Глава двадцать девятая. Квартирант

А потом наступил понедельник. Утром Гарри вновь, как и накануне, долго не мог вспомнить, где он, а позже, когда он осознал себя в доме Снейпа... странно, после всего, что тот рассказал ему, Гарри не чувствовал совершенно ничего. Вот так. Он понимал, что должен негодовать, метаться в попытках хоть как-то избыть обиду, профессор, скорее всего, удивился, что вчера бывший Избранный не устроил ему истерику, не призывал немедленно отправиться в Лондон, вломиться прямо в кабинет к Кингсли, да что там, лучше уж сразу разгромить Министерство, расставить все по местам, в одночасье разделаться с ложью и позволить правде наконец восторжествовать. Так дети порой разбивают некогда любимые ими игрушки, в ожесточении швыряя их в запертую дверь своей комнаты. Разве в твоей жизни было так много открытых дверей? Да и игрушек как-то тоже не водилось.

Гарри видел, как кривятся его губы — он стоял перед зеркалом в ванной, тщательно расчесывая отросшие волосы. Не топорщатся... хорошо. Он словно наблюдал за собой со стороны: вот он поднимает руку, чтобы сделать пробор, вот тянется за зубной щеткой. Как будто это не его пальцы, не его лицо... кто-то чужой, незнакомый. Просто он поселился в его теле, но он не может ничего ощущать, поэтому ему все равно. А настоящий... у него все хорошо. Вот, даже жениться умудрился, на аврора учится, уплетает за обе щеки знаменитые уизлевские обеды... Ему везде рады: каждый так и хочет пожать ему руку, просит автограф — разве он посмеет кому-то отказать?

Если вчера у него были какие-то возражения, он еще хотел что-то выяснить, расспросить обо всем поподробнее, то сегодня... почему-то сегодня все уже не имело ни малейшего значения. Наверное, профессор все же был прав, когда сказал, что нужно больше спать. А хорошо, что Снейп жив... неожиданно. Хоть какая-то справедливость. Да нет, о чем это он? Ерунда, какая там справедливость? Снейпа же самого чуть не убили...

Сейчас почти двенадцать дня, надо спуститься на кухню и сделать себе что-нибудь поесть. Когда-то, да, тот Поттер, которого он помнил довольно смутно, просто обязан был испытывать гнев, биться в запертую дверь (да, Гарри проверил — действительно заперта и еще, кажется, запечатана заклятием), пытаться связаться с друзьями, негодовать на то, что они так поступили. Но... ничего же не ясно, кто знает, им могли солгать, даже Снейп так думает. Или просто притворяется, потому что не хочет расстраивать? Бред какой, чтобы Снейп — и боялся задеть Поттера и его "распрекрасных" друзей? Он так и сказал вчера: "распрекрасных". А сегодня рано утром ушел в свою аптеку и оставил на столе записку. Чтобы Гарри никуда не высовывался (тогда зачем запирать двери?), чтобы брал на полках все, что ему нужно... А что ему может быть нужно? Он отрезал себе кусок хлеба, положил на него ломтик ветчины — есть совсем не хотелось. Коробка с печеньем была почти полная, он взял себе одно. Кофе варить постеснялся, ограничился чаем. Хотя Снейп вряд ли стал бы возражать — он и турку оставил на видном месте. Но кофе, такой, как покупает себе профессор... наверняка уйму денег стоит.

Он собрал пальцами со стола крошки от печенья и, не совсем понимая, что он делает, отправил их в рот. Словно его век не кормили. Все стало как-то неинтересно, что ли. Вся его жизнь поблекла, выцвела. И эти полгода: и больница в Престоне, и дом миссис Макмиллан — все теперь казалось ему сном. Неярким, приглушенным, как будто все это время так и шел мелкий холодный дождик, за пеленой которого ничего не разглядеть. Профессор же говорил вчера, что это просто нервная система (или мозг — Гарри точно не помнил) не успевает переработать события, потому что ему кажется, что он вот только что сразил Волдеморта, а на самом деле прошло уже шесть месяцев. Как Спящая Красавица.

Гарри тряхнул головой, нет, он не будет думать об этом. Снейп же сказал, что условие немыслимое, что это Наследие — оно их совершенно не касается, что они не обязаны... Глупость, конечно, не заключать же им магический брак! Профессор же его терпеть не мог, да и сейчас вряд ли что-то сильно изменилось. Да и вообще, он же несколько раз повторил, что тема закрыта и не обсуждается. Поможет устроиться, найти работу — самое лучшее, что он может сделать для Героя в отставке. Третья сила, Магия Стихий... нет, Гарри никогда не ощущал в себе ничего подобного. Что если они просто что-то напутали с Пророчеством?

А ведь ему по сути помогают два бывших Упивающихся, пусть один из них и являлся шпионом, но все-таки... А тот полицейский, который просил звать себя Билли — похоже, действительно никакой не полицейский. Гарри помнил, как тот наклонял голову, входя в сарай, ему еще тогда это показалось странным. Человек высокого роста, принявший оборотное, не перестает чувствовать себя высоким. Неужели и правда Кингсли? Врал про базу данных, расспрашивал про посторонних, которые могли заговорить с Гарри на улице. Старательно выговаривал чужое имя — Стивен. И знал, все время знал, кто перед ним на самом деле. Наблюдал... они все наблюдали... как и Дамблдор, когда отправлял его к Дурслям. Как там Поттеру живется у магглов. И вот сейчас — опять в чужом доме, опять досадная помеха. Его нужно кормить, одевать — сначала Дурслям, потом Макмилланам, теперь вот Снейпу. Выходит, даже Макмилланы не могли просто так пожалеть его. Взять его к себе в дом оттого, что он чем-то им приглянулся? Кажется, ты забрел в этот мир по ошибке, потому что место, которое ты пытаешься занять, всякий раз оказывается чужим.

По-хорошему, если бы профессор Снейп не запечатал охранными заклинаниями все окна и дверь, стоило бы уйти сейчас. Только вот что ты будешь делать, мистер Поттер? Обратишься в местную полицию? Замечательно, англичанин, утративший документы, ни слова по-немецки, никаких дипломов, свидетельств об окончании школы, никаких полезных навыков! Нет, ну ты, конечно, умеешь окапывать деревья и чинить газонокосилку, если поломка не серьезная. Предложи свои услуги по выгулу собак. Опять ерунда. Первое, что сделают местные стражи порядка — обратятся к английским коллегам, и это рано или поздно, скорее, рано, выведет Кингсли на твой след. Снейп же... черт, опять он... ну да, он говорил, что один неверный шаг сейчас утянет на дно и его, и Паркинсона с дочерью, и самого Гарри. Так что дурацкие идеи оставь при себе. Ты никуда не идешь и точка.

Он подолгу стоял у окна, рассматривая деревенскую улицу: днем она почти пустынна — погода неважная, да и обитатели Эммериха наверняка заняты своими делами. Обычными делами, доступными всем магам... А ты? Получается, ты ни на что не годен? Шесть лет ты проучился в школе, не закончив ее, теперь у тебя нет даже диплома — ерундовой бумажки, которая, тем не менее, открыла бы тебе хоть какие-то пути в волшебном мире. Что ты умеешь, Поттер? Собственно говоря, ничего. Тебя готовили для смерти и убийства, зачем было учить тебя чему-то, потребному для дальнейшей жизни? А ты сам? Сам-то ты планировал свой путь после окончания войны? Кто-то мешал тебе задуматься о том, чем ты сможешь занять себя в мирное время? Ах да, ты же хотел стать аврором... Он горько усмехнулся, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу. Почему-то вспомнилась Амбридж — разве она не говорила, что у него вряд ли выйдет стать мракоборцем? На пятом курсе... им тогда раздавали брошюрки про магические профессии. Отдел связей с магглами, отдел волшебных происшествий и катастроф, ликвидатор заклятий, там даже было что-то про обучение троллей-охранников. Гермиона все это, конечно, внимательно читала, а они с Роном... так, пролистывали. Нет, не надо сейчас думать про Рона и Герми.

Не надо о них... Вот, взять хотя бы Стэна Шанпайка — он же тоже закончил Хогвартс, а сгодился отчего-то только для работы кондуктором в "Ночном рыцаре". Для этого вообще учиться не надо. А тебя, Поттер, даже в кондукторы не возьмут. Не потому что ты такой идиот, хотя и это тоже верно. Просто Поттер у них уже есть, куда же девать второго?

Университет, учиться дальше? Снейп сказал, что можно уже здесь сдать экзамены экстерном, получить свидетельство об окончании школьного курса и... и что? Сесть ему на шею? Нет, лучше сначала найти работу, а потом... Но ты же языка не знаешь, значит, какое-то время придется мириться с его гостеприимством. Будешь ему вместо ордена Мерлина первой степени. А он тебе, между прочим, абсолютно чужой человек, никто. Ты ему и так стал обузой, еще семь лет назад, хотя и не подозревал об этом.

Когда Гарри отправляли к Дурслям, нет, тогда было все-таки лучше, потому что он знал, что волшебник, что он не такой, как они, что... да, он чем-то превосходит их. Пара месяцев или недель, можно ведь и потерпеть — ведь, в конце концов, тот мир, куда он возвращался, ждал его. Такой яркий, полный чудес. Друзья, приключения... крохотный золотой мячик, зажатый в ладони. А вот теперь у него отняли и это. Нет никакого золотого мячика, он оказался ненастоящим.

Вечером Снейп — он вернулся очень поздно, Гарри видел, что он совершенно измотан, но почему-то старается это скрыть — усадил его ужинать, заставил есть. Не хотелось, Гарри старательно отрезал кусочки бифштекса, купленного для него в лавке, жевал, не ощущая вкуса. Зельевар о чем-то спрашивал, он отвечал, но что, он не помнил. Скорее всего, это было что-то неважное. Еще проверил, что с магическим ядром, кажется, остался не очень доволен, но по его лицу трудно что-то понять. Зелья и спать... Гарри впервые радовала возможность просто отключиться на несколько часов и ни о чем не думать.

Во вторник он опять листал газеты. Не то чтобы он надеялся найти в них что-то такое, что упустил до этого, просто "врага надо знать в лицо". Со страниц "Пророка" "враг" смотрел на Гарри его собственными глазами, ерошил его волосы, шевелил его губами — и с них слетали ужасные неправильные слова. А другой "враг" крепко жал тому, первому, руку, так что, наверное, пальцы хрустели. Был еще и третий — со свадебным букетом на красивой колдографии, в белом платье. Оно очень шло Гермионе Грейнджер. Гарри не обижался, ему было абсолютно все равно, только когда он провел рукой по щеке, ладонь оказалась мокрой. Он не знал, отчего так получилось.

А что если профессор просто солгал ему? Про Наследие, про Пророчество — ведь он не стал показывать Гарри документы, мол, это не его тайна. Поверить ему на слово? Или все же считать, что это выдумка? Но... история выглядела слишком неправдоподобной, чтобы оказаться вымыслом. Зачем он понадобился Паркинсону и Снейпу, раз волшебный мир вот уже полгода прекрасно обходился без настоящего Поттера? И еще... он хорошо помнил, как что-то ударило его в живот, сильно, будто ломая ребра. Он едва успел перехватить Бузинную палочку в воздухе, а потом сразу же стало темно. И когда он открыл глаза, то увидел над собой белый потолок больницы в Престоне, из его руки торчала какая-то иголка, от которой к стеклянной штуке на высокой палке, стоявшей возле его кровати, тянулась трубка.

В среду утром пришла Панси, сказала "привет", как будто они виделись не далее как вчера после уроков или на перемене, и объявила, что надо выбраться в город купить одежду и палочку. Да, конечно, профессор ведь оставил ему вчера деньги — маггловские марки и местные талеры, довольно много. Но Гарри сразу же решил, что вернет бОльшую часть, ему совсем ничего не нужно. Похоже, Паркинсон была иного мнения — нет, она ничего не сказала, просто оглядела его с ног до головы. Драные кеды, мешковатые джинсы, ветровку, в которой не стыдно разве что выйти в поле прогуливать Рика. Если бы Паркинсон стала над ним смеяться, он бы ей объяснил, что ему не дали времени на сборы, он заранее заготовил эту фразу — почему-то был уверен, что она будет издеваться.

Рик... вот по нему Гарри скучал. Панси, покачав головой, наложила на своего спутника косметические чары и трансфигурировала одежду — должно быть, ей неловко было показаться на людях в его компании.

Он не представлял себе, о чем с ней говорить, они практически не знали друг друга. Нельзя было упоминать о Малфоях — профессор предупреждал, да и из статей в "Пророке" было ясно, что для Паркинсон это неприятная тема. Гарри что-то спросил про университет, вроде она училась, она даже ответила, стараясь быть вежливой. Они попали в какой-то маггловский город, зашли в большой универмаг, девушка довела его до отдела мужской одежды.

— Спасибо, дальше я сам, — сказал Гарри, она не стала настаивать.

Они договорились встретиться в кафе напротив, как только он закончит с покупками. Продавщицы здесь худо-бедно, но говорили по-английски. Он старался выбирать самые простые вещи, цифры на ценниках казались ему слишком большими. Он безумно стеснялся, расплачиваясь на кассе чужими деньгами.

В магическом квартале Лейпцига Панси все время торопила его, будто боялась, что, несмотря на косметические чары, на пару часов превратившие Гарри в светлоглазого блондина, кто-то все же его узнает. Но нет, разумеется, его появление здесь прошло незаметно: он всего-то и успел разглядеть огромную аптеку на центральной улице, где, по словам Панси, работал профессор Снейп, а потом она тут же втолкнула его в какой-то магазин, где в первом зале висела картина со сражающимися волшебниками и повсюду были расставлены куклы, а во втором пожилой мастер что-то долго и нудно объяснял, выкладывая на прилавок перед Гарри свои изделия, а тот не понимал ни слова.

— Попробуй еще, — Паркинсон выглядела озадаченной и расстроенной, — не может такого быть, чтобы ни одна палочка тебе не подошла.

Продавец что-то быстро лопотал на своем языке, девушка старательно переводила. Что на следующей неделе в продажу поступит новая партия волшебных палочек с редкими сердцевинами, над которой он сейчас работает. Гарри рассеянно кивал — это было даже не обидно, скорее, закономерно. Его лишили магии, а вот сейчас ни один артефакт не хочет его слушаться. Все просто — волшебство закончилось. Ему казалось, что он находится внутри большого аквариума с очень толстыми стенками, в который едва проникают звуки.

— Наверное, ты еще не восстановился, — предположила Панси, когда они выбрались из камина в доме зельевара. — Я сама скажу профессору, что ничего не получилось, он наверняка разберется, в чем дело.

Гарри просто кивнул, не забыв поблагодарить ее за потраченное время, а потом, когда она ушла, еще долго смотрел на пакеты в своих руках, словно не зная, что с ними делать.

Вечером Снейп зачем-то спросил, что они купили, потребовал показать. Гарри пожал плечами: он не понимал, зачем надо разглядывать его новую куртку, джинсы, кроссовки. Все оставшиеся деньги он положил на каминную полку, там же были и чеки.

— Гарри, скажи мне... — а Снейпу все еще непросто дается его имя, хотя и в этом нет ничего странного, — скоро зима, ты собираешься ходить в кроссовках? Здесь довольно холодно. И куртка... тебе не кажется, что она слишком легкая?

— Я не мерзну.

Гарри врал, ему все время было холодно, начиная с воскресенья, когда профессор показал ему газеты. Нет, на самом деле, холодно стало гораздо раньше: когда он увидел белые трубки, по которым в его вену вливалась какая-то бесцветная жидкость. Наверное, теперь она у него вместо крови. И воспоминания... они кружились, как снежные хлопья, и когда какой-то кусочек вставал на предназначенное ему место, он словно забирал те остатки тепла, которые Гарри еще как-то удавалось сохранить. Что толку дуть на озябшие руки, если ты сам промерз до костей?

— Хорошо, допустим, — Снейп старался говорить спокойно, как будто имел дело с тяжелобольным. — Неужели тебе в восемнадцать лет достаточно двух футболок, одной толстовки и свитера? И почему ты не купил мантию?

— У меня никогда не было много вещей, сэр, я привык. Мне больше ничего не нужно, правда.

Гарри опустил голову, почувствовав, что краснеет. Какое Снейпу дело до того, как он будет выглядеть? Он не возьмет из денег зельевара больше, чем нужно, а потом обязательно все вернет, да, обязательно. Хорошо, что хоть про палочку профессор не сказал ни слова.

После ужина появилась Панси, она помогала Снейпу варить зелья — и они вдвоем спустились в лабораторию. Гарри слышал, как они перебрасывались какими-то ничего не значащими фразами, пока дверь за ними не захлопнулась. У них были свои, общие, интересы, своя жизнь, в которой бывшему гриффиндорцу вряд ли найдется место. И он поднялся к себе, в неуютную почти пустую комнату — разве у него могло быть здесь что-то свое? Только вот флаконы с зельями, которые Снейп педантично выставлял каждый вечер на столик возле кровати.

А потом случился четверг.

 

* * *

Северус не думал, что это будет так трудно. Поттер мог раздражать, выводить из себя, спорить, пререкаться, бунтовать — к этому зельевар был готов. А вот к такому Поттеру, которого он видел каждый день, начиная с понедельника — нет. Он не дерзил, напротив, пытался угодить, не рассердить случайно оброненным идиотским замечанием, очень стеснялся, когда им доводилось ужинать вместе. И почти ничего не ел, хотя Северус каждый вечер заходил в лавку, покупал там все, что на его взгляд могло понравиться мальчишке — но неизменно находил оставленную в кухне под чарами еду практически нетронутой. Все, что Поттер позволял себе — сэндвич и пара печений, как будто кто-то собирался попрекать его здесь куском хлеба. И эти глаза... как у побитой бездомной собаки, стоило ему только заподозрить в голосе или лице зельевара малейший намек на недовольство.

Это раздражало. Попытки разговорить Гарри заканчивались ничем. Как с тобой обращались те магглы, у которых ты жил? Они были очень добры ко мне... Всё. Никаких подробностей добиться от него не удавалось. Его глаза казались безжизненными, словно затянутыми болотной тиной, он снова впал в то же состояние отрешенности и апатии, которое так поразило Северуса в мнимом "Стивене". Будто он пробудился всего на один день, а теперь вновь погрузился в забытье. Что с ним такое? Так переживает, что совершенно замкнулся? Да, Северус заметил, что мальчишка просматривал старые газеты — а колдография, изображавшая Кингсли, Лже-Поттера и Грейнджер в день свадьбы, выглядела подозрительно помятой, словно ее сначала скомкали в сердцах, а потом долго разглаживали... Может быть, его и бывшую мисс Грейнджер и вправду объединяла не только дружба? Ревнует к удачливому сопернику, взявшему в жены девушку под его, Гарри, личиной?

И как он воспринял то, что Северус успел сказать ему о Наследии? Разумеется, он выпустил почти все подробности, недвусмысленно отмел идею магического союза между ними — чтобы Гарри, по крайней мере, не боялся, не воспринимал его сейчас как потенциального партнера. Да и чем больше он сам присматривался к Поттеру, тем менее вероятной казалась ему хотя бы гипотетическая возможность связать себя с мальчишкой какими-то отношениями: само присутствие Поттера в доме тяготило зельевара. Как будто он притащил в свое жилище раненое животное неизвестной породы: оно, безусловно, нуждалось в уходе, ему требовалась помощь, но вот что с ним делать, Северус не понимал.

Гарри явно избегал общества бывшего профессора, не понимал, о чем говорить, опасался задавать вопросы. Они были слишком разные, совершенно не знали друг друга — какие у них могли быть точки соприкосновения? А еще... Северусу постоянно казалось, что Герой боится его: порой он перехватывал взгляд Поттера, устремленный на свои руки, и его всякий раз передергивало от неприятного предположения, что мальчишка в этот момент представляет себе, что именно зельевар мог бы сделать с ним, пожелай он исполнить последнюю часть Пророчества.

Он не думал, что это будет так сложно, ведь в тот вечер, когда они с Элайджей сняли заклятие, Поттер казался вполне разумным — он не испытывал страха, как только к нему вернулась память, без какого-либо стеснения позволял зельевару прикасаться к себе. Все изменилось, едва он узнал правду. Что, не доверяет? Считает, что его завлекли в ловушку? Это вполне вероятно, не зря же он роется в газетах... Кстати, ему абсолютно нечем себя занять: целыми днями он предоставлен самому себе, к книгам, которые Северус попросил доставить из дома Паркинсона — так, ерунда, маггловское развлекательное чтиво, вряд ли Поттер потянет сейчас что-то серьезное — Герой даже не притронулся, они так и оставались лежать сложенными аккуратной стопкой на этажерке внизу. Сидит в четырех стенах и терзает себя размышлениями о том, кто и почему его предал?

Нет, разумеется, с Гарри надо поговорить, поговорить как следует, вытрясти из него все, что его тревожит. Или... вполне возможно, что мальчишка еще не восстановился, что ему требуется время — зелья и сон рано или поздно сделают свое дело, и тогда с ним можно будет обсуждать планы на будущее, пытаться понять, каким может стать путь Героя в этой пока что новой для него жизни. Да, подождать... С одной стороны, Северус видел, что в этом варианте есть некая червоточина, что он лишь откладывает на потом решение проблемы, которая с каждым днем становилась все более очевидной, а с другой... количество заказов в аптеке, в том числе и частных, приносивших зельевару неплохой доход, возрастало, в шесть вечера, распустив по домам своих подчиненных, он задерживался для расчета компонентов, заполнял бланки для приобретения ингредиентов для зелий. И день за днем ловил себя на мысли, что ему просто не хочется возвращаться к себе в Эммерих, в дом, который он отныне делил с Поттером. А ночью, когда погруженный в свои горести Герой уже давно спал, Северус спускался в свою лабораторию, чтобы варить снадобья, которые могли обеспечить безбедную жизнь им обоим на ближайшие месяцы.

А еще... вернулось постоянное ощущение смутной тревоги, от которого бывший шпион уже отвык за последние полгода. Но теперь этот страх за того, кто от него зависит, предчувствие близкой опасности, напряжение — все, что некогда накрепко приросло к нему, как вторая кожа, всё это пришло вновь, вторгаясь в сны, заставляя сердце сжиматься непонятно отчего, когда он бодрствовал. Если бы с Поттером что-то произошло, случись ему даже порезаться по неосторожности — и Сигнальные чары незамедлительно известили бы зельевара. И он был готов в любой момент сорваться с места, и так и жил эти несколько дней: подобравшись, напружинившись, словно готовился броситься на врага, который вот-вот должен появиться.

Кингсли... конечно, исчезновение Гарри не могло пройти незамеченным: все, о чем обмолвился мальчишка, те мелочи, которым он по глупости не придавал значения — все говорило о постоянном надзоре, о невидимом присутствии в его жизни человека, по воле которого была исковеркана его жизнь. Эта женщина, что по неизвестной причине приютила в своем доме бывшего пациента... Северус не был альтруистом и не очень-то верил в бескорыстную доброту в других. Наверняка здесь не обошлось без Конфундуса или Империо. Магический контур вокруг дома, визиты какого-то Билли, который выдавал себя за полицейского... Увели Поттера прямо из-под вашего носа, господин Министр. Что вы будете делать? Правильно, искать, что же еще? Поднимете на ноги весь Аврорат? Нет, опасно, ведь все должно остаться в тайне. Но у вас же есть и иные возможности, не так ли? У вас имеются годные версии? Если подумать, догадаться не так-то трудно: либо похищение Героя — дело бывших сторонников Темного Лорда, либо как-то связано с Наследием, которого вы боитесь. Северус верил, что поиски рано или поздно дают результат, так что дом в Эммерихе больше не казался ему надежным убежищем.

И еще Гарри, чертов Поттер... что с ним творится?

Пожалуй, единственная ипостась Избранного, которая не раздражала зельевара — это спящий Поттер. Вероятно, у мальчишки были какие-то сходные представления, как не действовать на нервы своему бывшему профессору: когда тот вернулся из аптеки в четверг, поздно, где-то после девяти, Гарри извинился, сказал, что уже поужинал, и отправился в свою спальню. Соврал, разумеется, но в тот вечер у Северуса не было ни малейшего желания увещевать Героя или кормить его насильно. Только вот когда он спускался в лабораторию... какая-то странная деталь в гостиной, будто некий беспорядок... он не сразу понял, в чем дело. Лишь потом, вглядевшись, увидел, что кукушка, до этого вечера мирно обитавшая в часах, теперь вырвана из своего гнезда и жалостливо болтается на испорченной пружине, нелепо растопырив механические крылья. Один взмах палочки — это легко поправить. Но с Гарри придется побеседовать, нет, не ругать, конечно, но выяснить, чем же провинилась несчастная птица, все же стоит.

Но когда он, спустя пару часов, поднялся наверх, свет в "детской" уже был погашен. И зельевар решил, что завтра — да, завтра он закончит все дела в аптеке пораньше, а если нет, то в выходные — он непременно поговорит с Поттером.

Глава опубликована: 23.10.2015