Критерий несходства и весть Иисуса

 

Немалое число апокалиптических высказываний в самых ранних известных синоптических евангелиях содержат не те речения, которые ранние христиане хотели бы вложить в уста Иисуса. Я приведу тому три примера.

Во‑первых, в высказываниях относительно «Сына Человеческого», которые я цитировал выше, есть одна странная деталь, на которую обычно не обращают внимания. Вопрос не так прост, но суть его в следующем. Ранние христиане, включая авторов евангелий, считали Иисуса Сыном человеческим, космическим судьей всей земли, который вскоре должен вернуться с небес. Более того, евангелия в ряде мест идентифицируют Иисуса с Сыном человеческим. Отвечает ли такая идентификация критерию несходства? Очевидно, нет: если вы считаете Иисуса космическим судьей, вам будет нетрудно придумать изречения, в которых Иисус отождествляется с Сыном человеческим. Но как быть с теми высказываниями, в которых Иисус не отождествляется с Сыном человеческим? Или, вернее, с теми высказываниями, в которых Иисус, как кажется, говорит о ком‑то другом, как о грядущем Сыне человеческом? Маловероятно, чтобы христиане могли сами измыслить подобные изречения, поскольку они считали именно его Сыном человеческим.

Еще раз присмотримся к высказываниям, приведенным выше. Ни в одном из них нет намека на то, что Иисус говорит о себе, когда ссылается на Сына Человеческого, грядущего, чтобы судить землю. Читатели, естественно, исходят из того, что он здесь говорит о себе – либо потому, что верят в Иисуса как в Сына человеческого, либо потому, что знают, что в других местах мвангелия Иисус отождествляется с Сыном человеческим. Но ничто в самих высказываниях не наводит на мысль о подобной идентификации. Эти высказывания изложены не в тех выражениях, которые выбрали бы ранние христиане, если бы данные слова принадлежали им, а не Иисусу.

Или возьмем другое высказывание, Мк 8:38. Обратите особое внимание на формулировку: «Ибо, кто постыдится Меня и Моих слов в роде этом прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын человеческий, когда придет во славе Отца Своего с ангелами святыми». Тот, кто уже считает Иисуса Сыном человеческим, легко может допустить, что он говорит о себе – кто постыдится Иисуса, того постыдится (то есть осудит) сам Иисус, когда придет во славе с небес. Однако данное речение в действительности говорит совсем о другом. Здесь сказано, что если кто‑то постыдится Иисуса, то этого человека постыдится и Сын человеческий, когда он придет с небес. Ничто в этом высказывании не свидетельствует о том, что Иисус говорит здесь о себе. Поэтому читатель, полагающий, что под Сыном человеческим Иисус имеет в виду себя, привносит свое понимание в текст, а не берет его из самого текста.

Любой из ранних христиан, скорее всего, построил бы данное высказывание о Сыне человеческом не так. Можно представить, что кто‑то изобрел речение, из которого со всей ясностью следует, что Иисус подразумевает себя: «Если вы сделаете мне то‑то и то‑то, то Я, Сын человеческий, поступлю с вами так‑то и так‑то». Но гораздо менее вероятно, чтобы какой‑нибудь христианин придумал речение, которое, как кажется, проводит разницу между Иисусом и Сыном человеческим. А это означает, что оно, скорее всего, аутентично.

Второй пример взят из одного из моих самых любимых пассажей во всей Библии, рассказе о последнем суде, овцах и козлах (Мф 25:31–46; из источника М). Здесь говорится о том, что Сын человеческий придет вместе с ангелами, чтобы судить землю, и сядет на престоле. Он соберет перед собой всех людей и «отделит их друг от друга, как пастух отделяет овец от козлов» (25:32). «Овцы» окажутся по правую руку от него, а «козлы» – по левую. Сначала он обратится к «овцам» и пригласит их войти в царство Бога, уготованное специально для них. А за что им позволено войти в это царство славы? «Ибо голоден был Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и напоили Меня; странником был, и приняли Меня; наг, и одели Меня; болен был, и посетили Меня; в тюрьме был, и пришли ко Мне» (25:35–36). Праведники застигнуты врасплох и не понимают: они не только не делали для него всех этих вещей, но, более того, никогда его не видели. Тогда судия говорит им: «Истинно говорю вам: сделав для одного из братьев Моих меньших, вы для Меня сделали» (25:40). Затем он обращается к «козлам» и приказывает им идти «в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» – и объясняет, почему: они не дали ему есть, когда он был голоден, не напоили, когда он жаждал, не приняли его, когда он был странником, не посетили, когда он был болен и в тюрьме. «Проклятые» тоже недоумевают – ведь и они никогда не видели его раньше, как же они могли отказаться ему помочь? Тогда он отвечает им: «Истинно говорю вам: не сделав для одного из этих меньших, вы и для Меня не сделали» (25:45). И затем говорится, что грешники пойдут «в муку вечную», а праведники – в «жизнь вечную».

Этот пассаж производит глубокое впечатление и, без сомнения, он очень близок к тому, что в действительности говорил Иисус. Но почему? Потому, что, по мнению ранних христиан, не таким путем можно было заслужить вечную жизнь. Раннехристианская Церковь учила, что человек обретает спасение благодаря вере в смерть и воскресение Иисуса. Апостол Павел, например, весьма решительно стоял на том, что люди не могут заслужить спасение, делая то, что требовалось от них законом – или вообще делая что‑либо. Если бы такое было возможно, тогда не было бы никакой необходимости в смерти Христа (см., например, Гал 2:15–16, 21). Даже в Евангелии от Матфея основное внимание уделено спасению, которое принес Иисус через свою смерть и воскресение. В данном же пассаже люди удостоились вечной жизни не потому, что уверовали в Христа (они никогда не видели Сына Человеческого и не слышали о нем), но потому, что совершали добрые дела для людей в нужде. Вряд ли ранние христиане могли изобрести подобное высказывание. Оно воплощает точку зрения самого Иисуса. Сын Человеческий придет, чтобы судить землю, и те, кто помогал людям в нужде, получат в награду вечную жизнь.

Мой третий пример речения, которое почти наверняка отвечает критерию несходства – это апокалиптическое высказывание, важное для нашей последующей дискуссии в данной главе. В этом высказывании, дошедшем до нас из источника Q, Иисус говорит двенадцати ученикам: «В новом бытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах и будете судить двенадцать колен Израилевых» (Мф 19:28; ср. также Лк 22:30). Не требуется долгих рассуждений, чтобы понять, почему эти слова, по всей вероятности, принадлежат самому Иисусу, а не были приписаны ему кем‑нибудь из позднейших последователей уже после его смерти. После распятия Иисуса всем стало известно, что он был предан одним из своих учеников, Иудой Искариотом. (Это действительно имело место, так как предание находит себе независимое подтверждение во всех источниках и, кроме того, проходит по критерию несходства. Кому бы пришло на ум выдумать историю, в которой Иисус имеет столь малое влияние на своих собственных ближайших последователей?) Но к кому обращается Иисус в данном речении? Ко всем Двенадцати, включая Иуду Искариота. Он говорит, что все они – в том числе и Иуда – будут правителями в грядущем царстве Бога. Ни один христианин не стал бы выдумывать историю, намекающую на то, что предатель Иисуса, Иуда Искариот собственной персоной, будет провозглашен одним из правителей в грядущем царстве. А поскольку это невозможно, высказывание почти наверняка восходит к историческому Иисусу.