Глава 1. Сущность и основные тенденции государственной культурной политики.

ОСНОВЫ КУЛЬТУРНОЙ ПОЛИТИКИ

Учебник

                                                    Москва 2012

Содержание:

Глава 1. Сущность и основные тенденции государственной культурной политики.

Глава 2. Развитие социокультурной активности населения как главный ориентир государственной культурной политики.

Глава 3. Потенциал гражданского общества в реализации задач государственной культурной политики

Глава 4. Основные концептуальные модели возможного развития и совершенствования государственной культурной политики.

Глава 5. Критерии и показатели эффективности государственной культурной политики в современных условиях.

Глава 6.Условия обеспечения эффективности государственной культурной политики.

Глава 7. Культурологические основания оптимизации государственной культурной политики.                 

Заключение

Библиография        

 

 

Рецензенты: доктор философских наук, профессор Е.Н.Селезнева

                 доктор педагогических наук, профессор Ю.В.Савин

 

В издании рассматриваются общие концептуальные подходы к отечественной культурной политике, имеющие значение для теории и практики государственной поддержки и развития культуры. Основной акцент делается на поисках новых ресурсов организации социально-культурной деятельности, возможностях более активного вовлечения в социальную и культурную жизнь различных групп населения. Анализируются различные модели культурной политики; предлагается стратегия их взаимодействия, основные направления и совершенствования этой политики в современных условиях. Учебник адресован широкому кругу специалистов: преподавателям вузов, специалистам сферы управления, организаторам социально-культурной деятельности, студентам, изучающим проблемы социальной и культурной жизни нашего общества.

 

                                     ВВЕДЕНИЕ

            

Решение проблемы эффективности современной культурной политики в значительной мере зависит от развития общественного сектора, обеспечивающего продуктивность социальной и гражданской активности населения. Участие самих граждан в преобразовании нашего общества является также залогом успешности проводимых социально-экономических реформ, его модернизации.

Вместе с тем, государственная культурная политика пока еще не стала объектом систематических исследований, ограничен набор учебных изданий по этой теме. Сама же управленческая практика в этой сфере осуществляется преимущественно как процесс административной и финансовой текущей деятельности учреждений и объектов культуры.

Данный профессиональный стереотип связан в первую очередь с пониманием культуры как продукта «цеха» избранных творцов без учета социально-культурных интересов, запросов и гражданской активности различных групп населения. Не принимается во внимание также тот факт, что сами культурные ценности являются общезначимыми, если они не являются результатом взаимодействия профессионалов в той или иной культурной деятельности и остальных членов общества. Наконец, сама культура есть в конечном счете составляющая образа и качества жизни людей, а ее уровень является показателем и проявлением развитости гражданского общества.

В настоящем издании основное внимание уделено культурной политике как средству решения проблем культуры в качестве отрасли, т.е. обеспечению деятельности учреждений и организаций культуры, решающих общегосударственные социально значимые задачи. Именно в этом контексте преимущественно рассматривается государственная  культурная политика.

Для повышения эффективности государственной культурной политики сложились некоторые объективные предпосылки, к которым можно отнести следующие:

-переход многих учреждений культуры на новые условия хозяйствования, стимулировавший предпринимательскую активность работников культуры, осваивание рынка культурных услуг с учетом реального платежеспособного спроса населения;

- распространение программно-целевых методов управления в сфере культуры, позволивших  осваивать опыт финансирования социально значимой деятельности учреждений культуры;

-внедрение многоканальной системы финансирования культуры и расширение состава субъектов культурной политики за счет расширения межведомственной кооперации и активизации коммерческого сектора дл поддержки и развития культуры;

- повышение уровня политической культуры в деятельности государственных органов, особенно на региональном уровне.

В то же время эти предпосылки не могут в полной мере компенсировать негативные факторы в сфере культуры, связанные с недостаточной ориентированностью государственной культурной политики на вовлеченность самого населения в социальную и культурную жизнь как ее главного ресурса. Это:

- существенные ограничения в дальнейшем росте объема социально-культурных услуг, связанные с низким платежеспособным спросом населения и хроническим недофинансированием отрасли;

-износ материально-технической базы учреждений и объектов культуры отрасли, существенную долю которой составляют высокозатратные материальные ресурсы с низкой фондоотдачей (музейные, библиотечные, архивные фонды, клубная сеть, исторические памятники и сооружения и т.д.);

- усиление коммерциализации деятельности многих государственных учреждений культуры в ущерб выполнению ими своих социально значимых функций;

-отсутствие эффективного общественного и государственного влияния на систему культурного обслуживания населения, неразработанность соответствующих механизмов контроля за деятельностью учреждений культуры;

-неразработанность общей экономической стратегии управления, использующей гражданский потенциал отрасли;

- недостаточная инвестиционная и инновационная активность в отрасли, во многом связанная с отсутствием влияния гражданских структур на повышение социальной и гражданской значимости учреждений культуры в современном обществе.

Все эти негативные тенденции так или иначе свидетельствуют о недооценке «гражданского фактора» культурной политики, соответствующего формированию долгосрочного социального заказа на развитие отечественной культуры, ее отдельных подотраслей; обеспечивающего активизацию всего спектра ресурсов поддержки отрасли культуры, не только государственных, но и общественных, коммерческих.

Особая проблема – неразработанность долгосрочных стратегий государственной политики, ориентированной на повышение социальной эффективности всей инфраструктуры отрасли культуры, ее реального влияния на общественную жизнь. Это отражается в уязвимости предлагаемых общих направлений развития отрасли культуры на среднесрочную и долгосрочную перспективу.

В большинстве экспертных разработок по совершенствованию государственной культурной политики отсутствует даже сама постановка задачи на ее сближение с решением социальных проблем в обществе. Деятельность учреждений культуры рассматривается или с сугубо рыночных, или элитарных позиций. Причем достаточно часто приоритет отдается массовой, «рыночной» культурной продукции. В этой ситуации неизбежна «культурная колонизация» со стороны промышленно развитых стран без продуманных противовесов этому процессу. Занижаются возможности собственных гражданских ресурсов культурной политики

 

Реализация программы разгосударствления учреждений культуры или перевод многих из них в муниципальный статус привели на практике к их массовому перепрофилированию и неоправданной коммерциализации. Причем этот процесс осуществляется без учета интересов и запросов самого населения

В подходе к культурной политике наметилась и другая крайность - взгляд на отрасль культуры как только на чисто духовное образование, связанное с существованием определенной «картины мира». В стороне остаются аспекты деятельности учреждений культуры, связанные с культурой повседневного образа жизни, социальные показатели культурных процессов. Резко разделяются позиции субъектов и объектов культурной политики, что закрывает возможность рассмотрения более полного вовлечения в культурные и социальные процессы различных слоев общества. Сторонниками этой позиции справедливо отмечается особая роль государства в формировании культурного самосознания людей. Однако не ясны основные социальные механизмы такого формирования, использующие весь спектр соответствующих возможностей общества.

Для оценки возможностей государственной культурной политики особый интерес могут представлять утверждения экспертов о необходимости новых «социальных измерений» культуры. Отмечается, что особая роль в переосмыслении роли учреждений культуры в современном обществе и определении соответствующих приоритетов культурной политики должна принадлежать культуре повседневности, которая не рассматривается в полном объеме как общегосударственная задача. Но данный подход пока не конкретизирован применительно к задаче формирования долгосрочной культурной политики с учетом национальных приоритетов.

Таким образом, действенная государственная культурная политика должна максимально способствовать развитию социально значимой активности населения, создающей реальные предпосылки для освоения и создания культурных ценностей, достижений.

                  Углубленные теоретические исследования культурной политики в нашей стране начали осуществляться сравнительно недавно. Тем не менее, уже накопленный соответствующий исследовательский опыт позволяет дать ему некоторую общую оценку, сделать предварительные обобщения для выявления уже имеющихся достижений и проблем в данной сфере исследований, значимых для совершенствования государственной культурной политики.

Среди исследователей, внесших вклад в теорию и методологию государственной отечественной культурной политики можно выделить  А.И.Арнольдова, И.А.Бутенко, Ю.А.Веденина, Л.Е.Вострякова, В.С.Жидкова, А.И.Комеча, И.К.Кучмаеву  Э.А.Орлову,, К.Э.Разлогова,, В.А.Ремизова, А.Я.Рубинштейна, Е.Н. Селезневу, А.В.Соловьева, В.А.Тишкова и других исследователей.

Значимым этапом в ее изучении и разработке следует признать комплекс развернувшихся исследований на основе так называемого программного подхода. Данный подход стимулировался сложившимся к 90 годам ХХ века социальным заказом на разработку региональных программ культурного развития как альтернативы централизованному, бюрократическому подходу к культурной политике, характерному для советского общества.

Программирование культурной политики явилось не только следствием своеобразного «регионального бунта» против засилья бюрократических структур федерального центра, но и как более эффективная форма организации исследований, включенных непосредственно в контекст управленческой деятельности. Комплексные региональные программы культурного развития по замыслу их разработчиков позволяли увязывать в одно целое цели, способы достижения, подзадачи, этапы реализации, ресурсы, сроки осуществления социально-культурной политики. При этом отмечалось, что хотя сама процедура программирования зарождалась в технических системах деятельности, она вполне может быть модифицирована в социокультурной сфере с учетом специфики последней. Этот учет возможен прежде всего благодаря предусмотренному региональными программами постоянному диалогу всех заинтересованных сторон в процессе их разработки и реализации. В свою очередь диалоговый режим создания программ активизировал ряд сопутствующих видов профессиональной деятельности, способствующих по замыслу исследователей повышению общей эффективности программных исследований: управленческое консультирование, проектирование социокультурной среды, игротехнические семинары и т.д.

Еще один позитивный эффект программных исследований – расширение состава субъектов культурной политики, так или иначе вовлеченных в общую программную работу: управленцев разного уровня, представителей общественных организаций, коммерческих структур, местной интеллигенции и т.д.

Вместе с тем, произошло определенное «растворение» программно-исследовательского подхода в деятельности административно-управленческого персонала, решающего задачи, зачастую далекие от реальных проблем отрасли культуры. Разрабатываемые региональные программы явились очень удобной формой легитимизации узкокорпоративных и лоббистских интересов части управленческого аппарата, «выбивающих» бюджетное финансирование для решения текущих задач без соотнесения их с конечным результатом. В этой ситуации многим чиновникам гораздо выгодней стало ориентироваться на узкий круг «своих» экспертов, штампующих «под копирку» различные региональные программы вне общественного и государственного контроля за расходуемыми средствами. Таким образом, узкоаппаратный подход к программам в отрыве от участия в них социально и культурно активного населения привел в значительной мере к профанированию самой идеи программирования в сфере культурной политики.

Для анализа проблем культурной политики особый интерес могут представлять исследования, направленные на изучение ценностных ориентиров государственной культурной политики. Основная проблема, рассматриваемая в соответствующих научных публикациях, так или иначе связана с сохранением Российским суперэтносом собственной культурной идентичности, предполагающей наличие соответствующего устойчивого ценностно-смыслового «ядра» в соответствии с собственными культурными традициями, историей, укладом жизни и пр. Однако пока можно говорить скорее о некоторых предварительных обобщениях, умозаключениях, гипотезах отдельных исследователей по данной проблеме, чем серьезных систематических исследованиях, актуальных для организации государственной культурной политики.

Недостаточно ориентированы на проблемы повышения эффективности культурной политики и экономические исследования социально-культурной сферы.

Основное содержание этих исследований составляет систематизация данных о характере финансирования различных подотраслей культуры, систематизация финансовых показателей деятельности учреждений культуры на основе различных статистических показателей. Даваемые немногочисленными экономистами отрасли культуры рекомендации, как правило, в большей мере адресованы конкретным учреждениям культуры, чем органам управления в сфере культуры (в лучшем случае рекомендации касаются менеджмента в деятельности учреждений культуры, но не государственной стратегии и долгосрочной экономической политики по отношению к системе учреждений и организаций культуры).

Эта односторонность связана, в основном, с неразработанностью показателей и подходов, связанных с реальным участием населения в деятельности учреждений культуры, новыми рыночными механизмами в отрасли культуры, реальным спросом населения на те или иные виды социальных и культурных услуг. Но именно эта информация может представлять особый интерес для субъектов культурной политики, заинтересованных в ее дальнейшем совершенствовании.

В то же время существенным изъяном отечественных исследований государственной культурной политики является их оторванность от культурологического и социального контекстов, что приводит к «ползучему эмпиризму» и описательности этих исследований, акценту в большей мере на фиксации формальных, количественных, но не качественных показателей развития культуры. И это также в значительной мере связано преимущественно с «формально- учрежденческим» подходом в этих исследованиях: вне анализа процесса реального освоения и использования культурных ценностей различными группами населения, реализации их социальной позиции на основе предлагаемой социально-культурной деятельности.

Таким образом, исследования государственной культурной политики не направлены на выявление ее имеющихся социальных ресурсов. Если же эти ресурсы и используются, то скорее для самосохранения в значительной мере «окуклившихся» управленческих структур, не способных к долгосрочному систематическому диалогу и взаимодействию с широким кругом общественности, исследователей и экспертов в сфере культуры. Самими же органами культуры создано достаточно много способов умелой имитации взаимодействия с населением в целях сохранения собственного профессионального лица «культурно ориентированных» управленцев.

В предлагаемом учебнике культурная политика рассматривается не только через призму экономической, правовой проблематики; сохранения культурного наследия и ее аксиологии в сопоставлении с советским периодом развития нашего общества, но и как процесс контакта населения с различными культурными ценностями, вовлечения членов нашего общества в социокультурные процессы.

  Данное издание в известной мере призвано восполнить этот пробел в научных исследованиях через обращение к проблематике гражданского общества. Именно последняя, на наш взгляд, является одной из наиболее востребованных  в теории и практике культурной политики.

 

Православие.

Данная господствующая конфессия в России, как известно, не создала «единой церковной организации, исторически сложившись как система автокефальных (самоглавенствующих) церквей, обладающих независимой иерархией» (8,с.8).Эта организационная особенность наложила серьезный отпечаток на социокультурное функционирование этой конфессии. С одной стороны православные священнослужители и общины оказались с самого начала достаточно дистанцированы от глобальной международной геополитики (в отличие, скажем, от католицизма). С другой стороны, православные церкви в разных странах, включая Россию, в значительной мере явились выражением национального духа и культуры своих народов, государств.

Можно также отметить, что, начиная с Петра 1, православная конфессия фактически оказалась подчиненной государственной власти, а затем и отделена от государственных властных структур, отказавшись от притязаний на создание теократического государства. В то же время, и сам православный клир, в отличие от тех же католиков, не обладает жесткой иерархированной структурой, основанной на верховенстве патриарха по аналогии с римским папой. Патриархи, митрополиты, епископы, архиепископы в православной конфессии во все времена были «равны по благодати». Эта особенность свидетельствует о значительном внутреннем демократизме организации деятельности данной конфессии, который проявляется и в работе с верующими. Православная церковь отказалась от таких инструментов воздействия на верующих как окончательный суд над их грехами, безоговорочное запрещение разводов, осуждение самостоятельного изучения библии, полное отпущение грехов, используя особые, данные Богом, полномочия («сокровищница добрых дел»).

Основной акцент в деятельности православной конфессии делается на работе с внутренним миром верующих (но не на контроле за их поведением), духовном их «окормлении», приобщении к «божественной благодати» и искренности покаяния. В православии, таким образом, основное внимание уделяется формированию нравственной культуры личности. Активная же социальная деятельность, участие в политической жизни общества для данной конфессии в целом не характерны. Неискушенность православных священнослужителей в сфере политики наглядно проявляется в непроизвольном втягивании части из них в политические движения экстремистского толка (националистические или леворадикальные движения). Но эта тенденция только подтверждает неразвитость в деятельности православной конфессии как устойчивого социально-политического компонента. В то же время огромным гражданским потенциалом в православии является особо выделяемый этой конфессией институт покаяния. В этой связи один из исследователей пишет: «Покаяние как форма самопринуждения открывает возможность формирования гражданского общества и установления более либеральных и демократических форм общественного устройства» (25, с. 675).

Католицизм.

Эта конфессия в отличие от предыдущей в значительно большей мере тяготеет к «системности», сочетая пастырские и некоторые государственные функции (государство Ватикан). Тяготение к «системности» этой конфессии проявляется и в ее претензии на контроль и регулирование частной жизни верующих (запрещение разводов, усиление роли в частной жизни католических приходов, право Римского папы произвольно менять церковную обрядность, отпущение грехов). Характерно, что по правилам католицизма «являясь гражданином определенного государства и подчиняясь его законам, верующий в то же время обязан подчиняться и установкам, исходящим из международного католического центра – города-государства Ватикана. Установки же эти носят не только вероучительный характер, но и, несмотря на заявления иерархов церкви о своей аполитичности, затрагивают вопросы политики, социальной структуры общества, собственности, заработной платы и прочих экономических проблем, культуры.» (1, с.142).

Если оценивать культурный потенциал данной конфессии в России, то можно сделать вывод о ее вкладе в массовое христианское просвещение, в благотворительность, в развитие гражданского самосознания верующих.

Протестантизм.

В рамках этой конфессии мирская деятельность рассматривается как особая форма служения Богу: мирская аскеза противопоставляется аскезе монашеской. В уже ставшей классической работе М.Вебера протестантизм оценивается как этика капитализма. Сильной стороной этого вероучения является стимулирование индивидуальной инициативы, предприимчивости, культа семьи как основы нравственного развития личности. Данная конфессия отличается подчеркнутым демократизмом, стремлением к тщательному изучению Священного писания, заботой о всех членах протестантских общин (как правило, это общины с фиксированным членством).  В вопросах веры протестанты основной акцент делают на прямом контакте с Богом, минуя посредников в виде священнослужителей. Таким образом, сам верующий, по мнению протестантов, должен стремиться к самосовершенствованию, не возлагая ответственность за эту работу на других. Протестантизм в России имеет глубокие исторические корни и является выразителем интересов прежде всего части отечественных предпринимателей, ориентированных на приобщение к ценностям и достижениям западной культуры.

Особо следует отметить активную миссионерскую деятельность протестантов в России, их широкое участие в социальных и благотворительных программах. Творческое использование достижений протестантизма в социализации и инкультурации личности возможно в виде развития местных сообществ, основанных на взаимопомощи и поощрении деловой активности их членов на благо общества.

Ислам.

Культуротворческая роль ислама в значительной мере определяется неразделенностью в нем светской и духовной власти. Таким образом, ценности и установки «жизненного мира» непосредственно сливаются с ценностями «системного мира». Институт церкви здесь отсутствует. Сильно общинное управление. В вопросах права лидерство занимают шариатские суды. Исламские общины являются основной ячейкой общества и хранителями исламской культуры. Особо следует отметить терпимость ислама по отношению к другим вероучениям, конфессиям. Поэтому данная конфессия является потенциально самой поликультурной. Если учесть, что в России исповедуют ислам 40 народов и он является второй по численности конфессией в России после православия, можно сделать вывод о том, что эта конфессия является одной из самых мощных культуротворческих гражданских структур.

Представители ислама отстаивают ценности коллективизма, социальной справедливости, равенства всех перед Аллахом. Таким образом, они так или иначе способствуют сохранению гражданской культуры и культуры коллективистских взаимоотношений.

Буддизм.

Эта конфессия является достаточно распространенной в России (Бурятия, Тува, Калмыкия, буддисты в других субъектах Российской Федерации). Заложенный в буддизме пессимизм по отношению к ценностям реального мира одновременно является оптимизмом по отношению к внутреннему самосовершенствованию личности. Самой сильной культуротворческой его стороной являются разработанные изощренные духовные и психологические практики, гармонизирующие личность в его взаимоотношениях с окружающим социумом, с миром природы. Являясь самой древней мировой религией, буддизм накопил огромный опыт технологий формирования культуры созерцания окружающего мира, медитирования, способствующего саморегуляции и индивидуальному развитию человека. Это достижение буддизма в современной цивилизации неуклонно возрастает, обретая общегражданскую значимость.

Иудаизм.

Эта конфессия является этно- и государствообразующей (государство Израиль).

Иудаизму человечество обязано созданием универсального морального кодекса личного, общественного и государственного поведения, значимого для любого общества. Особое место в этом кодексе занимают 10 заповедей, в разных вариациях присутствующие в самых различных вероисповеданиях. Иудейская культура носит достаточно замкнутый характер. Но в этом есть и определенное достоинство, связанное с сохранением чистоты ее традиций. В современном иудаизме наметились две тенденции: 1) претензии его носителей на избранничество Богом и

2) экуменизм. Необходимо отметить, что в ортодоксальном иудаизме идея богоизбранности еврейского народа рассматривается прежде всего как его особая ответственность перед человечеством, а не как особая привилегия. Соответственно многие иудеи так или иначе стремятся занять ведущие роли в социальной и культурной жизни общества во имя служения этому же обществу. Данное стремление следует признать как одно из важнейших условий существования и развития Российской культуры (не нуждается в доказательстве факт огромной значимости вклада в отечественную культуру представителей этого этноса и конфессии). Экуменистические тенденции иудаизма так или иначе способствуют диалогу различных конфессий, культур; выработке общего гуманистического дискурса.. 

Рассмотрение основных конфессий, распространенных в России показывает, что в своей совокупности, представляя интересы «жизненного мира», они способны активно влиять на формирование «системного мира», способствуя повышению его нравственного и культурного потенциала.

Глубокий анализ границ созидательных возможностей современных конфессий на примере христианства дал известный русский философ. И.А.Ильин. Выделяя как особую задачу христианской конфессии нравственное воспитание людей, И.А.Ильин обращает внимание на формирование живого правосознания людей с помощью этого воспитания. Не менее важно и повсеместное распространение начала любви с участием христиан во всех сферах общественной жизни - «любви к родине, к нации, к государю», требование «милости от суда» и т.д. (29). И в то же время: «Народ творит. Государство правит. Церковь учит. В внешнем – государство властвует над народом; в земном – государство повелевает и Церкви. Но во внутреннем и благодатном – Церковь учит и народ, и правителей; она учит правителей, не покушаясь на учреждающую и упорядочивающую власть государства, она учит народ, не покушаясь на свободу его творчества. Народ есть источник жизненной силы и созидания. Церковь есть источник благодатной мудрости; государство есть источник внешнего порядка и мира. Государство есть оборона и опора независимой Церкви; а Церковь есть духовник и ангел-хранитель… государства.

Но земная культура творится не государством и не церковью, а народом: многим множеством свободно дышащих и созерцающих индивидуальностей. И потому ни государство, ни Церковь не должны помышлять о том, чтобы подавить, вытеснить или заменить это творческое дыхание людей, создающих христианскую культуру. А церковь должна оставаться творческой хранительницей, живым и авторитетным источником того христианского духа, из которого народ только и может создавать христианскую культуру на земле» (там же, с.328).

В целом же все рассмотренные выше виды гражданских объединений (партии, национально-культурные объединения, конфессии) так или иначе способствуют формированию у индивидов гражданского поведения; способствуют росту их гражданского самосознания.

            4. Социально-культурная активность жизненного мира.

По мнению А. Шюца, «идеальные объекты, сконструированные обществоведом для познания этой социальной реальности должны извлекаться из идеальных объектов, сконструированных обыденным сознанием людей, живущих своей повседневной жизнью в своем социальном мире» (64, с.491).

Наряду с «системными» (или тяготеющими к ним) гражданскими инициативами можно выделить те, которые изначально являются вариантом расширения влияния «жизненного мира» на общество. Их особенностью является доминирование «эго-ориентаций», связанных со стремлением участников этих инициатив и объединений решить те или иные проблемы, необходимые для выживания, социальной адаптации.   Здесь культуротворческий эффект возникает как вторичный, значимый для общей «культуры потребления» и «культуры самореализации» личности. Он может оцениваться преимущественно в категориях здорового образа жизни и социальной активности, имеющих несомненную гражданскую значимость.

В данном случае речь идет о преобладании у участников гражданских объединений «жизненного мира» стремления к совершенствованию своего образа жизни.

Данные гражданские объединения возникают как некоторый творческий «отклик» на проблемы какого-либо из вышеперечисленных компонентов образа жизни.

Объединяющим стимулом к вхождению индивидов в эти объединения является не столько стремление к высоким достижениям в культурной деятельности (хотя она и входит в число мотивирующих факторов), а потребность в выработке чувства «Мы», помогающего каждому участнику осознать свою индивидуальность на уровне ближайшего окружения. Объединение воспринимается каждым участником как «семья», «близкие друзья» и т.д. По мнению исследователей этот уровень вхождения в социум «должен задавать векторность развития всего образа жизни людей в обществе, т.к. именно здесь рождаются идеи и способы его развития и изменения, которые на последующих уровнях получают свое воплощение в различных структурах, институтах и ценностях» (58, с.17).

Наиболее полно гражданская культуротворческая активность собственно «жизненного мира» представлена в неформальных досуговых группах и объединениях, возникающих на основе общих социокультурных интересов. В научной литературе к неформальным группам и объединениям принято относить сообщества, которые возникают ради удовлетворения индивидуальных запросов и интересов. Их деятельность, как правило, не регламентирована существующими правовыми документами и не подконтрольна государственным или общественным организациям.

             Важно отметить, что данные наблюдений показывают преобладание в неформальных группах не столько социальных, сколько психологических взаимосвязей (хотя социальные признаки тех или иных неформальных объединений иногда могут быть предпосылкой их возникновения).Статус «неформала» предполагает определенное состояние ума и чувств, отличающихся от усредненных стереотипов мышления и мироощущения среднестатистического члена «большого социума». Отмечается, что «в любой социальной системе, в обществе любого типа социальные отклонения (преступность в том числе) выполняют определенную социальную функцию. Это функция – обеспечить возможность возникновения отклонений от среднего, «нормального» типа, сохранить необходимый уровень открытости социальной системы к неизбежным переменам» (56, с.482).

Именно в индивидуально-психологической плоскости (а не в правовой) находится основной водораздел между неформальными и другими социальными образованиями. Речь идет о наличии специфического альтернативного мышления и мировоззрения, противостоящего многим официальным идеологемам и мировоззренческим установкам. Заметим, что эта альтернативность не обязательно является вызовом официальному социуму. А скорее существует сама по себе, по собственной социальной логике. Исследователи выделяют следующие основные тенденции развития такого мышления: деидеологизацию, деполитизацию, нормы общечеловеческой морали, ориентированность на индивидуальное самовыражение в соответствии с требованиями неформальной группы.

Внутренний подтекст гражданской культурной активности «жизненного мира» в конечном счете связан с борьбой за культурную автономию отдельного частного человека против тех государственных структур, которые отрицают право личности на свободное культурное самоопределение.

Выше отмечалось, что наиболее распространенными культуротворческими неформальными группами как основными объединениями, представляющими культуру «жизненного мира», являются досуговые группы и объединения. При этом так или иначе они способствуют формированию культурных норм жизнедеятельности этих групп и в конечном счете культурной самоидентификации их членов в процессе жизненной практики, развитию индивидуальных культурных запросов. Типичными примерами таких групп и объединений являются: неформальные подростковые объединения, спортивные фанаты, коллективы аутентичного фольклора, функционирующие только в среде их возникновения; временные игровые коллективы, образующиеся в процессе празднеств; «мужские» досуговые компании; «соседские» группы; незарегистрированные объединения на основе общих досуговых увлечений и т.д.

Общим признаком неформальных общностей «жизненного мира» является их способность вырабатывать новые культурные ценности, находясь непосредственно в контексте «культуры повседневности», обогащая так или иначе опыт гражданской самоорганизации в сфере культуры. Этот опыт может составлять важный ресурс государственной культурной политики в виде формирования общественного мнения, способствующего становлению гражданского общества.

Несмотря на то, что «жизненный мир», как правило не имеет собственных устойчивых гражданских структур, он необходим для становления таких структур, а также для демократизации всей общественной жизни. На эту призванность «жизненного мира» указывает Ю.Хабермас. Различая власть, рождающуюся в процессе коммуникации, и административно применяемую власть, он отмечает неуклонный рост значения первого вида власти. Соответственно, по его мнению, «должно возникнуть взаимодействие между институционализированным формированием воли, которое протекает согласно демократическим процедурам в рамках образований, способных к принятию решений и запрограммированных на их проведение в жизнь, с одной стороны, и, с другой – назапрограммированными, неформальными высокочувствительными процессами формирования мнений благодаря автономным объединениям общественности, которые не приемлют организации сверху и могут развертываться только спонтанно, лишь в рамках либеральной политической культуры» (62, с. 50). Исходя из этой посылки, он формулирует требование к определенному отношению государственной власти к неформальным гражданским инициативам «жизненного мира»: «Тривиальное должно уметь разрушаться при столкновении с миром чуждого, зловещего, неприрученного, которое сопротивляется возможности быть ассимилированным с уже понятым и которое, несмотря на все, не располагает шансом завоевать себе какое-либо п