Глава третья. О пользе магической прессы

Еще неделя... он уже мог встать и сделать несколько шагов по комнате, листал принесенные Панси книги и последние выпуски журналов по зельеварению, избегал смотреть на свое отражение в зеркале, вслушивался в птичий щебет за окном и шаги на лестницах практически пустого поместья: беглецы старались жить уединенно, не принимали гостей, все, кому удалось вырваться из Лондона, боялись лишний раз покинуть свои убежища. Лишь однажды Северус, стоя у окна, заметил мисс Паркинсон, прогуливавшуюся по лужайке с подругой, и поспешно отпрянул вглубь комнаты — вряд ли тому, кого считают умершим, стоит давать другим повод для сомнений. В те дни ему вообще казалось, что статус покойного ему подходит лучше всего.

— Что, заскучал? — весело осведомился вечером Элайджа, решивший проведать больного сразу же после возвращения из банка.

— Газеты... — Северус и сам не ожидал, что у него получится. Еле слышный шепот немедленно отозвался болью, словно в глотку засунули моток колючей проволоки.

Глаза мистера Паркинсона даже расширились от изумления.

— Ты... ты говоришь!

Надо же, обрадовался... Северус так и замер посреди комнаты, не отнимая ладонь от бинтов, запеленавших горло.

— Ты... Северус, не надо пока, ты... ты молчи лучше... сейчас доктору сообщим! — Элайджа как-то суетливо озирался, охлопывая себя руками по бокам. — Ты подожди, я сейчас!

И мистер Паркинсон, подобно пушечному ядру, вылетел из комнаты своего гостя, чтобы через пару минут вернуться с бутылкой маггловского коньяка и двумя бокалами.

— Тебе можно, я у доктора через камин спросил! Нет, разговаривать пока нельзя, а вот выпить он тебе разрешил. Сказал, для связок даже хорошо!

Горечь, непривычно обжигающая небо — пожалуй, все, что почувствовал Северус, сделав первый глоток. И лишь потом пришло ощущение легкой виноградной кислинки, привкус шоколада... Все же было что-то неправильное в том, что он остался жив...

— За твое выздоровление, Северус! — торжественно провозгласил Элайджа и спустя пару минут добавил, отвечая на тот самый вопрос, что с таким трудом дался больному: — Ладно, уговорил. Дам я тебе эти чертовы газеты. Только ты... в общем, чтобы Панси их у тебя не видела. Сам поймешь, почему. Элли!

Мистер Паркинсон щелкнул пальцами — и в комнате незамедлительно материализовалось лопоухое довольно упитанное существо, задрапированное в некое подобие тоги, сколотой на плече золоченой фибулой. Основательность во владениях Элайджи была присуща даже домашним эльфам.

— Принеси газеты из Малой библиотеки. С третьего по десятое мая. Нет, обожди, — Паркинсон на мгновение задумался, дородная Элли склонила ушастую голову, выражая готовность дослушать распоряжение хозяина до конца. — Неси все, что есть!

— Все равно ты рано или поздно узнаешь, Северус, — Паркинсон развел руками, похоже, ему и самому порядком наскучила эта затянувшаяся игра в молчанку, продиктованная заботой о благе пациента. — Там... есть вещи, которые могут тебя расстроить.

Снейп лишь удивленно приподнял бровь: он сомневался, что на свете существует нечто подобное, и что слово "расстроить" к нему вообще применимо. Паркинсон вскоре удалился, сославшись на занятость, а Северус, едва дождавшись его ухода, уже тянулся к стопке газет, аккуратно сложенных Элли на его прикроватном столике. Начинать стоило, вероятно, с номера, лежавшего в самом низу — это оказался экстренный вечерний выпуск "Ежедневного Пророка" от второго мая.

 

* * *

Заплаканные лица на многочисленных колдографиях, растерянные улыбки победителей. Они еще пытаются скрыть свое ликование, но вот-вот — и оно вырвется наружу: объятия, смех вперемешку со слезами. Вот кому-то из пронырливых журналистов удалось заснять один из коридоров школы, где под впопыхах наброшенными покровами сложены тела убитых. Соболезнования семьям погибших, суровые лица авроров, обещающих скорое и неотвратимое возмездие виновным... "Я полагаю, уже через несколько дней обновленный состав Визенгамота сможет приступить к рассмотрению дел бывших Упивающихся Смертью," — на лице Кингсли плохо сдерживаемое отвращение... и все та же радость — они победили! Поттер, словно потерянный, озирается, выискивая кого-то взглядом — такой же тощий и потрепанный, как и в ту ночь, когда Северус видел его прошлой зимой в лесу Дин.

Но вот уже следующая колдография — на него буквально налетает Грейнджер, стискивая в объятиях. Рядом тут же оказывается Кингсли. Мистер Шеклболт просит корреспондентов газеты в ближайшее время воздержаться от вопросов к Герою, войти в его положение, понять, как тяжело в семнадцать лет пережить смерть близких, пусть ты и победитель... "Семья Уизли потеряла в Битве за Хогвартс двоих сыновей," — лица Фреда и Рона Уизли в траурной рамке, неподвижные, непривычно серьезные.

Разрушенные стены Хогвартса, рассыпавшиеся грудой железок доспехи в коридорах, выбитые стекла... отчего-то на это больно смотреть. Минерва оживленно жестикулирует, указывая на яркие стекляшки у своих ног... будто бы кто-то опрокинул корзину с янтарем прямо в школьном коридоре. Рядом Помона Спраут без устали кивает головой, словно китайский болванчик. Пятого мая они похоронили погибших: и всюду Поттер, его выталкивают в первый ряд, он смущается, пытаясь казаться незаметным. Боязливо склоняется над гробом, прощаясь с другом, обнимает миссис Уизли, жмет руку Артуру... И рядом с ним неизменные двое: Грейнджер и Кингсли.

А вот и "королевская чета" — Люциус, со свежим шрамом на щеке, привлекает к себе Нарциссу и Драко. Все семейство в сборе. "Так вы были двойным агентом, мистер Малфой? Как вам удалось скрыть это от Того-Кого.... — Полно, мисс Скиттер, у поверженного чудовища есть вполне прозаическое имя, и не нам с вами опасаться произносить его. Что до моих подвигов, — улыбается, так снисходительно мило, — ... не ошибусь, если скажу, что есть среди нас люди, намного больше, чем я, заслуживающие и почестей, и вашего внимания".

Северус отбросил газету, так что она, взмахнув испещренными буквами листами, приземлилась в дальнем конце комнаты. А ты и не знал, дурак, кто на самом деле являлся человеком Дамблдора при Темном Лорде! Почему-то решил, что это ты. Однако из интервью с мистером Малфоем было совершенно очевидно, что именно он прошлым летом организовал исчезновение Героя из дома его маггловских родственников, что именно он, Люциус, оповещал Аврорат о готовящихся рейдах... Рассказывает, словно нехотя... и ведь он знает детали! Откуда? Интересно, а рождался ли вообще человек по имени Северус Снейп на свет?

Да, к сожалению, этот прискорбный факт тоже имел место, что однозначно явствовало из статьи в "Пророке" от десятого мая. К этому моменту Авроратом были собраны и обработаны воспоминания всех уцелевших свидетелей Битвы и с той, и с другой стороны — и населению Магической Британии наконец предоставили полную и официально утвержденную версию событий. И в ней для бывшего директора Хогвартса тоже нашлось место — его роль в этой истории была, безусловно, неоднозначной, но выяснить подробности теперь, увы, невозможно: Люциус Малфой, стремясь до последнего сохранить свою тайну, не смог помешать убийству, совершившемуся в Визжащей Хижине, а огонь, вероятно, вызванный самим Темным Лордом, довершил дело. Тело профессора Снейпа обнаружено не было, но, так как все разумные доводы говорили в пользу его гибели, в списках живых он более не числился.

Однако это вовсе не гарантировало ему спокойного посмертия — в разгар Битвы, кружа вокруг своего врага на небольшом пятачке посреди Большого зала, мерзавец Поттер отчего-то решил поделиться с Волдемортом подробностями жизни того самого профессора на глазах немалого количества людей, наблюдавших за его дуэлью с темным магом: "Северус Снейп служил не тебе! Он был на стороне Дамблдора с той самой минуты, как ты стал преследовать мою мать. Патронус Снейпа — лань, как у моей матери, потому что он любил ее всю жизнь, с самого детства... Он стал шпионом Дамблдора с той минуты, как ты начал ей угрожать, и с тех пор неустанно работал против тебя! Дамблдор был уже при смерти, когда Снейп прикончил его!" (1) Зачем? Зачем кричать об этом?! Да, теперь всей магической общественности доподлинно известно, что ныне покойный Снейп убил Дамблдора по предварительному сговору с самой жертвой, что он всю жизнь безнадежно любил Лили Поттер, и что его Патронусом была лань — все это малолетний Герой выкрикнул на потребу толпе. Какая нужда была в том, чтобы выбалтывать чужую жизнь, находясь на волосок от смерти? Вероятно, ему показалось, что это может развлечь публику. Мертвые не имеют права на частную жизнь.

Странно, что в дальнейшем мистер Поттер больше не упоминал о своем бывшем профессоре, предоставляя газетчикам самим судить да рядить о том, был ли Северус Снейп хорошим или плохим человеком. Скорее, все же плохим: его коллеги по Хогвартсу оказались крайне многословны, когда дело доходило до описания бесчинств, творившихся в школе в год его директорства. А единственный человек, кто мог хоть как-то обелить его, предпочел остаться в стороне.

"Дрянь, все же Поттер оказался дрянью... — Северус усмехнулся про себя, запрещая себе поддаваться эмоциям. — Тебе что, хотелось, чтобы он с пеной у рта бросился защищать тебя? Скажи спасибо, что он не трясет на каждом углу флаконом с твоими воспоминаниями. Хотя... он и без того рассказал достаточно. Не стал выгораживать... а тебе ведь хотелось, да? Зачем покойному ордена и почести? Они для живых, для таких как Люциус, Драко, Нарцисса. Забавно, как много появляется героев после того, как война заканчивается... "

Но Северус не мог не задать себе этот простой вопрос — чем же так угодило новой власти семейство Малфоев, что с ними щедро поделились чужими заслугами? Люциус никогда не был ничьим шпионом, он дрожал за каждый волосок на собственной голове. Случись Темному Лорду победить — и он продолжал бы столь же униженно пресмыкаться перед ним, как делал это весь прошедший год. Оказал услугу? Кингсли — новый Министр Магии. Чем мистер Малфой мог быть ему полезен? Но ответов на страницах "Ежедневного Пророка" не находилось.

Колдографии, стройные ряды букв, слова, в которых правда так искусно смешивалась с ложью, заголовки, похожие на вывески ярмарочных зазывал...

Официальная версия финальной стадии Битвы с Исчадьем Мрака выглядела следующим образом: мистер Поттер, узнав о том, что является крестражем Темного Лорда, вышел на поляну, словно жертвенный агнец, давая своему врагу возможность нанести смертельный удар. После чего был доставлен безутешным Хагридом ко входу в школу, подгоняемым в спину сворой Упивающихся. Во время разыгравшегося там сражения Герой неожиданно исчез, чтобы потом вызвать Волдеморта на бой — магическое единоборство, развязка героической саги, битва Добра со Злом, анонсированная великим Дамблдором много лет назад. Жаль, что никто заблаговременно не озаботился продажей билетов. Мальчик-С-Пальчик отрубает голову Великану...

Зрители, сгрудившиеся в Большом Зале, были отгорожены от сражающихся защитным контуром, наколдованным Избранным. Щит пал, как только Герой застыл над поверженным врагом, сжимая по палочке в обеих руках — ту, с помощью которой он только что отправил в небытие своего противника, и вторую, легендарную Бузинную палочку, сдавшуюся ему как законному владельцу. А затем, как будто произведенное им впечатление казалось Поттеру недостаточным, он вновь исчез — в тот миг, об этом говорили все свидетели в один голос, собравшихся ослепило солнце, поднявшееся уже достаточно высоко и бившее в окна Большого Зала.

Разумеется, пропажа Героя вызвало панику — но он обнаружился буквально через полчаса на границе Запретного леса. Смущенный, словно не понимающий, что с ним произошло. Ни одной из волшебных палочек, участвовавших в поединке, при нем не было. Вездесущий Кингсли объяснил исчезновение Поттера и двух артефактов остаточной магией, разбуженной столкновением Света и Тьмы.

Читая это нелепое объяснение, Северус лишь пожал плечами: о взаимодействии темного и светлого начала ему было известно немало, но он никогда не слышал о том, чтобы маг, выигравший поединок, пропадал невесть куда. Сам же Золотой Мальчик не мог связать и двух слов. Впрочем, красноречие не вернулось к нему и впоследствии.

После публикации той статьи в "Пророке" Поттер сам стал давать интервью — его ответы выглядели заученными, отрепетированными, будто он все время боялся забыть кем-то заранее одобренный текст. Он никогда не отличался особым умом. Сейчас, при взгляде на его впалые щеки и на знаменитый шрам, который каждый фотограф так и норовил запечатлеть на снимке, Северус не испытывал ничего, кроме холодного презрения. Еще пару дней назад он готов был пожалеть мальчишку, но теперь... Он в хороших руках — добрый мистер Шеклболт не позволит сбиться с верного пути! Поттер необходим Министерству — его исправно таскали на приемы, раздачу наград, траурные и праздничные церемонии. Он не отказывался, словно отбывая повинность. И всегда находил время, чтобы ответить на вопросы жаждущих его внимания журналистов. И всегда знал правильные слова.

Северус поднялся, шагнул к широко распахнутому окну, вдыхая прохладный ночной воздух, с усилием заставляя его до отказа наполнить легкие. С одной стороны, все было предельно ясно: Магической Британии нужны свои герои, свое собрание мифов и легенд Нового времени, свой пантеон. За смертной завесой располагались Люпин и Тонкс, Фред и Рон Уизли, Дамблдор и Аластор Грюм, строго следя за порядком в мире живых со своих каменных надгробий. А в мире этом царили юность и отвага, вера в то, что всеобщая счастливая жизнь может начаться вот так, с чистого листа, с одного ясного рассвета. Такие, как Поттер, Грейнджер и Лонгботтом призваны были принести с собой солнце новой жизни. И их улыбкам на страницах газет предстояло светить еще долго...

Но... как обычно, существовала и иная сторона. Нет, Северус думал сейчас вовсе не о таких, как он сам или тот же Элайджа — им просто указали на дверь, и оставалось надеяться, что, если они станут вести себя тихо, о них будут готовы забыть. Однако казалось несколько странным, что в сияющую картину всеобщего ликования вплеталась безобразная черная нить, искажая пасторальный рисунок: история крестражей Темного Лорда отчего-то стала всеобщим достоянием! Об их поисках с упоением рассказывал Герой, его верная подруга не отставала, хотя, окажись сам Северус на месте Кингсли, он приказал бы обоим горлопанам немедленно заткнуться. Это вовсе не то, что следовало обсуждать во всеуслышание.

Если бы он мог говорить! Спросить Элайджу, что он думает об этом? Черт, Элайджа... Получается, Паркинсон спас и приютил в своем доме человека, о котором можно с полным основанием сказать, что он предатель... Что, узнал о себе что-то новое, Северус? Убийца и предатель... С того дня, как в руки Элайджи попал этот злосчастный выпуск "Пророка" с описанием подробностей Битвы, он знал, КЕМ на самом деле являлся Северус Снейп. Не подал виду, не сказал ни единого слова, даже обрадовался, услышав, как Снейп сегодня прохрипел свое первое слово. Не "спасибо", не еще что-нибудь — ты прокаркал "газеты"! Вот и подавись теперь своей правдой, Северус!

Но что вообще нужно Паркинсону? Выпустить тебя против Люциуса? Вполне возможно...

Крестражи... Северусу все еще порой бывало трудно сосредоточиться на чем-то одном, оставалось надеяться, что это всего лишь последствия ранения. Почему Министерство не пытается замолчать столь вопиющий факт использования наитемнейшей магии? Тайна, над которой так трясся Дамблдор, не отважившись поделиться ею даже со своим шпионом. Что он сказал ему, когда они разговаривали у него в кабинете о тех странных занятиях, которые старик на шестом курсе проводил с Поттером? "Я предпочитаю не складывать все мои тайны в одну корзину — тем более в корзину, которая большую часть времени болтается на руке лорда Волан-де-Морта." Альбусу удалось умолчать о главном, опутав Северуса плотной сетью данных обещаний. "И вы по-прежнему не хотите сказать мне, почему Гарри должен получить меч? — Пожалуй, нет. Он сам разберется, что с ним делать." (1)

Нет, Северус не был столь наивен, чтобы кормиться лишь теми сказками, что перепадали ему от Дамблдора — как только он узнал, что мальчишка предназначен на заклание, он не мог не понимать, с чем приходится иметь дело. Но он никогда не задумывался над тем, сколько крестражей на самом деле — их два, сказал он сам себе, сделав свои выводы из разговора с Альбусом. Змея и сам Поттер. Да и, честно говоря, в год его директорства ему было не до того, чтобы оплакивать участь бедного Гарри или вгрызаться в толстенные фолианты в поисках разгадки: у него была своя работа, у Избранного — своя. А в конце пути их обоих ожидала смерть, и каждый должен был пройти свою дорогу в одиночку.

И вот теперь эта история украшала собой первые полосы магической прессы! Ради чего? Тайна тайн, отвратительнейшее колдовство — стоит ли выносить подобные вещи на всеобщее обозрение? Но, чем дольше Северус размышлял над этим парадоксом, тем больше приходил к выводу, что да, в этой неуместной болтливости Героя есть немало плюсов для хранителей спокойствия в новой Магической Британии.

Он вновь присел на край кровати, ближе пододвигая подсвечник. Да, он оказался прав: в номерах "Пророка", вышедших в конце мая, проскользнуло несколько сообщений об обысках в домах подозреваемых в связях с поверженным Темным Лордом. Разумеется, изымались труды по Черной Магии и темные артефакты. Какой удобный предлог... Не завалялось ли у вас на стеллажах что-нибудь о крестражах? Нет? И все же позвольте удостовериться! Если враг не сдается, его уничтожают, если его не существует — стоит его выдумать!

Кстати, господин Герой во всеуслышание заявлял, что избрал для себя нелегкую аврорскую стезю. Он вообще не скупился на обличения в адрес бывших сторонников Зла... проявлял похвальную непримиримость... Сам-то понимает, во что ввязался? Если это кому-нибудь понадобится, то и ему припомнят тот незавидный факт, что он почти всю свою сознательную жизнь носил в себе частицу Того-Кого... Или, напротив, понимает все слишком хорошо и старается быть безупречным? Еще не знает, что это такое — дать загнать себя в ловушку. Ничего, придет время — и ему все доходчиво объяснят. Потому что жизнь обычно преподает дуракам урок, раз они неспособны учиться самостоятельно. Вот взять хоть тебя, Северус...

 

* * *

— Вы так и не ложились, профессор?

Он моргал спросонья, все еще не понимая, почему лежит на кровати одетый, а пол вокруг него устилают белые листы. Словно ночью выпал снег и тут же покрылся пятнами сажи... "Хватайте его!" — и искаженное злобой лицо Панси, глядящее на них обоих с газетной страницы. Кто-то услужливо подкинул журналистам ее старую неудачную колдографию.

— Сколько грязи, правда, мисс Паркинсон? — даже шепот давался ему с трудом.

Она ответила не сразу, лишь ниже склонила голову, собирая с ковра разбросанные номера "Ежедневного Пророка".

— Вы осуждаете меня, профессор?

Он усмехнулся.

— А вы? По крайней мере, вы были последовательны. В отличие от меня.

Он не сомневался, что мисс Паркинсон прекрасно понимает, что он имеет в виду.

— Ненавижу их всех! — Панси так и осталась сидеть на полу, сложив стопку газет на коленях, и в ее лице не было сейчас ничего от той заботливой сиделки, к образу которой Северус привык за последние недели. — Поттера, Малфоев, Грейнджер, Кингсли! Если бы я могла, я бы сама разделалась с ними. Мне даже жаль, что Темного Лорда больше нет.

Она смутилась, отводя глаза.

— Папа запрещает мне так говорить. И вы... вы меня не так поняли, я вовсе не хотела сказать, что вы...

— Я... — Северус закашлялся, потому что каждое слово, казалось, драло ему горло, словно наждачная бумага.

— Профессор, вам не стоит...

— Боюсь, что на этот раз я вынужден согласиться с вами, мисс Паркинсон, — все же закончил он.

И успел заметить мелькнувшие в ее глазах злую радость и одобрение.

______________________________________________________________

(1) Джоан Роулинг. Гарри Поттер и дары смерти.

Глава опубликована: 25.01.2015

Глава четвертая. Тайна

Дни сменяли друг друга один за другим — ясные, теплые, заполненные солнечным светом или напоенные короткими летними ливнями, после которых мир казался ярким и умытым, словно нарисованным на холсте сияющими красками. К больному постепенно возвращался голос, визиты смешного суетливого доктора становились все реже и непродолжительнее, и вот уже рекомендации по лечению сменились напутствиями и пожеланиями окончательного выздоровления. Панси с увлечением водила бывшего декана по многочисленным комнатам поместья, стараясь заинтересовать то редкими книгами, то дорогими безделушками, то особенно красивым видом, открывавшимся из окон в западном крыле.

Первые прогулки, сначала совсем короткие, по усыпанной гравием дорожке, ведущей к ближайшей роще, а потом все дальше, дальше... Если у смерти и были какие-то планы относительно Северуса Снейпа, то она явно решила отложить их исполнение до лучших времен.

В один из таких дней в самом конце июля сам мистер Паркинсон вызвался стать его экскурсоводом — они неспешно брели по тропе, вьющейся вдоль покрытых ровной сочной зеленью полей, Элайджа время от времени останавливался, отирая пот с широкого лица, тыкал тростью то в одну, то в другую сторону, желая привлечь внимание выздоравливающего и к приютившейся на вершине живописного холма мельнице, и к недавно перестроенным конюшням. Это наивное почти детское хвастовство не раздражало — на губах Северуса играла улыбка, может быть, слегка снисходительная, но... пожалуй, сейчас он стремился угодить радушному хозяину, а сдержанная похвала — все, на что зельевар был способен — услаждала слух хозяина имения слаще пения райских птиц.

— Скажи мне, Элайджа... — он не был уверен, стоит ли омрачать это утро тем вопросом, что уже давно не давал ему покоя, но Северус ничего не мог с собой поделать, — не пойми меня превратно, но...

— Что такое? — банкир взирал на него с некоторым недоумением.

Снейп уже и сам был не рад, что затеял этот разговор, но отступать было поздно.

— Ты... ты спас мне жизнь, ты принимаешь меня в своем доме...

Мистер Паркинсон только отмахнулся — он уже выслушал достаточно благодарностей и не считал, что в них вообще имеется необходимость. Но его собеседнику явно хотелось сказать что-то еще — его губы даже подрагивали от невысказанных слов.

— Разве для тебя не важно, Элайджа, что ты приютил у себя бывшего предателя?

— О, Мерлин! — Паркинсон шумно выдохнул, возводя очи к небесам. Нашел о чем беспокоиться! — Северус, я похож на фанатика с помраченным умом? Ты видел в моем доме портреты Темного Лорда, увитые траурной лентой? Или я чем-то напоминаю тебе покойную Беллатрикс? Я должен вырвать твои глаза и выгрызть сердце за то, что ты не был верен нашему ВЕЛИКОМУ ДЕЛУ?

Вот умеют люди найти себе проблемы там, где их нет и в помине! Кто там кем был и почему... К тому же бывший директор Хогвартса достаточно заплатил за свою не очень-то чистую работу: он забыт всеми, ради кого он сражался, оклеветан теми, кого пытался защитить, а плодами его трудов незаслуженно наслаждается другой, принимая почести и награды.

— Что было, то было, Северус, — примирительно произнес банкир, прекращая этот на его взгляд совершенно бессмысленный разговор. — Думаю, нам есть что обсудить и без твоего покаяния. Помнится, я обещал тебе кое-что рассказать, когда ты поправишься. Похоже, время пришло. Пойдем. В доме нам будет удобнее.

 

* * *

— Присядем.

Элайджа махнул в сторону кресел и дивана, расставленных возле низкого стола. Северус уже успел запомнить, что обитатели поместья называли это место "Малой гостиной": по всей вероятности, она предназначалась для приватных встреч главы Банкирского Дома Паркинсонов, или, скорее, деловых разговоров в неформальной обстановке — сразу же за украшенной витражами дверью располагался кабинет. Панси и ее отец с удовольствием показывали бывшему пациенту, а теперь уже, наверное, просто гостю, свою обитель, так что за последние несколько дней Северус неплохо изучил планировку дома.

Обитый кожей того же оттенка, что и стулья в кабинете, диван с готовностью принял тяжелое тело мистера Паркинсона в свои объятия, зельевар устроился в кресле напротив.

— Виски, коньяк?

Снейп лишь пожал плечами: не имело ни малейшего значения, какой именно напиток выбрать, чтобы скрытному Элайдже было проще расстаться с правдой, о которой он так заботливо умалчивал весь последний месяц.

— Если хочешь, могу предложить тебе мадеру или херес — у меня прекрасный поставщик...

— Мне даже неловко, Элайджа, — уголки губ Мастера Зелий чуть дрогнули. — Тебе мало твоего банка, и ты готов попробовать себя в роли ресторатора? На твой выбор.

— Элли, — банкир щелкнул пальцами, вызывая исполнительную служанку, — принеси нам коньяк и... ну, и что-нибудь на твое усмотрение.

— Будет сделано, хозяин!

Похоже, Элли лучше своего господина разбиралась в том, что лучше подать в качестве дополнения к напитку. Спустя пару минут на столе появились фрукты, паштет, тарелка с искусно сделанными канапе, а также коробка сигар. Судя по подготовке, разговор им предстоял долгий и довольно непростой.

— И никого не пускай к нам! Даже мою дочь!

Элли лишь учтиво склонила голову — не будь она домашним эльфом, мистеру Паркинсону стоило бы на ней жениться.

— Ты пугаешь меня, Элайджа, — Северус усмехнулся, откидываясь на спинку кресла, словно желал показать хозяину дома, что тема предстоящей беседы его взволновать не может. — Что же такое ты хочешь мне поведать?

Его собеседник лишь развел руками, демонстрируя квадратные пухлые ладони.

— Я не мастак рассказывать, Северус!

Так кто-то тебе и поверил... не мастак. В этом доме бывают гости и посерьезнее бывшего директора Хогвартса, и для них ты, господин банкир, умеешь подобрать слова. Будь ты так прост — разве осмелился бы бросить вызов финансовой империи гоблинов, неуклонно и планомерно возводя собственное денежное царство?

— Если честно, даже не знаю, с чего и начать...

К чему эта театральщина? Протягивает бокал, пододвигает поближе тарелку с канапе. Может быть, сигару? Позже?

— Начни с начала, Элайджа. Это значительно облегчит задачу.

— Все язвишь, Северус? — банкир лишь покачал головой, видимо, отсутствие у собеседника надлежащей серьезности вызывало у него неудовольствие. — Ну, что ж... изволь. Что ты знаешь о своей семье?

О семье? Странный вопрос.

— Смотря что именно тебя интересует. Вряд ли мой папаша — он был магглом, но это тебе и так известно.

— Разумеется, речь не о нем. Что ты знаешь о семье своей матери?

— Эйлин? — Северус сделал небольшой глоток из бокала, явно медля с ответом. Ему давно казалось, что обиды детства остались в прошлом... плохо скрываемая нелюбовь матери к нему, какая-то тоскливая ущербность их жизни... Он не был готов обсуждать эту тему с кем бы то ни было. — Это так важно, Элайджа?

Банкир лишь кивнул, словно подтверждая, что откровенность Северуса должна стать платой за продолжение его рассказа.

— Мы жили уединенно, родня матери знаться с ней не желала. Понятия не имею, кто они такие, живы или умерли...

— Твоя мать из рода Принсев. Заметь, это не самая последняя фамилия в магическом мире.

— Я знаю, Элайджа. Мне-то что с того? Насколько я мог понять из недомолвок Эйлин, ее изгнали из семьи...

— А за что, тебе известно?

Паркинсон чуть наклонился вперед, будто пытался придвинуться поближе к собеседнику. Северус поморщился — дотошные расспросы всегда вызывали у него досаду и раздражение, и не будь он обязан Элайдже жизнью, он не сказал бы ему больше ни слова. Хотя... а что он мог ему ответить? Тот случайно подслушанный в детстве разговор, когда мать объясняла некоему волшебнику по имени Элиас, почему предпочла жизнь в этом маггловском убожестве браку, к которому подталкивала ее семья?

— Видишь ли, мать никогда не была откровенна со мной. Кажется, ее пытались насильно выдать замуж, она сбежала и... в общем, мой отец оказался тем самым первым встречным.

— А ты знаешь, кого Принсы прочили ей в женихи?

Сейчас Элайджа смотрел на него, не отрываясь.

— Кого-то из Поттеров, — бросил Северус, нарочито небрежно протянув руку к тарелке с канапе.

— И ты никогда об этом не задумывался, Северус?

— О чем? О том, что в мире бывают браки по сговору родни? О том, что моей матери это пришлось не по нраву?

— Послушай...

Паркинсон все так же тщетно пытался отыскать в лице собеседника хотя бы намек на эмоции. Недовольство, гнев, любопытство — ничего. Крепкий орешек, да... ну, ничего, расколется и твоя скорлупка, мастер Северус!

— Пусть мы с тобой до недавнего времени и не были так уж хорошо знакомы, но даже я знаю, что ты ненавидел Джеймса Поттера. Нет, я даже помню, как вы житья друг другу не давали в школе, хотя я в то время был на седьмом курсе, а вы оба — сопливыми первогодками.

— Что тут такого? — Северус вновь пожал плечами. — Дети часто выбирают себе врагов или друзей без всяких на то причин.

— А если я скажу, что у Джеймса Поттера причины были?

— Что значит "были причины"? Объяснись!

Паркинсон с облегчением облокотился на мягкую спинку дивана — теперь торопиться некуда: наживка проглочена. На этом вступительную часть беседы можно было считать законченной, но банкир не спешил переходить к сути дела.

— Я лишь хочу сказать, Северус, что, возможно, на тот момент существовали вещи, о которых прекрасно знала твоя мать. Ну и Джеймс Поттер... наверняка он был в курсе, за что ему следует тебя ненавидеть. Ведь он, в отличие от тебя, вырос во вполне традиционной семье.

— Ты хочешь сказать, в чистокровной? — Северус предпочел заставить собеседника высказаться прямо.

— Да, можно сказать и так, — легко отозвался мистер Паркинсон. — Правда, чистота твоей крови сейчас не имеет ни малейшего значения. Важно лишь то, что в семействе Поттеров, которые, как ты знаешь, являлись потомками Певереллов, сохранялись некие знания... которые тебе, в силу твоего воспитания, так и остались недоступны.

Всезнающий мистер Паркинсон! Северус не выносил ситуаций, контролировать которые он был не в состоянии. Элайджа подобрал его в Визжащей хижине, недвусмысленно признал, что сделал это вовсе не из человеколюбия... А, собственно говоря, что было известно ему, Северусу? Только те случайно подслушанные слова матери: "Согласиться на брак с Поттером — это бесчестье для любого из Принсев! Мой отец, должно быть, совсем выжил из ума, когда предложил мне это! Думал, если он ради денег на все готов, то я такая же?" Брак ради денег — вполне обычная вещь и в магическом, и в маггловском мире. Почему за отказом матери должна стоять какая-то тайна?

— Ты знал, что Певереллы-Поттеры и Принсы враждовали несколько столетий? — Паркинсон, не отрываясь, смотрел ему в глаза.

— Монтекки и Капулетти?

Банкир не стал скрывать улыбки.

— Можно сказать и так. Только вот своих Ромео и Джульетты они так и не дождались.

Мистер Паркинсон, явно подогревая любопытство своего гостя, не торопясь обрезал кончик сигары при помощи небольшого устройства, именуемого гильотиной, и вновь предложил Северусу присоединиться к нему.

— Я пока поберегу горло, Элайджа.

Снейп не задавал вопросов, которых явно ждал от него собеседник. Игра... загадки, недомолвки, многозначительные паузы — о, кому, как не бывшему шпиону, знать толк в подобных вещах!

— Скажешь, что тут удивительного? Мало ли было вражды и дружбы в магическом мире? В пятнадцатом веке некий Рэнальф Блэк убил на дуэли Глена Гонта, мои предки были не в ладах с Ноттами... дела давно минувших дней... все меняется, забывается. Уоффинсы в свое время едва не сжили со свету весь многочисленный клан Диллонби.

— Адальберт Уоффинс? — это имя явно было на слуху и сегодня. — Теоретик магии?

— Он самый! Умер лет двадцать назад,— Паркинсон задорно отсалютовал бокалом, весело подмигивая. — И заметь — ни он, ни Айвор Диллонби, обвинивший Дамблдора в том, что тот украл у него честь открытия восьми способов использования драконьей крови, и не вспоминали, что некогда их прапрадеды готовы были стереть с лица земли родовые владения друг друга.

Северус кивнул, выражая полное согласие. Да, времена меняются. Без сомнения, многим из тех, кто нынче заседает в Палате Лордов маггловской Британии, тоже есть, что вспомнить. Однако они чинно выезжают вместе на охоту и скачки и не стремятся перерезать друг другу глотку в темном переулке.

— Знаешь, есть одна старинная книга, "Природная знать. Родословная волшебников"? Не случалось перелистывать на досуге?

Нет, таких книг в домашней библиотеке зельевара не водилось... Ему нечего было искать на ее страницах. Хотя... да, был один дурацкий случай в конце пятого курса — кто-то из слизеринцев забыл ту самую "Природную знать" в их гостиной, а он, Северус, таясь и краснея, быстро переворачивал страницы, надеясь отыскать там и своих предков. Он торопился — если бы кто-то из его более родовитых однокурсников застукал его за этим занятием, это стало бы настоящим позором. Полукровка пытается найти свое место в родословной волшебников! Тогда он почему-то запомнил имя — Диармейд Принс, алхимик, жил, кажется, веке в пятнадцатом... Этого хватило, чтобы весь следующий год Северус подписывал свои учебники многозначительным "собственность Принса-полукровки". Тоже был порядочным идиотом!

— Я знаю про книгу, Элайджа, но никогда ею не интересовался, — спокойно, возможно, несколько холоднее, чем это было нужно, ответил Снейп.

— Зря, — покладисто отозвался Паркинсон. — Если хочешь, она имеется и у меня в библиотеке. Там, разумеется, только общедоступные подробности, но некоторое представление о сути дела ты все же получить сможешь.

Мистер Паркинсон наконец отважился покинуть гостеприимные объятия дивана, что далось ему с некоторым трудом, сделал несколько шагов по направлению к широко распахнутой двери, ведущей на открытую террасу, чтобы обновить Заглушающие чары.

— Вражда между магическими семействами — дело в прошлом довольно обыденное. Тем более раньше никому в голову не приходило прятать ее за всеми этими условностями, которые сейчас мы так ловко окрестили культурой и цивилизацией. А в те времена... никто не утомлял себя необходимостью улыбаться и кланяться: при встрече с врагом важно было лишь то, кто первым произнесет проклятие. Обычно пылу хватало на пару-тройку поколений. Хотя воспоминания так или иначе сохранялись — даже сегодня Малфои вряд ли подадут руку кому-то из Прюэттов... Но в случае с Поттерами и Принсами распри несколько затянулись, причем достигли они такого размаха, что потребовалось вмешательство Визенгамота. Если бы ты вырос в доме своего деда, тебе наверняка рассказали бы об этом, хотя...

— Я даже не знаю, как его зовут и жив ли он.

— Фергус Принс. Полагаю, он здравствует и поныне.

— Предлагаешь мне навестить его? — губы Мастера Зелий презрительно дернулись. Пойти на поклон к человеку, который выгнал из дома его мать и слышать ничего не хотел о том, что у него имеется внук? Полукровка, почти ублюдок для таких, как он.

— Нет, разумеется. Во-первых, не будем забывать, что для Магической Британии ты умер. Во-вторых... видишь ли, я вовсе не уверен, что твой дед знает то, о чем стало известно мне.

Игра в загадки начинала утомлять. Обстоятельность хороша в начале сказки: давным-давно, в незапамятные времена, в далеком северном краю на берегу холодного моря жили-были... Поттеры и Принсы. Замки их стояли по соседству, и не было ничего удивительного в том, что они считали своим долгом при встрече угостить друг друга непростительным проклятием, навести порчу, затевали дуэли... А если удача улыбалась кому-то из них, то в одном из замков пировали и радовались, а в другом печалились и лили слезы.

— Выкладывай, Элайджа. Откуда ты можешь знать то, что неизвестно даже моему деду?