Воскресение: чего мы знать не можем

 

Помимо собственно воскресения – деяния Бога, посредством которого он воздвиг Иисуса из мертвых, – многие другие связанные с ним традиции также могут быть подвергнуты сомнению с исторической точки зрения. Две из них, которые я упомяну далее, вероятно, для многих читателей станут сюрпризом. На мой взгляд, мы не можем утверждать с уверенностью, получил ли Иисус достойное погребение и действительно ли его гробница впоследствии была обнаружена пустой. Очевидно, что эти две традиции идут рука об руку, ибо, если первое не представляет собой историческую правду, то второе не имеет смысла. Никто не смог бы обнаружить, что тела Иисуса в гробнице больше нет, если бы это тело прежде не было в нее положено (хотя из этого вовсе не обязательно следует обратное: теоретически Иисус мог получить достойное погребение, но его гробницу никто и никогда не находил пустой). Итак, во многих аспектах второе утверждение зависит от первого. Поэтому я и уделю ему в дискуссии больше места, объяснив, почему мы не можем знать на основании исторических свидетельств, действительно ли Иосиф из Аримафеи похоронил Иисуса, как то утверждают евангелия.

 

Получил ли Иисус достойное погребение?

 

Согласно нашему самому раннему повествованию в Евангелии от Марка, Иисус был погребен ранее не названной и неизвестной личностью, Иосифом из Аримафеи, «видным членом совета» (Мк 15:43) – то есть еврейским аристократом, членом Синедриона, который представлял собой правящий орган, куда входили «первосвященники и старейшины и книжники» (14:53). Согласно Мк 15:43, Иосиф «осмелился» обратиться к Пилату с просьбой выдать ему тело Иисуса. Пилат удовлетворил его просьбу, и Иосиф снял тело с креста, завернул в льняное полотно, «положил Его в гробницу, которая была высечена в скале; и привалил камень ко входу в гробницу» (15:44–47). Мария Магдалина и другая Мария видели, где все это происходило (15:48).

Позвольте мне подчеркнуть, что все это (или нечто очень близкое к этому) должно было произойти в рамках повествования Марка с тем, чтобы придать смысл последующим событиям – а именно, что на следующий день Мария Магдалина и две другие женщины пришли к гробнице и обнаружили ее пустой. Если у Иисуса не было гробницы или если никто не знал, где именно она находилась, то весть о телесном воскресении стала бы невозможной. Для этого требуется знать место погребения.

Но была ли гробница? Действительно ли Иосиф из Аримафеи похоронил Иисуса?

 

Общие соображения

 

Есть множество причин поставить под сомнение традицию о погребении Иисуса Иосифом. С одной стороны, трудно выявить исторический смысл данной традиции в общем контексте повествования Марка. Уже сама по себе идентификация Иосифа как «видного члена» Синедриона должна немедленно вызвать вопросы. Марк сам говорил о том, что во время процесса Иисуса, состоявшегося накануне вечером, «весь синедрион» (весь, а не только некоторые из его членов или даже большинство из них) «искали против Иисуса свидетельства, чтобы предать Его смерти» (14:55). В конце процесса, после заявления Иисуса, что он и есть Сын Бога (14:62), «все осудили Его, признав повинным смерти» (14:64). Другими словами, согласно Марку, этот неизвестный из других источников человек по имени Иосиф был одним из тех, кто голосовал за смерть Иисуса в ночь перед его распятием. Почему же после смерти Иисуса он вдруг идет на риск (это следует из того, что он «осмелился» войти к Пилату) и стремится совершить акт милосердия, устроив для тела Иисуса достойное погребение? Марк не дает нам на этот счет никаких намеков[53]. Моя догадка заключается в том, что два повествования – о процессе над Иисусом и его погребении – принадлежат к различным традициям, унаследованным Марком. Или же Марк просто изобрел одну из этих традиций, упустив из вида явные несоответствия?

В любом случае погребение Иисуса Иосифом представляет собой явную историческую проблему хотя бы в свете других пассажей из Нового Завета. Ранее уже отмечалось, что Павлу, по‑видимому, ничего не известно ни об Иосифе из Аримафеи, ни о самом факте погребения Иисуса «видным членом совета». Эти сведения не входят в самый ранний символ веры, цитируемый Павлом в 1 Кор 15:3–5 – а ведь если бы автор этого символа веры знал нечто подобное, он непременно их привел бы: как мы уже видели, не называя по имени человека, который похоронил Иисуса, он создает дисбаланс со второй частью символа веры, где приводит имя человека, которому Иисус явился (Кифа). Таким образом, этот ранний символ веры не содержит никаких сведений об Иосифе. И Павел тоже ничего не говорит о нем.

Более того, существует еще одна традиция о погребении Иисуса, в которой ничего не говорится об Иосифе из Аримафеи. Как я уже заметил выше, книга Деяния апостолов написана тем же человеком, который был автором Евангелия от Луки. При написании евангелия этот неизвестный нам автор (мы для ясности называем его Лукой, хотя в действительности мы не знаем, кем он был) использовал большое число более ранних устных и письменных источников, как о том свидетельствует он сам (Лк 1:1–4). Исследователи наших дней убеждены в том, что одним из его источников было Евангелие от Марка, и таким образом Лука включает Иосифа из Аримафеи в свою версию рассказа о смерти и погребении Иисуса. Когда же Лука писал второй том своего сочинения, книгу Деяния апостолов, ему были доступны уже другие источники. Книга Деяния апостолов посвящена не жизни, смерти и воскресению Иисуса, а последующему распространению христианства по всей Римской империи. Примерно одна четверть этой книги состоит из речей, произнесенных ее главными персонажами, прежде всего Петром и Павлом – например, речей, целью которых было убедить людей принять веру в Иисуса или дать наставления тем, кто уже уверовал. Библеисты уже давно пришли к выводу, что эти речи не представляют собой подлинные слова апостолов, произнесенные в тех или иных обстоятельствах, а составлены самим Лукой. Лука пишет спустя десятилетия после тех событий, о которых он повествует, а в те времена никто не делал заметки. Историки Древнего мира, в общем и целом, сами составляли речи своих главных персонажей, как в том признается даже такой дотошный историк, как грек Фукидид (Пелопоннесская война, 1.22.1–2). У них просто не было другого выбора.

Тем не менее, когда Лука составлял свои речи, похоже, что он делал это отчасти на основе более ранних источников, имевшихся в его распоряжении, – точно так же, как его описание учения Иисуса в евангелии было заимствовано из более ранних источников (например, у Марка). Но если различные традиции (например, речи) дошли до него из различных источников, нет никакой гарантии, что они будут находиться в полной гармонии между собой. А если они не находятся в гармонии, то это почти всегда происходит потому, что кто‑то вносит в эти история изменения или же выдумывает их.

Это делает речь Павла в Деян 13 тем более интересной. Павел говорит в синагоге в Антиохии Писидийской, используя эту возможность, чтобы сообщить собравшимся верующим, что еврейские начальники в Иерусалиме совершили тяжкий грех перед Богом, убив Иисуса: «И не найдя никакого основания для смерти, упросили Пилата убить Его. Когда же исполнили всё написанное о Нем, то, сняв с древа, положили Его в гробницу» (Деян 13:28–29).

Со стороны кажется, будто эти слова в общем и целом соответствуют тому, что евангелия сообщают нам о смерти и погребении Иисуса – то есть, что он умер и было положен в гробницу – но здесь погребение Иисуса осуществляет не один‑единственный член Синедриона, а весь совет. Это совершенно иная традиция. Здесь нет ни слова об Иосифе, как и в посланиях Павла. Возможно ли, что эта возникшая еще до Луки традиция, более древняя, чем та, что встречается у Марка и связана с Иосифом из Аримафеи? Не является ли древнейшей из дошедших до нас традиций именно та, которая утверждает, что Иисус был похоронен группой иудеев?

Если эта традиция действительно более древняя из двух, в этом есть смысл. Любая традиция, ставящая своей целью подвести читателя к рассказу о пустой гробнице, просто обязана была доказать, что Иисус получил надлежащее погребение в гробнице. Но кто мог осуществить это погребение? Согласно всем преданиям, у Иисуса не было семьи в Иерусалиме, и следовательно, не было ни фамильной гробницы, куда его могли положить, ни родственников, которые могли совершить погребальный обряд. Более того, евангельские рассказы не раз сообщают, что все последователи Иисуса после его ареста скрылись, так что они тоже не могли взять на себя эту задачу. Римляне не собирались этим заниматься по причинам, которые я проясню далее. Это оставляет нам только один выбор. Если последователи Иисуса знали, что он должен быть похоронен в гробнице – иначе откуда могли взяться рассказы о пустой гробнице? – и им необходимо было выдумать историю, описывающую его погребение, то единственными, кто мог это сделать, были сами еврейские власти. Отсюда и древнейшая из имеющихся у нас традиций, изложенная в Деян 13:29. Возможно, эта же традиция лежит и в основе 1 Кор 15:4: «Он был погребен».

По мере того как традиция о погребении рассказывалась и пересказывалась, она, возможно, не только приукрашивалась, но и конкретизировалась. Рассказчики были склонны добавлять детали к историям, казавшимися не совсем ясными, или давать имена людям, которых традиция оставила безымянными, или добавлять имена отдельных личностей к рассказам, в которых первоначально упоминались только безымянные персонажи или неопределенные группы лиц. Эта традиция продолжалась еще долгое время после новозаветного периода, как блестяще продемонстрировал мой учитель Брюс Мецгер в своей статье «Имена для безымянных»[54]. Мецгер показал, как люди, которые в новозаветных рассказах остались безымянными, в более поздних традициях получали имена: например, волхвы, или священники в Синедрионе, осудившие Иисуса, или два разбойника, распятые вместе с ним. В рассказе об Иосифе из Аримафеи мы, возможно, имеем дело с ранним примером этого феномена: неопределенное заявление о том, что некие безымянные представители иудейских властей похоронили Иисуса, превратилось в рассказ об одном конкретном человеке, сделавшем это, который назван по имени.

В дополнение к этому мы располагаем очевидным доказательством того, что в евангельских традициях, по мере того как время шло, а рассказы все более приукрашивались, наметилась тенденция находить «хороших парней» среди «плохих». Так, например, в Евангелии от Марка оба разбойника «поносили Его» (Иисуса) на кресте; в более позднем Евангелии от Луки так поступает только один из них, в то время как другой исповедует веру в Иисуса и просит вспомнить о нем, когда тот придет как Царь (Лк 23:39–43). В Евангелии от Иоанна есть еще один «хороший парень» среди «плохих парней» Синедриона, вызвавшийся помочь с погребением, по имени Никодим, который сопровождает Иосифа из Аримафеи, чтобы вместе с ним отдать последний долг телу Иисуса (Ин 19:38–42). Наиболее примечательная фигура здесь – это Понтий Пилат, в самом раннем из наших евангелий, от Марка, представленный исключительно в черном свете, как человек, осудивший Иисуса на смерть. Но он делает это с большой неохотой у Матфея, и лишь после того, как трижды объявляет Иисуса невиновным, у Луки и Иоанна. В более поздних евангелиях, не вошедших в Новый Завет, Пилат предстает как «хороший парень», невиновный до такой степени, что он даже обращается в веру и становится приверженцем Иисуса. Отчасти эти все усиливавшиеся попытки оправдать Пилата предпринимались с тем, чтобы показать, на ком в действительности лежала вина за незаслуженную казнь Иисуса. Для авторов этих сочинений, живших намного позже свершившегося факта, вина лежала на непокорных евреях. Но этот образец – также из числа попыток найти кого‑нибудь хорошего среди нравственно испорченных противников Иисуса. Упоминание об Иосифе из Аримафеи как о тайном поклоннике, стороннике или даже последователе Иисуса, могло быть аспектом того же самого явления.

В дополнение к этим довольно общим соображениям, только что изложенным мной, которые ставят под вопрос предположение, что Иосиф из Аримафеи похоронил Иисуса, есть и более конкретные причины, заставляющие усомниться в том, что Иисус вообще получил достойное погребение в гробнице, которая впоследствии была обнаружена пустой.

 

Римская практика распятия

 

Иногда христианские апологеты утверждают, что Иисуса должны были снять с креста до захода солнца в пятницу, поскольку следующий день был субботой, а оставлять на кресте казненного в день субботний противоречило еврейским законам или, по крайней мере, еврейским религиозным чувствам. К несчастью, исторические свидетельства говорят как раз об обратном. Иисуса убили не евреи, так что они не могли решать, когда снять его с креста. Более того, римляне, которые его распяли, не подчинялись еврейским законам и нисколько не заботились о еврейских религиозных чувствах. Совсем наоборот. Когда речь шла о распятых преступниках – в данном случае о человеке, осужденном за преступления против государства – обычно не было места для милосердия и никто не принимал во внимание ничьи чувства. Целью распятия было продлить пытку и унижение как можно дольше, чтобы показать зрителям, что случается с теми людьми, которые доставляют неприятности Риму. Частью этого публичного унижения и надругательства было оставить тело казненного после смерти на кресте, чтобы его тело стало добычей падальщиков.

Джон Доминик Кроссан выдвинул скандальное предположение, что тело Иисуса не воскресло из мертвых, но было съедено собаками[55]. Когда я впервые услышал об этом предположении, я уже не был христианином, так что оно не вызвало у меня гнев на религиозной почве, но я все же нашел его чрезмерным и отдающим погоней за сенсацией. Однако это было до того, как я тщательно исследовал вопрос. Моя нынешняя точка зрения состоит в том, что мы не знаем и не можем знать, что в действительности произошло с телом Иисуса. Но, насколько можно судить по сохранившимся источникам, совершенно верно то, что обычно с телом преступника происходило именно это – его оставляли разлагаться на кресте и служить пищей падальщикам. Распятие должно было служить сдерживающим средством против участия в подрывных действиях, и потому наказание не кончалось со смертью осужденного, но продолжалось и после, когда его тело разлагалось и уничтожалось хищниками.

Свидетельства, подтверждающие это, встречаются в широком круге источников. Одна древняя надпись, найденная на надгробном камне человека, убитого собственным рабом, гласит, что убийца был «повешен… живым, став (пищей) для диких животных и хищных птиц»[56]. Римский автор Гораций в одном из своих посланий описывает некого раба, который говорит своему хозяину, что он не сделал ничего дурного – на что тот отвечает: «Так ворон на кресте ты не кормишь» (Послание, 1.16.46–48)[57]. Римский сатирик Ювенал говорит о коршуне, который «оставивши падаль, собак, лошадей и распятых, К детям спешит и приносит в гнездо этой падали части» (Самиры, 14.77–78)[58]. Самый знаменитый в античности толкователь снов, греческий Зигмунд Фрейд по имени Артемидор, пишет, что для бедняка к добру видеть себя во сне распятым, так как «распятый высоко вознесен и многих кормит (собою птиц)» [Сонник (Онейрокритика), 2.53][59]. Наконец, доля висельного юмора присутствует в «Сатириконе» Петрония, одно время служившего советником при императоре Нероне, касательно распятой жертвы, оставленной висеть на кресте многие дни (главы 11–12).

К несчастью, от античного мира до нас не дошло никаких литературных описаний собственно процесса распятия, так что нам остается только догадываться о деталях того, как именно оно происходило. Но постоянно встречающиеся ссылки на судьбу распятых указывают на то, что частью их мучений было то, что после смерти их тела оставляли на кресте, как пищу для падальщиков. Как однажды заметил консервативный христианский комментатор Мартин Хенгель, «распятие еще больше усугублялось тем, что очень часто его жертвы не удостаивались погребения. Стереотипная картина сводилась к тому, что распятый становился пищей для диких животных и хищных птиц, что довершало его унижение»[60].

Здесь следует отметить, что другие консервативные христианские комментаторы отмечали, что из этого общего правила имелись исключения (как это следует, в частности, из писаний Филона) и что евреям иногда дозволялось хоронить распятых. Но на самом деле речь идет о неверном прочтении свидетельства Филона, как можно увидеть, просто процитировав его слова полностью (курсив добавлен для выразительности):

 

Ибо честно правящие, преданные и от души почитающие своих благодетелей имеют обыкновение откладывать наказание осужденных, покуда не кончатся всенародные празднества в честь дня рождения кого‑то из славных Августов…   Я знаю, что в канун таких дней   порой снимали с креста тела распятых и отдавали родным, чтобы те предали их земле, свершив положенный обряд, чтобы и мертвым в день рождения самодержца   воздалась какая‑то крупица блага и чтобы не нарушить священного величия празднества[61].

 

Если прочесть это высказывание целиком, то в нем явно говорится об исключении, подтверждающем правило. Филон упоминает о таком исключительном случае именно потому, что он шел вразрез с установленной практикой. Здесь следует отметить две вещи. Первая, и менее важная, из них – это то, что в примерах, приводимых Филоном, тело снимали с креста, чтобы отдать родственникам распятого для достойного погребения. Иными словами, это была милость, дарованная определенным семьям, и мы можем предположить, что речь шла о семьях элиты, со связями в высших кругах общества. У семьи Иисуса никаких связей в высших кругах не было, средств на погребение в Иерусалиме тоже не было, сами они даже не происходили из Иерусалима и не были знакомы ни с кем из представителей властей, чтобы истребовать у них тело. Более того, согласно нашим самым ранним рассказам, никто из родственников Иисуса, даже его мать, не присутствовал при этом событии.

Другое, и более важное, замечание касается того, когда и почему делались исключения, упомянутые Филоном: когда римский правитель хотел почтить день рождения кого‑либо из римских императоров – другими словами, почтить римского лидера в день римского праздника. Это не имело ничего общего с распятием Иисуса, которое произошло не в день рождения римского императора, а в день иудейского праздника Пасхи – то есть еврейского праздника, который, как всем было известно, подпитывал антиримские настроения. Это случай, прямо противоположный тому, о котором упоминает Филон. И у нас нет никаких свидетельств, чтобы римские правители делали какие бы то ни было исключения в случаях, подобных случаю с Иисусом.

В общем и целом, обычная римская практика сводилась к тому, чтобы оставлять тела распятых преступников разлагаться на кресте, где они подвергались нападениям падальщиков, в качестве сдерживающего средства. Никаких указаний на противоположное в древних источниках мне не попадалось. Разумеется, из общего правила всегда могут делаться исключения.

Однако необходимо помнить, что христианские рассказчики, указывавшие, что Иисус был исключением из правила, имели на то вескую причину. Если Иисус не был погребен, то его гробница не могла быть впоследствии объявлена пустой.