Глава двадцать первая. Амулет

Сегодня утром... странно, что в субботу, хотя, наверное, им в полиции совершенно не важно, какой день — пятница ли, понедельник... Так вот, опять объявился Билли. Да-да, так и просил его называть, не чинись, мол, давай по-простому. Наверное, он хороший парень, но вопросы задает странные... Он и месяц назад заходил, а до этого тоже, через несколько дней после того как миссис Макмиллан забрала Стивена из больницы. Проведать, уточнить что-то... Обещал, как только кто из родственников найдется, сразу же сообщить. Ты, говорит, Стивен, у нас по всем базам данных проходишь, так что если есть у тебя хоть кто-то на этом свете, то мигом отыщем. Отыщем, как же... А вчера вдруг спрашивает: "Не объявлялся ли кто?" Так, между делом — они как раз с мистером Джорданом, садовником, газонокосилку чинили в сарае. Что-то там такое в ней застряло, наверное, на сучок наехала, а они и не заметили... Билли, конечно, до этого с Макмилланами переговорил, только непонятно, что они ему нового могли сообщить. Молодой совсем, а на лбу уже залысины... Стивен почему-то думал, что в полиции должны работать здоровяки метра под два, а этот невысокий совсем, щуплый... Только он почему-то, когда в сарай входил, голову нагнул, как будто боялся задеть дверной косяк. И руку жмет так крепко, аж пальцы хрустят...

"Может быть, кто-то на улице к тебе подходил, пытался заговорить? Я имею в виду кто-то чужой, не из местных". К чему эти расспросы? Стивен только плечами пожал, нет, не было никаких незнакомцев, которые бы им интересовались. Но он сразу заподозрил, что здесь что-то не так. Или в полиции напали на след... Думают, он был в какой-то банде? Да, ведь про наркотики они пытались разузнать. Кто тебя знает, может быть, ты и впрямь водил дружбу с кем попало, ошивался в сомнительных местах, толкал наркоту? А потом свои же тебя и изувечили... Нет, Стивен не хотел, чтобы это оказалось правдой.

— Брось, — сказал ему мистер Джордан, — что ты все про себя сочиняешь? Были бы за тобой какие-то грехи, так тебя в полиции, голубчик, сразу и опознали бы. У них вся мелкая шушера да и рыба покрупнее на учете, это уж ты не беспокойся. А Билли этот... ну, наведается еще пару раз, наверняка на него твое дело в Управлении повесили. Вот и ходит, куда ему деваться? Спрашивать же что-то надо. А отметина эта у тебя на руке... мало ли, ну, взбрела тебе лет в тринадцать какая-то блажь...

Стивена беспокоили эти шрамы — едва заметные, на первый взгляд, но, если присмотреться, то они как будто складывались в буквы. "Я не должен л..." А остальное не разобрать. Как будто кто-то (или он сам?) пытался вырезать на коже какую-то фразу. Ему не хотелось, чтобы в итоге выяснилось, что в прошлом он был плохим или бесчестным человеком...

Как-то ночью ему привиделась стена огня, а в ней — страшные белесые фигуры, неживые. Они сгорали, словно хворост, но на их место тут же заступали новые. А вокруг была вода, черная, блестящая, как битум. Наутро миссис Макмиллан заметила, что он не выспался, пришлось рассказывать ей, что приснился кошмар. Она только головой покачала, дала какие-то белые таблетки, велела принимать их три раза в день. И телевизор поменьше смотреть, в особенности если там что-то страшное показывают. Но ведь он и не смотрел... После ее таблеток, правда, ничего такого больше не снилось.

Иногда он пытался представить себе, какими бы могли быть его родные — мама, папа, или там сестры и братья. Нет, ничего. Откуда он взял, что у мамы были рыжие волосы? Пусто, его память не отзывалась, отказываясь играть в придуманную семью. Дурачок безмозглый, что с тебя взять?

Действительно дурачок. Сколько раз ты уже ходил с Риком на то место, где тебе померещилась темная фигура? С чего ты вообразил, что тебя кто-то ищет? Чуть ли не вместе с псом там все обнюхал — нет ничего. Сидел на холодной осенней земле, дотрагивался до поваленных стволов и сломанных веток, словно пытаясь сложить из них силуэт высокого человека в черном. Серая отслоившаяся кора, желтоватая мертвая древесина. Вот и Рик смотрел на тебя и не понимал, что ты тут забыл. А... еще этот Билли спрашивал, не вспомнил ли Стивен хоть что-то.

На выходные Макмилланы уехали в Лондон, он просил взять его с собой, они вроде поначалу были не против, а потом вдруг передумали. Мол, город большой, шумный, еще разволнуешься... Как-нибудь в другой раз. Конечно, он все понимал — у них там наверняка друзья, знакомые. Что они про него скажут? "Это Стивен, один из наших пациентов, он живет у нас, милый такой мальчик..." А на самом деле ему самое место в психушке. Их лондонские приятели точно придут в восторг. И все же... он даже расстроился — очень хотелось отправиться с ними. Хотя, если разобраться, что ему понадобилось в этом Лондоне? Но... порой ему казалось, словно там, в том большом городе, о котором он не имел ни малейшего понятия, должна открыться некая дверь, ведущая в его прошлое. Глупости, конечно, чего он себе только ни навоображал за эти месяцы.

Но все же, просыпаясь каждое утро, Стивен ждал. Ждал, что кто-то ищет его, что он кому-то нужен. И с каждым днем в нем росло это тревожное щемящее предвкушение чего-то. И каждый закончившийся день оборачивался новым разочарованием, хотя он сам ни за что бы в этом не признался. И от этого не помогали никакие таблетки.

 

* * *

Северус вернулся домой ближе к вечеру — после шумного радостного приема, оказанного ему в доме Паркинсонов, после безудержных восторгов Панси по поводу обретения белого котенка-книззла тишина маленькой прихожей оглушила его. Пустота и безмолвие, только скрип половиц под его шагами. И каждое собственное движение отчего-то казалось неуместно громким. Неряшливое очарование сада мадам Лори, пестрота увядающей осени, яркие краски залитой солнцем долины — все осталось там, далеко, будто не имело к нему ни малейшего отношения. В сущности, именно так оно и было.

Он прошел в гостиную, положил на низкий стол перед камином подаренный матерью амулет, собираясь заняться им чуть позже. Почему-то хотелось оттянуть момент знакомства с артефактом, словно что-то в этой небольшой серебряной пластине могло каким-то образом потревожить покой мастера зелий. Ведь что-то сразу смутило его в этом подарке, ему даже в голову не пришло повесить его на шею, что выглядело бы вполне естественно и трогательно: блудная мать возвращает блудному сыну утраченное семейное достояние... Тебя несли холодные воды реки забвения, что омывают туманные берега страны, из которой нет возврата...

Северус тряхнул головой, отгоняя непрошенное видение, возникшее в тот момент, когда он слишком низко наклонился на амулетом, вглядываясь в диковинную соразмерность прочерченных на его поверхности линий. Чаша и пентакль, вода и земля — обычные символы, знакомые ему с детства. Его новая волшебная палочка — дар первой из стихий, его ремесло — дань второй. Неужто ты и вправду готов поверить в реальность детской сказки, где влюбленным помогала морская царевна, а ее отец предлагал щедрые дары тем, кто выдержал испытание? И не было в округе пары красивее да удачливее, чем Морской Принц и Морская Принцесса — так их в народе прозвали".

Трудно поверить, что ты можешь оказаться их дальним потомком? Фамилии в волшебном мире обычно имеют давнюю историю... Северус невесело усмехнулся. Кто знает, случись Айли и Неилу увидеть его сейчас, узнать о том, что сталось с их родом — не отшатнулись бы они в ужасе друг от друга? Колдовские нити истлели, а запас счастья и удачи был растрачен последующими поколениями Принсев впустую.

Зельевар довольно долго перебирал бутылки в старинном серванте, пока наконец не остановил свой выбор на огневиски. И поймал себя на нелепой мысли, что ему не хочется возвращаться в гостиную, как будто там его ждет неприятный визитер, которому рано или поздно следует уделить внимание. Ты слишком рационален? Возможно, так и есть. Пусть ты и родился чародеем — это вовсе не отменяет того факта, что ты предпочитаешь сказаниям и легендам твердую почву под ногами. Ты всегда выбирал пути, что открываются разуму, а не те, что ведут в чащи неведомого, запредельного, не поддающегося объяснению.

В свете свечей серебряная пластина приглушенно мерцала, подобно озерцу лунного света. Отблески огня будто бы тонут на ее поверхности, заставляя тонкие ломаные линии, покрывающие амулет, оживать, складываясь в новые узоры. И этот причудливый танец так завораживает, что... Северус отвел глаза от подарка матери — огневиски в его бокале сейчас тоже казался ему заключенным в стекло пламенем. Хоровод свечных язычков, ведьмин круг... затягивают все глубже, не позволяют ему вырваться. И зельевар, не в силах больше противиться колдовскому зову, потянул амулет за тонкую цепочку, ощутил, как прохладный металл касается его кожи под одеждой. Звон разбитого стакана, острый запах пролитого на ковер алкоголя — последнее, что задержалось на границе его сознания, прежде чем над ним сомкнулись черные воды его собственных воспоминаний о том, что же происходило с ним в то время, когда над его истерзанным телом хлопотали колдомедики в поместье Паркинсонов, а он сам блуждал в областях, откуда смертному обычно нет пути назад.

 

* * *

Он не понимал, где он и что с ним приключилось, не мог разобрать, есть ли на нем одежда. Он скользил над подернутой пеленой тумана землей, над горами и морем, быстро-быстро, будто тень, которой он, видимо, и являлся на самом деле. Но внезапно этот призрачный полет прекратился: теперь под его ногами было что-то рыхлое, вязкое, что он в первый момент принял за песок, и лишь потом осознал, что не слышит характерного поскрипывания под своими шагами. Пепел... серые хлопья доходили ему едва ли не до щиколотки, и идти становилось все труднее. Ни ветерка, только запах гари стоял в неподвижном холодном воздухе, не способном наполнить легкие. Вдали высилось нечто белесое, очертаниями напоминавшее холм, и Северус, не видя иной цели, направился в ту сторону, надеясь, что в этой серой пустыне ему встретится хоть что-то, что внесет ясность в это странное путешествие.

Он не мог с точностью сказать, как долго продолжался его путь — несколько минут? несколько дней? — но с каждым его шагом загадочный холм придвигался все ближе, и вот странник уже ясно различал, что сложен он не из земли, а из гладко отполированных и отбеленных солнцем предметов различных очертаний, в которых зельевар, приблизившись, опознал остовы людей и животных. Будто сваленные в кучу ветки и мусор на пустынном морском побережье... А на самой вершине костяной горы восседала огромная птица, орел невероятных размеров, размах крыльев которого Северус даже не решался себе представить. Чудовище не поворачивало к нему головы — оно, словно прозаическая ворона или голубь, чистило клюв, водя им по поверхности уродливого черепа какой-то гигантской рептилии. Тянулись мгновения, минуты, часы — время здесь не имело ни малейшего значения — и вот наконец хозяин пепельной пустоши поднял на пришельца немигающие желтые глаза, на долю секунды прикрыл плотные кожистые веки, чтобы тут же вновь уставиться в лицо незваного гостя. А потом неожиданно расправил крылья, словно потягиваясь со сна — и прах, подхваченный поднявшимся ветром, взвился в воздух, взвихрился сотнями воронок. Но зельевар устоял, только ладонь его непроизвольно смахнула с лица серые хлопья. Северус готов был поклясться, что орел даже не раскрыл желтого изогнутого клюва — но тем не менее он явственно услышал в своей голове потусторонний неживой голос, от рокота которого разрывалась черепная коробка.

— А, это ты? Тот, за которого просила Морская Дева.

Блестящие птичьи глаза не могли менять выражения, но на лице зельевара крылатое чудовище явно читало в тот момент удивление и страх. И тот звук, что оно издало в следующий момент, наверное, стоило истолковать как смех.

— Что молчишь, смертный? Ты рано явился сюда.

Голос птицы казался скрипучим, словно хранителю этих мест уже несколько столетий не предоставлялся случай поговорить с кем-нибудь.

— Кто ты? — крикнул Северус, не будучи уверен, что его слова долетят до крылатого гиганта.

— Кто я? — орел вновь засмеялся, звук его смеха был подобен камнепаду в горах. — А она еще сказала, что ты волшебник! Хресвельг (1) мое имя, жалкий смертный. Слыхал ли ты обо мне?

Хвесвельг... неужели? Тот, кто сидит на самом краю земли, поднимая ветер взмахами гигантских крыльев? Страж царства мертвых, который, похоже, вовсе не собирался пропускать Северуса в свои владения. И, словно в подтверждение его догадок, огромный орел, перебирая лапами, стал неуклюже подбираться к зельевару, оскальзываясь на хрупких костях.

— Морская дева просила унести тебя отсюда, раз уж ты забрел к нам до назначенного срока.

Северус с сомнением посмотрел на гладкие серые перья, напоминавшие аккуратно уложенные в ряд стальные ножи.

— Что стоишь? Садись мне на шею да держись крепко. Я перенесу тебя через море.

И орел вытянул крыло, чтобы Северус мог взобраться ему на спину. Только сейчас зельевар понял, что одежда, облекающая его тело, на самом деле не является привычной для него мантией — скорее, это было похоже на широкие черные ленты, постоянно меняющие очертания. Тело... полно, было ли оно у него вообще? Ни жив и ни мертв... случайный гость, занесенный в страну смерти прежде, чем пришло его время... Взмах, еще один — и вот они уже высоко-высоко, так что пепельное пространство под ними кажется не более чем туманом, в котором, однако, угадываются вереницы смутных фигур, тянущиеся к пасти огромной горы, словно замыкающей выход из долины скорби.

— Что это там, внизу? — не удержался от вопроса Северус, крепко вцепившись в острые перья-ножи.

— Те, чья жизнь достойна подобного посмертия, — откликнулся орел, набирая высоту. — Смотри, чтобы, когда настанет твой черед, мы не встретились вновь.

Неужели он, Северус, и впрямь такой грешник, и этот стылый пепельный ад, который открылся ему — единственное, чего он заслуживает?

— Ты сам приговорил себя, смертный, — пророкотал Хресвельг, будто читая его мысли. — Ты сам пришел сюда, это был твой выбор. Это ты осудил себя. Только ты сам.

И Северус, невольно содрогнувшись, больше ни о чем не спрашивал.

Мерные взмахи гигантских крыльев рассекали воздух, Северус слышал завывание ветра, но тот не причинял крохотному седоку адского стража ни малейшего вреда. Далеко внизу катило тяжелые волны холодное море, зельевар различал его недовольный угрожающий рокот, но вот в окружающие звуки вторгся еще один, новый — лязг оружия и громкие выкрики: Хресвельг летел прямо к серому облаку, и по мере приближения можно было рассмотреть, что состоит оно вовсе не из клочков свинцово-серых туч, нет, то было скопление призрачных всадников, сжимавших мечи в костяных руках. Их воинственные возгласы становились все громче, шум битвы все азартнее — птица ринулась в самую их гущу, разметав дерущихся, словно стайку бумажных змеев. Грозный рык сотряс небо и море — и вот уже последние остатки мертвого войска развеялись, истаяли. И в тот же миг свет больно ударил по глазам, как будто кто-то неведомый одним движением отдернул гигантский занавес — бледный солнечный шар плыл по небу по правую руку. Значит, они покинули страну вечного сумрака и их полет продолжался уже над смертными землями.

— Видал их? — голос невероятной птицы вновь пророкотал у Северуса в голове. — Их битвы давно отгремели, а им так и нет покоя. Это слуа (2), остерегайся их: бывает, они увлекают за собой и людей, обрекая на вечную службу. И ты, ты тоже должен помнить: ты не можешь вечно сражаться. Раз уж ты возвращаешься в мир, найди себе иное дело.

И до самого конца их путешествия орел не проронил больше ни слова: вероятно, ему, привыкшему хранить молчание, сегодняшней беседы было достаточно на столетия вперед.

Они приземлились у самой кромки воды: на прощание Хресвельг лишь скосил на человека огромный желтый глаз, словно убеждаясь, что тот запомнил высказанное им раньше напутствие. И Северус остался в одиночестве — он по-прежнему не понимал, жив он или нет. Он не ощущал ни боли, ни тепла, ни холода, ни усталости, тень от его фигуры не ложилась на песок. И в то же время он ясно осознавал, что его только что выставили из обители смерти, а значит, путь его должен был пролегать в каком-то ином направлении. Он застыл, озираясь, будто ожидая, что ему вот-вот откроется тропка, ведущая обратно в мир живых. Но кругом было тихо, только растревоженное полетом огромного орла море еще тревожно вздыхало, волны лизали шершавые валуны — все было настолько реально, что можно было рассмотреть даже зацепившиеся за прибрежные скалы серые ленты иссохших водорослей и тростника, трепетавшие в водном потоке.

Северус прошелся вдоль кромки прибоя и опустился на один из валунов, хотя у него и не было потребности в отдыхе. Он не понимал, куда ему следует идти, не ощущал ни радости, ни недовольства: безразличие и недоумение — все, что оставила после себя его, похоже, так и не состоявшаяся смерть. Мир живых, в который он был исторгнут, не будил ни воспоминаний, ни сожалений. Он сомневался, что там его ждут, не помнил ни лиц, ни имен, но отчего-то ему казалось, что все, кем он некогда мог дорожить, были уже давно мертвы. Так к чему это путешествие, если конечная цель его неясна и нежеланна? Не лучше ли остаться на этих камнях, вслушиваться в то, как вполголоса переговариваются волны у его ног?

Негромкий всплеск совсем рядом и вновь тишина. Северус вгляделся в воду — на секунду ему померещился золотистый отблеск в нескольких футах от берега: должно быть, это солнечные блики играли на поверхности воды. Зельевар задумался — обычно люди размышляют над тем, как им избегнуть смерти, но вот он, только что отпущенный из царства мертвых, явно не знал, куда ему податься. Брести наугад вдоль побережья? Наверное, это единственное, что ему оставалось: идти на юг, дальше и дальше, возвращаясь в страну, которую он некогда считал своим домом.

— Эй, послушай меня!

Что-то склизкое коснулось его коленей, кто-то теребил его, от неожиданности Северус вздрогнул и тут же отпрянул, увидев рядом с собой неказистое уродливое существо, высунувшееся из воды. Короткие ручки смахивали на плавники, тело его, по всей видимости, оканчивалось рыбьим хвостом, крохотные глазки глядели из-под спутанных зеленых волос.

— Пойдешь со мной? — водяной улыбался заискивающе, обнажая отвратительные зеленые зубы.

— Ты кто такой? И зачем мне с тобой идти? — Северус брезгливо отодвинулся от него.

— Вот! — в перепончатой лапе была зажата крупная переливающаяся перламутром раковина. — Тебе нравится? Разве ты не хочешь покоя? Я спрячу тебя в ней, холод и сырость не смогут повредить тебе.

Северус даже не знал, что ему ответить на подобное предложение, он открыл было рот, чтобы спросить, что он станет делать, укрытый за створками раковины, но тут из-за прибрежных валунов раздался негромкий смех, что-то вновь блеснуло в воде, на этот раз совсем рядом.

— Отойди от него, Кумара! Разве ты не видишь, что он живой? На что ему твоя раковина?

Существо, только что названное Кумарой, немедленно отпрыгнуло от Северуса, пряча драгоценную раковину за спиной. Русалка, всего в паре футов от него — ее тело облекало некое подобие одежды, состоявшей из мелких серебристых чешуек. Юное лицо, озорной, исполненный любопытства взгляд, устремленный прямо в лицо зельевара. Локтями она опиралась на круглый выступающий из воды валун, ее запястья украшали сверкающие браслеты. Странно, Северус не испытывал ни малейшего удивления при виде диковинных существ, его сознание просто регистрировало все, что его окружало.

— Убери от него свои руки, — раздался другой голос, звонкий и мелодичный, и зельевар обнаружил, что вокруг камней, на которых он устроил привал, собралось еще несколько мэрроу. Мужчины и женщины, с дивными чуть раскосыми глазами — все они сейчас смотрели на него с нескрываемым интересом, но в их внимании не было насмешки, скорее, они просто изучали его. — Разве ты не видишь, Кумара, что это Лорд Принс? К чему ему твои ракушки? Если хочешь, можешь отдать ему все — он решит, что с ними делать.

Водяной отодвинулся еще дальше, крепко сжимая раковину, а Морской народ продолжал потешаться над ним.

— Мы скажем госпоже, что ты опять взялся за старое! Что опять держишь души взаперти. Разве Морской Царь не запретил тебе так делать?

— А им хорошо у меня! — запальчиво возразил Кумара, скашивая глаза на новоявленного "Лорда Принса", словно ища у него поддержки. И тут же залепетал, торопливо оправдываясь: — Я... разве же я посмел бы... откуда мне было знать, кто вы такой, милорд?

Сам "милорд" в тот момент тоже вряд ли смог бы ответить, кто он такой: до сего дня Северус не встречал ни одного мага или волшебного существа, что называло бы его столь громким титулом. И он уже собрался было задать вопрос о том, отчего водяной и мэрроу величают его лордом, как вдруг насмешки прекратились, голоса жителей моря смолкли. Теперь все они смотрели на острые скалы, возвышающиеся футах в пятидесяти от того места, где обосновался зельевар. Кумара, смешно перекувыркнувшись, ушел под воду, только широкий покрытый чешуей хвост взметнул брызги, и Северус ощутил соленую влагу на своих щеках.

"Госпожа, госпожа приближается!" — Морской Народ закружился в радостном возбуждении, образовав полукруг, открытой стороной обращенный к югу. Северус тоже обернулся — вдоль кромки воды к нему стремительно приближалась высокая золотоволосая женщина, ведя за собой двух коней. Ее светлое платье, доходящее до щиколоток, переливалось перламутром, она ступала легко, и холодное море, лизавшее ее ступни, казалось, не доставляло ей ни малейшего беспокойства. Странник поднялся ей навстречу, отчего-то ощущая некое смущение и волнение, которое не охватило его даже в присутствии адского стража.

— Приветствую тебя, Лорд Принс.

Ее волшебный голос словно опутал его незримой сетью. В глазах ее переливалась синева, столь же изменчивая, как и подвластная ей стихия. Должно быть, это и была та самая Морская Дева, которая просила Хресвельга отпустить пленника из чертогов скорби. Северус поклонился, не зная, что ответить. Она улыбнулась ему и приветливо кивнула своим подданным, смотревшим на нее с нескрываемым обожанием.

— Нас ждет нелегкий путь, Лорд Принс, — и с этими словами она указала ему на одного из коней, переступавших с ноги на ногу за ее спиной.

— Отчего вы... — в ее присутствии Северусу показалось, что его собственный голос подобен скрипу несмазанных дверных петель. — Отчего вы так обращаетесь ко мне? И кто...

— Я Роан, дочь Морского Владыки, — просто ответила ему Морская Дева, вглядываясь в его лицо своими непостижимыми глазами, а затем протянула руку и легко дотронулась до его шеи. — Ты был ранен, Лорд Принс, и рана могла бы оказаться смертельной. Но ты последний из рода Говорящих со стихиями, мы не вправе потерять тебя... пока еще есть надежда... Отец просил за тебя, это он послал меня к Хресвельгу. Если ты не вернешься, то... рано или поздно и мы уйдем из этого мира. Ты ведь пойдешь со мной?

Она просила его... Разве подобные ей создания могут снизойти до просьбы, почти мольбы, обращенной к обычному смертному? Да, рана могла оказаться смертельной — теперь он наконец вспомнил, как лежал в луже собственной крови, зажимая шею, истерзанную змеиными клыками, как отвратительный человек с бледным лицом глумился над ним.

— Госпожа, отчего вы думаете, что я тот, кто вам нужен? — все же спросил Северус, он понимал, что ему нет возврата туда, откуда он недавно прибыл на спине огромного орла, но в то же время и не был уверен, что готов последовать за волшебной девой.

— Если бы это было иначе, мы не говорили бы сейчас с тобой, — мягко отозвалась она, а конь за ее плечом нетерпеливо фыркнул.

Словно тому были ведомы колебания человека, в нерешительности стоявшего перед ним, смешны его страхи — вероятно, даже ему Северус казался глупцом, не ценившим того дара, с которым редко кто из смертных готов расстаться по собственной воле.

— Садись ко мне на спину — я только живым страшен!

Не было никаких сомнений в том, что колдовской скакун только что сам заговорил с ним. Ветер играл завитками гривы, вблизи они походили на водоросли. Все происходящее казалось Северусу сном, невероятной фантасмагорией: гигантский орел нес его на спине, водяной, растопырив перепончатые пальцы, приглашал его пожить в своей раковине... Возможно, он все же умер, и все, что он видит и слышит сейчас — лишь порождения угасающего сознания, подбрасывающего ему в последние минуты его жизни утешительные обманки?

— Так ты отправишься со мной, Лорд Принс?

— Куда?

Несомненно, его равнодушие и недоверие задевали Морскую Деву, но она по-прежнему не сводила с него глаз, и голос ее звучал твердо, не принимая возражений.

— Туда, где ты и должен быть. Твое тело сейчас далеко отсюда, и чем скорее твоя душа вновь соединится с ним, тем лучше будет для тебя и для нас.

— Зачем я вам понадобился? — все же спросил Северус, уже положив ладонь на холку нетерпеливо пританцовывавшего перед ним келпи, вдыхая острый чуть гнилостный запах тины, исходивший от его гривы.

Мир, в котором он находился, был явно подвластен неким своим законам, и от его воли тут мало что зависело. Хотя... зачем тогда она так настойчиво добивается его согласия? Если он откажется... не может же он вечно сидеть на этом холодном солнечном берегу? Или и впрямь принять приглашение поселиться у Кумары, чтобы без тревог навек упокоиться на песчаном дне, слушая, как море перекатывает валы за тонкими стенками раковины?

Роан на секунду замешкалась с ответом.

— Я не могу сказать тебе, — она говорила так, будто ей было нужно оправдываться перед ним. — Все, что мне позволено сейчас, это помочь тебе вернуться. Но, обещаю, когда ты сам придешь ко мне по своей воле, ты узнаешь все.

И вот уже кони несут их вдоль кромки прибоя, ветер треплет их гривы, запутывается в золотых волосах Морской Девы, а там, в паре десятков ярдов от берега, словно стайка дельфинов, резвятся в волнах жители моря — беззаботные, веселые, как расшалившиеся дети.

— Взгляни на них, — обратилась к нему Роан, перехватив его взгляд, — разве они тебе не нравятся? Разве ты не видишь, как они тебе рады?

— Мне?

Северус все никак не мог взять в толк, отчего его появление вызывает у них подобное ликование. Краски и звуки окружающего его мира по-прежнему почти не хотели ему открываться.

— Я хочу, чтобы ты запомнил всех, кого ты встретишь в пути, Лорд Принс, пусть сейчас ты и не понимаешь, отчего это так важно.

Песчаные отмели сменялись острыми серыми зубцами скал, потом вдруг открывалась равнина, переходившая в пологие холмы или крутые обрывы, — когда Северус поднимал голову, он видел узкую полоску травы на самом верху. И вновь не замечал, как течет время. Кони несли их вдоль кромки прибоя, он ясно различал летевшие из-под копыт водяные брызги, слышал свист ветра в ушах — но он по-прежнему не ощущал себя участником этой невероятной скачки, словно наблюдая за ней со стороны. Вероятно, они перемещались с небывалой скоростью: по левую руку, отделенные от побережья проливами, появлялись и исчезали острова — большие и малые — и тут же таяли, словно миражи. Плоские камни выступали из воды, на них нежились неуклюжие тюлени, грея округлые бока в лучах холодного северного солнца. Но стоило вглядеться — нет, это были вовсе не неловкие морские звери: несколько девушек в таких же, как у Роан, одеждах, переливающихся всеми цветами радуги, приветливо махали им и что-то кричали вслед, но Северус не мог разобрать слов.

И вот уже тени скал, падающие на прибрежный песок, сгустились, по краю неба на горизонте протянулись розовые и оранжевые полосы — вода принимала в себя умиротворенное дневное светило. И кони встали, словно достигнув невидимой границы, переступить через которую они не могли. Морская Дева проворно соскочила на землю, и Северус последовал ее примеру.

— Я пройду с тобой еще немного, Лорд Принс, дальше у тебя будет другой провожатый.

И она, не оглядываясь на своего молчаливого спутника, стала взбираться по тропе, уводящей на крутой скалистый берег. Зельевар шел за ней, даже не гадая, куда проляжет его путь. Камни не осыпались под их ногами, тела не отбрасывали тени. Теперь перед ними простирался широкий луг, и узкая дорожка вела к зарослям кустарника в отдалении — когда они подошли ближе, Северус разглядел какое-то темное полуобвалившееся строение, сложенное из массивных бревен. Ему не хотелось входить внутрь, внешний вид дома красноречиво свидетельствовал о том, что здесь их не встретит ничего, кроме разрухи и запустения.

— Когда-то, много веков назад, я любила приходить сюда, — с грустью произнесла Роан, дотрагиваясь до ржавой дверной ручки, сиротливо висевшей на одном гвозде. — Некогда здесь жили твои предки, Лорд Принс. Я расскажу тебе о них, когда ты захочешь узнать.

И с этими словами Морская Царевна трижды хлопнула в ладоши, словно подзывая кого-то. Но кругом царила тишина, казалось, ни единое существо не спешит откликнуться на ее зов.

— Сейчас по ночам слишком светло, — пояснила она, хотя зельевар не задал ей ни единого вопроса, — а Рейк предпочитает темноту.

Северус собрался было спросить, кого именно они ждут у этой древней хижины посреди бескрайней пустоши, нет, его дальнейшая судьба не вызывала у него ни малейшего интереса, но он ощущал, что его безразличие отчего-то ранит Морскую Деву. Но в тот миг, когда он уже хотел открыть рот, какая-то неясная фигура отделилась от переплетения тонких ветвей — в первый момент ему показалось, что один из низких кустарников ожил и двинулся им навстречу.

— Давненько вас не было в наших местах, моя госпожа!

Невысокая сгорбленная фигурка, похожая на искривленный дубовый сук, кожа, подобная сморщенной коре старого дерева, — прежде зельевару не доводилось встречать подобных существ. И скрипучий голос, словно его обладатель не пользовался им уже много веков. Должно быть, тот, кого Морская Дева называла Рейком, был уже очень стар.

— Рейк — брауни, Лорд Принс, — вполголоса сказала Роан, — по-вашему что-то вроде домового. Ты, наверное, и не знаешь о таких?

Брауни? Разумеется, будучи волшебником, Северус читал о них в книгах, которым он прежде доверял больше, чем собственным глазам. Безобидные создания, что живут в лесах и в норах вблизи человеческого жилья, таясь от людей, но не причиняя им зла. Готовые услужить, довольствуясь скромной платой в виде плошки молока или сливок, оставленной доброй хозяйкой за оградой или в неприметном углу возле сарая. Но что Рейк делал здесь, в этом покинутом всеми краю? Раз он не мог заниматься привычным делом, присматривая по ночам за домашней утварью, отчего не перебрался в более обжитые места?

— Рейк, ты же проводишь Лорда Принса дальше на юг?

Просьба Морской Девы звучала, скорее, как приказ, так что старый брауни вряд ли мог отказаться.

— Лорд Принс? — старик поднял глаза на Северуса, будто только что заметил его. И он тоже смотрел на человека внимательно, испытующе, пытаясь распознать в нем черты тех, кого некогда знал.

— Рейк был в дружбе с твоими предками, ты можешь ему доверять. Он честен и верен, брауни не терпят обмана.

— Здравствуй, Рейк, — неуверенно приветствовал его Северус, толком не понимая, как ему вести себя с этим древесным человечком.

Быть может, ему померещилось, но во всезнающих глазах брауни мелькнуло некое подобие улыбки. Сейчас, на закате, они отливали густой зеленью, брови древнего существа казались полосками мха, проросшего сквозь древесную кору.

— Так ты и есть потомок Морского Принца и Морской Принцессы? Вот уж не думал, что мне доведется дожить до таких времен и увидеть тебя.

— Ты должен помочь ему найти дорогу домой, Рейк, — мягко, но настойчиво напомнила Роан.

— Рад услужить Лорду Принсу, — и брауни склонился перед Северусом в церемонном поклоне.

Тот несколько растерянно оглянулся на Роан, словно ища поддержки, — он все еще не понимал, отчего волшебным существам, увиденным ими в пути, встреча с ним представляется такой неслыханной честью. И Морская Дева улыбнулась ему — ее глаза словно отдавали солнечный свет, накопленной морскими водами за этот долгий весенний день.

— Иди, тебе не стоит медлить. Когда мы встретимся вновь, ты все узнаешь. А сейчас — поторопись.

И с этими словами она скрылась, будто истаяв в воздухе, лишь подобие водяной радуги на миг взвихрилось и тут же погасло перед его глазами.

Брауни вел его сквозь заросли кустов и перелесков, они миновали заброшенную деревню — Рейк лишь горестно вздохнул, указывая на обвалившиеся крыши и остатки круглых, сложенных из закопченных камней, очагов.

— Волшебники здесь некогда жили, много-много волшебников. Детишки, взрослые... лодки строили, в море ходили. Только вот сгинули все, давно сгинули...

— Здесь было поселение магов? — спросил Северус. — А отчего они...

— Время, вышло их время, — вздохнул брауни, словно раздумывая, стоит ли рассказывать дальше. — Хорошо было тогда! Из моего племени тоже немало народу тут селилось. А как ты думаешь — и за ребенком присмотреть, и за козой — мы все умеем! Разбрелись по свету, сгинули. Уходит волшебство, уходит. Разве ты не видишь?

Честно признаться, раньше зельевар никогда не задавался этим вопросом. В мире, где он прежде обретался, колдовства было более чем достаточно. А Рейк тем временем продолжал бубнить себе под нос, и было неясно, обращены ли его слова к Северусу, или же жалобы старого домового просто вырываются у него сами по себе, и он и не надеется быть услышанным.

— Вам, магам, чего подавай? Не знаешь? А я скажу тебе чего. Хотите, чтобы вам служили, вот оно как! Наши меньшие братья, те, что гнут спину у вас в домах — они покорились, продались вам ни за что. А мы, мы — брауни — никому не служим! Помогать — это да, а для чего мы еще? Но у нас свои дела, а у вас, волшебников, свои. И никто никому не слуга и не хозяин! Вот и попрятались, ушли глубоко в леса да чащи — а вам и дела нет до нас!

Они вышли на узкую лесную тропку, сумерки сгущались, и сейчас глаза Рейка казались черными, словно обладали способностью впитывать окружающую путников тьму. Только желтоватые искры зрачков, как крохотные огоньки... Значит, брауни не захотели подчиниться волшебникам и предпочли изгнание. А Морской народ? Прожив немало лет в мире магов, Северус никогда доселе не видел обитателей подводных глубин в подобном великолепии, в их родной стихии, а не запертых в границы узких берегов Хогвартского озера. Те, что обитали там — пленники волшебников, уродливые, выродившиеся. Опасные твари, которых следовало держать в подчинении...

Рейк, как и Северус, почти не ведал усталости — ночь сменялась днем, вновь наступал вечер: они перебирались через овраги, бурливые протоки, продирались через заросли, не наносившие путникам ни малейшего урона. И повсюду таилась жизнь. Какие-то создания прятались за стволами осин и дубов, пересмеивались, следовали за ними. В воздухе кружились мириады крохотных мотыльков, и Северусу казалось, что они так и норовят заглянуть ему в лицо. И тьма на разные голоса повторяла: "Лорд Принс, смотрите, Лорд Принс возвращается!"

На берегу горного озера, где они сделали привал, — Рейк, будучи в полной мере живым созданием, все же порой нуждался в отдыхе — Северус заметил небольших, словно сотканных из лунного света, существ, которые, опершись локтями о берег, тоже разглядывали его и перешептывались на неведомом ему языке.

— Эй вы, голытьба! — прикрикнул на них Рейк, — а ну, кыш отсюда!

Неведомые озерные обитатели сделали вид, что поспешно скрываются в воде, но Северус прекрасно видел, что они, спрятавшись в зарослях тростника, продолжают свое наблюдение, объектом которого, без сомнения, был он сам.

— Кто это? — наконец спросил он, не припоминая, чтобы ему приходилось сталкиваться с кем-то подобным.

— Их называют асраи, — тихо пояснил Рейк, — разве вы, маги, позабыли о них? Они редко показываются, живут себе на дне озера да раз в сто лет, когда им прискучит, выбираются поглазеть на луну. Вот и ты им понадобился. Приглянулся, говорят.

— Но почему? Им-то какой от меня прок?