Глава сорок вторая. Пусть падает снег

В первый момент, когда Северус проснулся на следующий день после визита в замок Валльштайнов, ему показалось, что все пространство за окном заволокло туманом или дымом. Но нет, это был снег — он медленно опускался на землю, плавно, равномерно, и падение каждой снежинки было подобно капле в зачарованной клепсидре. Как будто время здесь отсчитывалось именно так — или вообще больше не имело значения. В шале, где они теперь обитали с Гарри, не слышалось ни звука, должно быть, мальчик еще спал: слух у зельевара был чуткий, и он всегда улавливал малейший шорох. А вот сейчас — ничего, тишина, словно их дом накрыло огромным колоколом. Наверное, спит... Еще бы, Альдигер вчера был не на шутку обеспокоен здоровьем Героя, ему ничего не стоит погрузить их хоть на неделю в эту сладкую дремотную вату. Северус и сам, впервые за долгие месяцы, не ощущал потребности немедленно срываться с места и приступать к делам — они и вправду могли подождать. Старый маг не торопил его, да и приготовление сказочного зелья займет не один день, если подобный рецепт действительно существует. А если и нет... что ж, на то ты и зельевар, чтобы изобретать то, что до тебя считалось невозможным.

Позавтракав в одиночестве, он расположился в библиотеке, чтобы не спеша приступить к расчету компонентов: пусть пока что рецепт вечной молодости и не придуман, но есть неплохие снадобья, способные поддерживать старика в течение не одного месяца. Но мысли его, похоже, одурманенные небывалым снегопадом, отчего-то кружили отнюдь не вокруг алхимических формул, хотя записи уже покрывали несколько листов пергамента. Да, компоненты, конечно... раздобыть некоторые из них будет непросто, но на это, надо полагать, у Валльштайна достанет и связей, и средств.

Как правило, приступая к очередной сложной задаче, Северус ощущал нечто похожее на азарт — когда он был молод, его буквально охватывала горячка, он за считанные минуты исчерчивал кипу листов внятными одному ему символами, стрелочками, сокращенными до неузнаваемости латинскими именами растений, а вот сегодня... Да, сегодня у тебя тоже щемило сердце, предвкушая скорые перемены, но вовсе не воображаемый таинственный запах трав щекотал тебе ноздри. И ты торопился... Куда? Уж точно не найти решение загадки, что задал тебе Валльштайн. Точнее, не той загадки...

Отметив закладкой страницу, Северус отодвинул толстый фолиант в потертом кожаном переплете на край стола. Подумать только, взрослый маг, Мастер зелий, искусный чародей и бывший шпион не находит себе места, размышляя, уместно ли подняться в спальню к мальчишке, чтобы всего лишь проверить, проснулся ли тот и не требуется ли что-нибудь выздоравливающему Герою! Зельевар покачал головой, потер виски кончиками пальцев, но наваждение так и не отпускало его. Спустится ли Гарри обедать? Будет ли все так же краснеть, раздумывая, обязательно ли есть в присутствии своего бывшего профессора ножом и вилкой, или же одной вилки будет достаточно. Какими глупостями забиваешь себе голову, когда тебе всего восемнадцать! Северус усмехнулся своим мыслям. Мерлин, даже если ты убил самого страшного Темного мага... все это не имеет значения! Нож или вилка? В какой руке — в левой или в правой? Судя по тому, как Гарри вчера ерзал за столом в замке Валльштайнов, это для него вопрос вопросов. Постоянно поправлял жесткий воротник камзола, опасливо косясь в сторону зеркал. Неуверенный в себе ребенок, и в то же время совершенно взрослый, умеющий отбросить все — нерешительность, страх смерти. А еще — вот же черт! — невероятно привлекательный и даже не подозревающий об этом.

Ему восемнадцать. Пройдет еще два месяца, и тебе исполнится тридцать девять. Хотя с точки зрения того же Валльштайна вы оба — желторотые несмышленые юнцы, которым еще расти и расти до подлинных вершин магического искусства. Альдигер... да, порой Северус сравнивал его с Альбусом Дамблдором и пока что видел мало сходства. Директор Хогвартса, Глава Визенгамота... Интересно, какими глазами смотрел он на них, своих вчерашних учеников, которых он, великий чародей, заботливо подвел к самому краю могилы? Лили и старший Поттер, Блэк, да и ты сам, Северус — кем вы были для него? Орудия? Средства? Заговоренные мечи? Нет, мистер зельевар, все вы, похоже, не заслуживаете столь громких титулов. А Гарри... да, этого оценили подороже. Но если представить себе, что у Героя были бы родители или хотя бы кто-то из близких — осмелился бы старик поступить с Гарри подобным образом? Постой, а что если... да, если смерть Блэка не была случайностью? Кому от нее стало хуже? Разве что Гарри, а вот остальные... остальные, пожалуй, только выиграли. Пусть и ни на что особенно не годный, но по закону Блэк мог бы стать человеком, способным отстаивать права крестника. И уж точно не позволил бы отправить того на смерть, будь Гарри хоть трижды крестражем.

Крестника... забавно было бы взглянуть на тебя, мастер Северус, если бы Блэк сейчас был жив. В то время как ты утащил Гарри к себе, как паук, честное слово. Парень прожил рядом с тобой всего две недели — а ты уже и представить себе не можешь, что отпустишь его от себя.

Зельевар поднялся наверх, в спальню, вышел на занесенный снегом балкон, открывая принесенную вчера с собой от Валльштайна пачку сигарет. Говорил же себе, что больше не притронешься к этой дряни, а вот нет же! Он прислушался — судя по тому, как тихо было на этаже, "муха" продолжала безмятежно почивать в паутине, надежно убаюканная наколдованным снегопадом. Если спросить его, отдыхал ли он когда-нибудь, что он ответит? А ты сам? Что, тоже пожмешь плечами?

Снеговая завеса на несколько минут расступилась, и сейчас Северус различал зажигающиеся внизу огоньки. Лыжный курорт... а всего в паре миль от него царство Стихий, хлопочущий на кухне кобольд, горные духи, чей фонарь тускло светит в глубине каменных расщелин. Сказка... Гарри должно понравиться. По крайней мере, его матери бы это точно пришлось по вкусу — полезла бы на скалы, стала бы строить планы, как выманить из камина огненных человечков. В чем бы ты там ни убеждал себя, тогда, миллионы лет назад, но она и Джеймс Поттер все же были парой. Потому что и Поттер-старший был из тех, кому надо ухватить гиппогрифа за хвост.

Горьковатый вкус дыма на губах... что ты скажешь Гарри, когда он спросит о матери? А он рано или поздно сделает это, просто пока что стесняется. Удивительно, что до сих пор молчит. И что наговорил ему про тебя Паркинсон? Как ты собираешься объяснять парню, что... А что тут, собственно, объяснять? "Некогда я любил Лили, а вот теперь мне нравишься ты..." Звучит не очень-то убедительно, не так ли? Или вот так: "Когда умерла твоя мама, я решил, что тоже не имею права жить..." Но и это ничего не оправдывает, разве нет? Хотя тогда, почти двадцать лет тому назад, тебе мнилось, что твоя казнь — дело решенное, и неважно, кто приведет приговор в исполнение: Темный Лорд или Дамблдор. Оказалось, что с датой ты сильно просчитался и экзекуция была отложена на неопределенный срок.

Даже здесь, на укрытом от непогоды балконе, твои шаги оставляют глубокие следы. А небо вновь затягивают плотные тучи, несущие снег... обещающие покой. Да, так что у нас с объяснением? "Для вас ведь такой брак не станет проблемой?" Нет, не станет... И как это у вас выходит, профессор? Нет, конечно, Поттер никогда не задаст тебе подобный вопрос. И все же... Вопреки тому, о чем теперь буквально кричат в газетах, в Ближнем Круге Волдеморта никогда не царили свободные нравы, и любой читатель "Пророка", будь он здравомыслящим человеком, мог бы и сам додуматься, что иначе и быть не могло. Пожиратели Смерти являлись почти что военной организацией, а какой полководец допустит разнузданность и вседозволенность в своих рядах? Нет, их Темный Генерал не поощрял разврата, но... в то же время он понимал, что порой "солдатам" не помешает и позабавиться. Сам Северус предпочитал держаться в стороне от подобных развлечений.

Больно было то, что двойная игра не оставляла практически никаких возможностей для спасательных миссий. Пленницы Волдеморта — молодые магглы или волшебницы — кто-то из бывших приятелей толкает тебя в бок, подмигивает: "Вот эта ничего, да? Давай потом, если выйдет..." Ты делал все для того, чтобы для тебя это "потом" никогда не наступало. Женщины стали ассоциироваться у тебя со страданием, страданием и смертью... ты и сам не сразу это осознал. После Лили... тебе казалось, одно неосторожное слово — что уж говорить о действии? — и хрупкая оболочка безвозвратно разрушится. И тогда кто-то из твоих "темных друзей", любителей разнообразия, Эйвери, да, скорее всего, он и затащил тебя в то место, где, по его словам, играли в совсем другие игры. Да, другие... в них ты не чувствовал себя чудовищем, крушащим чужое тело... чужую жизнь. А так как ты числил себя смертником, которому позволено пару месяцев или лет погулять на свободе, чтобы потом, в назначенный день, без опоздания явиться на казнь, то ты не считал необходимым связывать себя хоть какими-то узами.

И вот теперь... Поттер! Ты знаешь, что так напугало тебя вчера. Пожелай ты мальчишку, представь, как... нет, не стоит, потому что рано или поздно тебе захочется и всего остального. Так вот, эта странная потребность просто дотронуться до него, откинуть волосы со лба, как бы невзначай коснуться плеча, просто держать за руку... притянуть к себе это ртутное подвижное тело, унять его беспокойство — да, это именно то, чего ты всегда боялся! Потому что вот такие на первый взгляд безобидные дорожки и ведут в чащу, из которой нет возврата. Это ты увязнешь как муха в патоке его губ, которые так никогда и не станут твоими! Жаждать дотронуться, представлять, какими горячими могли бы стать его пальцы в твоей ладони. Остановись! Красный свет, шлагбаум... ни шагу дальше! Ты сражался с полчищами врагов и почти что одержал победу, но, захватив обоз, не удержался и взял себе награду, на первый взгляд невзрачный трофей, рядящийся в серые одежды жалости...

— Профессор!

Северус вздрогнул от неожиданности, резко обернувшись. Вот он, в развязанных кроссовках на босу ногу, заспанный, одной рукой пытается пригладить отросшие растрепанные волосы, а в другой каким-то образом ухитряется удерживать чашку с горячим чаем. Как он сюда попал? Ах да, балкон опоясывает верхний этаж по всему периметру.

— А можно мне? — Гарри неуверенно указал на пачку сигарет в кармане зельевара.

— Тоже куришь?

— Да... как сказать. Иногда, я у садовника стрелял, ну, еще там, у Макмилланов.

Гарри несколько раз щелкнул зажигалкой, но высечь искру отчего-то не удавалось. Нервные резкие движения, пальцы чуть дрожат. Колесико щелкает, огонек едва вспыхивает и тут же гаснет. Да еще и чашка в руке... От собственной неловкости его бросало в жар.

— Дай сюда.

Зажигалка вновь перекочевала к зельевару, язычок пламени оказался надежно укрытым от ветра в его ладонях. В сгущающихся сумерках Гарри казалось, будто пальцы его бывшего профессора впитывают огненный отблеск, становясь светящимися, чуть ли не прозрачными.

— Спасибо.

— Не за что.

Снейп стоял, облокотившись о широкую деревянную балку, вглядываясь вдаль: будто скопление маггловских домиков и гостиниц в долине занимало его куда больше, чем застывший в паре шагов от него Поттер. И Гарри, пользуясь тем, что на него не обращают ни малейшего внимания, торопливым взглядом окинул высокую почти неподвижную фигуру: теперь, когда профессор не носил мантию, его плечи казались шире. Шарф... он все время закрывает шею. Темный маггловский свитер, джинсы... почти незнакомый человек. Узкие ладони на заснеженном парапете — неужели ему не холодно?

— Я обещал помочь вам в лаборатории, а сам... — Гарри виновато посмотрел на Северуса. — Я не понимаю, что со мной творится. Как медведь в берлоге, честное слово.

— Ерунда, не бери в голову.

А Валльштайн все же прав насчет Гарри. "Станет игрушкой в руках Стихий, да и в ваших тоже"... Вздрагивает, когда комочек снега с крыши падает ему за шиворот. Молчит, явно не зная, что сказать, да и стоит ли, смешно выпячивает губы, выдыхая дым. И дует на чай, боясь обжечься. Вспомни, о чем ты думал перед самым его появлением. Ему и вправду надо отдохнуть, так что пусть спит хоть сутки напролет.

— Но... меня как будто околдовали, — Гарри самому было смешно высказывать подобное предположение, но Снейп, как ни странно, на этот раз отнесся к его соображениям вполне серьезно.

— Что если и так?

Гарри поднял голову: вот уж зельевар точно не выглядел заспанным.

— А на вас что, тоже действует?

— Почему нет? Не так, как на тебя, конечно, но, боюсь, если этот снегопад продолжится еще несколько дней, наш гостеприимный хозяин еще долго не получит своих зелий. Валльштайн, Гарри, ты же не мог не догадаться, что он управляет погодой. Так что это он собрал тучи над долиной и удерживает их, пока они не расстанутся со всем своим содержимым.

— Зачем ему?

— Вероятно, твое здоровье внушает ему некоторые опасения. Он полагает, что ты несколько переутомился.

— Я?

Гарри вновь умолк: сейчас, когда они оказались вдвоем, и им не угрожала опасность, не надо было принимать решений, сражаться, бежать, все вновь стало как-то непросто. О чем он может говорить со своим бывшим профессором? Хотелось сказать что-то значительное, умное, но вот что? Пересказывать то, что он прочел накануне в фолианте про Магию Стихий? Прочел... три абзаца... А потом достал те самые маггловские журналы, купленные на вокзале, и рассматривал блестящие яркие паровозы, аккуратные вагончики, панорамы с убегающими вдаль рельсами, пока его не сморил сон. Дурачок гриффиндорский... Но вот уходить отчего-то не хотелось.

— Если я скажу, что вы изменились, вы не обидитесь?

— Изменился? — Северус задумчиво провел ладонью по перилам, стряхивая снег. — В школе ты почти не знал меня, как и я тебя, впрочем. Как ты можешь судить?

— Ну... не знаю. Поначалу мне казалось, что это из-за вашей внешности. Линзы там, ну... А сейчас вы почти такой, как раньше, только волосы короткие.

— Отрастут, — усмехнулся зельевар, с удивлением слушая несмелые откровения Поттера.

— Да, — Гарри улыбался, открыто и очень робко. Разве мыслимо признаться Снейпу, что сейчас он похож на человека, с которым можно разговаривать? — Скажите, а тогда, помните, на втором курсе, когда мы с Роном...

— Явились в школу на машине Артура, переломав все ветки Гремучей Ивы?

— Вы бы выгнали нас тогда, если бы Дамблдор не вмешался?

— Это так важно? — Северус не ожидал, что Гарри припомнит ему тот давно забытый эпизод.

— Вы тогда так ругались.

— Должен же был хоть кто-то иногда ставить вас на место, — зельевар ненадолго умолк. Как ни странно, он тоже помнил эту сцену: перепуганные и в то же время самоуверенные лица двух гриффиндорцев. То, что он тогда счел наглостью, на самом деле было всего-навсего тщательно маскируемым страхом. — Нет, конечно, нет. Кто бы мне позволил вас выгнать? Мне казалось, вы оба это прекрасно понимали.

— Если честно, то нет.

— А я всегда сомневался, что у меня есть способности к лицедейству.

Гарри вновь поежился, остывший чай уже не согревал озябшие пальцы.

— Иди в дом, ты замерзнешь. Если будет настроение, спускайся в лабораторию.

Теперь Северус почему-то был уверен, что поработать сегодня все же получится.

 

* * *

Снег... никогда в своей жизни Гарри не видел столько снега. Поздно вечером, когда он сидел у камина, листая одну из обнаруженных им в библиотеке книг по Магии Стихий, ему казалось, что метель за окнами укутывает его мягким пушистым пледом. Тихо потрескивали дрова, оплавлялись свечи, роняя прозрачные восковые капли на серебряные подставки, и его охватывала какая-то странная дремотная усталость, но она не досаждала, нет, напротив, несла покой и уют. И он, с трудом добираясь до кровати, почти мгновенно засыпал, а наутро не мог вспомнить ни одного из своих снов, что обычно тревожили его, заставляя ворочаться, просыпаться и часами всматриваться в темный потолок, пытаясь отогнать беспокойные образы.

Метель не утихала, нет, она будто бы набирала силу: Гарри наблюдал, как снежинки слой за слоем укладываются на перила балкона — там уже наросла немалая шапка. И ветви сосен безропотно принимали мягкий невесомый груз. Ветер не бился в окна, не ревел в печных трубах, не просился в дом, чтобы похитить так тщательно сберегаемое тепло. Словно все вокруг было в сговоре с этим снегопадом... Не вставай, не торопись, забудь обо всем, шептали ему кружащиеся за окном снежинки, нет ни прошлого, ни будущего, есть только это сейчас, и оно будет длиться вечно. Забудь...

Как будто кто-то записал его жизнь на длинном белом листе. Косым неровным почерком, зачеркивая и вымарывая целые куски. Его жизнь... такую непростую, рваную, в которой было гораздо больше углов и крутых поворотов, чем торных путей. А теперь кто-то обмакнул кисть в белую краску, мазок — и вот уже торопливые неровные строчки выцветают, стираются.

Нет, он не забывал, но... этот снег... словно он пришел лишь затем, чтобы сгладить, укрыть, забрать все, что ранило, не давало покоя, заставляло вскакивать по ночам, судорожно ловя воздух пересохшими губами. Было, да, все было. Вот лицо Квирелла, ставшее неживой каменной маской, рассыпается под его ладонями, вот яд капает с чудовищных змеиных клыков, не оставляя ему ни единого шанса, вот темное течение Реки Смерти уносит Сириуса... И ты: Герой, орудие, ничтожество... Так много людей прошло через твою жизнь, и в то же время так мало. Голоса, голоса... в особняке на Гриммо, в Норе, в доме на Прайвет-драйв. И лица, так много лиц... "Всё пройдет. Всё закончится и начнется снова", — шептали снежинки за окном, и сосновые ветви, казалось, кивают им в такт.

Однажды утром он, еще толком не проснувшись, пытался нашарить очки на прикроватном столике, как вдруг кто-то мягко отвел его руку, вкладывая в ладонь тонкую оправу.

— Осторожней, флаконы опрокинешь.

Снейп? Так он что, приносил ему зелья сам? Каждое утро? Почему-то Гарри был уверен, что это забота Мани и Лотти. Получается, он ошибался? И едва взгляд его прояснился, он ужасно смутился: сидит тут, кутаясь в одеяло, неумытый, нечесаный — недоразумение, да и только.

Устал... по всему выходит, что так оно и есть, хотя сам Гарри никогда не задумывался об этом. Он просто волок на себе груз, нет, не просто груз, как будто он все эти годы тащил Хогвартс-экспресс, один, без паровоза, а вот теперь, когда лямки больше не давили на грудь и можно было свободно вздохнуть... да, было непривычно, даже пугающе.

"Мы все время бежим — и я, и ты, Гарри. Валльштайн считает, что иногда полезно остановиться".

И Снейп опять, похоже, оказался прав, впрочем, как и всегда. Спроси себя, были ли минуты в твоей жизни, когда ты бездумно созерцал снег или дождь за окном, листал книгу, подбрасывал дрова в очаг, не напоминая себе, что это время украдено тобой у того, самого главного, что ты обязан совершить? Каникулы? Брось, вспомни, как ты их проводил. Бесцельно слонялся по дому тетки или по улицам Литтл-Уингинга, часами стоял у окна, высматривая в небе сову, ждал... Ты постоянно чего-то ждал, а потом, когда возвращался в школу, о, тогда все ждали чего-то от тебя. Что мы будем делать, Гарри? Как, ты не знаешь? Дамблдор ничего тебе не сказал? Даже они, Рон и Герми, шептались у него за спиной. А помнишь... еще, да, когда вы втроем случайно подслушали разговор в лесу — там были Дин Томас, гоблин Крюкохват, Тэд Тонкс и Дирк Кресвелл, скрывавшиеся от егерей. Так вот, как только речь зашла о тебе, Кресвелл сказал, что Поттер сбежал, что ты отсиживаешься, прячешься, вместо того чтобы сколачивать сопротивление. Он не знал, что ты его слышишь, а если бы и знал... быть может, просто бросил бы те слова тебе в лицо.

Но еще один белый штрих ложился на бумагу — и эти воспоминания тоже уходили, окончательно становясь прошлым.

... Отблески факелов на поверхности длинного стола, приглушенный свет: если неосторожно передвинуть котел, он скребет по столешнице гнутыми ножками. Снейп переставляет его на огонь, пламя вспыхивает с приглушенным хлопком. Тихо, только стук ножа по разделочной доске. И Снейп почему-то не ругается, даже когда жесткий кусочек неудачно отрезанного корня, совершив кувырок в воздухе, приземляется прямо перед ним, а Гарри уже инстинктивно втягивает голову в плечи, готовясь услышать такой привычный окрик. Разумеется, Панси Паркинсон гораздо лучше годилась на роль ассистента. И с ней, Гарри почему-то это запомнил, у профессора находились какие-то темы для разговора, а вот с ним он все время молчит. Как только вообще пустил в свою лабораторию? Ну, ничего, похоже, сейчас он это исправит.

— Ты неправильно держишь нож.

Конечно, и вообще ты все делаешь не так...

— Дай, я тебе покажу.

И он и вправду показывает, кончик лезвия почти не отрывается от доски, белая волокнистая мякоть корня распадается тонкими полосками. И тут же одно неуловимое движение — и вот уже на ней выступают прозрачные бисеринки сока. Как он это делает?

И страх уходит, остается лишь тщательно выверенная хореография движений зельевара, которой отчего-то хочется подражать. Покой, отрешенность — разве ты ожидал, что твоя передышка станет такой?

А там, далеко, за плотным белым занавесом, невидимый режиссер уже расставляет новые декорации, суетятся на мостках рабочие и осветители, проверяя софиты, и актеры, занятые в следующем акте, готовятся к выходу на сцену.

 

* * *

Где-то в паре миль отсюда, стоя на балконе, маленькая принцесса спрашивала у старого короля:

— Дедушка, ну когда прекратится этот снег? Спать же все время хочется!

Но старый маг только улыбался ей в ответ, а палочка в его руках сзывала серые облака со всех окрестных гор.

— Нужно много снега, Изабо, очень много снега... И тогда все закончится и начнется вновь.

Глава опубликована: 22.01.2016