Глава двенадцатая: возвращение

 

1

 

Шум, поднятый Шеффером на Гавайях, и те международные осложнения, которые были вызваны его поступками, оставили в тени эпопею Тараканова и его друзей.

Шеффер, сбежав на американском корабле в Кантон, оставил «Кадьяк» с Таракановым и шестьюдесятью русскими и алеутами на произвол гавайцев, захвативших их в плен, – новое пленение для Тараканова в бесконечной серии в его жизни. Бедной Марии, проливавшей слезы на Кадьяке и тщетно ожидавшей его возвращения, очевидно, нужно было снова запастись терпением.

Король Томеа‑меа, сердитый на Шеффера, послал всех русских пленников на принудительные работы на своих плантациях.

И опять, как прежде, Тараканов сумел объединить своих соотечественников, поднять их моральный дух, вселить надежду на спасение, а своей русской смекалкой умелец Тимофей быстро расположил к себе короля Томеа‑меа настолько, что остальные восемь месяцев, проведенные в плену, не были слишком тяжелыми.

Восемь месяцев пленения прошло после бегства доктора Шеффера, прежде чем Тараканов и бывшие с ним русские и алеуты смогли, наконец, получить свободу и отправиться домой, но… опять не прямым путем. Получив разрешение короля выехать на родину, Тараканов прежде всего продал за какие‑то гроши корабль «Кадьяк», совершенно уже не пригодный для морских путешествий, одному из иностранцев на Сандвичевых островах.

Нужно было подыскивать судно, которое направлялось бы в Новоархангельск, и договориться с капитаном о доставке более шестидесяти человек на остров Ситку. Таких кораблей на Гавайях в то время не было, но один из шкиперов, американец Джонс, согласился доставить их всех в Новоархангельск, правда, только после того как они поохотятся у калифорнийских берегов.

Слишком хорошо помнил Тараканов Калифорнию и сначала категорически отказался – его страшила угроза нового пленения в этих местах, где он уже пробыл в неволе более трех лет.

Джонс пожал плечами:

– А кто вас повезет? Сами видите – нет кораблей, идущих в Новоархангельск. Я предлагаю хорошие условия – после охоты доставлю вас в берлогу Баранова, а кроме того, каждый из вас подзаработает немного. Иначе будете еще долго сидеть здесь!

Тараканов согласился, и в середине лета 1818 года люди, находившиеся в подчинении Тараканова, погрузились на корабль. Как ни странно, но все они за эти долгие месяцы обжились, привыкли к гавайской жизни и даже некоторые завели себе «жен» из гавайских девушек. Пришло время поднимать якорь и отправляться в далекий путь к берегам Калифорнии. Одно только запретил король Томеа‑меа – ни одна гавайская девушка не могла покинуть Сандвичевы острова. Промышленным и алеутам пришлось оставить своих подруг.

Королю очень полюбились русские, и когда те уезжали, он передал Тараканову письмо для Баранова. В весьма витиеватых тонах король объяснил пленение шестидесяти русских ошибкой, сильно расхваливал их, послал Баранову несколько ценных подарков, а самое важное – предложил заключить торговый договор на самых выгодных условиях.

 

2

 

Путешествие на корабле капитана Джонса от Сандвичевых островов до берегов Калифорнии было не из приятных как из‑за перегруженности судна, так и из‑за жестокости шкипера. Переход был тяжелый, море бурное, а сидеть в тесном трюме было невыносимо – трюм был душный, вонючий, и в нем просто не хватало воздуха для шестидесяти человек. Многие предпочитали оставаться весь день на мокрой палубе, постоянно обдаваемые холодными солеными брызгами, срывавшимися с верхушек волн.

Наконец, океан пройден, и уже – правда, на большом расстоянии – можно было различить приближающийся берег Калифорнии. Корабль держал курс на Форт Росс, с приближением к которому стало заметно теплее, а главное – бурное море осталось позади.

Тараканов не мог удержаться от слез, когда корабль остановился и стал на якорь, из форта Росс на шлюпке прибыл сам правитель форта Кусков с несколькими из своих промышленных. Тараканов и Кусков встретились, как родные, крепко обнялись… Тимофей просто не мог сказать ни одного слова от охвативших его чувств.

– Пять лет в неволе… – прошептал он наконец, – пять лет не был я дома…

– Ждут тебя, Тимофей, ждут и в Новоархангельске, и на Кадьяке – измучилась жена твоя, заждалась тебя…

Едва ли нужно много говорить о том приеме, который был оказан «калифорнийцами» форта Росс группе промышленных и охотников, возвратившихся домой из долгой неволи. Кусков и его люди открыли для прибывших свои дома, склады, амбары и… сердца.

В то время, как на борт корабля грузились продукты и вода, наблюдательный Тараканов успел осмотреть все селение и первым делом побывал в небольшой часовенке в углу крепости, где помолился перед большой иконой Спасителя, – благодарил он и молился за свое спасение из плена и за то, что несмотря на все тяготы вернулся здоровым… помолился о тех, кто не выдержали неволи и непосильного труда и ушли в другой мир.

Глазам своим не верил Тимофей, увидев все то благополучие и довольство, царившие в селении Росс – в этом маленьком, но быстро разрастающемся клочке России на калифорнийских берегах. Всего здесь было вдоволь. Много скота паслось на склонах холмов, что обеспечивало обильные запасы мяса, молока и масла, огороды ломились от необыкновенных урожаев овощей. Но больше всего поразило Тараканова полное отсутствие вражды между русскими и индейцами. Обращение с ними было самое дружественное – и среди русских даже и мысли не было, чтобы эти соседи‑индейцы когда бы то ни было могли напасть на них. Слишком хорошо помнил Тимофей положение индейцев в испанских миссиях, где со скотиной обращались лучше, чем с подневольными индейцами.

 

3

 

Нагружен корабль необходимыми запасами и продуктами, сердечно распрощался Тимофей с Кусковым и снова в путь, домой в Новоархангельск.

– Передавай наш глубокий поклон Александру Андреевичу, расскажи, как мы здесь живем и работаем, – на прощание сказал Кусков, – пишем мы ему аккуратно, сообщаем о своих делах, но ты ему расскажи все, что видел своими глазами… Хотелось бы повидаться с ним… семь лет почти, как мы расстались – долгий срок…

– Все расскажу, Иван Александрович, узнает он о всех чудесах, что вы здесь натворили за такой короткий срок… Крепость настоящую поставили, да и селение разрослось… поля, тучные стада – я просто глазам не верю…

Распустил паруса корабль и грациозно направил свой путь на север. Когда судно подошло к проливу Жуан‑да‑Фука, погода сильно изменилась, подул штормовой ветер, и море стало бурным, черным, неприветливым. Остались позади и теперь казались сном теплые южные моря с их спокойными водами, тихо набегающими на берег и ласкающими усталое тело, так же кажутся сном и теплые южные бризы, дующие вдоль калифорнийских берегов.

Суровый Север верен себе и встречает истомившихся в неволе людей порывами пронизывающего злого ледяного ветра и брызгами холодной соленой воды. Люди ежатся на палубе, зябнут в своих легких одеждах, мокнут, чертыхаются – скорее бы домой! В трюмах места мало, да и воздух тяжелый – спускаются туда по очереди, погреться, затем снова на палубу.

Миновав пролив Жуан‑да‑Фука, подошли к островам, и капитан приказал Тараканову взять с собой шестнадцать алеутов и отправиться на байдарках на охоту за морскими бобрами.

Тараканов запротестовал:

– Куда же они поедут на охоту в таком состоянии? Не видите разве, что все больные и до сих пор не оправились от недоедания…

– Поменьше разговоров! – цыкнул на него капитан Джонс. – Уговор был доставить вас в Новоархангельск после охоты на бобров… Чем скорее набьете мне бобров, тем скорее будете дома… А ну, марш в байдарки! – и он угрожающе взял в руки тяжелый железный крюк.

Охота оказалась неудачной, что привело капитана в еще большее бешенство. Несмотря на все усилия Тараканова и охотников, исследовавших на своих байдарках все уголки и заливчики маленьких островков, им за весь день удалось найти и убить только двух животных.

На рассвете следующего дня капитан отправил охотников снова, напутствуя их непечатными ругательствами. И опять результаты были такие же. К полудню, когда усталые люди съехались к пологому песчаному берегу, трофеи состояли всего лишь из четырех убитых бобров. Очевидно, место для охоты капитан выбрал неудачное или их опередили охотники с других кораблей.

Настроение у людей было подавленное. Возвращаться на корабль с такими мизерными результатами значило подвергаться опять издевательствам сумасшедшего капитана. А тут еще проголодались люди. Не дал им никакой пищи капитан, и знали они, что если вернутся на корабль без трофеев, то останутся голодными до следующего дня. Нашли на берегу каких‑то ракушек – все же еда, – наполнили свои пустые желудки, смотришь, веселее стало – можно опять и на охоту.

Охота закончилась трагически. У одного из островов перевернулась байдарка с алеутами, и оба охотника утонули прежде, чем товарищи смогли прийти к ним на помощь. С тяжелым сердцем Тараканов отдал приказ всем остальным повернуть обратно и вернуться на корабль.

Как и следовало ожидать, капитан Джонс, увидев только четырех бобров, встретил охотников остервенелой бранью. Меньше всего он был обеспокоен или удручен потерей двух людей – охотники подчинялись Тараканову и были предметом его заботы. Все, что интересовало капитана, это бобры, и он их достанет, даже если все до одного охотники утонут в море!

Поэтому он немедленно приказал Тараканову с его людьми снова отправляться к островам.

– Но, капитан, все устали и голодны… накормите их по крайней мере, – пытался протестовать Тараканов. Он был в ярости и со сжатыми кулаками подошел к Джонсу. Высок и здоров, как бык, капитан Джонс, но Тимофей даже рядом с ним кажется гигантом. Он был сейчас в таком состоянии, что одним ударом кулака мог убить капитана.

Джонс это понял… Он немного отступил, незаметно дал сигнал матросам подойти ближе и, когда почувствовал защиту – матросы вооружились топорами и баграми, – медленно процедил:

– Поднимешь на меня руку, Тимофей, буду считать тебя бунтовщиком. За нападение на капитана корабля будешь висеть вон там, на трех реях. Сам знаешь закон моря – мятеж карается виселицей… А теперь будешь выполнять приказания – или хочешь, чтоб я дал приказ команде вас всех сбросить с корабля в воду? Потоните там, как слепые котята.

Ничего не оставалось Тараканову и алеутам, как взбираться в свои байдары и грести обратно к островам, хотя час уже был поздний и трудно было ожидать каких‑либо успехов в охоте. Однако пришлось подчиниться самодурству капитана.

– Никакой охоты сегодня! – распорядился Тараканов. – Устроимся поудобнее, потеплее на берегу, поедим ракушек да постараемся отдохнуть, поспать до утра, а там – утро вечера мудренее, – может быть, повезет нам завтра.

 

4

 

Рано утром Тараканов был разбужен какими‑то свирепыми криками. Охотники вскочили и увидели, что к ним несутся дикари‑колоши, размахивая копьями. У некоторых даже были ружья. Началась дикая, беспорядочная стрельба.

– В байдарки, скорей! – закричал Тимофей.

Все бросились к лодкам. Одной из пуль на месте был убит молодой алеут Ефимка, сын алеутского старшины на Кадьяке. Испуганные алеуты стали прыгать в свои байдары, чтобы скорее отойти от берега и спастись от огня колошей. В суматохе одна байдара перевернулась, и один охотник утонул. Другой поплыл к берегу, где и он был захвачен колошами.

Остальные стали яростно грести к месту стоянки корабля, который было нелегко найти из‑за предрассветного полумрака и легкого тумана. Наконец место было найдено, туман рассеялся, и удивленные и пораженные люди увидели себя на обширной поверхности океана в одиночестве – корабль ушел! Капитан Джонс, когда накануне вечером Тараканов с охотниками не вернулся, решил, что их захватили в плен индейцы, поднял якорь и ушел в Новоархангельск.

Счастье Тараканова и его людей, что из‑за встречного ветра и прилива корабль Джонса прибило к месту его прежней стоянки. Здесь, в полумраке, полупьяный капитан увидел, что его судно окружено лодками с людьми, которых он принял за индейцев.

– Огонь! – завопил он.

Матросы открыли беспорядочный огонь и убили восемь человек в лодках, прежде чем опознали Тараканова, яростно размахивавшего руками и что‑то кричавшего им.

Восемь человек полегли, и из этих восьми пятеро были с Таракановым все пять лет в плену у испанцев и на Сандвичевых островах. И нужно же было, чтоб за несколько дней до возвращения домой эти несчастные были убиты по прихоти самодура‑капитана!

Так закончилась необыкновенная одиссея Тараканова. Он вернулся в Новоархангельск, где его тепло встретил Баранов, сильно постаревший за эти пять лет. Радостно встретили его и Антипатр, и Ирина – его большие друзья. Ирина из маленькой длинноногой девочки с густыми косами превратилась в шестнадцатилетнюю красавицу, а Антипатр совсем стал взрослым и говорил баском.

Не терпелось Тимофею, хотелось скорее домой к жене на Кадьяк. Баранов понимал это и устроил так, чтобы Тимофей мог отправиться на свой остров с первым же кораблем.

Знала Мария, что вернется ее суженый, как возвращался он и раньше из индейского плена. И ее надежды и молитвы не были напрасными. Тимофей вернулся!..