Передача текста писем и листовок.

Имеет свои особенности и выбор основного текста при публикация писем. В качестве основного берется тот, который был получен адресатом. Это может быть как беловой автограф, так и машинописный подлинник, особенно широко встречающийся с внедрением технических средств. В случае отсутствия последних письма публикуются по черновым автографам или заверенным(авторизованным) копиям. Однако бывает так, что письмо, написанное на одном языке, перед его отсылкой в другую страну, переводится на язык этой страны переводчиком. В этом случае текст его публикуется по авторскому оригиналу и сверяется с переводом. Если текст оригинала не сохранился, письмо дается по переводу с обязательной оговоркой в текстуальных примечаниях об отсутствии оригинала и о времени осуществления перевода.

В изданиях научного типа в текстуальных примечаниях приводятся все разночтения, имеющиеся между публикуемым и другими вариантами данного письма. Здесь следует иметь в виду такие обстоятельства. Разночтения могли возникнуть не только по причинам сугубо технического свойства (например, из-за ошибок, допущенных машинисткой при перепечатке текста отсылаемого письма и т. п.), но и вследствие того, что переписывая набело письмо перед его отправкой, автор сам мог менять его текст сравнительно с первоначальным вариантом, который на правах черновика оставался в его архиве. В качестве основного текста листовки выбирается заверенный текст, т. е. такой, в котором имеются указания на организацию, выпустившую листовку, подписи или печать организации. Незаверенный текст публикуется лишь после того, как будет установлена подлинность документа, т. е. археограф убедится, что публикуемая им листовка не является фальшивкой. Последнее обстоятельство имеет особо важное значение, учитывая условия, в которых создавались данные виды источников (подполье, необходимость соблюдения конспирации и т. д.). В большинстве случаев листовки как раз-таки и публикуются не по оригиналам, а по типографским экземплярам, поскольку невозможно представить, что в делопроизводстве подпольных организаций и групп, партизанских формирований могли сохраниться подлинники. Это характерно, например, для «Зборніка лістовак усенароднай партызанскай барацьбы ў Беларусі ў гады Вялікай Айчыннай вайны (1941—1944 гг.)», основу которого составили коллекции листовок, хранившиеся в партийном архиве Беларуси, а также республиканском музее истории Великой Отечественной войны и Гомельском краеведческом музее. (Правда, составители сборника в легендах везде употребляют дефиниции «подлинники», хотя очевидно, что речь должна идти о «типографских экземплярах». О «подлинниках» можно было бы говорить в том случае, если бы документы публиковались по утвержденным партийными или комсомольскими органами Беларуси текстам листовок, хранящимся в соответствующих фондах Национального архива Республики Беларусь).

Публикуя листовки по типографским экземплярам, археограф должен, как мы уже отмечали, особенно тщательно изучить их содержание и внешние особенности, обращая при этом внимание на стиль, характерные выражения, материал, на котором они исполнены и т. д. Привлечение сопутствующих источников, в которых могут содержаться упоминания об интересующем публикатора документе, даст возможность археографу сделать окончательный вывод о его подлинности или, наоборот, подложности. Такой углубленный источниковедческий анализ, возможно даже выходящий за рамки внешней критики, вполне оправдан применительно к данному виду источников, принимая во внимание наличие массы всевозможных листовок — фальшивок, издававшихся, например, в годы Великой Отечественной войны немецкими спецслужбами на оккупированных землях Беларуси. Характерным примером здесь может служить листовка-фальшивка, изданная от имени «командующего армией прорыва» в марте 1943 г. и тогда же распространявшаяся среди партизан и населения Гомельской и Полесской областей. Указания на ее подложность мы встречаем в подпольной периодической печати партизанских формирований этих областей, а также в источниках личного происхождения (например, в дневнике одного из руководителей партизанского движения в Гомельской обл. Е. И. Барыкина).

3.Передача сокращенно написанных слов, названий учреждений, организаций. Допустимость введения сокращений постоянно повторяющихся названий должностей, чинов, титулов, географических, технических и др. терминов.

Имеет свои особенности и передача сокращенно написанных слов (под титлом), а также слов с выносными буквами. Первые раскрываются по современному нам правописанию с заключением восстановленных букв в квадратные скобки, вторые вносятся в строку и выделяются шрифтом. Именно так передавал текст 16-й книги записей Литовской метрики Д. И. Довгялло, точно так же публиковал вторую часть аналогичной 5-й книги записей и современный литовский археограф Э. Баненис.

Однако при раскрытии сокращенно написанных слов в документах раннего периода следует иметь в виду одну особенность, а именно: в зависимости от происхождения документа слово под титлом может раскрываться по-разному. Так, сокращение под титлом «гдръ» в документах Русского государства раскрывается как «г[осу]д[а]ръ», а в документах Великого княжества Литовского — как «г[оспо]д[а]ръ. На это в свое время обратил внимание академик М. Н. Тихомиров, читая для студентов МГУ спецкурс «Приказное делопроизводство в ХVII веке». «Например, — говорил он слушателям, — вы встретили такое слово: “гдру”; вы его исправите на “гдрю”. В чем тут загвоздка? Если написано “гдру”, это могло быть указанием, что писал белорус или украинец и для него характерна отверделость “р”. Исправив лишь одну букву, вы выбросите то, что может дать указание на автора письма, обращавшегося с такими словами».

Другой российский археограф и архивист, профессор Московского историко-архивного института И. Ф. Колесников также отмечал, что для белорусских текстов характерны употребление твердого «р» вместо мягкого («цара», «цару»), «у» вместо «в» и наоборот («у землю», «вже»), смешение предлогов и приставок «из» и «с» («изделать», «с Менска»), использование диграфа «кг» для обозначения твердого (взрывного) звука «г» («Жикгимонт»). Итак, для того, чтобы правильно раскрыть написанные под титлами слова, не исправлять кажущихся вам явными «ошибок» в тексте оригинала, следует прежде всего выяснить его происхождение. И здесь на помощь вам должна прийти палеография, изучающая особенности графики письма, материал, средства для письма и т. д. Замечено, что начиная с ХV в. скорописи Московской Руси и Великого княжества Литовского начинают расходиться и к началу ХVI в. уже значительно расходятся между собой. Московская скоропись удержала свободу взмахов, особенно вверх, по сравнению с белорусской. Последняя же подчинилась южно-славянскому влиянию, что сказывается в длинных хвостах вниз, изогнутых на конце. Это особенно заметно в буквах д, р, у, ц, щ; только ж,ъ и ять имеют линии кверху. Отличительный признак белорусского письма — начертание буквы з в виде длинной заходящей под строку, наклонной влево линии с обычным для нее хвостом внизу и часто без головки наверху. Вместо округлой графики в московской скорописи в белорусской сказывается угловатость, присущая готическому письму. Центром белорусской скорописи ХV—VI вв. была, как известно, канцелярия Великого княжества Литовского, для которой и характерны вышеуказанные особенности. Для рукописей более позднего времени (до конца ХVIII в.) передача текста более упрощена: вышедшие из употребления буквы заменяются на современные, обозначающие тот же звук. Слова под титлами раскрываются без выделения восстановленных букв. Не выделяются также внесенные в строку выносные буквы. Твердый и мягкий знаки расставляются согласно современному правописанию.

Все личные имена, отчества, фамилии, прозвища, входящие в состав личных имен, и прилагательные, образованные от собственных имен, пишутся с прописной буквы: Иван Большой Григорьев сын Семенов, Бык сын Ивашков (Беларускі архіў. Т. 2. С. 92). Все географические названия пишутся с прописной буквы, в сложных географических названиях со строчной буквы пишутся служебные слова и слова, обозначающие родовые понятия: Высокий Холм, Крынское лесничество, Богородчицкие волоки, Сураж на Подляшшу (Беларускі архіў. Т. 1. С. 3). Двойные названия дефисом не соединяются: урочище Великая Струга. В названиях монастырей и церквей, состоящих из географического и агиографического наименований, с прописной буквы пишутся оба наименования, соединенные и несоединенные дефисом: церковь св. Параскевы-Пятницы, Усвейская Свято-Троицкая церковь, Минский Свято-Троицкий золотогорский костел. Буквенная цифирь, обозначающая числа в документах, передается арабскими цифрами. При обозначении года буквенной цифирью падежные окончания порядковых числительных передаются через дефис: Лета 7140-го, во 192-м году.

В оригинале документы могут датироваться как от Сотворения Мира, так и от Рождества Христова: Писан во Мстислави в лето SЦОА (где зело — 6 тыс., цы — 900, он — 70, аз — 1), соответственно — 6971 от С. М. и 1463 от Р. Х. (Белорусский архив древних грамот. С. 3) Дата должна быть следующей: Лета 6971-го, во 463-м году. Писан у Вилни, лета Божего Нароженя АФЗА, месяца февраля К дня (где А-тысяча, ферт — 500, кси — 60, аз — 1, како — 20), соответственно: 1561, 20 февраля. (Белорусский архив древних грамот, С. 27). При наличии в тексте документов постоянно повторяющихся и твердо установивщихся форм титулатуры возможны введения условных сокращений. Приняты следующие сокращения: королевский и великокняжеский титул — полный (п. т.), средний (с. т.), краткий (т.); то же самое, применительно к царскому титулу: Жикгимонтъ третий, Божою милостью Король Полский, Великий Князь Литовский, Руский, Пруский, Жомойтский, Мазовецъкий, Инфлянтский, токожъ Божою милостю назначоны Король Шведский, Кготский, Вандалский и Великое Княжа Финляндское — (п. т.). (Белорусский архив древних грамот. С. 56) Жикгимонт Август, Божю млтю корол полский, вел князь Литовский, русский, прусский, жомойтский, мазовецкий, лифляндский и иных — (с. т.) (Беларускі архіў. Т. 1. Мн., 1927. С. 30) Государю царю и великому князю Алексею Михайловичю — (т.) (Белоруссия в эпоху феодализма. Т. 2. Мн., 1960. С. 147). В документах раннего периода употребляется написание названий племен и народов с прописной буквы, например: «в Ляхи», «на Кривичи» и т. д.

4. Основные формы документальных публикаций на примере белорусских изданий.

По форме издания исторических документов могут быть корпусом (сводом), серией, сборником, моноизданием, альбомом, буклетом, плакатом, публикацией в периодическом и продолжающемся издании, приложением к научно-исследовательской или популярной работе. К сожалению, в Беларуси примеры издания документов в форме корпуса отсутствуют, поэтому сошлемся здесь на украинскую публикацию последних лет: «Архів Коша Нової Запорозької Січі: Корпус документів. 1734—1775». (Київ, 1998. Т. 1). Корпусные издания, как правило, включают в свой состав сохранившиеся в незначительном объеме уникальные документы, и потому предполагают их опубликование без каких-либо выпусков. Что касается серийных изданий, то они достаточно широко представлены «белорусскими томами» в общесоюзных сериях «История индустриализации СССР: Документы и материалы» — «Индустриализация Белорусской ССР (1928—1941 гг.)» (Мн., 1975), «Из истории гражданской войны в СССР: Документы и материалы» — «Борьба за Советскую власть в Белоруссии. 1918—19209 гг.: Сборник документов и материалов в двух томах» (Мн., 1968, 1971) и др. Примером белорусских серийных изданий могут быть следующие публикации: «Всенародное партизанское движение в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны» (Мн., 1967—1982. Т. 1—3), «Белоруссия в эпоху феода лизма» (Мн., 159—1979. Т. 1—4), «Белоруссия в эпоху капитализма» (Мн., 1983, 1990. Т. 1—2), «Знешняя палітыка Беларусі» (Мн., 1997—2002. Т. 1—5) и др. Признаком серийного издания является не только наличие нескольких томов, но и сохраняющееся в последних единство эдиционных приемов при их подготовке, унифицированный научно-справочный аппарат, одинаковое полиграфическое оформление. Нарушение хотя бы одного из этих признаков исключает издание из разряда серийных.

Сравнительно новой формой (не по времени ее возникновения, а по ее учету в нормативно-методических документах) является моноиздание, которое подразумевает издание в рамках книги одного отдельно взятого документа. Объем последнего при этом не имеет значения. Объектами моноиздания, как правило, выступают особо ценные, имеющие научное и культурологическое значение памятники письменности (законодательного, актового, нарративного характера). Опубликование документа в форме моноиздания не исключает возможности его повторного издания в форме отдельного сборника, приложения к научной, популярной работе и т. п. В подтверждение этого сошлемся на пример с многократным опубликованием Баркулабовской летописи, в том числе и в форме моноиздания, который мы уже приводили во второй главе первого раздела настоящей работы. В форме моноиздания дважды публиковался дневник Люблинского сейма (известным польским библиофилом, гр. А. Дзялынским в Познани в 1856 г. и профессором Петербургской духовной академии М. О. Кояловичем в Петербурге в 1869 г.). Из источников законодательного характера, опубликованных в форме моноиздания, укажем на издания статутов Великого княжества Литовского: Статут Великого княжества Литовского 1529 г. / Под ред. акад. АН Литовской ССР К. И. Яблонскиса. Мн., 1960; Лаппо И. И. Литовский статут 1588 г. Том ХІ. Текст. Каунас, 1938; Статут Вялікага княства Літоўскага 1588 г.: Тэксты. Даведнік. Каментарыі. Мн., 1989 и др.

Наиболее распространенной для фотодокументов формой публикации является альбом. Включение в него аннотированных документов, предисловий, примечаний, указателей придают изданию научный характер. К сожалению, продолжая традиционно рассматривать фотодокументы как некий «второстепенный исторический источник» (сравнительно с письменными документами), публикаторы, готовя альбомы для широкого круга читателей, не включают в них вышеперечисленные элементы научно-справочного аппарата, как это сделано, например, в изданиях: Белоруссия партизанская (Фотоальбом). Мн., 1974; Освобождение Белоруссии (Фотоальбом). Мн., 1974 и др. Попытка переломить подобную тенденцию была предпринята составителями второй редакции «Правил издания исторических документов в СССР»(М., 1990), которые не ограничивают объект публикации только письменными источниками, но и вводят в «Правила» разделы, регламентирующие приемы и методы подготовки к изданию и фотодокументы, равно, как и кино и фоноисточники.

Обнародование документов в форме плакатов, буклетов, в периодических и продолжающихся изданиях традиционно считалось и ныне считается так называемыми «малыми формами публикаций». Она сочетает в себе, с одной стороны, оперативность и экономичность подготовки, а с другой — широкую доступность. Характер периодического или продолжающегося издания (специализированное историческое, архивоведческое, археографическое; литературно-художественное; общественно-политическое), а также квалификация публикатора (с одной стороны, историк, архивист, археограф, литературовед, филолог; с другой — краевед, дилетант, любитель памятников старины и пр.) не могут не влиять на уровень подготовки документальных публикаций. Идеальным, конечно, является сочетание высокого научного уровня периодического или продолжающегося издания с профессионализмом публикатора, как это имело место в случае с публикацией Баркулабовской летописи в «Археографическом ежегоднике» (подг. А. Н. Мальцев). Отсутствие же такой гармонии может привести к существенным недостаткам: экономя журнальную площадь, редакция подталкивает составителя к усечению публикации за счет снятия кажущихся ей второстепенными частей текста, примечаний и пр. Тем не менее публикацию документов в периодических и продолжающихся изданиях, учитывая ее широкое распространение как в прошлом, так и в настоящее время, следует принимать во внимание как историкам, историкам права, филологам, литературоведам, так и археографам, текстологам. «Журнальную археографию», как называют публикацию документов в периодических и продолжающихся изданиях некоторые современные российские историки, можно и должно рассматривать как параллельно сосуществующую с «книжной археографией» практическую деятельность, призванную содействовать расширению археографической базы. Это тем более важно сделать, принимая во внимание огромное количество исторических источников, в буквальном смысле рассеянных по страницам всевозможных журналов, альманахов, ежегодников и крайне редко попадающих в поле зрения исследователей.

Заметим, кстати, что само понятие «журнальная археография» вызвало во многом справедливую критику со стороны нынешнего председателя Археографической комиссии Российской АН, члена-кор. РАН С. М. Каштанова. Полемизируя с В. Ю. Афиани, предлагающим заменить актовую археографию на «археографию актов», Каштанов, в частности, пишет: «В определениях типа «журнальная археография» вторичное (форма издания) заслоняет первичное (объект издания)…Если автор предлагает заменить актовую археографию на археографию актов, то почему бы вместо журнальной археографии не говорить просто о принципах издания исторических источников в журналах?» (Каштанов С. М. Актовая археография. М., 1998).

Публикации документов в форме приложений к научным или популярным работам дают возможность документально подтвердить сделанные авторами этих работ выводы, выдвинутые положения, конструируемые схемы и концепции и т.п. Наличие же аналитической части, играющей роль своеобразного расширенного предисловия и примечаний по содержанию, лишают авторов-составителей подобных работ необходимости давать отдельно научно-справочный аппарат к публикуемым в приложениях документам. Так, например, поступил и автор настоящего курса, ограничившись в предисловии к документальному приложению книги о проблемах реституции белорусских архивов следующим коротким замечанием: «Публикуемые ниже документы...поясняют, а в ряде случаев дополняют содержание первой части книги. Поскольку упоминание о каждом из них встречается в аналитическом разделе настоящей работы, они оставлены без примечаний по содержанию». Так же или примерно так были опубликованы в качестве приложений документы к популярным работам об истории белорусского национального движения в первой четверти ХХ в., Великого княжества Литовского и России середины ХVII в. и др. Так же, но без выделения в приложение, был опубликован нами факсимильным способом Манифест Временного рабоче-крестьянского советского правительства Белоруссии.

5. Проблема выбора и передачи текста документов в изданиях научного и научно-популярного типов. Понятие контаминации текста, примеры контаминации текста в археографических изданиях.

Важными вопросами, определяющими все издание документов, являются вопросы выбора текста. Именно они всегда занимают первое место при обсуждении критики текста. При этом вопрос о происхождении документа не имеет существенного значения: идет ли речь о публикации документов раннего периода, или об источниках нового и новейшего времени. Существуют разные точки зрения относительно того, какая редакция или какой список публикуемого документа должны быть взяты в качестве основных. Известный литературовед М. Гофман считал, например, что выбор текста всегда определяется окончательной творческой волей автора, окончательным выражением творческого замысла художника, к которому «нечего прибавить». Исключение Гофман допускал лишь для тех случаев, когда вставки и изменения текста могли произойти вследствие цензурного произвола. В противоположность Гофману другой литературовед Г. О. Винокур в исследовании о критике поэтического текста указывал, что критерием выбора текста является не автор и его воля, а некий ученый и его личное истолкование всей многообразной, дошедшей до нас традиции.

Заметим, что ни первая, ни вторая точки зрения относительно критериев выбора текста, предлагавшиеся текстологами, не встретили поддержки среди историков и археографов, занимавшихся преимущественно публикацией документов актового характера. Если обратиться к нормативным документам, разработанным и принятым в СССР в 1940—1950-е гг. (Основным правилам публикации документов ГАФ СССР. М.,1945; Правилам издания исторических документов. М.,1955 и др.), то можно заметить, что они вводили на этот счет понятие «авторитетности», «окончательности» текстов документов. Однако и эти критерии, как очень точно подметил С. Н. Валк, «не всегда срабатывают» при определении основного текста документов.

В качестве примера российский археограф привел случай с изданием в 1930 г. Центрархивом СССР первого тома сборника документов «Первый Всероссийский съезд Советов», в котором в числе прочих была напечатана и стенограмма выступления на съезде известного вождя меньшевиков И. Церетелли. Составители сборника, действуя в строгом соответствии с существовавшими тогда правилами передачи текста по редакции, учитывающей последний замысел автора, опубликовали стенограмму выступления Церетелли в редакции, существенно отличавшейся от его выступления на съезде. Дело в том, что просматривая стенограмму, Церетелли внес в нее то, что он не говорил на съезде, исключив при этом то, что могло его скомпрометировать в глазах победивших к этому времени большевиков. Заметим, что вопросам выбора текста художественных произведений посвящено немало специальных литературоведческих работ. Укажем, например, на учебное пособие С. А. Рейсера Основы текстологии. 2-е изд. Л.,1978, книгу академика Д. С. Лихачева Текстология: Краткий очерк М.; Л.,1964 и др.

Попытаемся далее на основе и с учетом значительного опыта, накопленного отечественными и зарубежными археографами, анализа научной и нормативно-методической литературы определить, каким образом должны решаться вопросы выбора текстов документов с учетом их происхождения, авторства, применения технических средств при их передаче и т. п. Нормативно-методическая литература последних лет вводит понятие «основного текста» документа, под которым понимается публикуемый текст. При его выборе в качестве источников привлекаются все, имеющие самостоятельное значение тексты этого документа, как опубликованные ранее, так и неопубликованные. Основной текст публикуется, а остальные сопоставляются с ним; при этом имеющиеся разночтения приводятся в текстуальных примечаниях.

В истории археографии известно немало случаев, когда подобная сложнейшая текстологическая работа заканчивалась неудачей вследствие наличия большого количества списков и редакций текста публикуемого документа, а отсюда — невозможностью «подвести» их к основному. Так было, например, с попыткой старейшего российского научно-исторического общества — Общества истории и древностей российских при Московском университете — издать в начале ХIX в. древнейший Лаврентьевский список летописи, являвшейся важнейшим источником по истории Киевской и Северо-Восточной Руси IX — нач. ХIV в. Взяв в качестве протографа список летописи, хранившийся в библиотеке А. И. Мусина-Пушкина (его издатели Общества считали древнейшим), составители не смогли затем подвести к нему все разночтения, имевшиеся в других 60(!!!) списках летописи разных редакций и изводов. Продолжавшаяся в течение 1804—1810 гг. работа закончилась фактически безрезультатно: было отпечатано всего 10 листов летописи, которые впоследствии погибли в московском пожаре 1812 г.

Какие же тексты выбираются в качестве основных при подготовке публикаций? В качестве основного текста документов раннего периода берется текст подлинника; при его отсутствии привлекаются все копии (списки) документа. В этом случае текст публикуется по наиболее ранней копии (списку). Следует, однако, иметь в виду, что для документов ХII—ХIV вв., а для Беларуси — и ХV—ХVI вв. позднейшие списки часто являются единственным источником текста. Так, например, почти все грамоты ХV—ХVI вв., включенные И. И. Григоровичем в «Белорусский архив», публиковались по спискам ХVII в. Однако было бы неверным полагать, что проблемы выбора основного текста возникают только при подготовке к изданию исторических документов раннего периода. Они существуют и применительно к источникам новейшего времени. Подтверждение тому находим в статье С. Н. Валка «О тексте декретов Октябрьской социалистической революции и о необходимости научного их издания», опубликованной в 3-м номере журнала «Архивное дело» за 1939 г.

Сравнивая оригиналы декретов с текстами их публикаций в официальных изданиях, автор статьи обратил внимание на имевшиеся между ними разночтения, порой носившие существенный характер. Это было обусловлено как чисто механическими ошибками, вкрадывавшимися в тексты при их перепечатке и подготовке к обнародованию в официальном издании, так и иногда недостаточной грамотностью и невнимательностью со стороны людей, готовивших их для помещения в том же издании.

В качестве примера С. Н. Валк сослался на публикацию декрета «О ре-

организации и централизации архивного дела в РСФСР» (принят 1 июня 1918 г.) с ошибкой, в корне менявшей суть этого важнейшего для архивистов документа. Дело в том, что третий пункт декрета, регламентировавший отношения Главного управления по архивному делу с ведомствами, в официальном издании излагался в следующей редакции: «... дела, не утратившие значения для повседневной деятельности, остаются в помещении данного ведомства и не поступают в ведение и распоряжение ГУАД», в то время как в подлиннике он читался так: «... дела, не утратившие значения для повседневной деятельности, остаются в помещении данного ведомства, но поступают в ведение и распоряжение ГУАД». Этот, и другие аналогичные примеры, свидетельствовавшие о разночтениях между текстами подлинников декретов и их публикациями в официальных изданиях, дали основание ученому сделать вывод о том, что «основным авторитетом является, конечно, подлинник».

В связи с данным декретом небезынтересно упомянуть о его публикации в Беларуси в хорошо нам известном сборнике «Архивное дело в БССР(1918—1968)». Так вот, действуя в строгом соответствии с Правилами издания исторических документов в СССР (М.,1969), составитель сборника (а им был Е. Ф. Шорохов) взял в качестве основного текста тот, который публиковался в официальном издании и содержал ошибку принципиального характера, о которой шла речь выше. Правда, в текстуальном примечании со ссылкой на факсимильное издание декрета в журнале «Советские архивы»(1966. № 1) Шорохов привел и правильную редакцию третьего пункта документа. Можно привести аналогичный пример и с публикацией текста Манифеста Временого рабоче-крестьянского советского правительства Белоруссии. Здесь также обнаруживаются серьезные разночтения между оригиналом и публикацией в официальном издании, включая такие, как неточное название правительства (в подлиннике — Временное рабоче-крестьянское, в официальном издании — Временное революционное Рабоче-крестьянское), неточное указание механизма его формирования (в подлиннике — «поставленные на посты решением Первого съезда КП Белорусской Республики», в официальном издании — «поставленные на посты решением последней конференции КП...») и т. д.

И все-таки, чем старше документ, тем внимательнее должен археограф относиться к выбору его основного текста с учетом всех имеющихся редакций и списков. Именно так поступал, например, М. О. Коялович, готовя к публикации дневник Люблинского сейма 1569 г. Взяв в качестве основного текст документа, хранившийся в С-Петербургской публичной библиотеке, он параллельно привел и текст дневника, ранее уже публиковавшийся гр. Дзялынским (Zrzоdlopisma do dziejow unii Kor. Polskiej i W. X. Litewskiego. Czesc Ш. Diariusz Lubielskiego sejmu unii. Rok 1569... Poznan. 1856.). Кроме того, публикуемый текст сравнивался со списком этой же редакции, хранившимся в библиотеке Генерального штаба. Это что касается некоторых положений, связанных с выбором основного текста при подготовке изданий научного типа. В публикациях же научно-популярного (популярного) типа, как правило, достаточно ограничиться указанием в текстуальных примечаниях на наличие кроме основного, публикуемого текста, и других его редакций и списков (если, разумеется, они существуют).

Иногда, стремясь предоставить в распоряжение пользователя как можно лучший текст документа (при наличии нескольких его редакций и вариантов, причем разного физического состояния), публикатор, особенно начинающий, может пойти на смешение этих редакций и вариантов и составление на их основе сводного текста. Полагая, что он делает благо для пользователя, включая из одной редакции фрагмент лучше сохранившегося текста, из другой — грамотнее написанный и т. д., археограф тем самым фактически осуществляет подлог, публикуя несуществующий в природе документ. В археографии смешение разных вариантов и редакций текста одного и того же документа и составление на их основе сводного текста называется контаминацией текста. К сожалению, как ни очевидны негативные последствия контаминации прежде всего для пользователя, тем не менее она встречается даже среди публикаций, подготовленных отнюдь не дилетантами в археографии. В частности, контаминация текста имеет место в изданном Центрархивом СССР сборнике «Второй Всероссийский съезд Советов»(М.,1928). В нем вначале опубликован помещенный в «Правде» отчет о заседаниях съезда, а затем — некий «сводный отчет», составленный на основе «правдинского» отчета и дополненный вставками речей и выступлений участников съезда, отсутствовавшими в «Правде», но публиковавшимися в других газетах.

При наличии нескольких источников текста, существенно между собой не отличающихся, для издания выбирается тот, который имеет внешние элементы оформления (подписи, делопроизводственный номер, дату, резолюции, угловой штамп и т. п.).