Горбачев, прибалтийские республики и «диктатура»

Мотивы

Хотя развитие событий в прибалтийских республиках и более об­щие признаки «диктатуры», о которых говорил с сожалением в речи по поводу своей отставки бывший советский министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, отличаются от кризиса и войны в Персидском заливе, в них присутствует тот же мотив силового вмешательства для решения фрустрирующей и, возможно, труднопреодолимой проблемы. В силу того что Горбачев также имеет высокие показатели по мотивам аффилиации и достижения, умеренные — власти⁴ и высокий уровень недоверия, многое из того, что мы сказали выше о Буше, может также быть применимо к нему. Однако в случае Горбачева наши ранние пред­сказания были даже более конкретны. Мы отметили сходство мотива-ционных профилей между ним и королем Иордании Хусейном, арген­тинским генералом (впоследствии президентом с 1976 по 1981 г.) Хорхе Виделой и бразильским генералом (впоследствии президентом с 1974 по 1979 г.) Эрнесто Жизелем. «Как и Хусейн, — отмечали мы, — Гор­бачев избрал прагматический курс реалистичного компромисса на мин­ном поле воинственных идеологических и теоретических разногласии»' Однако далее мы предостерегали, что если [его] необыкновенная гиб­кость откажет [ему], будет ли [он] упорствовать в осуществлении дискредитированной политики? Так, генералы Видела и Жизел оба исходи­ли из желания преодолеть бюрократические преграды и увеличит экономический рост, но труднопреодолимые проблемы, неудовлетворенность и оппозиция впоследствии приводили их к принятию авторитарных решений — «грязных войн» против собственных народов вместо открытых атак на внешнего врага.

| В свете нынешних событий мы думаем, что в этих сравнениях содер­жится полезная интерпретация того, что происходило в Советском Союзе с конца 1990-го до начала 1991 г. Если успех как «короля Хусейна» будет недоступен для Горбачева, то возникнет искушение прибегнуть к тактике «Виделы» или «Жизела» (1970 г. показал, что даже король Хусейн про­бел через этот переломный момент).

Убеждения и стиль

hi Стремление Горбачева сохранить Советский Союз черпает силу в его высоких показателях национализма (по крайней мере в сравнении с дру­гими мировыми лидерами), а также в мотиве аффилиации под действием угрозы и неудовлетворенном мотиве достижения. Изначально это стрем­ление отличалось гибкостью и прагматизмом и поддерживалось его ког­нитивной сложностью, оптимистичным операциональным кодом и тен­денцией брать сложные проблемы под контроль. Как прагматик, в период восхождения он искал опоры на нужную группировку (или комбинацию группировок), которая могла бы сохранить целостность Союза, при этом подстраиваясь под постоянно меняющийся расклад советских полити­ческих и военных властей. По мере накопления неудач и неудовлетворен­ности такие его личностные качества (как минимум, умеренные), как импульсивность (низкий уровень смягчений) и чувствительность к кри­тике в ситуации, когда он подвергается нападению (высокий уровень отрицаний, ценностных критериев, усилительных наречий), подталкива­ла его к использованию силы.

Горбачев и Залив

То, что мы выше обозначили как «обнадеживающий» аспект лично­сти Горбачева, все еще заметно (пока что) в его реакции на кризис в Персидском заливе. Вначале он сохранял связи с Бушем и поддерживал американское решение, даже несмотря на то что оно было направлено против традиционного союзника Советов. Очевидно, стремясь избежать Усиления нападок на Буша и Ирак, Горбачев настаивал на прагматизме и осторожности, что поддерживалось угрозами и поощрениями Ирака, в конечном итоге убедил Соединенные Штаты согласиться перенести крайний срок, установленный ООН, на 15 дней. Все эти политические меры согласуются с его стилем и операциональным кодом. В середине февраля 1991 г., после нескольких недель войны, он отправил послан­ника в Ирак с целью ускорить мирные переговоры. Просматривая его

ведение, мы обнаруживаем нити мотивов аффилиации и достижения, когнитивной сложности, операционального кода с акцентом на всеобъемлющие цели, уверенность в себе и умение ставить задачи (agenda-setting).

О предсказаниях относительно политических лидеров в период перемен

Оглядываясь назад из февраля 1991 г., мы испытываем чувство, что наши ранние оценки личностей Буша и Горбачева полезны для понимания как американской реакции на кризис в Персидской заливе, так в процессов, протекающих в Советском Союзе с июня 1990 г. Несомненно всегда просто делать «послесказания» или, объяснять наличествующие результаты политики. Могли ли мы предсказать будущее конкретно в июле 1991 г.? Конечно же нет. Почти так же, как и все, мы были удивлены вторжением Ирака в Кувейт. Действия Саддама Хусейна не были предсказаны, и в свете нашего предыдущего исследования они были не­предсказуемы. Однако что мы можем сделать — это интерпретировать реакцию Буша, учитывая этот стимул.

Самые полезные и удачные предсказания при дистантной оценке личностей политических лидеров принадлежат к категории предположи­тельных — «если/то». В анализе личности Горбачева нельзя было спрог­нозировать ситуацию в прибалтийских республиках. Но можно было спрогнозировать, что при столкновении с угрозой определенного вида лидер с такими личностными характеристиками, как Горбачев, отреаги­рует, вероятно, некоторым конкретизируемым образом. И наоборот, если такой анализ может описать лидера с такими личностными характерис­тиками, как Буш, — ориентированного на мир и рациональное сотрудни­чество, он также может указать на обстоятельства, при которых такой лидер, вероятно, вступит в войну.

Примечания

¹ Здесь можно противопоставить Буша и Франклина Рузвельта (высокий уровень
власти и низкий — аффилиации), который испытывал комфорт при переговорах с
широким кругом людей.

² Как это выразил историк Стивен Эмброуз, «это был первый кризис после хо­лодной войны, к которому ничего из данных, которыми он пользовался всю жизнь.
не имело отношения».

³ Барбер утверждает обратное: активно негативные президенты движимы влас­тью, а активно позитивные — стремлением к достижению.

⁴ В то время как у него средние показатели образов, связанных с мотивом власти,
высокое отношение «исполнительных» к «рецептивным» местоимениям предполагает
человека, который получает удовольствие от исполнения власти, того, кто не сдаст
свои полномочия с легкостью.

Перевод В. Зорина

 

 

 

А. Л. Зверев, О. А. Молчанова

Теория политической социализации в условиях трансформации политических систем*

В последнее время все более очевидным становится тот факт, что многие из моделей, существующих в теории политической социализа­ции, перестают быть адекватными в изменившихся как на геополитиче­ском, так и на национальном уровне политических условиях. Ясно, что й сама политическая система, и те ценности, которые она передает граж­данам, в мире, только что пережившем Вторую мировую войну и фа­шизм, и в мире, входящем в эпоху глобализации, будут различаться; ясно также, что механизмы усвоения политических установок и ориента­ции личностью, живущей в условиях стабильной или, напротив, изменя­ющейся социально-политической и даже технологической структур мира, тоже будут различаться. Соответственно те вопросы, которые вставали перед теоретиками политической социализации в 1950-1970-е годы, и те, с которыми им приходится сталкиваться уже в XXI в., требуют иных подходов и решений. Основные направления развития теории полити­ческой социализации в этот период можно определить следующим обра­зом: во-первых, анализ процесса политической социализации, во-вторых, изучение «агентов», влияющих на процесс политической социализации, и, в-третьих, исследование продукта, который получается на «выходе» процесса политической социализации, когда происходит становление политической картины мира личности. Иными словами, это все, что помогает личности понимать мир политики: политическое сознание, политические представления, ориентации, установки — то, что, по мне­нию Л. Пая и С. Вербы, составляет, по сути, политическую культуру восприятия обществом тех политических процессов, в которые оно во­влечено '.

Процесс политической социализации в рамках бихевиористской па­радигмы, преобладавшей в политической науке в тот период, интерпретировался как воздействие политической среды на личность путем пере­учи определенных моделей поведения через систему организованных общественных институтов и ценностей. При этом социализируемые индивиды или группы являются пассивными объектами политической со­циализации, а сам процесс социализации предполагает «вертикальные» отношения между социализирующими и социализируемыми. Процесс политической социализации рассматривался как стадиальный, в частности в нем выделялись латентная² стадия (т.е. процесс неполитического

Щ К 80-летию Роальда Федоровича Матвеева: Сб. науч. статей. VI.: РГГУ. 200S. ■140-150.

научения, впоследствии влияющий на политическое поведение индивида) и стадия прямой политической социализации (процесс ретрансляции собственно политических ценностей и информации). Главными теоретическими положениями на этом этапе были, во-первых, предположение о том, что представления о политике, усвоенные в детский период, со временем остаются неизменными, и, во-вторых, гипотеза о более существенном влиянии представлений, усвоенных в детском возрасте, по сравнению с поздними ориентациями и установками-¹. Именно эти положения впос­ледствии подвергались наиболее серьезной критике.

Среди агентов процесса политической социализации на начальном этапе развития теории, объясняющей специфику осуществления данного про-цесса, наибольшее внимание исследователей было уделено двум — семье и группе сверстников. Многие ученые, занимавшиеся в 1960-1970-е годы проблемой политической социализации, придерживались тезиса о том что семья индивида является главным социализирующим агентом на этапе латентной политической социализации⁴. При этом важными факторами, оказывающими влияние на этот процесс, ученые называли ценностные ориентации родителей (М. Л. Кон⁵), структуру власти в семье (Т. Пар-сонс, Б. Сезар⁶), воспитательные стратегии, складывающиеся в семье (Т. Адорно, С. Томкинс, Д. Баумринд, Э. Миллер⁷).

Тезис о значительном, если не решающем влиянии семьи как соци­ализирующего агента на последующие политические представления лич­ности оказался одним из самых спорных (и до сих пор самым «не оспо­ренным») в теории политической социализации. Так, уже в конце 1970-х годов гипотеза о детерминирующей роли семьи была подвергнута критике и переосмыслению. В частности, Р. Найеми и Б. Собешек⁸ в 1977 г. в сравнительном исследовании влияния на социализацию семьи, школы, сверстников, медиа- и политических событий выяснили, что вли­яние семьи не столь решающее, а корреляции между политическими ори­ентациями родителей и детей весьма низкие. Вместе с тем ряд исследо­ваний, проведенных уже в 1990-е годы, частично «реабилитировал» гипотезу о решающем влиянии семьи на формирование последующих политических установок⁹. Ученые обнаружили, что жесткая дисциплина в детстве позитивно корреллирует с последующей агрессивностью во взрослом возрасте и искажениями в процессах восприятия социальной информации¹; а высокий уровень наказаний в детстве связан с некото­рыми политическими установками, в частности с поддержкой смертной казни, милитаризмом и политическим консерватизмом".

Ряд авторов противопоставил гипотезе о решающем влиянии семь на процесс политической социализации предположение о воздействии группы сверстников: по их мнению, влияние внесемейного ближайшего окружения, персонифицированного в друзьях, группе сверстников в определенных ситуациях может быть даже сильнее, чем влияние семьи

между тем современные исследования показывают, что влияние сверст­ников на формирование установок и ценностей различается: иногда они усиливают общепринятые установки, а иногда предлагают иные, явно противоречащие официальной и устоявшейся модели политического вос­приятия событий, происходящих в мире политики¹³.

I Семья и группа сверстников оказались наиболее изученными агента­ми политической социализации. Влиянию других, «социетальных» агентов социализации — например школы, СМИ, политических партий, об­щественных движений, церкви, деловых кругов и т. д. — было уделено гораздо меньше внимания. В лучшем случае воздействие каждого из таких агентов изучалось как отдельная и независимая переменная, что отнюдь не добавляло единства в общую картину видения мейнстрима современ­ного процесса политической социализации.

' В целом же в 1970-е — начале 1980-х годов в теории политической социализации окончательно оформилась парадигма, суть которой сво­дится к следующему: процесс политической социализации рассматрива­ется как «вертикальная» передача системы ценностей и моделей воспри­ятия политической реальности от политического режима к личности; агенты социализации интерпретируются как иерархически организованная сис­тема социальных и политических объектов, каждый из них оказывает определенное влияние на процесс социализации, в результате которого у личности формируются политические представления, установки и меха­низмы восприятия политической реальности, практически не поддающи­еся изменению со временем.

Тем не менее изменение политической реальности в нашей стране в середине 1980-1990-х годов и сопутствующие ему изменения политиче­ского сознания и поведения подвергли сомнению многие из вышеописан­ных оснований теории политической социализации.

В рамках разработанной в послевоенные годы теории политическая социализация интерпретировалась как «вертикальный» процесс, отноше­ния в котором между социализирующими агентами и социализируемыми Индивидами отчасти подобны отношениям между лидерами и их после­дователями, и именно это положение в изменившихся социально-поли­тических условиях перестает быть адекватным. Так, в последние десяти­летия XX в. политическая социализация теряет свой «вертикальный» характер в связи с тем, что в традиционных обществах появляются черты модернизации. Одной из таких черт является снижение роли авторитета возраста, т.е. более старший возраст родителей, учителей не становится основанием для молодого поколения уважать и подражать передаваемо­му ими социализирующему опыту; то же происходит и в отношении родства — роль кровных связей в социализирующем опыте молодых людей снижается. Кроме того, социализационный процесс направлен не только в «одну сторону» — от социализирующих к социализируемым, от

 

старшего поколения к младшему, но и наоборот. Сегодня уже есть данные о том, что молодежь ретранслирует свои политические ориентации родителям¹⁴.

Теоретическим ответом на запросы изменившейся социальной и по­литической реальности стала предложенная в 1986 г. Ричардом Мерелма-ном принципиально новая модель механизма усвоения и ретрансляции политических ценностей и установок¹⁵: Согласно его идее «горизонталь­ной» (lateral) политической социализации этот процесс представляет со­бой непрерывный выбор из широкого числа возможных и конкурирую­щих между собой образов мира и моделей поведения, количество которых постоянно увеличивается в результате взаимоотношений между «равны­ми» участниками процесса социализации на «горизонтальном» уровне. В «горизонтальной» политической социализации отношения между объек­том и агентами социализации добровольные, равные и временные. Лич­ность социализируемого объекта становится центром модели в отличие от модели «вертикальной» политической социализации, где личность оказывалась своеобразным «концом» цепочки влияний. В фокусе иссле­дования, по мнению Р. Мерелмана, оказывается вопрос о том, каким образом в процессе политической социализации формируются те правила, кото­рые позволяют индивиду ориентироваться и выбирать между множеством конкурирующих образов социальной и политической реальности. Иссле­дования того, что и как индивид усвоил в ходе процесса политической социализации, а также того, каким образом он может применить полу­ченные знания на практике, как реализует сформировавшиеся установки в своем политическом поведении, могут помочь найти объяснение наме­тившемуся изменению в политическом сознании и моделях политическо­го поведения современных граждан.

Другое основание теории политической социализации, которое в из­менившихся социальных и политических условиях не всегда оказывается адекватным, — тезис о неизменности и более существенном влиянии представлений, усвоенных на раннем этапе социализации. Некоторые авторы подвергают сомнению теоретическую состоятельность этого по­ложения. Так, по мнению Роберта Сигела, политическую социализацию следует интерпретировать как процесс, протекающий в течение всей жизни личности, в ходе которой те или иные ценности и установки могут изме^-няться¹⁶.

Концепции «устойчивости» детских и юношеских представлении политике (persistence perspective) противопоставляется концепция «открытости к изменениям в течение жизни» (life-time openness to chum perspective)¹''. Согласно ей политические диспозиции могут с равной долей вероятности изменяться в течение всей жизни, и политические opиентации людей отражают тот период политической социализации.

которыйпереживает человек в данный момент, занимая определенную пози­цию в социуме и политической системе, членом которой он является.

Филипп Васбурн считает, что эти модели политической социализа­ции следует рассматривать не как отдельные и противостоящие друг другу концепции, а как взаимодополняющие подходы к рассмотрению процес­са политической социализации¹⁸. Он предлагает следующую модель про­цесса политической социализации: стадия жизненного цикла, на которой находится индивид (детство, подростковый возраст, юношество, зрелость „й старость), и агенты политической социализации (семья, в которой вос­питывался индивид, школа, церковь, СМИ, семья самого индивида, его работа и политический опыт) представляют собой интерактивные систе­мы. Между агентами политической социализации существуют комплекс­ные взаимоотношения на всех стадиях жизненного цикла, и относитель-ная значимость каждого из агентов политической социализации может варьироваться от одного периода жизненного цикла до другого. Полити­ческие ориентации индивида в любой точке жизненного цикла определя­ется личными природными особенностями, периодом жизненного цик-да, который переживает человек, его предыдущим опытом политической социализации, а также тем положением, которое он занимает в социаль­ной структуре. Модель Ф. Васбурна, таким образом, с одной стороны, позволяет учитывать и использовать ранее разработанные теории поли­тической социализации, а с другой — открывает перспективы для новых исследований.

Пожалуй, самым весомым аргументом, который заставляет теоретиков политической социализации как минимум пересматривать тезис о неиз­менности и устойчивости детских и юношеских представлений о полити­ке, стали процессы политико-экономической и социокультурной трансфор­мации в странах бывшего социалистического лагеря, жители которых с середины 1980-х годов с той или иной степенью успешности пытаются интериоризировать выработанные еще на этапе их личностного становле­ния политические представления в совершенно новую для них либераль­но-демократическую систему ценностей. Вместе с тем адекватного теоре­тического ответа на «вызов» политической реальности в теории политической социализации пока, увы, не представлено. Сегодня имеются два основных Подхода, на которых специалисты в области политической социализации основывают свои исследования перехода к демократической системе поли­тических ценностей в постсоветских обществах.

Согласно первому из них, опирающемуся на концепцию К. Мангейма быстрые социальные изменения способствуют поиску молодым Поколением ответов, адекватных требованиям новой ситуации, что в свою

очередь препятствует повторению и усвоению ими моделей поведения старших поколений. Чем быстрее происходят социальные изменения, тем

быстрее среди молодого поколения появляются социальные группы, чья культура и модели взаимодействия явно отличаются от культуры старших поколений²⁰. Однако этот подход скорее объясняет межпоколенческие ценностные различия, нежели механизм изменения уже существую, щей системы ценностей и представлений поколений.

Второй подход представлен в работах Р. Инглхарта, посвященных ана­лизу культурного сдвига — от модернизма к постмодернизму²¹. По мне­нию Р. Инглхарта, обстоятельства, в которых социализировалось то или иное поколение, оказывают решающее влияние на систему ценностей это­го поколения, которая заменяется в обществе только тогда, когда на смену этим поколениям приходят новые, воспитанные в других условиях и явля­ющиеся носителями другой системы ценностей. Именно таким медлен­ным, но систематическим способом происходит, по мнению Р. Инглхарта, процесс изменения ценностей в обществе. Впрочем, этот подход также не дает ответа на вопрос, как и почему меняются уже сложившиеся ориента­ции и установки, поскольку в большей степени сконцентрирован на изуче­нии механизма смены ценностей всего общества.

Стоит отметить, что в изучении процессов политической ресоциали-зации эмпирические исследования пока явно преобладают над теорети­ческими изысканиями, поэтому ряд немаловажных аспектов проблемы политической социализации и ресоциализации в условиях системных трансформаций оказывается пока вне фокуса внимания ученых. Важно изучать, например, каким образом происходит процесс политической социализации у представителей молодого поколения в эпоху институци­ональных и ценностных изменений, как происходит смена системы цен­ностей на массовом и индивидуальном уровнях, какие институциональ­ные факторы способствуют, а какие препятствуют процессу политической ресоциализации и т.п.

Трансформационные и модернизационные процессы в современной политической реальности продемонстрировали, что механизмы влияния и роль различных агентов социализации также существенно изменяются.

В последние десятилетия серьезные изменения претерпевает один из важнейших социализирующих агентов — семья, а точнее, ее структура и роль в обществе, что в свою очередь влечет и изменение ее влияния на механизм и результат политической социализации. Изменение статуса женщины, появление у нее возможности работать существенно меняют ее роль в процессе социализации детей, «уравнивая» ее в этом смысле в правах с мужчиной. Исследователи отмечают, что структура семьи в по­следнее время становится более открытой и менее жесткой, однако от­сутствие твердого лидерства кого-либо из взрослых, равно как и отсутствие позитивных ролевых моделей в семье, ведет к отсутствие автономного и демократического поведения выросших в такой обстанов­ке детей²², в отличие от более ранних научных представлений, предпола-гавших, что демократический опыт в семье способствует адаптации де­мократических ценностей в среде молодого поколения граждан.

В 1990-е годы существенно изменяются роль медиа и весь характер коммуникационных структур общества. Электронные СМИ, и в особен­ности телевидение, играют все более существенную роль в процессе ретрансляции системы политических ценностей от политического режи­ма к отдельной личности. По мнению М. Хэпберна, сейчас следует при­нимать во внимание как прямое, все возрастающее влияние телевидения на молодежь, так и косвенное его воздействие на тех, с кем молодежь взаимодействует²³.

В последнее время в среде ученых изменяется представление не только в роли «традиционных», уже достаточно изученных агентов политичес­кой социализации, но и о количестве возможных агентов политической социализации. Так, в современных обществах высокий уровень социаль­ной и географической мобильности ведет к расширению числа социали­зирующих агентов, поэтому исследователи обращают внимание на таких агентов и такие факторы политической социализации, которые ранее не включались в модель этого процесса, как, например, принадлежность к различным субкультурам и меньшинствам²⁴ и т. п., и которые в изменив­шихся социокультурных и политических условиях оказывают серьезное влияние на результат этого процесса. К примеру, принадлежность к той или иной субкультуре становится существенным фактором, обеспечива­ющим политические установки. Однако этот фактор оказывается более значимым для гетерогенных (с точки зрения политической культуры) обществ, в то время как в относительно гомогенных обществах большую роль по-прежнему играет образование²⁵. Вместе с тем вопрос о взаимодействии и взаимовлиянии различных агентов политической социализации пока остается вне поля зрения учены. Так, например, Р.Сигел отмечает, что в более ранних исследовани­ях процесса политической социализации крайне мало внимания было Уделено изучению того, как и почему в одном случае социализирующие агенты оказывают влияние на личность, а в другом — нет²⁶. Соответственно в фокус внимания исследователей должны попасть факторы, обуславливающие принятие или отвержение личностью тех «посланий», Которые индивид получает от агентов политической социализации, при­чины отсутствия реакции людей на этих агентов, а также анализ того, как в этом смысле различаются отдельные индивиды и группы.

Следует отметить, что и сама политическая система, воздействующая посредством агентов социализации на личность, в последние годы, осо­бенно в условиях глобализации, чрезвычайно усложнилась. Сегодня речь идет не только о формировании поддержки и принятии политического режима на уровне отдельной страны, но и о формировании представлений относительно интернационального и глобального уровня политики.

 

В то же время усиливается роль различных внутригосударственных уровней политической системы, например, региональных властей или местного самоуправления, что также актуализирует вопрос о том, как формируются и из чего состоят политические представления населения об этих уровнях системы. Впрочем, эти два направления на сегодняшний день скорее пока остаются заманчивой перспективой для дальнейшего развития теории политической социализации, нежели реально разрабо­танной областью исследований в политических науках.

Наконец, перемены, происходящие в политическом сознании и по­литическом поведении в последние годы, изменяют и представления ученых о том, что является продуктом политической социализации. Среди результатов процесса социализации особое внимание уделяется процессу формирования гражданской идентичности личности²⁷, причем изменяется само понимание дефиниции гражданства. Если предыду­щие определения понятия гражданства интерпретировали его в рамках существующих социальных ролей и статусов, то сейчас гражданство понимается как политическая грамотность {civic literacy), участие (participation) и гражданская ответственность (civic responsibility)¹. Исследования в этом направлении должны включать в себя изучение того, что люди знают о политике и как они используют эти знания в политическом поведении, анализ влияния традиционных и нетрадици­онных форм участия, а также поиск причин, почему иногда люди про­являют, а потом не проявляют лояльность по отношению к тем или иным политическим объектам.

Таким образом, вслед за переменами в социальной и политической реальности в последние десятилетия XX в. в теории политической соци­ализации также произошли изменения и пересмотр многих положений, касающихся объяснения механизмов, агентов и результатов процесса по­литической социализации. Вместе с тем построению новых теоретичес­ких схем объяснения взаимодействия существующей политической ре­альности и личности, а также динамики этого взаимодействия серьезно препятствует отсутствие в теории единого концептуального взгляда на политическую социализацию. Современное развитие теории политичес­кой социализации идет преимущественно эмпирическим путем изучения отдельных аспектов этого процесса, в результате чего теоретическая картина политической социализации в своем нынешнем состоянии весь­ма фрагментарна.

Общим итогом проведенного теоретического анализа в данной ста­тье может стать вывод о том, что одно из важных направлений развития современной политической науки в области политической социализации, рассматривающего влияние быстро изменяющегося мира политики на индивида, нуждается в построении единой концепции, которое позволит создать наиболее адекватные объяснительные схемы наблюдаемых

ныне трансформаций в политическом поведении и сознании граждан - разных стран.

Примечания

¹ См.: Political Culture and Political Development / Ed. by L. Pye, S. Verba. Prince­
ton, 1965.

² См.: Almond G. The Civic Culture: Political Attitudes and Democracy in Five Na­
tions. Princeton, 1963.

³ См.: Easton D., Dennis J. Children in the Political System. N.Y., 1969.

'^: * См.: Hyman H. Political Socialization: a Study in the Psychology of Political Behav-йог. Glecoe, 1959.

⁵ См.: Kohn M. L. Social Class and Parent Child Relationship // American Journal of
Sociology. 1965. No 475.

⁶ См.: Parsons T. The Incest Taboo in Relation to Social Structure and the Socializa­
tion of the Child // Parsons T. Social Structure and Personality. N.Y., 1965; Caesar B.
^Xutoritat in der Familie. Reinbek, 1972.

■ ⁷ См.: Adorno T. W., Frenkel-Brunswik £., Levinson D.. /., Sanford R.N. The Authori­tarian Personality. N.Y., 1950; Tomkins S. S. Left and Right: A Basic Dimension of Ideology and Personality // Study of lives: Essays on Personality in Honor of Henry A. Murray. N.Y., 1964; Tomkins S. S. Script Theory / Ed. by J. Arnoff, A. I. Rabin, R. A. Zucker. The Emergence of Personality. N.Y., 1987; Baumrind D. Current Patterns of Parental Authority// Develop­ment Psychology. 1971. Vol. 4. P. 1-103; Baumrind D. Authoritarian vs. Authoritative Parental Control //Adolesence. 1968. Vol. 3. P. 255-272; Miller A. For Your Own Good: Hidden Cruelty in Child-Rearing and the Roots of Violence. N.Y, 1983.

⁸ См.: Niemi R. G., Sobieszek B. I. Political Socialization // Annual Review of Soci-llogy. 1977. Vol. 3. P. 209-233.

' См.: Quiggle N. L., Garber J., Panak W. F., Dodge K. A. Social Information Process­ing in Aggressive and Depressed Children // Child Development. 1992. Vol. 63.

ⁱ⁰ См.: Weiss В., Dodge K. A., Bates J. E., Pettit G. S. Some Consequences of Early Harsh Disipline: Child Aggression and Maladaptive Social Information Processing Style // Ibid. P. 1321-1335.

¹¹ См.: Milburn M. A., Conrad S. D., Sala F., Carberry S. Childhood Punishment,
ff.enial and Political Attitudes // Political Psychology. 1995. Vol. 16. No 3. P. 447-478.

¹² См.: Verba S. Small Groups and Political Behavior // A Study of Leadership. Prin­
ceton, 1961; Eisenstadt S. N. Ven Generation zu Generation. Munchen, 1966; Ritchie O. W.,

mller M. R. Sociology of Childhood. N.Y, 1964. P. 173; Gottlieb D., Ramsey С The American Adolescent. Homewood, 1964; Bossard,/. #., Boll E. S. The Sociology of Child Development. N.Y, 1966.

Bji ¹³ См.: Nathan J. A., Remy R. C. Comparative Political Socialization: A Theoretical..Perspective / Ed. by S. A. Renshon. Handbook of Political Socialization. N.Y; L., 1977. К ¹⁴ См.: Hepburn M. A. Evidence of Remarkable Change in the Political Socialization Process // Paper presented at 28th annual meeting of the IPSA Research Committee on Political Socialization and Education. Budapest. May, 1999.

¹⁵ См.: Merelman R. M. Revitalizing Political Socialization / Ed. by M. Hermann. Politi_ca[ Psychology. San-Francisco, 1986. P. 279-319.

Ш ¹⁶ См.: Sigel R. S. New Directions for Political Socialization Research. Thought and Suggestions // Perspective on Political Science. 1995. Vol. 21. No 1. P. 17-22.

См.: Sears D. Implications of the Life-Span Approach for Research on Attitudes and octal Cognition // Abeles R. P. Life-Span Perspectives and Social Psychology. Hillsdale,

 

¹⁸ См.: Wasburn Ph. A Life Course Model of Political Socialization // Politics and
Individual. 1994. Vol. 4. No 2. P. 1-26.

¹⁹ См.: Mannheim K. A Man in Society in the Period of Reconstruction. N.Y.. 1967.
²⁽¹ См.: Abma R. Jengd en generatie: De generatie socjologische lenadering 1991

Jengd als social fenomeeri: Identitieit, socialisatie en Jengdcultuural in theore en onderzoek. C. Klaassen. Acco. Amersfoort. Leuren, 1991.

²¹ См.: Inglehart R. Culture Shift in Advanced Society..Princeton, 1990; Idem Mod-
ernization and Postmodernization. Princeton, 1997.

²² См.: Hepburn M. A. Evidence of Remarkable Change in the Political Socialization
Process // Paper presented at 28th annual meeting of the IPSA Research Committee on
Political Socialization and Education. Budapest. May, 1999.

²³ См.: Hepburn M. A., Electronic Media and Political Socialization in the USA //
Paper presented at 27th annual meeting of the IPSA Research Committee on Political
Socialization and Education. Brussels. May, 1998.

²⁴ См.: Jones-Correct M. Different Paths: Gender, Immigration and Political Participa­
tion // International Migration Review. 1998. Vol. 32. No 2. P. 326-349.

²⁵ См.: Tumey-Purta J. From Attitudes and Knowledge to Schemata: Expanding the
Outcomes of Political Socialization Research / Ed. by O. lchilov. Political Socialization,
Citizenship Education and Democracy. N.Y., 1990; Tumey-Purta J. Studies of Political
Socialization Cross-Nationally: Reliability and Issues Across Time // Paper presented at
Vancouver ISPP Meeting, 1996.

²⁶ См.: Sigel R.S. Op. cit.

²⁷ См.: Riedel E. Community Service and Citizenship // The Political Psychologist.
1998. Vol. 3. No 2. P. 15-19; Smith E. Political Socialization Research, Social Capital and
the Making of Citizens // Ibid. P. 19-23.

²⁸ См.: Evenson K. L. Prospective from a Retrospective: Political Socialization Re­
search for the 21st Century // Paper, presented at XVIII IPSA World Congress. Quebec.
August 2000.

И. Э. Стрелец