Казачество в отечественной войне 1812 года

В 2012 году исполнилось, как известно, 200 лет с того момента, когда государство Российское в Отечественной войне 1812 г. отразило нападение французского императора Наполеона. Весомый вклад в эту победувнесли казачьи полки войска Донского под командованием М.И. Платова.

Генерал от кавалерии М.И. Платов

Казачий историк И. Быкадоров сто лет назад, когда Россия тоже праздновала юбилей войны 1812 г., писал: «В эту тяжелую годину вторжения в пределы нашего Отечества 29 различных народностей Россия вышла победительницей и изгнала врагов из пределов своих только благодаря глубокой любви и преданности русского народа своей Вере, Царю, Родине и заветам предков. … Народы, предводительствуемые Наполеоном, опиравшиеся на законы его, законы человеческие, были побеждены народом русским, руководившимся в делах своих законами Божиими, черпавшим силы свои в единении с Царем, в глубокой вере в Бога; народом, у которого в каждом была готовность «положить живот свой за други своя».
Несмотря на то, что казачество в то историческое время в Европе не представляло значимой социальной группы, именно в этой войне казаки проявили свою незаурядность, монолитность и выдающийся героизм.
Казачий историк А.А. Гордеевписал по этому поводу: «Движение армий отдельными колоннами на широком фронте представляли возможность применять широкие маневры и, используя подвижность, действовать на флангах и в тылах противника. Казачья конница к началу XIX столетия сохраняла еще все формы легкой конницы кочевых народов… Главную боевую тактику казачьей конницы составляло умение применять на широких фронтах лаву конных масс, способную все время держать противника под угрозой нападения, проникновение на фланги и в тылы и готовность атаки на широком фронте, окружение и полное уничтожение противника. Казачьей коннице были еще чужды уставные построения сомкнутых строев, малоподвижных масс конницы европейских народов. Война 1812 – 1813 годов против Наполеона была последней, в которой Донские казаки могли проявить высшие качества полевой легкой конницы, отжившего мира кочевников. Благоприятными условиями для деятельности казачьей конницы в этой войне было то, что еще были высшие казачьи начальники, хранившие умение применять лучшим способом легкие конные массы, но еще и то, что казачьи части распределялись не только между отдельными армиями, но держались в больших соединениях под властью одного военачальника». В «Записке о донских казачьих полках, находящихся на службе», составленной войсковым атаманом М.И. Платовым в мае 1812 г., отмечалось, что в составе русской армии находилось 65 донских казачьих полков, 2 конно-артиллерийские роты, 13 команд, 112 штаб-офицеров, 1 173 обер-офицера, 1 092 урядника и писаря, 39 639 казаков. Кроме того, в ходе формирования уже во время войны Донского ополчения в армию направили 26 полков и полуроту донскойконной артиллерии общей численностью 15 465 казаков. В конце сентября – начале октября полки поступили в авангард русской армии. Сначала М.И. Кутузов предполагал все полки Донского ополчения направить на усиление армейских партизанских отрядов Главной армии, но затем изменил свое решение: служилые полки Попова 13-го и ополченские Андрианова 1-го и Андрианова 3-го, не доходя до Тарутино, были направлены в партизанский отряд подполковника Д.В. Давыдова и начальника Калужскогоополчения генерал-лейтенанта В.Ф. Шепелева.

Генерал-фельдмаршал М.И. Кутузов

Прибывшие 5 октября и назначенные в авангард под командованием генерала М.А. Милорадовича ополченские полки Чернозубова 4-го, Ежова 2-го, Сучилина, Грекова 1-го, Попова 3-го, Ребрикова участвовали в сражении 6 октября под Тарутино наряду с ранее находившимися при Главной армии донскими полками. Большая часть Донского ополчения была направлена в летучий корпус войскового атамана М.И. Платова, три полка в авангард Главной армии под командованием генерал-майора А.А. Карпова 2-го, незначительная часть в партизанские отряды генерал-майора И.С. Дорохова, подполковника Д.В. Давыдова, капитана А.С. Фигнера, донского полковника И.Е. Ефремова.

Генерал-лейтенант И.С. Дорохов

При освобождении Москвы от французов донские полки из отряда генерал-майора Ф.Ф. Винценгероде первыми вошли в город,
спасали его от разрушения и пожаров, предотвратили взрыв кремлевских стен и башен.Одним из самых ярких эпизодов войны 1812 г. стали
события в октябре 1812 г. под Малоярославцем, когда три казачьих
отряда, отправленные М.И. Платовым в разведку, едва не взяли
в плен Наполеона. Вот как описывал это событие И. Быкадоров:
«Начальники вышеуказанных партий съехались и решили захватить
орудия. Донцы скрытно подошли поближе и, быстро построившись в лаву, с гиком понеслись и на артиллерию, и на прикрытие. Артиллерия
бросилась в сторону целиной, но донцы настигли ее, перебили прислугу и захватили 50 орудий. Пока одни казаки поворачивали пушки,
намереваясь их увезти, другие бросились на обозы, часть рассыпавшихся казаков налетела на неприятельский эскадрон, стоявший на месте близ с. Городни. Посреди эскадрона был сам французский император Наполеон. Заря только что занималась, и нельзя было отличить его от других офицеров. Казаки изрубили часть эскадрона, но с другою частью Наполеон успел ускакать. Если бы донцы знали, что на месте боя находится сам Наполеон, конечно, бросили бы и обоз и артиллерию. На выручку артиллерии подоспела французская кавалерия. Донцы захватили 11 орудий, испортив остальные, часть обоза и отступили». Подвиги донских казаков были высоко оценены М.И. Кутузовым. 17 января 1813 г. Кутузов писал Платову: «Почтение мое к Войску Донскому и благодарность к подвигам их… которые были главнейшею причиною истребления неприятеля, лишенного вскорости всей кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно, и орудий, неусыпными трудами и храбростью Войска Донского…».
В свою очередь, император Александр I в манифесте Донскому войску от 13 апреля 1813 г. подчеркивал, что «мужественная и неутомимая бдительность войскового атамана Графа Платова, також и сподвизавшихся с ним всех войска сего храбрых генералов, офицеров и всех вообще донских урядников и казаков, много способствовали к преодолению великих сил неприятельских и к одержанию над ними полных и знаменитых побед: они непрестанными на него нападениями и частыми с ним битвами везде возбраняли ему способы к продовольствию, и через то привели всю многочисленную конницу его в совершенное изнурение…».

Император Александр I

В войне 1812 г. прославились многие донские офицеры и генералы. Особо выделяется род Иловайских – в войне участвовали семь сыновей генерала Дмитрия Ивановича Иловайского, все они стали георгиевскими кавалерами, а четверо – генералами. Но самым известным из участников войны 1812 года, по общему признанию ученых-историков, является
М.И. Платов. В 18-летнем возрасте он уже командовал полком. Казаки под его командованием 11 декабря 1790 г., вооруженные одними пиками, в составе отдельной штурмовой колонны ворвались в неприступный Измаил.
В 1799 г. М.И. Платов и другой будущий герой Отечественной войны 1812 г. генерал А.П. Ермолов были сосланы в Кострому. Платов проживал на Павловской улице в д. № 6 (современный проспект Мира). На его средства был построен придел к церкви Рождества Христова на Суле.
Церковь находилась в центре квартала между Сусанинской площадью, улицами Пятницкой, Богоявленской и Царевской (современная ул. Симановского и проспект Текстильщиков). До наших дней церковь, к сожалению, не сохранилась - она была разрушена в 1935 г.
Краткий исторический экскурс позволяет вспомнить, что в 1800 г. Платов был даже посажен в Петропавловскую крепость, однако в 1801 г. был освобожден для участия в походе донских казаков в Индию. В этом беспримерном походе, в который отправился 41 донской полк (22 тыс. человек), М.И. Платов командовал колонной из 13 полков.
Но 23 марта в селении Мечетном Саратовской губернии казаки получили рескрипт нового императора Александра I о возвращении. Нельзя не указать на одно из важнейших обстоятельств: за все время похода потерь в людях не было. Уже 26 августа 1801 г. М.И. Платов стал войсковым атаманом и оставался в этой должности до самой смерти в 1818 г. В 1805 г. он перенес войсковую столицу в Новочеркасск, так как станица Черкасская часто подвергалась наводнениям. В войне 1812 г. корпус под его командованием участвовал в сражениях у Мира, Бородина, Тарутина. Наиболее отличились казаки под Миром, где с помощью старинного тактического приема под названием «вентерь» были разбиты три польских уланских полка французской армии, и при Бородине, где корпус М.И. Платова совершил рейд в тыл французской армии, тем самым сковав на время французские резервы. Этот яркий эпизод представлен историком Быкадоровым:
«Разъезды Платова выяснили, что за Колочей, на левом фланге у французов, осталось мало войск. Атаман, узнав это, испросил разрешения Кутузова сделать поиск в тыл неприятеля. Главнокомандующий согласился и дал приказание ему и кавалерийскому корпусу Уварова – атаковать левый фланг французов, ставя целью – атакою оттянуть часть французских войск от батареи Раевского… Уваров первую атаку возложил на бывших под его командой лейб-казаков и гусаров под начальством гр. Орлова-Денисова. Лейб-казаки быстро перешли ров, несмотря на огонь артиллерии, бросились в атаку и с первого налета отбили два орудия. Но к французам сюда подоспели подкрепления, и неприятель успел построиться в колонну у плотины через р. Войну, в которой и укрылся прискакавший сюда Мюрат. Но этим и ограничился успех Уварова, так как перейти через плотину он не мог. Между тем Платов, перейдя с донцами севернее Беззубова вброд р. Войну, выслал вперед несколько полков, которые рассыпались в кустах и зашли во фланг неприятельским колоннам и обозам, производя своим появлением смятение и тревогу. Несколько сотен бросилось на обозы. С главными силами Платов остался у гребли через Войну. Узнав о смятении и тревоге в тылу, Наполеон, не зная числа наших войск, находившихся здесь, приостановил атаку вице-короля на батарею Раевского, направив сильную колонну и сам лично поскакал сюда». По свидетельству участника Бородинского сражения, майора Болговского, «Платов, выходя из теснины, скрывавшей ничтожество его сил, опасался обнаружить малочисленность сил своих решительной атакой неприятеля, противопоставлявшего ему уже батарею. Он счел более полезным угрожать ему положением,
которое оставило бы его в сомнении относительно его действительных
сил, и, в конце концов, тревожил его только частями».

Бородинское сражение

П осле заграничных походов русской армии, в которых казаки также принимали участие, М.И. Платов вернулся на Дон. В 1853 г. на деньги, собранные по подписке, по проекту известного скульптора П.К. Клодта в Новочеркасске был возведен памятник М.И. Платову с надписью: «Атаману графу Платову за военные подвиги с 1770 по 1816 год признательные донцы» (памятник был снесен в 1923 г. и восстановлен в 1993 г.).
С.Ф. Балабин 2-й наиболее известен как командир прославленного Атаманского казачьего полка. По некоторым сведениям, именно этот полк под Малоярославцем чуть было не взял в плен Наполеона и его свиту.
В.В. Орлов-Денисов в наполеоновских войнах командовал другим прославленным полком – лейб-гвардии Казачьим. В.В. Орлов-Денисов был сыном войскового атамана Василия Петровича Орлова и внуком графа Ф.П. Денисова, который, не имея детей по мужской линии, передал фамилию и титул внуку. Его полк сражался при Бородине, Тарутине, Ляхове (где участвовал в пленении бригады генерала Ожеро), Красном. Известен исторический эпизод, когда генерал ехал по дороге в сопровождении одного урядника и обнаружил колонну отступающих французов в количестве 400 человек, которые сдались, услышав его имя. Но особенно лейб-гвардии Казачий полк отличился в «битве народов» под Лейпцигом 4 октября 1813 г. В критический момент боя, когда французская кавалерия прорвала центр русской позиции, Александр I бросил в бой лейб-казаков, и те сдерживали французов до подхода остальных сил союзной кавалерии. В награду полк получил знамя с надписью: «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года и за подвиг, оказанный в сражении при Лейпциге 4 октября 1813 г.».

Генерал В.Д. Иловайский

Полк В.Д. Иловайского 12-го стал первой русской частью, вошедшей в Москву после оставления ее французами, причем казаки при этом разбили полуторатысячный французский арьергард.Очевидец сражения, генерал-майор Ф.Ф. Винценгероде, доносил Александру I: «Считая всегда венгерскую конницу первою в мире, после виденной мной атаки Иловайского я должен отдать преимущество казакам перед венгерскими гусарами». Сами французы по-разному оценивали действия казаков в войне. Вот как говорилось о казаках в официальном документе: «Он (неприятель) окружил все колонны казаками, которые, подобно Аравитянам в пустынях и степях, брали отставшие и сбившиеся с дороги повозки и обозы. Сия жалкая конница, один только шум производящая и не могущая пробиться сквозь роту вольтижеров, сделалась страшною от благоприятствовавших ей обстоятельств. Однако же неприятель раскаивался при всяком покушении, на кои он отваживался, был опрокидываем Вице-Королем [Итальянским], как скоро оный перед ним являлся, и лишился при том множества людей» (29-й бюллетень Великой армии/Санкт-Петербургские ведомости № 4 от 14 января 1813).Но после войны ее участники по-другому заговорили о казаках.
«Не знаешь, - писали в то время про казаков французы, - как против них действовать; развернешь линию – они мгновенно соберутся в колонну и прорвут ее; хочешь атаковать их колонной – они быстро развертываются и охватывают ее со всех сторон…». «Казаки делают войну весьма опасной, - писал француз де Брак, - в особенности для тех офицеров, которые предназначены производить разведки. Многие из них довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей, и из опасения наткнуться на казаков никогда не проверяли на месте эти показания, а потому император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках…». Другой француз, генерал Моран, поражался лихости и увертливости казаков. «…Казаки, кидаясь в атаку, - писал он, - обыкновенно несутся маршем и хорошо останавливаются на этом аллюре.
Их лошади много способствуют смелости и со своими всадниками составляют как будто одно целое. Эти люди, будучи осторожны, не требуют особых попечений о себе, отличаются необыкновенной стремительностью в своих действиях и редкой смелостью в своих движениях». «Военная история представляет нам много весьма поучительных примеров, - пишет англичанин Нолан, - того превосходства казаков над регулярной кавалерией, которым не следует пренебрегать и которое не должно забывать». В ходе войны сам Наполеон давал высокую оценку военному искусству казачьих войск. «Казаки – это самые лучшие легкие войска среди всех существующих. Если бы я имел их в моей армии, я прошел бы с ними весь мир» [11].

3.3. Воинский, научный и духовный подвиг митрополита
Серафима (Чичагова)

В среде российского казачествавысоко почитают духовно – нравственный подвиг и труды видного русского офицера, патриота, ученого, богослова и писателя Леонида Михайловича Чичагова – будущего священномученика, митрополита Серафима (Чичагова). Представитель одного из прославленных родов России, Л.М. Чичагов прошел сложный путь личностного и профессионального становления, соединив в своем многогранном служении христианские ценности и практическую деятельность, направленную на укрепление государственности, научное развитие и духовное просвещение российского общества. Достижения
Л.М. Чичагова - митрополита Серафима - и в современную эпоху сохраняют свою актуальность и ценность в области медицины, психологии, образования, церковного искусства, исторической литературы, богословия, представляя собой образец единства доблести и святости, выраженный в патриотическом служении русского воинства.

Митрополит Серафим (Чичагов)

Имя Леонида Михайловича Чичагова (1856-1937) входит в плеяду лучших представителей родов России, чья воинская, научная, духовно - культурная и государственная деятельность может по праву быть причислена к отечественному национальному достоянию. Считаем важным кратко отразить контекст, в котором происходило становление и формирование личности выдающегося деятеля. Славные традиции рода Чичаговых правомерно определить как духовно – нравственные универсалии общего психологического характера служения русского дворянства, в котором воинская служба воспринималась как априорная и неотъемлемая форма исполнения христианского долга Отечеству. Такое восприятие касалось всех членов семьи Чичаговых, среди которых назовем В.Я. Чичагова (1726-1809), посвятившего свою жизнь исследованиям Северного Ледовитого океана, и одного из знаменитых военных и государственных деятелей Александровской эпохи П.В. Чичагова. Павел Васильевич Чичагов (1762-1849) - известный адмирал - с 1782 года находился на морской военной службе и отличился в войне со шведами. В 1802 году он был назначен управляющим морским министерством, а в 1807 году стал морским министром. В 1812 году П.В. Чичагов сменил М.И. Кутузова в командовании молдавской армией и заключил Бухарестский мир[1]. Следуя семейной традиции, Леонид Михайлович Чичагов избрал
поприще военной службы. Свое образование он получил в знаменитом Пажеском корпусе, являлся кадровым офицером, служил в Гвардейской конной артиллерии и в 34 года удостоился звания полковника царской армии. Леонид Михайлович стал героем русско – турецкой войны 1877-1878 гг.
За храбрость при осаде Плевны и взятии Телиша генерал Михаил Дмитриевич Скобелев наградил его личным оружием. Следует отметить, что
незаурядная интеллектуальная и творческая одаренность Л.М. Чичагова проявилась очень рано и была с успехом востребована в воинском искусстве. Так, в 1881 году его, в качестве высококомпетентного специалиста по артиллерии, направили в Париж на маневры французских войск, где его знания и опыт получили высокую оценку. В числе пятнадцати российских и иностранных орденов и знаков отличий, которыми награжден
Л.М. Чичагов,имеются, в частности, ордена Святой Анны первой, второй, третьей и четвертой степени; Святого Станислава второй и третьей степени; Болгарского ордена Святого Александра третьей степени; Румынский железный крест и темно-бронзовая медаль на Александровской ленте в память Св. Коронования Их Императорских Величеств в Успенском соборе 15 мая 1883 г. Не менее ценным достижением в реализации творческого потенциала Л.М. Чичагова стали его литературные труды, посвященные анализу и освещению разных аспектов воинского служения, в которых
уже явно просматривалась научная, духовно – нравственная и
церковная перспектива его дальнейшего личностного роста.
Еще до избрания своего церковного пути полковник царской армии
Л.М. Чичагов создал ряд интересных и важных литературных трудов: «Примеры из прошлой войны 1877 – 1878 годов», «Описание отдельных солдатских подвигов», «Рассказы о подвигах офицеров» и «Дневник пребывания царя-освободителя в Дунайской армии в 1877 году».

Русский аристократ и гвардейский офицер
Л.М. Чичагов

Основные вопросы, над которыми все чаще задумывался молодой офицер в период военной кампании, - это онтологические и экзистенциальные проблемы смысла земного бытия, состояние личности на рубеже жизни и смерти, поиск возможностей эффективной помощи ближним, терпящим бедствия, пути и способы преодоления отчаяния людей, находящихся в стрессовой, критической ситуации. Сопереживая физическим и психологическим страданиям раненых воинов, Леонид Михайлович, не имевший специального образования, самостоятельно изучил медицину и сумел применить приобретенные знания в практической деятельности. Глубокое исследование и энциклопедическая эрудиция в области истории медицины позволили Чичагову стать в один ряд с преемниками идей выдающихся врачей античности и последующих эпох – Гиппократа, Галена, Парацельса, Гарвея, Ганемана и их учеников.
Обнаружив много общего в подходе к лечению у Гиппократа и родоначальника гомеопатии Самуэля Ганемана (1755-1843), Л.М. Чичагов становится приверженцем одного из главных подходов к оказанию необходимой медицинской и психологической помощи человеку: «Все части организма так тесно взаимосвязаны, что образуют неразрывное единство чувствования и деятельности… Каждое истинное лечение заболевания наружной части тела должно быть направлено на целое, на уничтожение и излечение общего страдания» [2]. Кроме того, исследования
Л.М. Чичагова способствовали созданию его собственной системы лечения организма лекарствами растительного происхождения. Данная система базировалась на принципах индивидуального подхода к лечению, законах подобия и строгой регламентации растительных неядовитых средств, приготовленных по авторской рецептуре и технологии.
В труде«Что служит основанием каждой науки?» Л.М. Чичагов сформулировал концептуальное положение, в котором отражена взаимосвязь трех аспектов – психологического, религиозного и медицинского. Автор, в частности, пишет о том, что «…медицина, как наука, более других необходимая для людей как помощь и облегчение в их страданиях, должна и более всякой другой науки опираться на религию и изыскивать средства в природе, созданной самим Творцом на пользу человечества, - не забывая, однако, что врачу необходимо иметь в виду не только одну больную плоть, но стараться искать корень болезни в духе или в душе человека» [3]. Примечательно, что взгляд Л.М. Чичагова на медицину, с точки зрения ряда современных ученых, не только не устарел, но приобретает новое значение в связи с осознанием духовных и психологических причин возникновения патологических состояний. По свидетельству профессора медицины Ю.М. Квитницкого-Рыжова, труд «Что служит основанием каждой науки?» написан профессионально, на основе лучших учебных руководств того времени, с лечебными рекомендациями,подкрепленными собственным опытом»[4]. Описание лечебной системы, созданной Л.М. Чичаговым, составляет значительную часть его фундаментального труда «Медицинские беседы», который был опубликован в 1891-1895 годах. Знаменательно, что в этот же период офицер, ученый и писатель, Леонид Михайлович начал углубленно изучать богословие, послужившее в дальнейшем основой его нового поприща – церковной и пастырской деятельности на пути христианского служения Отечеству. Таким образом, в научно – исследовательском диапазоне Чичагова соединились три главных компонента его комплексной системы духовной и практической помощи человеку – медицинский, психологический и богословский. Опираясь в своих рассуждениях на идеи ученого и богослова святителя Феофана Говорова, Затворника Вышенского, Л.М. Чичагов приходит к убеждению, что наука, в частности наука о человеке, не только не противоречит, но и должна идти «рука об руку» с религией, поскольку человек – это целостность, единство духа, души и тела. В своих трудах он пишет о необходимости тщательного изучения души, однако подчеркивает, что не все ее действия, несмотря на теснейшую взаимосвязь с телом, сводятся к «телесности», чувственности.
В «душевной области» психологического устройства человека особую роль ученый отводит важнейшему компоненту – слову, полагая, что«именно орган слова – исключительно есть орган души, назначенный для служения ей одной»[5]. Данный факт означает то, что в христианско-антропологической парадигме тема значения слова и особой роли речи в психическом развитии
личности была обозначена еще до разработки этой идеи в академической психологии в рамках культурно-исторической теории Л.С. Выготского.
В качестве одного из первых отечественных мыслителей, соединивших академические представления о психофизиологической деятельности человека с категориями христианской антропологии, Л.М. Чичагов раскрывает понятие «духа» как доминантной характеристики личности,
интерпретируя его сущность и назначение с теологических позиций.
Содержание духа ученый, в соответствии с христианским учением о человеке, определяет как «ту силу, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его» [6]. В качестве проявлений жизни духа Чичагов называет «страх Божий», «с овесть» и «жажду Бога», предлагая собственное понимание и разъяснение указанных феноменов.
По мнению Л.М. Чичагова, всем людям, независимо от их социального статуса и интеллектуального развития, присуще внутреннее чувство и знание некой высшей, сверхъестественной силы, «верховного существа,
которое все содержит и всем управляет» (страх Божий).
Совесть – это важнейшее нравственное чувствование человека – ученый квалифицирует как указатель на то, «что право и что неправо, что угодно Богу и что не угодно». «Жажда Бога», по Л.М. Чичагову, выражается «во всеобщем стремлении к благу», любви, красоте и представляет собой ту силу, которая влечет человека «от земли и всего земного к небесному и которая успокаивается лишь в союзе и сочетании с Богом». Этой силой, имплицитно присущей и непрерывно действующей в каждом индивиде, ученый-богослов объясняет наличие религиозности как неотъемлемого свойства всех, без исключения, народов и цивилизаций в истории развития человечества [7].
Богословская деятельность, более всего отвечающая насущнымпотребностям души Л.М. Чичагова, постепенно становилась для него приоритетной, и, по благословению выдающегося российского пастыря, святого праведного Иоанна Кронштадтского, с которым Чичагов познакомился еще в 1878 году и стал его духовным сыном, боевой гвардейский офицер принимает окончательное решение оставить военную службу и посвятить дальнейшую жизнь служению «Богу, царю и Отечеству» в сане священника Русской Православной Церкви. В 1890 году, 15 апреля, Высочайшим указом Л.М. Чичагов был уволен в отставку и в 1891 году переехал семьей в Москву, где 26 февраля 1893 года в московском синодальном храме Двунадесяти апостолов был рукоположен в сан диакона, а 28 февраля, в той же церкви – в сан священника. Символично, что в своем церковном служении Леонид Михайлович не терял связи с опытом недавней военной службы. Так, 14 февраля 1896 года священник Леонид Чичагов был определен к московской церкви для частных учреждений и заведений артиллерии Московского военного округа. Данное определение состоялось по распоряжению Протопресвитера военного и морского духовенства [8]. Дальнейшая духовная эволюция, обусловленная стремлением
к аскетической, молитвенной жизни, способствовала тому, что после кончины жены, Наталии Николаевны Дохтуровой, священник Леонид Чичагов решает принять монашеский постриг: летом 1898 года его зачислили в состав братии Свято-Троице-Сергиевой Лавры, а пострижение в мантию состоялось 14 августа 1898 года с именем Серафим. Это событие имело особое значение не только для самого Л.М. Чичагова, но также для истории Русской Православной Церкви и, соответственно, истории Отечества, в освещение которой священник Леонид внес весомый вклад.
Несколько лет,как историк и богослов, Серафим (Чичагов) собирал материал и трудился над созданием «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря» - одной из знаменитейших святынь русскоймонастырской культуры, с которой связаны монашеские подвиги великого русского подвижника, преподобного Серафима Саровского. В 1902 году «Летопись» была переиздана, что в немалой степени способствовало осуществлению канонизации Саровского чудотворца. Будучи уже архимандритом (1899), Серафим (Чичагов) входил в состав комиссии, созданной по настоянию Государя-императора Николая II, возглавляемой митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским), и 29 января 1903 года стал свидетелем открытия мощей, а в дальнейшем – прославления в лике святых Серафима Саровского (впоследствии очередной арест владыки 16 апреля 1924 года по указанию ГПУ был мотивирован именно его участием в этом событии).
Упоминая лишь о некоторых сторонах пастырского служения святителя Серафима (Чичагова) в начале ХХ столетия, отметим, что в феврале 1904 года он был назначен настоятелем Воскресенского Ново – Иерусалимского монастыря – прославленной обители, основанной Патриархом Никоном (1656) – и всего лишь за год своего игуменства произвел реставрацию величественного Воскресенского собора – реликвии церковного искусства. Надо особо отметить, что, пребывая уже в епископском сане, в период своего самоотверженного служения владыка Серафим всегда назначался на особенно трудные кафедры, требующие значительного таланта, опыта, интеллекта и организаторского мастерства в процессе их возрождения и укрепления епархиальной жизни. Касаясь творческого диапазона святителя, в рамках данной статьи можно лишь перечислить области, кроме военной и врачебной, в которых реализовались его дарования во вверенных ему епархиях: он был блестящим проповедником, богословом, писателем, историком, композитором, музыкантом, иконописцем. В качестве некоторых иллюстраций к сказанному, назовем, в частности, написанные им иконы Спасителя, преподобного Серафима Саровского, а также изображения евангелистов в храме Святителя Николая в Старом Ваганькове.
Тяжелым испытанием в преддверии дальнейших драматических, переломных событий в России стала начавшаяся в 1914 году Первая мировая война, во время которой владыка Серафим (Чичагов) проявил себя не только как архипастырь, оказывающий всяческую поддержку и молитвенную помощь страдающим соотечественникам, но и как опытный русский офицер, глубоко осознающий все аспекты происходящей войны.

Архимандрит Серафим (Чичагов)

На протяжении военного периода архиепископ Серафим совершал богослужения, провозглашал проповеди, в которых призывал к консолидации гражданского общества и деятельному патриотизму; вел сбор пожертвований в пользу раненых; как врач, он лично принимал участие в организации санитарных поездов, госпиталей и медицинской помощи воинам и пострадавшему населению. Необходимо сказать и о том, что мужественная, принципиальная позиция святителя Серафима так же решительно проявилась на следующей волне испытаний - в марте 1917 года: он сохранил верность церковной и государственной властям, выразив однозначно отрицательное отношение к разрушению монархии и происходящим в России радикальным переменам. Твердость и бескомпромиссность позиции святителя Серафима не могла не отразиться на его дальнейшей судьбе – трагической и возвышенной. Считаем особенно важным кратко остановиться на последних годах жизни и деятельности митрополита Серафима (Чичагова) – в этот чин он был возведен в 1920 году выдающимся деятелем Русской Православной Церкви, Патриархом Московским и всея Руси Тихоном (Белавиным).

Святейший Патриарх Тихон

В марте 1928 года заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским) – одним из лучших отечественных ученых- богословов – владыка Серафим был назначен в Ленинградскую епархию - место, где прошла первая, светская половина жизни святителя, и которому были отданы теперь все его оставшиеся силы. Уже тяжело больной, испытывающий нарастающую ненависть к нему со стороны государственных властей Ленинграда, грозившую скорым арестом, решением Временного Патриаршего Священного Синода он был уволен на покой 14 октября 1933 года. Свои последние годы, вплоть до мученической кончины, владыка провел сначала в Москве, а затем в Подмосковье. Святитель Серафим (Чичагов) отчетливо осознавал всю катастрофичность происходящих событий для Русской Православной Церкви и предвидел, какие искупительные страдания еще предстоят народу России.
В преддверии тяжелейших испытаний и подвигов за веру митрополит Серафим выступал как пророк, и его слова поддерживали многих: «Православная Церковь переживает сейчас время испытаний. Кто останется сейчас верен Святой Апостольской Церкви – тот спасен будет. Многие сейчас из-за преследований отходят от Церкви, другие даже предают ее. Но из истории хорошо известно, что и раньше были гонения, но все они окончились торжеством христианства. Так будет и с этим гонением. Оно окончится. И Православие снова восторжествует. Сейчас многие страдают за веру, но это золото очищается в духовном горниле испытаний. После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства» [9].
Пророческие предвидения митрополита Серафима сбылись и в отношении его самого. Он был арестован сотрудниками НКВД в ноябре 1937 года и, поскольку немощный, уже умирающий 82-летний владыка не мог передвигаться самостоятельно, его вынесли на носилках из дома и доставили на машине «скорой помощи» в Таганскую тюрьму. Мужественно преодолевая физические и моральные страдания, священномученик Серафим Чичагов не признал ни одного из предъявленных ему ложных обвинений и 11 декабря 1937 годабыл расстрелян в деревне Бутово, находящейся недалеко от Москвы.Знаменательно, что столь различные миссии христианского служения Л.М. Чичагова, как воинская защита Отечества и лечение людей, соединились в его высоком церковном служении в сане митрополита, когда ему – воину Христову – пришлось встать на защиту веры, укрепляя героев-мучеников в их подвиге в эпоху гонений. Наряду с другими подвижниками, русский воин, офицер, ученый, богослов, писатель, выдающийся деятель православной культуры и пастырь Русской Православной Церкви был причислен к лику святыхНовомучеников и Исповедников Российских на юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года.

Икона Новомучеников и Исповедников Российских

Символическим фактом в истории рода Чичаговых - как части общей российской истории - можно считать то, что внучка митрополита Серафима, стала его преемницей и в сфере научной деятельности, и в религиозном служении. Оставив пост видного ученого, профессора МГУ им.
М.В. Ломоносова, доктор технических наук, кандидат химических наук, Варвара Васильевна Черная – Чичагова (1914-1999) трудилась вначале послушницей, затем настоятельницей и игуменией Серафимой Московского Новодевичьего монастыря. Матушка Серафима приложила значительные усилия для систематизации и издания медицинского наследия своего деда¹⁰,
а в качестве настоятельницы знаменитой обители способствовала восстановлению ее церковной жизни и монастырской культуры.
Обобщая вышесказанное, правомерно утверждать, что воинский и христианский подвиг, научное, богословское наследие священномученика митрополита Серафима (Чичагова) представляют значительную историко – психологическую ценность. Труды святителя Серафима, безусловно, обогатили содержание естественнонаучного и гуманитарного направлений отечественной науки и культуры, включая многие аспекты медицинских, психологических и духовных феноменов.Мы полагаем, что знакомство представителей современного светского общества, находящихся в психологическом и духовном поиске ценностных, жизнеопределяющих ориентиров, с личностью и судьбой священномученика митрополита Серафима (Чичагова),