О самочинных переводах Священного Писания

 

Святые апостолы, проповедуя Евангелие Христово, неустанно напоминали верующим, чтобы они "помнили слова, прежде реченные святыми пророками, и заповедь Господа и Спасителя, преданную Апостолами" (2 Пет. 3,2), чтобы они "подвизались за веру, однажды преданную святым" (Иуд. 1,3).

 

Основанием веры нашей является не человеческое мудрствование, а Божественное Откровение, которое наша Матерь-Церковь бережно сохраняет в Священном Предании и Священном Писании, как о том говорит "Пространный Христианский Катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви".

 

Священное Писание нужно для того, чтобы данное нам Божественное Откровение хранилось среди верующих неизменным по существу. Именно поэтому Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь изначала заботилась о том, чтобы иметь наиболее достоверный текст Священного Писания и с помощью Священного Предания охранять его от извратительных толкований "невежд и неутвержденных" (2 Пет. 3,16).

 

В прошлом, девятнадцатом столетии, по благословению Святейшего Правительствующего Синода Русской Православной Церкви для нужд православных, говорящих и читающих по-русски, был издан полный перевод Библии на русский язык. Перевод этот, в обыденной жизни называемый "Синодальным", есть второй, после церковнославянского, национальный библейский перевод в Русской Церкви.

 

Оба этих перевода были созданы под руководством Церкви в полном согласии со Священным Преданием и потому во всем, что касается существа Божественного Откровения, являются для нас, православных, надежнейшим вероучительным источником. Очень важно еще и то, что язык обоих этих переводов, восходящий к языку святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, первоучителей славянских, настраивает тех, кто читает или слушает эти переводы на благоговение, смирение и почитание, столь необходимые каждому, кто приступает к священным Библейским книгам. Недаром Священный Синод Русской Православной Церкви в 1990 году полностью одобрил мнение об этих двух переводах как о наших величайших национальных ценностях.

 

Однако в последние годы национальный русский библейский перевод подвергается яростному хулению за свою якобы "непонятность", "несовременность" и "ненаучность". Кто же те, кого этот перевод не устраивает? С одной стороны, это иностранцы, объявившие "испорченным" греческий текст Нового Завета, который приняла в IV веке по Рождестве Христовом Единая и Нераздельная Вселенская Церковь и который лежит в основе Нового Завета в национальном русском библейском переводе. С другой стороны, это некоторые наши соотечественники, желающие дать нашему народу якобы "первые научные переводы" священных книг Ветхого и Нового Заветов на русский язык. При этом нас пытаются убедить, что мы порвали с библейскими традициями Русской Православной Церкви.

 

Россию, в том числе и Санкт-Петербург, захлестывает сейчас поток антицерковных русских библейских переводов – таких, например, как выполненные за границей "Слово Жизни" и "Благая весть от Бога", или же изданные в Москве переводы В.Н. Кузнецовой, активно пропагандируемые и распространяемые организацией, называющейся "Российским Библейским Обществом".

 

Господь наш Иисус Христос учил: "Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри волки хищные. По плодам их узнаете их... Так, всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые" (Мф. 7,15–17). Какие же плоды несут нам те, кто на словах так радеет о "библейском просвещении" России?

 

Плоды этих "радетелей" – кощунственное глумление над смыслом Священного Писания, надругательство над нашим традиционным русским церковным языком и, наконец, прямая ересь, распространяемая под видом "общедоступных переводов на живой современный русский язык, выполненный на научной основе и с научных текстов".

 

Все мы, православные христиане, знаем наизусть, постоянно слышим в храмах во время Богослужения и произносим в наших духовных беседах вне храмов такие возвышенные русские новозаветные выражения: "Сие есть Кровь Моя Нового Завета" (Мф. 26,28); "Приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него" (Мф. 3,13); "друг мытарям и грешникам" (Мф. 11,19); "возьмите иго Мое на себя" (Мф. 11,29); "Иисус, называемый Христом" (Мф. 27,22); "в начале было Слово" (Ин. 1,1); "Человек, называемый Иисус, сделал брение, помазал глаза мои" (Ин. 9,11); "Иисус Назорей, Царь Иудейский" (Ин. 19,19)...

 

Но вот как уродуют все это новоявленные "ученые переводчики Библии на живой современный русский язык": "Это Моя Кровь, кровь Нового Союза"; "появляется на Иордане Иисус из Галилеи, пришедший к Иоанну, чтобы тот его омыл"; "приятель сборщиков податей и прочего отребья"; "наденьте на себя ярмо Моих Заповедей"; "Иисус, по прозванию Мессия"; "изначально был Тот, кто зовется Словом"; "один человек, по имени Иисус, помазал мне глаза грязью"; "Иисус Назарянин, еврейский царь".

 

Святой Апостол Павел в своем Послании к Римлянам говорит о Господе нашем Иисусе Христе, что Он "родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим в силе, по духу святыни, через воскресение из мертвых" (Рим. 1,3–4). В.Н. Кузнецова и те, кто стоят за нею и пропагандируют ее тексты, настаивают на переводе, согласно которому Апостол Павел якобы говорит, что Господь наш Иисус Христос был "по человеческой природе" потомком Давида, а "по Божественному Духу" был "Сыном Бога". Одно (Человеческое) противопоставляется в этом новом "научном" переводе другому (Божественному) при помощи придуманного и ничем не обоснованного словечка: "а"; одно отделяется от другого. Но такой перевод – это не просто грубейшее искажение слов Апостола, который ничего не говорит здесь о том, что Сыновство Господа было лишь "по Божественному Духу", а лишь напоминает своим современникам, благодаря чему именно им открылось Сыновство Иисуса Христа. Такой перевод – это вопиющая ересь, ибо он откровенно противоречит догмату шестисот тридцати святых отцов четвертого Вселенского Собора, единогласно поучающих нас "исповедывать Одного и Того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа..., в двух Естествах... нераздельно, неразлучно познаваемого..., не на два Лица рассекаемого или разделяемого, но Одного и Того же Сына".

 

Вот почему, возлюбленные отцы, братья и сестры, нам всем, православным, надо с крайней осторожностью относиться к любому новому переводу Библии на русский язык, сделанному за спиной нашего народа, без ведома и благословения Священноначалия Русской Православной Церкви, без предварительного серьезного и открытого обсуждения того, нужен ли нам вообще новый библейский перевод. Не соблазняйтесь, дорогие мои, даже если вам будут предлагать такой перевод, объявляя его "историческим событием головокружительной новизны". И да будут всем вам наши родные национальные библейские переводы – церковнославянский и русский синодальный – вместе с православным Церковным Преданием надежной духовной защитой против всяческих ересей и лжерелигиозных извращений, коих так много вокруг нас ныне. Аминь.

 

 

Архиепископ Никон (РОЖДЕСТВЕНСКИЙ; †1918)

Ценим ли мы свое сокровище?

 

...Мы, старики, учились, именно по старине: букварь, часослов, псалтирь Царя Давида. Что до того, что детский ум мало понимал смысл священных словес: ребенку довольно и того, что он обогащает запас памяти. С возрастом у него весь этот запас осветится и смыслом тех или других выражений и слов. А пока важно уже и то, что в его душе закладывается прочный фундамент для тех церковных настроений, какими он будет жить потом в сознательной жизни. Помню себя на руках моего родителя, когда он, после долгих моих просьб принес наконец из церкви часослов: как же я рад был этой книге, как целовал ее кожаный переплет, ее красные строки!.. Тут же, сидя на руках отца, я дал обещание становиться с ним на клирос, учиться петь, а потом и читать в церкви. Не думайте, что ребенок так уж ничего и не понимает в молитвах, им изучаемых: ведь прежде, чем начинать изучение букваря, по указанию отца или матери, он ограждает себя крестным знамением, целует книжку и повторяет за родителями начертанные на самой обертке слова молитвы: «Боже в помощь мою вонми и вразуми мя во учение сие». Если не понимает он слово: вонми, зато остальное все ему понятно, а одно слово ему конечно уж объяснят, и он запомнит, что значит это слово: «вонми». Зато сколько радости-то, сколько счастья – стать на клирос, подпевать отцу, а когда усвоишь навык к чтению – прочитать Ныне отпущаеши, а потом и шестопсалмие... Знают ли нынешние дети это счастье? Имеют ли они понятие о том уважении к самой азбучке, с каким мы целовали ее при начале и конце урока, как книжку «божественную»?.. Пусть меня осуждают современные педагоги, – я очень жалею нынешних малюток, что они лишены этой радости, этого счастья.

 

Как видите, опасность грозит народу удалением от Церкви чрез удаление от языка Церкви в самом начале святого дела воспитания дитяти. И странное дело: наши интеллигенты, так усердно заботящиеся о том, чтоб ребенок понимал каждое слово в их азбуке, когда коснется дело их собственных детей, подвергают их духовной пытке, заставляя изучать иностранные языки с самой колыбели. Ведь славянский язык все же – родной язык отцов наших, все же в нем корни русского языка, все же большая часть слов понятна даже и ребенку, а стало быть, он несравненно легче может быть усвоен, чем иностранный. Что же касается народа, то он любит и чтит славянский язык, как язык священный, язык, на котором можно беседовать только с Богом и святыми Его в молитвах церковных, на котором написаны столь любимые им Минеи-Четии и другие «божественные» книги. Было время, когда деревенские грамотеи о предметах «божественных» любили и говорить полуславянским языком. В моем детстве я знал даже почтенного старика-бурмистра (это еще во время крепостного права было), который, будучи безграмотным, знал некоторые жития святых по-славянски – буквально наизусть... Припоминается мне картина, как он, окруженный старостами деревенскими, в вотчинной конторе, взяв в руки газетный лист, устремлял в него свои старые очи и начинал: «Месяца декемрия в первый день. Житие святаго праведнаго Филарета милостиваго. В стране Пафлагонстей, в веси глаголемой Амния...» И так прочитывал все до конца. Он читает и умиляется, слушатели внимают и от умиления плачут. Вот как было в старину, сравнительно даже и не особенно старую, лет 50 назад. Зато, бывало, клирос полон мужичками, которые помогают дьячку в чтении и пении. И торжественно бывало встречали мы святую Пасху и Рождество Христово в своей родной сельской церкви, оглашаемой хотя и не особенно стройным, но зато дружным, одушевленным пением обоих клиросов...

 

В стремлении устранить славянский из народной школы мы не можем не видеть одно из средств, какие пускают в ход враги Церкви, чтобы вытравить из души народной ту церковность, которая составляет основу народного миросозерцания, народной нравственности. А потому все, кому дорога православная русская душа, должны отстаивать славянский язык как в народной, да и во всякой школе, так и в церковном богослужении. Только при этом условии мы можем сберечь то сокровище народного духа, коим теперь любуются в его проявлении в жизни все образованные народы земли... Наше родное Православие в народном сознании воплотилось в нашем церковнославянском богослужебном языке и стало душею души народной...

 

(Из дневников 1915 года)

Епископ Триадицкий ФОТИЙ

«Всеправославный» конгресс 1923 года в Константинополе и его последствия

 

В своем труде "Церковно-календарный вопрос", появившемся более четверти века тому назад, с целью обосновать богословски церковно-календарную реформу, проведенную в Болгарии в 1968 году, проф. Т.Сыбев (известный экуменист, долголетний заместитель генерального секретаря ВСЦ) неоднократно упоминает т.н. "Всеправославный конгресс", который состоялся 10 мая – 8 июня 1923 г. в Константинополе1. Автор приводит и решение этого конгресса относительно "исправления юлианского календаря", то есть замены его так называемым новоюлианским календарем, который до 2800 года фактически совпадает с западным григорианским календарем. Проф. Сыбев без стеснения ссылается на Константинопольский конгресс, называя его "Православным совещанием". Для него, как и для всех сторонников календарной реформы, этот конгресс имеет бесспорный авторитет церковного форума. Однако замалчивание фактов не может прикрыть серьезных канонических недостатков Константинопольского конгресса. По словам проф. С.Троицкого, "несомненно, будущий историк Православной Церкви должен будет признать конгресс 1923 г. самым печальным событием ее жизни в ХХ веке"2. Назвавший себя без всякого основания "всеправославным", конгресс в Константинополе открывает путь к перемене святоотеческого церковного календаря (эортология) и к вторжению модернизма в Православную Церковь. Несмотря на то, что сначала его решения были отвергнуты почти всеми поместными Православными Церквами, Константинопольскому конгрессу удалось разрушить литургическое и календарное единство Православной Церкви. Реформированный календарь стал постепенно вводиться во многих поместных Церквах. От этого произошло печальное разъединение в богослужебной практике отдельных поместных Церквей, а также и в самих Церквах, официально воспринявших это противоканоническое новшество.

 

Каков был тогда духовно-идейный климат, породивший этот "Всеправославный" конгресс в Константинополе? Кто был его инициатором? Каковы его состав и канонический статус? Какова его деятельность и решения? Вот основные вопросы, которые будут рассмотрены здесь.

 * * *

 

Конец XIX в. и первые десятилетия ХХ в. отличаются глубокими потрясениями и переменами в духовной жизни православных народов. С одной стороны, среди интеллигенции и высших общественных кругов быстро развивается и окончательно утверждается светский материалистический способ мышления и восприятия духовных ценностей под влиянием могучих новоязыческих течений в западной культуре. С другой стороны, в богословские и церковные круги начинают проникать идеи зарождающегося протестантского экуменизма. Православные иерархи и богословы начинают постепенно отзываться на призывы к "объединению всех христиан" — объединению не по единственно возможному пути, то есть по пути возвращения отпавших в Единую Неделимую Православную Церковь Христову, а через поиски общего языка, общих действий, и даже молитвенного общения между различными исповеданиями, что исключает самую мысль о покаянном возвращении в Православную Церковь постепенно отпавших от нее. Два окружных послания Константинопольского патриарха Иоакима III (1878–1884; 1901–1912 гг.) в общем придерживающегося традиций, являются первыми официальными документами Вселенской патриархии, в которых уже чувствуется начальное воздействие экуменических взглядов.

 

Под косвенным влиянием сильных прогрессистских и революционных идей, целенаправленно внедряемых масонством, усиливается и религиозное свободомыслие на православной почве. Оно особенно характерно для т.н. русского "религиозного возрождения" в первые десятилетия нашего века. Именно религиозное свободомыслие подготавливает почву для обновленчества — этой первой "церковной" формы "православного" модернизма (своеобразного протестантизма "восточного обряда") в нашем столетии. Обновленчество является религиозным течением, типичным как для послереволюционной России в крайне грубых формах, так (с соответствующей спецификой) и для эллинского православного мира 20-х годов. Сопоставительной иллюстрацией обновленческих тенденций являются собор "Живой церкви" в России и "Всеправославный конгресс" в Константинополе, состоявшиеся почти в одно и то же время (мае–июне 1923 г.). Решения обоих форумов почти одинаковы: они устанавливают изменение церковного календаря, допускают второй брак для духовных лиц, издают и другие подобные этим постановления и обсуждают реформы в духе религиозного либерализма, немыслимого за несколько лет до того.

 

Решительный поворот Константинополя к экуменически настроенной церковной политике выразился определенно в послании-энциклике, опубликованной в январе 1920 г. местоблюстителем патриаршего престола, Брусским митрополитом Дорофеем (1919–1921 гг.) под названием "К Христовым Церквам всего мира". Этой резкой апостасийной перемене Вселенской патриархии по отношению к экуменизму предшествовали и сопутствовали многие идейно-политические факторы.

 

По окончании Первой мировой войны Греция — страна-победительница. Поражение Турции приносит небывалый успех политической группировке, возглавляемой масоном Елевферием Венизелосом (1864–1936 гг.). Благодаря ее усилиям в мае 1917 г. Греция становится окончательно на сторону Антанты и объявляет войну государствам Тройственного союза. После окончания войны, в силу Нейского (1919 г.) и Севрского (1920 г.) мирных договоров, Греция получает значительные территории, в том числе и в Малой Азии. Однако партия Венизелоса не удовлетворяется этими приобретениями, а усиленно стремится к возрождению древней Византийской империи со столицей Константинополем. Союзническая оккупация города (16 марта 1920–6 октября 1923 гг.) как будто приблизила осуществление этих желаний. Именно таким политико-националистическим настроениям поддаются руководители церковных кругов в Константинополе, где в это время преобладают политические сторонники Венизелоса. Вселенская патриархия даже начинает обращаться по некоторым гражданским вопросам не к турецкому правительству, а к английским оккупационным властям. В качестве местоблюстителя патриаршего престола митрополит Дорофей посещает в 1920 г. страны Западной Европы, в том числе и Англию, для того, чтобы расположить правящие круги этих стран в пользу Греции. Он даже обращается к великим державам с предложением уничтожения турецкого государства. Эти национально-политические интересы Константинопольских иерархов, их надежда получить помощь от Антанты против Турции, а также распространяющийся христианский либерализм, быстро развивающееся в послевоенные годы экуменическое движение, прямое вмешательство политических лиц и иерархов-масонов в дела Церкви — вот основные факторы, которые направили Константинопольский престол к идеям экуменизма и к активному сотрудничеству с западными экуменическими организациями.

 

Еще в начале послания-энциклики 1920 г. заявляется, что Константинопольская Церковь считает совместимым взаимное сближение и общение различных "Христианских Церквей" с наличием догматических различий между ними. В послании-энциклике инославные общности именуются "почитаемыми Христианскими Церквами", которые "не являются чуждыми и далекими, но родственными и близкими во Христе". Они также называются "сонаследниками, составляющими одно тело и сопричастными обетованию Божию во Христе", и даже предлагается основать "Общество Церквей". В качестве первого шага к сближению, послание-энциклика предлагает "принятие единого календаря для одновременного празднования главных христианских праздников". Но этот документ запечатлел не только начало предательства Константинополя и его сближение с ересью экуменизма. Он был и противозаконным, ибо, являясь по существу обращением одной из поместных Православных Церквей к еретическим общностям, именуемым ею "Христовыми Церквами всего мира", энциклика говорит самозванно от имени всех поместных Церквей, т.е. от лица всей Православной Церкви, и это по исключительно важным догматическим и каноническим вопросам. Таким образом, энциклика является первой публичной попыткой Константинопольского престола подменить собою авторитет Единой Православной Церкви.

 

В соответствии с энцикликой 1920 г., опубликованной и распространенной без согласия других Церквей-сестер, Вселенская патриархия входит в официальное сотрудничество с представителями экуменического движения и в августе 1920 г. участвует в предварительной конференции по вопросам веры и устройства в Женеве.

 

Приблизительно через год новоизбранный Вселенский патриарх Мелетий IV (1921–1923 гг.), о котором ниже будет сказано подробнее, в своем слове при интронизации заявляет: "Я отдаю себя на служение Церкви, чтобы с ее первого престола способствовать развитию, насколько возможно, более тесных дружеских отношений с неправославными христианскими церквами Востока и Запада, для продвижения дела объединения между теми и другими". То же самое экуменическое кредо исповедует друг и единомышленник Мелетия IV — Афинский архиепископ Хризостом (1923–1938 гг.), введший новый календарь в Элладской Церкви. Вот что говорит он в своем интронизационном слове: "...Для такого сотрудничества (с инославными. — Авт.) нет необходимости в предварительных условиях или... в догматическом единстве, ибо единство христианской любви является достаточным".

 

Тесная связь вдохновленной националистическими стремлениями константинопольской иерархии с послевоенной европейской политикой, с экуменическим движением и с масонскими кругами в Греции и за ее рубежом дает свой самый горький плод в начале 20-х годов, когда на константинопольский престол восходит вдохновитель и организатор "Всеправославного" конгресса 1923 года вышеупомянутый Мелетий IV (1871–1935 гг.).