Агрессия как психологический феномен

 

В последнее время тема агрессии стала едва ли не самой популярной в мировой психологии. Ей посвящено огромное множество статей и книг. В Европе и Америке регулярными стали международные конференции, симпозиумы и семинары по этой проблематике. Очевидно, это не мода. Скорее, пожалуй, это реакция психологов на беспрецедентный рост агрессии и насилия в цивилизованном XX веке. Реакция, на наш взгляд, вполне адекватная и своевременная. Пока трудно сказать, привело ли значительное количество исследований и публикаций по этой теме к появлению нового качества, к новому, более глубокому и непротиворечивому пониманию нами существа агрессивного поведения человека.

Проблема агрессии изучается не только психологией, но и другими науками со специфичной системой методов. Однако, как заметил однажды выдающийся философ Бертран Рассел, проблема различия между любовью и ненавистью принадлежит преимущественно психологии. Думаем, вполне можно согласиться с этой мыслью. По крайней мере, сами психологи вряд захотят ее оспаривать. Объективно можно констатировать, что на сегодняшний день наиболее впечатляющие результаты в изучении природы и механизмов агрессивного поведения человека достигнуты именно в психологической науке.

Конечно, есть в этой интересной и сложной области еще много нерешенных проблем. Пожалуй, вопросов остается едва ли меньше, чем получено ответов. Что, впрочем, естественно, так как многие исследования, отвечая на один вопрос, тут же приводят к возникновению нового вопроса. Одна из проблем состоит, как это ни покажется странным, уже в самом определении того, что есть агрессия. Агрессия – это характеристика только поведения, т. е. это обязательно действие, или агрессия также включает в себя мотив, установку, эмоцию? Как соотносится понятие «агрессия» с понятием «намерение»? Следует ли говорить об агрессии применительно только к живым существам? Можно ли считать действия агрессивными, когда реципиент не стремится избежать нападения? Всегда ли агрессия – это зло или она может иметь конструктивную природу? На какие‑то из этих вопросов имеются ответы, в той или иной мере разделяемые большинством специалистов, какие‑то вопросы остаются пока дискуссионными. Так, например, некоторые исследователи считают, что термин «агрессия» уместно использовать применительно лишь к тем случаям, когда жертва стремится избежать причинения ей физического или морального ущерба. В частности, такой взгляд на проблему подразумевает исключение из числа поведенческих проявлений, квалифицируемых как агрессия, тех специфических действий, которые совершаются в контексте садомазохистских отношений. Однако эта позиция представляется достаточно уязвимой. Ведь вне зависимости от того, идет ли речь о насилии в рамках ритуализованных взаимоотношений садомазохистской пары (группы) или об «обычном» избиении или изнасиловании, с точки зрения психологии личности и в том и в другом случае речь идет об агрессии и все различия лежат не в личностно‑психологической, а в правовой плоскости. По существу, в садомазохистских отношениях мы имеем дело с отреагированием (проявлением) агрессивных импульсов, но только в социально допустимой форме.

В этом же контексте может быть поставлен и вопрос о том, как следует квалифицировать действия субъекта, направленные на сознательное причинение вреда себе самому. Должны ли такие действия рассматриваться как агрессия? Ответ на этот вопрос также будет зависеть от того, включается или нет в определение агрессии критерий о наличии у потенциальной жертвы стремления избежать нападения (ущерба). При одной позиции членовредительство или суицид рассматриваются как проявление аутоагрессии, при другой – говорить в этих случаях об агрессии считается неправомерным.

Агрессия, по определению, многими специалистами связывается с намеренным причинением вреда живым существам. Введение такого критерия в большинство существующих определений агрессии представляется вполне обоснованным. Р. Бэрон (Baron R., 1994) специально фиксирует внимание на данном критерии и подчеркивает, что в качестве агрессивных могут рассматриваться только те действия, которые причиняют вред живым существам. Однако и здесь есть свои проблемы. Как, скажем, должно интерпретироваться битье посуды во время ссоры? Это вообще не агрессия («вред не наносится живым существам») или все‑таки агрессия, но только в том случае, если это посуда жертвы, а не агрессора? Названный критерий можно, как кажется, принять, но при одном очевидном уточнении: вред (ущерб) человеку может наноситься и посредством причинения вреда любому неживому объекту, от состояния которого зависит физическое или психологическое благополучие человека. Существует и более общая точка зрения. Так, Э. Фромм (Fromm Е., 1973) определяет агрессию широко, как намеренное причинение ущерба не только человеку или животному, но и вообще всякому неживому объекту. При таком широком взгляде вообще все действия подобного «разрушительного» типа есть агрессия, все они имеют общую психологическую природу, сходную мотивацию и в конечном счете представляют собой отреагирование агрессивных импульсов на эрзац‑объекты. Несмотря на различия в определении понятия агрессии у разных авторов, идея причинения ущерба (вреда) другому субъекту присутствует практически всегда (Baron R., 1977; Buss B. A., 1961; Berkowitz L., 1962; Lorenz K., 1963 и др.). Итак, под агрессией мы будем понимать любые намеренные действия, которые направлены на причинение ущерба другому человеку, группе людей или животному. Если говорить о внутривидовой агрессии, то определение становится еще более кратким и должно связываться с причинением ущерба другому человеку или группе людей.

Понятия «агрессия» и «агрессивность» несинонимичны. Под агрессивностью в дальнейшем мы будем понимать свойство личности, выражающееся в готовности к агрессии. Таким образом, агрессия есть определенные действия, причиняющие ущерб другому объекту; а агрессивность – это готовность к агрессивным действиям в отношении другого, которую обеспечивает (подготавливает) готовность личности воспринимать и интерпретировать поведение другого соответствующим образом. В этом плане, очевидно, можно говорить о потенциально агрессивном восприятии и потенциально агрессивной интерпретации как об устойчивых личностных особенностях мировосприятия и миропонимания.

Различие понятий «агрессия» и «агрессивность» приводит к важным следствиям. А именно: не за всякими агрессивными действиями субъекта действительно стоит агрессивность личности. И с другой стороны, агрессивность человека вовсе не всегда проявляется в явно агрессивных действиях. Проявление (или непроявление) агрессивности как личностного свойства в определенных актах поведения, в виде агрессивных действий, всегда является результатом сложного взаимодействия трансситуативных и ситуационных факторов. В случае агрессивных действий неагрессивной личности в основе генеза, первопричины этих действий лежит фактор ситуации. В случае же агрессивных действий агрессивной личности во взаимодействии трансситуативных и ситуационных факторов примат принадлежит личностным качествам. Для данной, относительно частной[8]проблемы справедлив тот общий подход, который уже развивался в наших предыдущих работах (Реан А. А., 1991): во взаимодействии трансситуативных и ситуационных факторов в большинстве случаев трансситуативным принадлежит роль детерминант поведения, а ситуационным – роль модуляторов. Эта позиция противоречит как пандетерминированному личностному подходу, игнорирующему влияние ситуации на поведение личности, так и модному в последние годы ситуационному подходу (Nisbett R., Ross L., 1982), который в своем радикальном выражении считает теорию личностной детерминации поведения просто фундаментальной ошибкой атрибуции.

В настоящее время не существует общепринятой теории агрессии. Наиболее фундаментальными и детально проработанными концепциями являются инстинктивистская теория агрессии (S. Freud, K. Lorenz), фрустрационная теория агрессии (J. Dollard, N. Miller), теория социального научения (A. Bandura), теория переноса возбуждения (D. Zillmann), когнитивные модели агрессивного поведения (L. Berkowitz). Кроме того, имеются многочисленные частные варианты каждой из названных базовых теорий. Все указанные концепции имеют свои сильные и слабые стороны, но ни одна из них не может пока претендовать по своему объяснительному потенциалу на исчерпывающее объяснение агрессивного поведения человека. Вместе с тем следует отметить, что наиболее доказательными, непротиворечивыми и верифицированными на сегодняшний день являются фрустрационная теория и концепция социального научения агрессии.

 

Опросник Басса – Дарки

 

Опросник BDHI (Buss – Durkee Hostility Inventory) был разработан американскими психологами А. Бассом и А. Дарки (Buss A., Durkee A., 1957). Конструируя опросник, Басс вначале разграничил враждебность и агрессию. Враждебность была определе на им как реакция отношения, скрытно‑вербальная реакция, которой сопутствуют негативные чувства и негативная оценка людей и событий. Агрессию он определил как ответ, содержащий стимулы, способные причинить вред другому существу. Дальнейшая дифференциация проводилась в направлении выделения подклассов внутри враждебности и агрессии. В результате Басс и Дарки выделили два вида враждебности (обида и подозрительность) и пять видов агрессии (физическая агрессия, косвенная агрессия, раздражение, негативизм и вербальная агрессия).

1. Физическая агрессия – использование физической силы против другого лица.

2. Косвенная агрессия понимается как агрессия, которая окольным путем направлена на другое лицо (сплетни, злобные шутки), или как агрессия, которая ни на кого не направлена (взрывы ярости, проявляющиеся в крике, топанье ногами и т. п.).

3. Раздражение – готовность к проявлению негативных чувств при малейшем возбуждении (вспыльчивость, грубость).

4. Негативизм – оппозиционная манера поведения, обычно направленная против авторитета или руководства. Это поведение может проявляться в диапазоне от пассивного сопротивления до активной борьбы против установившихся обычаев и законов.

5. Обида – зависть и ненависть к окружающим, обусловленные чувством горечи, гнева на весь мир за действительные или вымышленные (мнимые) страдания.

6. Подозрительность – недоверие и осторожность по отношению к людям, основанная на убеждении, что окружающие намерены причинить вред.

7. Вербальная агрессия – выражение негативных чувств как через форму (крик, визг), так и через содержание словесных ответов (проклятия, угрозы).

8. Чувство вины – выражение возможного убеждения субъекта в том, что он является плохим человеком, поступает зло, а также ощущаемые им угрызения совести.

При составлении опросника Басс и Дарки исходили из того, что вопрос может относиться только к одной форме агрессии. Особое внимание уделялось такой формулировке вопросов, чтобы в наибольшей степени ослабить влияние мотивации социального одобрения, а также защитные тенденции испытуемых, связанные с нежеланием показаться агрессивными. При формулировании вопросов все это достигалось (Бэрон Р., Ричардсон Д., 1997) за счет того, что: 1) предполагалось, что агрессивное поведение уже имеет место, и спрашивалось просто о форме его проявления; 2) в формулировках вопросов предлагалось оправдание для агрессии; 3) использовались охотно одобряемые идиомы (например, «если меня не попросят по‑хорошему, я не выполню просьбы»).

Вопросник состоит из 75 утверждений, на которые испытуемый должен дать ответы «да» или «нет».

 

Текст опросника

1. Временами я не могу справиться с желанием причинить вред другим.

2. Иногда сплетничаю о людях, которых не люблю.

3. Я легко раздражаюсь, но быстро успокаиваюсь.

4. Если меня не попросят по‑хорошему, я не выполню просьбы.

5. Я не всегда получаю то, что мне положено.

6. Я знаю, что люди обычно говорят обо мне за моей спиной.

7. Если я не одобряю поведение друзей, я даю им это почувствовать.

8. Когда мне случалось обмануть кого‑нибудь, я испытывал мучительные угрызения совести.

9. Мне кажется, что я не способен ударить человека.

10. Я никогда не раздражаюсь настолько, чтобы кидаться предметами.

11. Я всегда снисходителен к чужим недостаткам.

12. Если мне не нравится установленное правило, мне хочется нарушить его.

13. Другие умеют почти всегда пользоваться благоприятными обстоятельствами.

14. Я держусь настороженно с людьми, которые относятся ко мне несколько более дружественно, чем я ожидал.

15. Я часто бываю не согласен с людьми.

16. Иногда мне на ум приходят мысли, которых я стыжусь.

17. Если кто‑нибудь первым ударит меня, я не отвечу ему.

18. Когда я раздражаюсь, я иногда хлопаю дверьми.

19. Я гораздо более раздражителен, чем кажется окружающим.

20. Если кто‑то строит из себя начальника, то я всегда поступаю ему наперекор.

21. Меня немного огорчает моя судьба.

22. Я думаю, что многие люди не любят меня.

23. Я не могу удержаться от спора, если люди не согласны со мной.

24. Люди, увиливающие от работы, должны испытывать чувство вины.

25. Тот, кто оскорбляет меня и мою семью, напрашивается на драку.

26. Я не способен на грубые шутки.

27. Меня охватывает ярость, когда надо мной насмехаются.

28. Когда люди строят из себя начальников, я делаю все, чтобы они не зазнавались.

29. Почти каждую неделю я вижу кого‑нибудь, кто мне не нравится.

30. Довольно много людей завидуют мне.

31. Я требую, чтобы люди уважали мои права.

32. Меня угнетает то, что я мало делаю для своих родителей.

33. Люди, которые постоянно изводят вас, стоят того, чтобы их «щелкнули по носу».

34. От злости я иногда бываю мрачен.

35. Если ко мне относятся хуже, чем я того заслуживаю, я не расстраиваюсь.

36. Если кто‑то выводит меня из себя, я не обращаю на него внимания.

37. Хотя я и не показываю этого, меня иногда гложет зависть.

38. Иногда мне кажется, что надо мной смеются.

39. Даже если я злюсь, я не прибегаю к «сильным» выражениям.

40. Мне хочется, чтобы мои грехи были прощены.

41. Я редко даю сдачи, даже если кто‑нибудь ударит меня.

42. Когда получается не по‑моему, я иногда обижаюсь.

43. Иногда люди раздражают меня одним своим присутствием.

44. Нет людей, которых бы я по‑настоящему ненавидел.

45. Мой принцип: «Никогда не доверять чужакам».

46. Если кто‑нибудь раздражает меня, я готов сказать все, что я о нем думаю.

47. Я делаю много такого, о чем впоследствии сожалею.

48. Если я разозлюсь, я могу ударить кого‑нибудь.

49. С детства я никогда не проявлял вспышек гнева.

50. Я часто чувствую себя как пороховая бочка, готовая взорваться.

51. Если бы все знали, что я чувствую, меня бы считали человеком, с которым нелегко работать.

52. Я всегда думаю о том, какие тайные причины заставляют людей делать что‑нибудь приятное для меня.

53. Когда на меня кричат, я начинаю кричать в ответ.

54. Неудачи огорчают меня.

55. Я дерусь не реже и не чаще, чем другие.

56. Я могу вспомнить случаи, когда я был настолько зол, что хватал попавшуюся мне под руку вещь и ломал ее.

57. Иногда я чувствую, что готов первым начать драку.

58. Иногда я чувствую, что жизнь поступает со мной несправедливо.

59. Раньше я думал, что большинство людей говорит правду, но теперь я в это не верю.

60. Когда я выхожу из себя, то начинаю говорить людям гадости.

61. Когда я поступаю неправильно, меня мучает совесть.

62. Если для защиты своих прав мне нужно применить физическую силу, я применяю ее.

63. Иногда я выражаю свой гнев тем, что стучу кулаком по столу.

64. Я бываю грубоват по отношению к людям, которые мне не нравятся.

65. У меня нет врагов, которые бы хотели мне навредить.

66. Я не умею поставить человека на место, даже если он того заслуживает.

67. Я часто думаю, что жил неправильно.

68. Я знаю людей, которые способны довести меня до драки.

69. Я не раздражаюсь из‑за мелочей.

70. Мне редко приходит в голову, что люди пытаются разозлить или оскорбить меня.

71. Я часто только угрожаю людям, хотя и не собираюсь приводить угрозы в исполнение.

72. В последнее время я стал занудой.

73. В споре я часто повышаю голос.

74. Обычно я стараюсь скрывать свое плохое отношение к людям.

75. Я лучше соглашусь с чем‑либо, чем стану спорить.

 

Ключи к тесту

1. Физическая агрессия:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 1, 25, 33, 48, 55, 62, 68; 1 балл за каждое «нет» на вопросы: 9, 17, 41.

2. Косвенная агрессия:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 2, 10, 18, 34, 42, 56, 63; 1 балл за каждое «нет» на вопросы: 26, 49.

3. Раздражение:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 3, 19, 27, 43, 50, 57, 64, 72; 1 балл за каждое «нет» на вопросы: 11, 35, 69.

4. Негативизм:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 4, 12, 20, 28; 1 балл за каждое «нет» на вопрос: 36.

5. Обида:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 5, 13, 21, 29, 37, 51, 58; 1 балл за каждое «нет» на вопрос: 44.

6. Подозрительность:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 6, 14, 22, 30, 38, 45, 52, 59: 1 балл за каждое «нет» на вопросы: 65, 70.

7. Вербальная агрессия:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 7, 15, 23, 31, 46, 53, 60,71, 73; 1 балл за каждое «нет» на вопросы: 39, 66, 74, 75.

8. Чувство вины:

1 балл за каждое «да» на вопросы: 8, 16, 24, 32, 40, 47, 54, 61, 67. Индекс враждебности включает в себя 5‑ю и 6‑ю шкалы, а индекс агрессивных реакций включает в себя шкалы 1, 2, 3, 7.

 

9.3. Этико‑гуманистический и эволюционно‑генетический подходы к агрессии

 

Если не сосредоточиваться на деталях и подойти к вопросу глобально, то можно выделить два полярных подхода к феномену агрессии. Первый из них назовем этико‑гуманистическим подходом. В широких границах этико‑гуманистического подхода агрессия, причинение вреда другому человеку расцениваются как зло, как поведение, противоречащее позитивной сущности человека. И соответственно такое поведение оценивается негативно. В науках о человеке этот подход представлен в гуманистической психологии, экзистенциальной и гуманистической философии, а также в базирующихся на их основе педагогических теориях.

Христианская концепция человека также должна быть отнесена к этому подходу. Можно сказать и иначе: идеи гуманистического подхода к феномену агрессии восходят к традициям христианского учения: «Возлюби ближнего своего как самого себя», «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас», «Не судите, да не судимы будете».

Другой, альтернативный этико‑гуманистическому, подход к феномену агрессии назовем эволюционно‑генетическим. В рамках этого подхода внутривидовая агрессия расценивается как биологически целесообразная форма поведения, способствующая выживанию и адаптации.

Этот подход также объединяет различные концепции, начиная от теорий выживания вида и психобиологической адаптации индивида и кончая концепциями социальной адаптации личности. В рамках эволюционно‑генетического подхода агрессия, естественно, ни в коей мере не рассматривается как зло, а трактуется как «такой же инстинкт, как и все остальные» (Лоренц К., 1963), который вместе с другими инстинктами служит сохранению жизни.

Этико‑гуманистический подход. Для нас как психологов, несомненно, лестной является мысль, что проблема различия между любовью и ненавистью принадлежит не философии, а психологии (Рассел Б., 1914). Но, несмотря на это, мы не можем в рамках этико‑гуманистического подхода к проблеме агрессии игнорировать идеи христианской концепции человека. Как уже отмечалось выше, христианская концепция относится по своей сути именно к этому (а не к эволюционно‑генетическому) подходу. Более того, идеи различных концепций, входящих в этико‑гуманистический подход, так или иначе восходят к этическим традициям христианского учения. И наконец, между христианством и психологией в целом, между христианством и гуманистической психологией в частности есть немало общего (С. Пфайфер, А. Реан, Э. Шарер и др.). Этого общего так много, что уже обсуждается вопрос об интеграции христианства и психологии (Э. Шафрански, М. Яновский).

С точки зрения христианства агрессия как действие, причиняющее вред другому, однозначно оценивается как зло. Уже основные заповеди провозглашают: «Не убий», «Не укради», «Не судите, да не судимы будете». Эти заповеди запрещают действия, реально причиняющие вред или направленные на причинение ущерба, вреда. Причем речь в равной мере идет о негативной оценке действий, причиняющих физический или психический (моральный) ущерб. Неприемлемой оказывается не только агрессия как действие, но и агрессивность как свойство личности: «Возлюби ближнего своего», «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас». Последняя заповедь прямо противостоит эволюционно‑генетическому подходу, при котором бесспорно позитивно оценивается адаптивная агрессия. То есть такая агрессия, которая направлена на защиту витальных интересов индивида, личности. Христианская же доктрина глобально не приемлет агрессивность как свойство личности, осуждая любую личностную готовность к агрессии. Готовность к агрессии осуждается не только на поведенческом (практическом) уровне, но и на когнитивном: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазу не чувствуешь».

В психологии в рассматриваемый этико‑гуманистический подход проблем агрессии наиболее последовательно вписывается так называемая «третья сила» – гуманистическая психология (A. Maslow, G. Rogers, V. Frankl). Хотя сам термин, а более, пожалуй, внутрипсихологическая межгрупповая дискриминация, когда одним дано право, а другим отказано в праве считать себя психологами гуманистическими, нам кажется традицией как не обоснованной, так и не корректной. Да, кстати, и не очень гуманистической также. В действительности, например, многие идеи некоторых выдающихся представителей психоаналитического направления (A. Adler, E. Fromm) вполне согласуются и даже могут быть восприняты как краеугольные постулаты гуманистической психологии. Чем, как не идеями гуманистической психологии, являются принципы адлерианских воспитательных центров: сделать личность счастливее, показать, что другие люди бескорыстно заинтересованы в тебе и желают твоего успеха («помогающие отношения», C. Rogers), освободить от давления комплексов, показав: другие не хуже и не лучше тебя, они такие же, как ты (A. Adler, H. Ansbacher, R. Ansbaher, Е. В. Сидоренко). И уже совсем как манифест гуманистической психологии звучат слова Э. Фромма об идентичности самому себе и о том, что целью человеческой жизни следует считать развертывание сил человека согласно законам его природы. В связи со всем сказанным мы будем рассматривать гуманистическую психологию в широких границах, руководствуясь реальным содержанием тех или иных концепций, а не сложившимися традициями и стереотипами.

Несмотря на нетождественность концепций различных авторов гуманистической ориентации, касающихся взгляда на проблему агрессии и агрессивности, можно говорить о наличии значительного количества общих положений. Сам дух гуманистической психологии проникнут позитивным отношением к человеку, верой в его силу и позитивность личностного потенциала. Очевидно, не случайно гуманистическая психология в противовес идее формирования личности выдвигает прежде идею свободного развития личности, наиболее полной самоактуализации (A. Maslow, V. Frankl, C. Rogers, E. Fromm), выражающуюся, например, в осуществлении индивидуальных смыслов личности (V. Frankl), а также в создании «помогающих отношений» (C. Rogers) для достижения этих целей. Провозглашение таких постулатов было бы невозможно, если бы гуманистическая психология исходила из убеждения в изначально агрессивной природе человека. В этом случае указанные принципы означали бы предоставление свободы и создание наиболее «помогающих» условий для развития агрессивности как свойства и проявления агрессии как действия. Но гуманистические психологи убеждены, что, самоактуализируясь, высвобождая подавленное Я, человек раскрывает свою величественную природу (A. Maslow), «что в основе человека лежит стремление к положительным изменениям» (C. Rogers), а никак не наоборот. Конечно представители гуманистической психологии (к которым автор относит и себя) не настолько наивны, чтобы идеализировать человека, представлять его свободным от всяких негативных влечений. Человеку присущи разные, в том числе и негативные, влечения, импульсы. Но важно понимать, что свобода человека как личности выражается, в частности, и в достаточно высокой его свободе по отношению к собственным влечениям. Человек обладает влечениями, однако влечения не владеют им (В. Франкл). Иначе говоря, необходимо не отрицать наличие агрессивных импульсов, но видеть принципиальную разницу между (1) агрессивными импульсами, (2) агрессивным импульсивным поведением и (3) свободным (зрелым) поведением личности. Отсутствие такого разграничения, игнорирование относительной свободы личности, независимости ее поведения от собственных же импульсивных влечений ведет к фатальной агрессии. Ибо в этом случае агрессивные импульсы оправдывают агрессивное поведение, превращаясь в своеобразное алиби. Однако В. Франкл справедливо замечает: «Человек не перестанет ненавидеть, пока его учат, что ненависть создается импульсами и механизмами. Но это он сам (выделено нами. – А. Р.) ненавидит!»

Импульсивно‑инстинктивная сфера есть сфера обеспечивающая, но не управляющая. Так же как топливо обеспечивает движение (жизнь) механизма, но не управляет этим движением. Регулятивный контур связан с другой сферой – сознание, самосознание, система отношений и установок личности, включая этическую регуляцию поведения. Другое дело, что личность не хотелось бы абсолютно отождествлять лишь с социальностью человека, с его социальной сферой. Более близким, по нашему мнению, является представление о личности как о целостности врожденного и приобретенного (Э. Фромм), к которому из отечественных концепций более всего приближаются представление о личности и интегральной индивидуальности (Б. Ананьев, В. Мерлин).

Рассматриваемое нами с позиций гуманистической психологии положение об относительной свободе человека от своих же разрушительных, агрессивных влечений и импульсов перекликается с аналогичными взглядами христианско‑теологического учения. Естественно, там эти взгляды представлены собственным, специальным образом. Общность подходов, однако, видится не в форме представления взглядов, а в их содержании. В христианско‑теологическом учении обсуждается правомерность постановки следующего вопроса: «если Бог благ, Он не может допустить зла, а если Он его допускает, то значит Он не благ или не всемогущ, а потому и не Бог, или же просто Его и нет» (Семенов‑Тян‑Шанский А., 1989). Ответ на этот вопрос сводится к следующему. Если бы человек не был создан свободным, он не был бы богообразной личностью, а был бы механизмом. Свободная суть человека есть и наличие у него свободы выбирать между добром и злом. Но, заметим, такая свобода выбирать означает и свободу в выборе своего поведения или возможность свободного управления своими влечениями, а не фатальное подчинение им.

Терпимость как фундаментальное свойство личности является не только противовесом, фактором сдерживания агрессии, но и антиподом агрессивности как личностной готовности к агрессии. Мы полагаем недостаточными представления, согласно которым терпимость просто сводится к толерантности. В структуре общего феномена терпимости мы выделяем два ее вида: (1) сенсуальная терпимость личности и (2) диспозиционная терпимость личности.

Сенсуальная терпимость связана с устойчивостью личности к воздействиям среды, с ослаблением реагирования на какой‑либо неблагоприятный фактор за счет снижения чувствительности к его воздействию. Сенсуальная терпимость, таким образом, связана с классической толерантностью, с повышением порога чувствительности к различным воздействиям среды, в том числе воздействиям субъектов межличностного взаимодействия. Образно говоря, сенсуальная терпимость есть терпимость‑черствость, терпимость‑стена. В основе диспозиционной терпимости лежит принципиально иной механизм, обеспечивающий терпимость личности при взаимодействиях со средой. В данном случае речь идет о предрасположенности, готовности личности к определенной (терпимой) реакции на среду. Эта готовность проявляется на когнитивном (социально‑перцептивном), аффективном и поведенческом уровнях реагирования. За диспозиционной терпимостью стоят определенные установки личности, ее система отношений к действительности: к другим людям, к их поведению, к себе, к воздействию других людей на себя, к жизни вообще. Примерами установок личности, обеспечивающих ее диспозиционную терпимость, являются, скажем, такие: «Все люди когда‑нибудь ошибаются», «Чем больше точек зрения, тем лучше», «Агрессия и раздражительность очень часто провоцируются ситуацией, а не являются внутренней сущностью человека» и т. п. Принятие стратегии и позиции, известной под названием «альтруистический эгоизм», вероятнее всего, также приводит к существенному повышению степени терпимости личности. Несомненно, что и в данном случае надо говорить о диспозиционной, а не сенсуальной терпимости. Диспозиционная терпимость, образно говоря, есть терпимость‑позиция, терпимость‑установка, терпимость‑мироощущение. Она совершенно не связана с психофизиологической толерантностью. Носителем высокой диспозиционной терпимости, таким образом, вполне может быть высокосенситивная личность или эмотивный акцентуант.

Идея самотрансценденции человеческого существования занимает важное место как в гуманистической психологии (А. Maslow, и особенно V. Frankl), так и в экзистенциально‑гуманистической философии (Ж.‑П. Сартр). При этом феномен самотрансценденции связывают с выходом человека за пределы своего Я с его направленностью на других людей, на дело в целом, на что‑то иное, нежели он сам.

Когда говорят, что в гуманистической психологии с ее доминирующей направленностью на раскрытие потенциала человека, его самоактуализации, на достижение идентичности самому самому себе и самопринятия потенциально заложен риск эгоцентризма, то, очевидно, забывают как раз об идее самотрансценденции. Однако концепцию надо рассматривать системно, целостно, а не лоскутно‑поэлементно, даже если эти элементы значимые, а более, может быть, субъективно привлекательны интерпретаторам. Вместе с тем стоит заметить, что идея самотрансценденции у разных представителей гуманистической психологии занимает разное место. У кого‑то (например, у К. Роджерса) ей не отводится столь значимая роль как у В. Франкла или А. Маслоу. Пожалуй, первым из крупных представителей гуманистической психологии обратил внимание на опасность, которую таит для самой же гуманистической психологии игнорирование феномена самотрансценденции, В. Франкл. Именно это обстоятельство диспропорциональности, перекоса в соотношении идей самоактуализации и самотрансценденции он имел в виду, когда спрашивал: «Насколько гуманистична гуманистическая психология?» (В. Франкл).

Самотрансценденция для человека означает находиться в отношении к чему‑то, быть направленным на что‑то иное, нежели он сам. В более категоричной форме эта мысль звучит в утверждении: «Быть человеком – значит быть направленным не на себя, а на что‑то иное» (Франкл В., 1990). Категоричное противопоставление самотрансценденции и самоактуализации как двух альтернатив, по нашему мнению, нецелесообразно. Сила гуманистического подхода и перспективы его развития состоят в органичном соединении этих двух идей. К сожалению, этой проблеме целостного объединения двух принципов уделено пока явно недостаточно внимания в самой гуманистической психологии. Однако понимание того, что это возможно, хотя и не всегда акцентированно, но уже проявлялось: самоактуализация может быть осуществлена лучше всего через увлеченность значимой работой (А. Maslow), в служении делу или в любви к другому человек осуществляет сам себя (В. Франкл). Утверждение собственной жизни, счастья, развития, свободы человека коренится в его способности любить; причем любовь неделима между «объектами» (другими) и собственным Я (Э. Фромм). Неявная на первый взгляд связь феномена самотрансценденции и проблемы агрессивности является в действительности очевидной. Идея самотрансценденции отвергает агрессию и агрессивность, ибо в рамках данного подхода агрессия, как разрушительное действие, как причинение ущерба другому, неминуемо ведет и к разрушению самого себя. Самоосуществление ведь состоит в позитивной направленности вовне. И чем сильнее выражена эта направленность, тем более человек становится человеком и самим собой. Отсутствие такой позитивной направленности вовне и замена ее на систему агрессивных установок, следовательно, пагубна и должна быть устранена, так как блокирует самоосуществление личности.

Эволюционно‑генетический подход. В рамках этого подхода агрессия и агрессивность не рассматриваются в качестве фактора блокирующего самоосуществление и развитие человека, а, напротив, считаются условиями его выживания и адаптации. Внутривидовая агрессия рассматривается как целесообразный инстинкт, выработанный и закрепленный в процессе эволюции. Агрессия – это инстинкт борьбы, которая направлена против собратьев по виду у животных и у человека. Агрессия, кроме того, является не инстинктом «смерти» (как, например, у З. Фрейда), а представляет собой инстинкт сохранения жизни и вида, и в этом плане это такой же инстинкт, как и все остальные (K. Lorenz).

Эволюционно‑генетический детерминизм развития агрессии и агрессивности как хищнического инстинкта, инстинкта господства и подавления обосновывается энциклопедическим анализом эволюции и поведения животных (K. Lorenz), эволюции, генетики и поведения человека (В. Эфроимсон). При этом последовательный эволюционно‑генетический подход не может остановиться лишь на констатации инстинктивной природы агрессии, но утверждает и инстинктивную природу альтруизма, коллективизма, жертвенности и других сугубо личностных свойств, даже таких, как совесть и вообще этическая система личности. «Эгоизм очень способствует выживанию индивида, но специфика эволюционного развития человечества такова, что естественный отбор был в очень большой мере направлен на развитие биологических основ самоотверженности, альтруизма, коллективизма» (В. Эфроимсон).

Однако представление о высокой степени целесообразности агрессии для человеческого существа вступает в серьезное противоречие с наблюдаемыми нами поистине катастрофическими последствиями проявления агрессивного поведения на межличностном, межгрупповом, межнациональном и межгосударственном уровнях. Это противоречие не может быть незамеченным, проигнорированным серьезными представителями эволюционно‑генетической концепции агрессии. И тогда, преодолевая это противоречие, К. Лоренц выдвигает новую дополнительную посылку, которая, по его мнению, снимает противоречие и которая действительно является хорошей услугой для эволюционно‑генетического подхода. Утверждается, что агрессивный инстинкт «хорош» и служит в естественных условиях (выделено нами) сохранению жизни индивида и вида в целом. Однако ныне естественный порядок вещей нарушен и нарушен, если кратко резюмировать значительные выкладки К. Лоренца, следующим образом:

1. Человек есть «слабое» животное (не хищник). У него в связи с этим достаточно слабые естественные возможности убийства. По крайней мере они никак не сопоставимы с возможностями настоящих хищников (лев, тигр, волк и т. д.).