Архимандрит Таврион и Глинская пустынь

 

 

Имя архимандрита Тавриона (Батозского; †1978), проведшего много лет в тюрьмах и лагерях, личности благочестивой и по-своему незаурядной, часто упоминается в различных публикациях как пример нетрадиционного отношения к православному богослужению, якобы требующему постепенной модернизации.

 

Нынешние обновленцы-реформаторы постоянно ссылаются на литургическую практику о.Тавриона. Так, священник Г.Кочетков пишет: "Вспомним... хотя бы о.Тавриона Батозского, глубоко по духу православного и в то же время открытого к католической и протестантской традициям и, главное, к живым их носителям. Эта открытость позволяла ему и поставить в храме католическую статую, и даже в ряде случаев причащать тянущихся и приходящих к нему инославных, ничего особенного от них не требуя, кроме обычного для всех личностного соучастия на литургии. Этот же дух позволял ему, как и многим другим святым (?), широко использовать на богослужении... современный язык... и свободные молитвенные включения в традиционные чинопоследования" ("Православная община". 1994. № 4–5. С. 82). "Он... не стеснялся читать Евангелие по-русски, причащать практически без исповеди, ежедневно и всех"; "Не стеснялся апеллировать к обновленческому опыту, правда, только в личных беседах" ("Новая Европа". 1992. № 1. С. 73).

 

Другой автор в кочетковском журнале "Православная община" (1995. № 2 /26/) вспоминает следующее: "Отец Таврион позволял в богослужении и импровизации: вставлял свои молитвы..."; "Видишь, как мешает батюшке массивная алтарная перегородка летнего Спасо-Преображенского храма; открыты и не закрываются во все время богослужения царские врата и диаконские двери..."; "Ежедневное причащение в Пустыньке, введенное о. Таврионом, многих соблазняло, и пастырей, и пасомых..."; "Батюшка прибегал... к общей исповеди"; "Узы любви связывали его со старейшим католическим епископом..."; "Но вместо благодарности за свои труды, он получал от некоторых из них (собратьев. — Сост.) осуждение и ярлыки — «католик», «обновленец»" (С. 85, 87, 89, 90, 84). В этой же статье рассказывается, как о. Таврион причащал и венчал некоего "католика Антония В." (С. 90). Однако "после смерти о. Тавриона новый духовник Пустыньки уже не допускал к Чаше Антония" (С. 90).

 

Даже жизнеописатели о.Тавриона признают не всегда оправданное, иногда весьма соблазнительное для православных верующих новаторство: "Некоторых подобные вещи смущали, как статуя Святейшего Сердца Иисусова, подаренная католиками и поставленная им в храме у Плащаницы..." (Е.Бездетко. Благовестие архимандрита Тавриона. "Православная Москва". 1994. № 16).

 

Говоря о непродолжительном пребывании о. Тавриона настоятелем знаменитой христианским подвижничеством Глинской пустыни (1957–1958 гг.), его жизнеописатели допускают грубые неточности в изложении фактов этого периода церковного служения о. Тавриона. Так, Е.Бездетко пишет: "Батюшке так сложно было с особо «благочестивыми» людьми, усердно оцеживающими уставных комаров. Наиболее яркими представителями этого вида были монашествующие"; "...Из Глинской его ушли" ("Православная Москва". 1994. № 15).

 

"Церковный" публицист желтой комсомольской прессы С.Бычков пишет об о. Таврионе следующее: "Когда он назначался настоятелем вновь восстанавливаемой Глинской пустыни, оказалось, что многие монахи воспринимают нынешнее положение Церкви как заслуженную награду, как возможность спокойной жизни после многолетних мытарств в лагерях. Поэтому попытки отца Тавриона восстановить прежний устав и направить служение монахов на нужды прихожан (?) встретили непонимание" ("Московский комсомолец". 16.05.1990). В книге священника Александра Чеснокова "Глинская пустынь и ее старцы" (М. 1994) также не дается исчерпывающего ответа на вопрос о причинах разногласий архимандрита Тавриона с братией Глинской пустыни (разногласия объясняются всего лишь тем, что полунощницу при о. Таврионе перенесли на двенадцать часов ночи, что не всей братии пришлось по душе).

 

Маститый Глинский старец, светильник веры и благочестия наших лет, автор многочисленных богословских сочинений схиархимандрит Иоанн (Маслов; †1991) в своем капитальном труде "Глинская пустынь" (М. 1992; 1994) всесторонне исследовал жизнь этой обители, прославленной своей духовно-просветительской деятельностью и старческим окормлением, и в частности – возрождение старчества в Глинской пустыни в период 1942–1961 гг. Труд схиархимандрита Иоанна необычайно ценен для историков, богословов и для всех ищущих спасения, поскольку о. Иоанн сам начинал свой иноческий подвиг и достиг полноты иноческого совершенства в знаменитой Глинской пустыни, был духовным другом и сотаинником великих глинских подвижников-старцев схиархимандритов Андроника (Лукаша) и Серафима (Романцова), продолжателем иноческих традиций Глинской обители, последним Глинским старцем.

 

Приведем отрывок из книги схиархимандрита Иоанна (Маслова) "Глинская пустынь", в котором подробно освещается непродолжительная деятельность архимандрита Тавриона (Батозского) в качестве настоятеля Глинской пустыни.

 

«Периоды расцвета и упадка духовной жизни всегда были связаны с возрастанием или уменьшением роли духовного руководства. Возрождение старчества в Глинской пустыни обусловило такой подъем духовной жизни в обители, что слава о святости жизни насельников Глинской пустыни, строгости ее устава и аскезы распространилась по всей стране.

 

В духовной жизни Глинская пустынь занимала самое высокое место. Как и прежде, обитель была центром духовного просвещения, старческого окормления и нравственного возрождения. Не только многие архиереи, но и сам Святейший Патриарх Алексий I отзывался о Глинской пустыни как о знаменитом, строгом монастыре, глубоко почитал ее опытных старцев и считал их руководство душеспасительным.

 

После десятилетнего управления обителью о. Серафимом (Амелиным) наступил второй период его настоятельства (1953–1958 гг.) – период расцвета и благоустройства Глинской пустыни.

 

Строго подвижническая жизнь Глинских старцев, высокий духовный авторитет ее настоятеля собирали в монастырь ревнителей настоящего иноческого жития. В святую обитель стремились попасть не только желающие начать монашескую жизнь, но и опытные подвижники, чтобы в среде этой "дружины воинов Христовых" обрести верный путь к высшему духовному совершенству. В архиве Сумского Епархиального управления хранится множество прошений того времени о переводе или поступлении в Глинскую пустынь не только со всех концов нашей страны, но и из-за рубежа. Но по распоряжению уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви Сумской области прием насельников в святую обитель был ограничен.

 

Духовное ядро обители до самого ее закрытия составляли подвижники, жившие в Глинской пустыни еще до 1922 года. В 1953–1957 годах их было около одной трети, а в 1958-м – около одной пятой от общего числа насельников. Они восприняли от Глинских старцев XIX и начала ХХ веков древние высокодуховные иноческие традиции обители и передавали их следующим поколениям. Так, посредством старческого окормления, осуществлялась в Глинской пустыни духовная преемственность.

 

В тот период средоточием духовной жизни обители по-прежнему были старцы: архимандрит Серафим (Амелин), схиигумен Андроник (Лукаш) и иеросхимонах Серафим (Романцов). Как писал епископ Сумской и Ахтырский Евстратий, "трудами о. Андроника, о. Серафима-духовника и настоятеля архимандрита Серафима крепла и процветала Глинская пустынь".

 

Под их руководством возрос целый сонм подвижников, многие из которых впоследствии пронесли старческие традиции Глинской пустыни по всей стране.

 

...В феврале 1957 года архимандрит Серафим (Амелин) обратился к епископу Евстратию с просьбой освободить его по болезненному состоянию и старости (ему было уже восемьдесят четыре года) от обязанностей настоятеля. Наряду с этими причинами едва ли не основной было стремление старца в конце жизненного пути совершенно предаться богомыслию и безмолвию. Пребывая телом на земле, он давно уже духом был в Горнем Иерусалиме, но, несмотря на затвор, в котором он провел последние годы, заботы о многообразной жизни обители не позволяли ему полностью отрешиться от дел земных.

 

Братия, хотя и скорбела о решении о. Серафима уйти на покой, но по его благословению выбрала настоятелем архимандрита Тавриона (Батозского), который поступил в Глинскую пустынь еще в 1913 году и находился в обители до 1922 года, обучаясь в живописной мастерской под руководством о. Серафима (Амелина). Затем он посетил Глинскую пустынь лишь в начале 1957 года.

 

Надеясь, что архимандрит Таврион, помня иноческие традиции Глинской пустыни, и в должности настоятеля сохранит послушание старцам, о. Серафим (Амелин) в своем прошении епископу Сумскому и Ахтырскому указал на него как на желательного кандидата на должность настоятеля Глинской пустыни.

 

Для окончательного решения этого вопроса духовник обители иеросхимонах Серафим (Романцов) ездил в Москву, где был на приеме лично у Святейшего Патриарха Алексия... Святейший спрашивал о братии, о храме, о церковных службах, о постройке и обещал назначить настоятелем архимандрита Тавриона.

 

По распоряжению Святейшего Патриарха Алексия архимандрит Таврион (в миру Тихон Данилович Батозский) был назначен настоятелем Глинской пустыни 14 марта 1957 года, а 25 апреля принял все дела от архимандрита Серафима (Амелина). Но в должности настоятеля о. Таврион пробыл менее года, так как не оправдал доверия братии. В Глинской пустыни, обители истинно православной, он стал вводить западные, католические обычаи церковной жизни. Кроме того, после окончания вечернего богослужения о. Таврион зажигал свечи на престоле, открывал Царские врата, начинал читать акафисты и устраивал общенародное пение. Это противоречило уставу Глинской пустыни, в соответствии с которым после вечернего богослужения братия должна была безмолвно расходиться по келлиям и исполнять келейное правило в тишине.

 

Отец Таврион приказал вынести Голгофу из храма, ввел при богослужении вместо строгих распевов Глинской пустыни партесное пение, никак не соответствующее духу обители[1].

 

При входе в храм о. Таврион повесил большие шторы. Икону "Царь Славы" на Горнем месте без совета со старцами заменил иконой "Воскресение Христово". Что касается замены иконы, то это не запрещено каноном, но в Глинской пустыни, где без благословения старцев избегали малейших нововведений и крайне дорожили древними традициями, все эти изменения возмущали братию. Она называла действия о. Тавриона благочестием не по разуму (при о. Таврионе богослужения в обители начинались в полночь; братия, горевшая стремлением к подвижнической жизни, это одобряла, но восстала против католического уклона настоятеля.)

 

Особенно недовольна была братия тем, что о. Таврион ни в чем не советовался с глубокопочитаемым в монастыре, старшим его по возрасту и по духу, бывшим настоятелем архимандритом Серафимом (Амелиным). Это было нарушением монашеских правил. Наконец, о. Таврион ни в чем не считался с мнением совета старцев Глинской пустыни, а поступал самовластно.

 

Стремясь защитить православие в обители, насельники монастыря неоднократно обращались к епископу Евстратию и, как в личной беседе, так и письменно, выражали свое недовольство нововведениями настоятеля.

 

Обострились отношения у о. Тавриона и с благочинным Шалыгинского района о. Александром Дворецким, который до этого всегда отстаивал интересы Глинской пустыни.

 

Преосвященный Евстратий неоднократно, как при посещении обители, так и письменно, пытался вразумить о. Тавриона, ссылался даже на то, что доля его болезни (осенью 1957 г. епископ Евстратий был тяжело болен) "от нестроений в обители", но ничего не изменялось.

 

О католическом уклоне в действиях о. Тавриона стало известно Святейшему Патриарху Алексию. 14 ноября 1957 года епископ Евстратий получил телеграмму от Управляющего делами Московской Патриархии протопресвитера Николая (Колчицкого), в которой было сказано, что поскольку "братия Глинской пустыни не очень довольна настоятелем, который делает большие перемены без совета старцев обители, то Святейший Патриарх просит вызвать старцев обители Глинской пустыни... и внушить настоятелю, чтобы все дела в обители решались совместно со всеми старцами, а не единолично настоятелем..."

 

В ответ на эту телеграмму 18 ноября под председательством епископа Евстратия было проведено объединенное собрание Сумского Епархиального Совета и собора старцев Глинской пустыни в составе настоятеля архимандрита Тавриона, духовника обители иеросхимонаха Серафима, казначея иеромонаха Модеста и эконома иеромонаха Михаила, на котором движимые братской любовью и послушанием единодушно постановили отменить в Глинской пустыни нововведения о. Тавриона, а настоятелю решать все вопросы совместно со старцами. В монастыре завели даже журнал для записи решений, принятых на совещании старцев. Но жизнь в обители не нормализовалась. Западная ориентация в действиях о. Тавриона продолжала проявляться. Отец Серафим (Романцов) вынужден был поехать к Святейшему Патриарху и просить о смене настоятеля. 13 января 1958 года настоятелем Глинской пустыни опять назначили архимандрита Серафима (Амелина), а архимандрит Таврион (Батозский) указом Святейшего Патриарха был переведен в Почаевскую Лавру.

 

К этому времени многотрудный старец архимандрит Серафим (Амелин) уже угасал. Пятнадцать лет был он во главе духовного вертограда и не только собрал, но и приумножил братию Глинской пустыни, во всей полноте возродил старчество и древний устав обители, внутренне и внешне украсил монастырь, создал все условия для духовной и материальной помощи богомольцам...»

 В заключение необходимо сказать следующее: архимандрит Таврион, веруем, поступал вопреки православной традиции скорее всего по простоте своей, чего никак нельзя сказать о злонамеренном реформаторском зуде нынешних обновленцев, задавшихся целью "модернизировать" Православие, создав некое "христианство с человеческим лицом".

 

 

* * *