам Каспийский регион является вторым после Саудовской Аравии.

С середины XX века многовековой дуализм между Россией и Запа­дом (особенно Англией), называемый в геополитической науке дуа­лизмом "евразийство- атлантизм", воплотился в противостоянии двух сверхдержав СССР — США. Проблема кавказского региона и приле­гающих к нему территорий оказалась частным случаем глобального противостояния.

Это противостояние никуда не исчезло и после распада СССР, но, напротив, обнаружилось со всей наглядностью именно его геополити­ческое (а не только идеологическое или политэкономическое) содер­жание.

Все перестроечные и постперестроечные конфликты в этом регио­не были выражением столкновения двух глобальных геополитических сил, которые прямо или косвенно стояли за более мелкими действую­щими лицами социальных, религиозных, идеологических и этнических усобиц.

Любое рассмотрение кавказского региона в геополитической сис­теме координат предполагает конечное сведение всей многосложной картины реальной расстановки сил к глобальному геополитическому дуализму, к столкновению всегда и во всем противоположных геопо­литических интересов России и США (шире, стран Северо-Атланти­ческого Союза).