Глава пятьдесят шестая. Огненный шар

Потянулись странные дни: наверное, Гарри со времен своих школьных неудач на столь памятных занятиях окклюменцией не чувствовал себя таким ничтожеством, хотя на этот раз никто не торопился указывать ему, что он ни на что не годен. Валльштайн был то предупредителен и весел, то казался увлеченным до одержимости — Гарри приходил в большой тренировочный зал, расположенный в одном из хорошо укрепленных подвалов замка ровно в десять, и начиналось... Поначалу он радовался самой возможности узнать хоть что-то, что позволит ему получить контроль над нежданно свалившейся на него магией: старый маг объяснял все предельно просто, рассчитывая не только на вполне взрослого ученика, но и на двенадцатилетнюю Изабо, и все было настолько понятно, что Гарри едва ли не скучал, но как только дело доходило до практики...

С кончика палочки Изабо Валльштайн срывались аккуратные огненные шары, нет, точнее, шарики, послушные ее воле, они врезались в стены, на секунду вспыхивали ярче, и тут же исчезали без следа, но вот все, что делал он сам... Струйка серого дыма — единственное, что мог породить артефакт в его руках. Он повторял заклятие и движение, как в школе, снова и снова, Альдигер не выказывал ни раздражения, ни разочарования, но Гарри ощущал себя нерадивым неучем, неспособным справиться с простейшим действием, доступным даже девчонке. Почему еще совсем недавно у него выходило наколдовать свечи и огненные сферы — стоило всего лишь пожелать? А сейчас... он старался, но каждая следующая попытка получалась еще смехотворнее, чем предыдущая. Как будто кто-то навесил огромный амбарный замок на его магию, заколотил досками все входы и выходы: наверное, так ощущает себя сквиб — уродец в волшебной семье, которого жалеют и стыдятся.

— Откройтесь, Гарри! — голос Валльштайна гулко разносился под сводами старинного зала. — Принятие магии Стихий требует трансформации, ее надо впустить в себя, в какой-то момент раствориться в ней и выйти из этого слияния собой. И в то же время преображенным! Впустите в себя силу! Отдайте себя ей без остатка! Страшно? Да!

Старик увлекался, Изабо опускала палочку, понимая, что слова деда предназначены сейчас не столько ей, сколько Гарри.

— Стихии по-своему честны и прямолинейны, они могут открыть в вас нечто, чего вы боитесь. Но вы должны без страха встретиться с этим, в конечном итоге, встретиться с собой. Обычный магический мир покажется вам суетным, повседневным. Чем глубже вы будете постигать Магию Стихий, тем больше отдалитесь от обыденной жизни. То, что пока что кажется вам "большим миром" — прежние друзья и знакомства, зримый, признаваемый всеми и столь вожделенный успех — станет неважным. Но взамен вы получите нечто иное — силу, магию, о которой прочие волшебники и помыслить не смеют. Знания... вам предстоит познавать и накапливать, чтобы передать дальше. Стихии неисчерпаемы. Они — сам мир, что нас окружает. Ощутите огонь, который наполнял вас в пещере, представьте, что сам вы — один из огненных духов, почувствуйте, как гибко и проворно тело саламандры.

Да, Гарри боялся, стремился держать себя в узде — скорее всего, дело было именно в этом. Дракон, громящий Гринготтс в его сне, неконтролируемые желания, которые Стихии насылали на него, опьянившее его чувство свободы и могущества, испытанное при встрече с сильфами и спуске в пещеру огня — все это страшило его. Исступленный восторг Валльштайна не мог его зажечь, движения палочки казались грубой механикой, набором линий и спиралей, которые следует правильно нарисовать в воздухе. Сила Огня и Воздуха не приходила к нему, как будто понимала, что с некоторых пор он ее опасается, не доверяет ей. Он был скован, он чуть ли не физически ощущал цепи, которые сам наложил на себя.

— Может быть, это оттого, что наши Стихии тебя не питают? — предположила Изабо, когда они сделали небольшой перерыв и она с пряником и кружкой молока устроилась на скамье в каменном простенке. — Если бы ты был в Англии...

И в тот момент Гарри почувствовал такое раздражение, какую-то глухую досаду, от которой сводило скулы. А еще обжигающее тепло, что словно жило у него в ладонях. Как будто он, легко, будто снежок, был способен вылепить тот самый огненный шар, что никак не давался ему при помощи палочки. Но он тут же осадил себя — ощущение зажатого в ладонях пламени исчезло, он глубоко вздохнул. Молоко, которым Изабо пыталась его напоить, жирным комом стояло в глотке.

— Пряники... — мечтательно протянула девочка. — Имбирные. Скоро Рождество, будет столько всяких вкусностей. И подарки. Ты же любишь Рождество? Ты и твой мастер придете к нам, да?

Гарри не знал, пожелает ли "его мастер" отмечать Рождество, любит ли он имбирные пряники... Второе Рождество в его жизни, когда он не испытывал даже проблеска радости: помнится, год назад они с Гермионой весьма своеобразно отметили Сочельник, едва не скормив себя по глупости Нагайне. Им было не до подарков, это уж точно — весь следующий день они зализывали раны. Хотя, если быть оптимистом, можно расценивать сам факт, что в итоге они оба остались живы, в качестве необычного праздничного подношения. А вот теперь... даже странно, ему казалось, что в мире просто не осталось людей, которым он мог и хотел бы что-то подарить. Что там твердил Альдигер? "Вас пугает изоляция, Гарри — ее не будет. Но вашими приятелями уже никогда не станут коллеги-авроры. Вы ведь планировали работать в Аврорате? — при упоминании Аврората немец предсказуемо поморщился, как будто Гарри признался ему, что пределом его мечтаний являлось паковать покупки в лавке магических товаров. — Драконы, духи ветра и гор — с ними вы станете говорить, как равный с равными. Разве это не заманчиво?"

Гарри недоверчиво хмурился: когда он представлял себе громаду облачного Замка, то пустота и гулкая тишина неизведанного пространства, неготовность принять в себя хоть что-то живое, реальное давили на него, невзирая ни на какие расстояния. И отчего-то приходил на ум ночной Хогвартс, словно впавший в глубокий сон. Но нет, там все было иначе — его стены наполняла жизнь, она лишь приумолкла с закатом, взяла краткую передышку. Хогвартс... рождественские ели с их мягкими зелеными лапами, Хагрид, волочащий за собой по снегу огромные санки. И подарки — да, порой никчемные, ты распаковываешь их, недоуменно поднимаешь брови да прячешь куда подальше, задаваясь вопросом, кому в голову пришла идея преподнести тебе нечто подобное. Зачем расшитая закладка для книг? Или три одинаковых рамки для колдографий? А вот шоколадные котелки тебе не достанутся, потому что обжора Рон доберется до них раньше. И неизменные свитера от миссис Уизли...

Заманчиво ли говорить с духами ветра? Да, мистер Валльштайн, но порой предпочтительнее перекинуться парой слов с обычными людьми, друзьями, приятелями, недругами — неважно. С теми, кому ты станешь выбирать подарок в Хогсмиде, с теми, кому с удовольствием подкинул бы под елку потрошеную жабу...

А сейчас... тебе и шагу не ступить за дверь без разрешения. Единственный человек, которого ты готов одарить чем угодно, он совсем рядом, но он такой же пленник Стихий, как и ты сам. Северус... Но что он примет от глупого недалекого Гарри? Порой казалось, что тот поцелуй у калитки, его задумчивая мягкая нежность — это было какое-то помрачение...

Если Валльштайн, пусть и невольно, в первой половине дня доказывал на практике, что Поттер полное ничтожество, в послеобеденное время с этой задачей успешно справлялся Мастер Зелий. И тоже без какого-либо намерения задеть или обидеть. Он был терпелив, предельно тактичен, отчего Гарри чувствовал себя еще большим недоумком. Ментальная магия... казалось, само название настолько парализует его волю и мыслительные способности, что он способен лишь дрожать или сопротивляться, причем так же ожесточенно и безнадежно, как насекомое, которое вот-вот будет раздавлено сапогом или перерублено лопатой. И это при том, что речь на этот раз вовсе не шла о защите своего разума от агрессии, напротив, Снейп и не собирался нападать на Гарри, ворошить его прошлое, грубо вторгаясь в потаенные глубины его воспоминаний.

— Для мысленного общения со Стихиями, для поиска своего Проводника тебе потребуется иной навык, — размеренно объяснил ему зельевар, усаживая напротив себя в кабинете.

Низкий диван и такое же кресло, уютное, так и зовущее расслабиться, не сводить глаз с Северуса, смотрящего на него сейчас с неожиданной теплотой и ласковой улыбкой. Но вместо того чтобы отдаться ласке и покою этого взгляда, Гарри чувствовал себя тяжелобольным, которому не помогут никакие припарки и снадобья.

— Ты боишься, даже не приступив к делу, — констатировал Снейп, а Гарри чудился в его словах пока что невысказанный упрек, он подспудно ждал, что эта мягкость вот-вот обернется потоком колких замечаний, которые, подобно раскаленным крючьям, поддевают самое уязвимое у тебя внутри, беспощадно выставляя лишенную последних покровов душу на всеобщее обозрение. Улитка, лишенная панциря...

Ладонь зельевара легла на его колено — Гарри и не заметил, что нарушил один из первых запретов: если ты собираешься открыться, нельзя скрещивать руки или сидеть нога на ногу.

— То, что мы с тобой попытаемся сделать, это не вполне легилименция. Я не буду насильственно вторгаться в твой разум, и тебе не потребуется обороняться. Напротив, тебе надо научиться добровольно впускать меня в свои мысли. Но поток того, что я увижу, ты должен направлять сознательно. Тогда опасаться нечего: ты просто передаешь мне то, что желаешь сообщить или показать. И я тоже не стану закрываться. Попробуем?

Гарри кивнул, он знал, что даже этот жест выходит у него слишком поспешным, исполненным лживой готовности — и выдает страх.

— Ну же, расслабься, пусть это будет любая ерунда. Сконцентрируйся на самой пустяковой картинке, на любом воспоминании.

— Может быть, есть хоть какое-то заклинание? Помнишь, когда ты смотрел мой сон про дракона? — но Северус только качает головой.

Его пальцы едва уловимо поглаживают тыльную сторону запястья, Гарри не хочется огорчать его, это же совсем простое задание. Но сегодня утром, в замке Валльштайна, там тоже не было ничего сложного, а он не смог... Когда за обедом Северус спросил его, как продвигаются дела, он соврал, сказав, что все нормально. Почему он не способен думать ни о чем, кроме утренней неудачи? Снейп увидит ложь, первое, что он увидит — отводить взгляд нельзя, им нужен зрительный контакт, но Гарри часто моргает, чувствуя мягкое, но все нарастающее давление на свой разум. Ухватиться за что-то, да, за что-то безобидное: кружка молока в руках Изабо, большой пряник в форме сердечка. Но удерживать картинку очень тяжело, такое ощущение, что держишь каменную плиту на вытянутых руках. Плита падает, ты закрываешь ладонями лицо, а в виски будто вкручиваются толстые тупые шурупы.

— Это что, так сложно? — нет, Северус не был бы собой, если бы совладал со своим раздражением. — У тебя же все получилось! Почему ты тотчас же отступаешь? Давай попробуем еще раз.

Да, совсем как тогда, на пятом курсе... попробуем еще раз, а потом, когда ты лишишься сил, я втопчу тебя в грязь. Нет, сейчас же он не станет так делать? Но страх нарастает: присутствие кого-то постороннего в собственной голове, пусть на этот раз это и не нападение. Но ведь при желании Снейп может увидеть все, что ему заблагорассудится.

— Да, давай, — обреченно выдыхает Гарри.

Он гладит облачного пса, но шерсть, спряденная из дождевых струй, постепенно темнеет, она больше не влажная. И собака, она совсем другая: черный пес становится на задние лапы, лижет его в нос. "Сириус, прекрати, нас же могут увидеть!"

— Стоп! — Северус крепко, до боли, стискивает его запястья, становится больно. — Куда тебя понесло? Я не должен проваливаться в твою память. Только то, что ты хочешь передать.

Сейчас он скажет, что необходимо дисциплинировать свой ум. Что из того, кто сам блуждает в потемках, выйдет неважный поводырь. Да, я знаю, мы попробуем еще раз... Чтобы Поттер вновь потерпел поражение, как и прежде. "В вас нет тонкости, Поттер!" — раньше он бы просто презрительно выплюнул эти слова в лицо бестолковому ученику и в тысячный раз оказался бы прав. Прешь напролом, ты только так и умеешь. Северус же обмолвился как-то, что у того же Кингсли нет склонности к ментальной магии, что все, на что способен бывший аврор, это "бей и беги", вперед или назад, в зависимости от обстоятельств. А ты вот аврор несостоявшийся. "Бей и беги" — все, что ты умеешь...

И каждый новый день приносил очередное разочарование, заставляя погружаться в какое-то безликое серое безразличие, которое все труднее становилось скрывать.

 

* * *

Прежде, еще в их бытность в Хогвартсе, Северус не задумывался о том, как Герой воспринимает свои неудачи. Или нет, тогда ему мнилось, что Поттер их просто не замечает, рассматривая как временные и незначительные помехи. Или он и впрямь был тогда другим? Да, наблюдать за Гарри в школе входило в его обязанности, хотя бы из-за довлевшего над ним долга, но теперь он вынужден был признать: он был слеп, смотрел и не видел. Отчего-то сейчас Поттер вспоминался ему в окружении приятелей или болельщиков после очередной победы на квиддичном стадионе, хохочущим в Большом Зале, дерзко огрызающимся после предсказуемого провала на Зельях. И никогда таким, как сейчас: замкнутым, закрытым, молча переживающим свои поражения, множащиеся день ото дня. Предающимся отчаянию с этой отвратительной миной наигранной беззаботности на лице мученика.

Или все, что происходило с Гарри, являлось неким откатом после войны и предательства? А неспособность справиться с несложными заклятиями и простейшими азами ментальной магии — результатом поражения магического ядра? Валльштайн, сдержанно намекая зельевару на весьма посредственные успехи его подопечного в области Магии Стихий, высказался просто и без затей: Гарри боится. Боится и запирает свою силу внутри. И Северус склонен был с ним согласиться: как только он просил юношу открыть сознание — передача элементарных ментальных образов и вправду не представляла никакой сложности — он чувствовал, как того охватывает паника. Поначалу она пробивалась крохотным огоньком, тлеющим где-то в глубине, но вот первые языки пламени вырывались наружу, чтобы потом охватить его разум и душу, словно лесной пожар — и Гарри срывался в неконтролируемый поток бессвязных воспоминаний, причиняющих ему боль.

И еще... Мастера Зелий не покидало ощущение, что юноша вольно или невольно вновь отдаляется от него, словно чувствует необходимость защититься, закрыться. Этот чертов пятый курс... Дамблдор, навязавший им обоим те совершенно неприемлемые для них обоих уроки окклюменции. А ведь старик прекрасно осознавал, что для ментальной магии необходимо доверие. И теперь ситуация повторялась, хотя Северусу и казалось, что он делает все возможное, чтобы преодолеть неприятные ассоциации, пришедшие из прошлого. Но и его постигла неудача.

С этим надо было что-то делать, и в конце недели Северус, не видя иного разумного выхода, решил, что им необходимо проветриться. Им обоим. К тому же до Рождества оставались считанные недели — чем не повод? Присмотреть подарки, побродить по украшенным к празднику лавкам, полюбоваться на наколдованный снег и иней в витринах. Прервать эту череду поражений, напомнить и себе, и Гарри, что, помимо зелий и заклятий, в мире существует еще что-то, то, без чего все магические ухищрения потеряли бы смысл.

— В Берн? — удивленно переспросил Гарри, услышав, что его послеобеденная каторга заменена необременительной прогулкой по магическому кварталу. — Но зачем?

— Рождество, подарки, — небрежно бросил Северус. — Уж Альдигера и Изабо мы одарить обязаны. На мне еще и Паркинсон с дочерью. Что тебя так удивляет?

— Да нет, — юноша пожал плечами, — просто я думал...

— Мне кажется, тебе не повредит прерваться и отдохнуть. Иногда то, что подолгу не выходит, без труда удается на свежую голову. Не замечал?

— Ну да, наверное.

Да, особого восторга от предстоящей вылазки Поттер не испытывал.

Почему зельевар выбрал именно Берн? Должно быть, ему запомнились разукрашенные витрины на узкой улочке, куда он недавно аппарировал для встречи с Элайджей. Горы шоколада за сверкающими стеклами, кланяющийся гном, предлагающий всем прохожим отведать угощение, дети, восторженно рассматривающие домики и зачарованные фигурки, скатывающиеся с горы на санках. Гарри с обреченным видом выпил Оборотное, мгновенно преобразившись в высокого стройного блондина с собранными в хвост волосами. Северус избрал для себя сходный облик — так они вернее сойдут за родственников.

— Малфои на прогулке, — буркнул Гарри, однако на его лице все же читалось облегчение: предрождественский шоппинг следовало предпочесть бессмысленному измывательству над собственным сознанием.

— Пусть будут Малфои, — покладисто согласился зельевар. — Хотя старшему, думаю, сейчас не до прогулок.

— Интересно, где он?

— Судя по тому, что мы с тобой в последний раз слышали от Роан, где-то на морском дне. У него бессрочная отработка.

Гарри наконец улыбнулся.

— Расчесывает гривы морским скакунам?

— Да, и никакая Морская Принцесса не спешит ему на помощь. Идем?

И они аппарировали.

 

* * *

Узкая мощеная улочка встретила их предпраздничной суетой: волшебники — кто в колпаках, кто в шляпах — пестрота нарядов, шорох упаковочной бумаги, сладкие ароматы выпечки и глинтвейна, дети, прямо посреди улицы жующие булку или рогалик, неимоверно довольные, обсыпавшиеся сахарной пудрой... Золоченые, подновленные к празднику вывески, еловые ветви... Гарри замер на секунду, оглушенный толчеей, гомоном голосов — только сейчас он осознал, насколько давно не бывал среди людей. Год? Нет, пожалуй, несколько дольше. В первый момент его даже охватила паника — хотелось немедленно вернуться, запереться наверху, в шале — казалось, все взгляды устремлены на них с Северусом, каждому из случайных прохожих любопытно узнать, кто они и зачем прибыли. И на самом деле все лишь притворяются, они знают, что перед ними два беглых мага, за которыми охотится британский Аврорат, все эти чужие люди только и ждут подходящего момента, чтобы приблизиться к ним, ткнуть пальцем и на всю улицу выкрикнуть их настоящие имена.

Он бросил взгляд на свое отражение в витрине и облегченно выдохнул: нет, ерунда, разве кто-то признает в двух высоких светловолосых волшебниках, ничем не выделяющихся из толпы, Снейпа и Поттера? Опять вбил себе в голову чушь: Северус рядом, он как обычно невозмутим, глядит поверх голов, словно высматривая что-то, а потом неспешно направляется вперед.

— Пойдем, кажется, на той стороне то, что нам нужно.

Судя по витрине, это и вправду большой магазин, торгующий подарками. Внутри помещение оказалось еще просторнее, чем это можно было предположить, стоя снаружи. Целых два этажа: на первом вдоль стен выстроились открытые полки, в середине зала — толпа детишек и взрослых, сгрудившихся вокруг какой-то стеклянной сферы, а на втором — галерея, ограниченная увитыми рождественскими гирляндами перилами, и там тоже полки, полки... и опять толпа народа. Как покупатели ухитряются здесь хоть что-то выбрать? Да и какой подарок преподнести королю горной долины? А банкиру Паркинсону? Фигурки трубящих ангелов?

— Знаешь, думаю, мы ограничимся сладостями, — похоже, зельевара охватили сходные сомнения. — Трудно найти что-то подходящее для тех, у кого и так всего в избытке.

И они, стараясь не терять друг друга из виду, начали проталкиваться в ту часть зала, где были выставлены всевозможные коробки и корзины: запах шоколада щекотал ноздри, быстро мелькали руки продавцов, насыпавших в изукрашенные звездами кульки разноцветное драже, орехи в глазури из белого и темного шоколада. Золотые и серебряные ленты сами собой перевязывали коробки, звенели детские голоса, недовольно бурчали родители, негодующие на ненасытность собственных чад.

Еще немного, обойти вот этих троих магов... вот же недотепы, всю дорогу перегородили, разве нельзя уменьшить покупки уже на улице — нет, это необходимо сделать тут же, неловко перехватывая пакеты. И еще ухитряются жевать что-то... В перекличке голосов Гарри различал не только немецкую речь, судя по обрывкам фраз, долетавшим до него, здесь были и французы, и итальянцы, кто-то по-английски просил пропустить его к витрине. Та самая сфера, вокруг которой все столпились. Все же интересно, что такого все там нашли, и Гарри, обнаружив, что с этой стороны зевак не так много, шагнул на свободное место, чтобы выяснить, что же скрыто за тонкой стеклянной преградой.

О, Мерлин! Он не верил своим глазам. Будь он ребенком, он ни за какие дары и посулы не позволил бы оттащить себя прочь! Перед ним был целый город... нет, и это тоже неверно — под куполом скрывалась настоящая волшебная страна! Заснеженные горы и леса, ветви деревьев гнулись под напором наколдованного ветра, деревеньки с церковными шпилями, станции с искусно выполненными платформами. Даже время на часах — и его можно было разглядеть! И крохотные фигурки — они двигались, занятые своими повседневными делами. Вот из пещеры выходит сгорбленный седой старик, потрясая посохом, вот, осторожно переставляя копытца, удаляется вглубь леса олень... Целое семейство, размахивая руками, бежит к станции, услышав свисток приближающегося паровоза. Женщина в чепце и в переднике несет корзину, в которой перекатываются молочные бутылочки. И главное — поезд, пыхтящий, гудящий, выпускающий клубы дыма. Он торопится к большому городу, там зажигаются огни... черт, отсюда же ничего не видно — чтобы рассмотреть все как следует, надо обойти купол и встать с другой стороны, но там не протолкнуться.

Гарри выпрямился и на секунду поднял глаза, проверяя, не получится ли отыскать свободное местечко поближе к заинтересовавшему его фрагменту панорамы, как вдруг... Он беспокойно обернулся, но рука Северуса уже легла ему на плечо:

— Не дергайся, они нас не узнают, — зельевар говорил очень тихо, склонившись к самому уху юноши.

Да, конечно, они оба под оборотным, он так засмотрелся и замечтался, что совсем позабыл об этом. Но там, прямо возле игрушечного города, над стеклянной витриной стояли двое — темноволосая коротко стриженная девушка и молодой человек. Вот он поднимает голову: вызывающий взгляд, усмешка, адресованная скопившимся в магазине ротозеям — и неважно, что он сам сейчас один из них. Но его спутница дергает его за рукав мантии, что-то показывает, хохочет...

— Пошли, нечего глазеть, — шепнул Северус. — Папенька и не сомневается, что дочь сидит на лекциях. А она не в курсе, что Элайджа порой наведывается в Берн. Пошли.

Гарри все же не мог совладать с собой — отчего-то казалось, что Нотт и Паркинсон непременно их узнают. Как будто у него и Северуса на лбу написано, кто они на самом деле. И магическая железная дорога, и сладости, которые зельевар набирал без разбора, ориентируясь на величину и дороговизну коробки, больше его не интересовали. Скорее бы уйти отсюда...

Через некоторое время они, держа в руках по паре больших пакетов с рождественской символикой, уже проталкивались к выходу. Но тут, как назло, их подстерегала заминка: девушка, облаченная в униформу магазина, не придумала ничего лучше, кроме как рекламировать товар — она раздавала всем входящим поющие открытки — в паре футов от двери. И вновь толкотня: кто-то тянется за бесплатным подарком, кто-то хочет попасть внутрь, а кто-то наружу... Гарри почувствовал, что ему что-то мешает, он осторожно потянул свои покупки к себе, сзади раздался протестующий возглас — должно быть, он зацепил пакетами кого-то из покупателей. И гадкий издевающийся голос чуть ли не пропел прямо ему на ухо:

— Смотри куда прешь, сладкий!

Кровь бросилась ему в лицо, как будто пламя опалило щеки. Наглые серые глаза, нос с едва заметной горбинкой, высокий стоячий воротник подпирает безукоризненно выбритый подбородок. И сзади глупо хихикает Панси Паркинсон...

— Что, не дослышал?

Гарри не помнил, каким образом его правая рука оказалась свободной, должно быть, он переложил свои приобретения в левую. А ладонь уже наливалась жаром и тяжестью. Кто-то вскрикнул, рядом с ним и Тео Ноттом тут же образовалось пустое пространство, взгляд обидчика из заносчивого вмиг стал удивленным, розовые губы дрогнули, выдавая испуг. Гарри опустил глаза — он сжимал в руке небольшой шар, состоящий из чистого пламени, тот переливался, потрескивал, не обжигая кожу. И тут же словно стальные щипцы сжали его локоть, он почувствовал рывок: лица людей, блеск витрин — все превратилось в размытые мазки. И вот уже он и Северус стояли в прихожей своего дома, с трудом переводя дух.

 

* * *

-Тебе что, совсем отшибло мозги?

Лицо Мастера Зелий, к которому вновь вернулся привычный облик, было близко-близко. Бледное, искаженное гневом. И губы чуть подергивались, он явно с трудом сдерживал себя, чтобы не высказать все, что он готов был выплеснуть сейчас на голову Поттера. Ты в очередной раз повел себя, как отъявленный гриффиндорский придурок.

— Я... не хотел. Это случайно вышло, — Гарри, еще не пришедший в себя окончательно, отпрянул назад, прижимаясь спиной к вешалке. — Я сам не знаю...

— Ты никогда ничего не знаешь, — брезгливо бросил зельевар, отпуская его локоть. — Думаю, на этот раз твоя выходка будет иметь последствия.

Юноша низко наклонил голову, он пока что не успел осознать, что же он натворил. Но ощущение чего-то ужасного, необратимого уже пробивалось к нему сквозь пелену обиды и раздражения. И, едва он понял, что Снейп больше его не удерживает, он рванулся прочь, быстро преодолевая ступени, не оборачиваясь и не пытаясь оправдываться. Спустя минуту где-то наверху оглушительно хлопнула дверь, недвусмысленно указывая на то, что Герой, утомленный подвигами, решил удалиться от мира.

Глава опубликована: 02.07.2016