Глава девятая: трагедия на ситке

 

1

 

24 июня 1802 года… День выдался на редкость теплый… только на самом берегу моря еще тянуло прохладой, а в самом форте Михайловском после полудня стало даже жарко. За два года на Ситке жители Михайловского пообжились, привыкли и как‑то меньше стали остерегаться свирепых индейцев‑колошей. Случались, правда, в начале небольшие стычки, были даже раненые. К счастью, среди защитников форта Михайловского никто не был убит. Как видно, индейцы убедились, что русские воюют не хуже индейцев, а главное – у них оружия и боеприпасов побольше. Попробовали колоши напасть на партии охотников раза два, да получили такой отпор, что присмирели и больше никаких неприятностей не было.

Стали появляться в Михайловском женщины‑индианки, помогать на кухне да на огороде. Но положиться на них нельзя было никогда. В самое нужное время они вообще могли не явиться. Иногда их не видели неделями, а потом вдруг появятся группой и приходят каждый день. Что они делали в свое отсутствие, чем занимались, – от них не добьешься.

Поэтому, может быть, в этот ясный, солнечный воскресный день 24 июня никого из русских обитателей форта Михайловского не удивило, что сегодня индианки опять не явились. Промышленные обжились, раздобрели на Ситке. Жизнь здесь была легче, чем на Кадьяке, да и строгого Александра Андреевича Баранова рядом не было. Привыкли к Михайловскому, к лесам, подступавшим к самым стенам форта, к морскому берегу настолько, что стали меньше думать об опасности нападения индейцев. Дисциплина упала – стоило ли держать военную стражу на стенах и у ворот, если до сих пор ничего не случилось?

Кое‑где по берегу бродили отдельные люди. Одни, лениво сидя у байдарки, чинили что‑то, другие пошли в лес, многие спали в тени у частокола. Начальник форта Василий Медведников завалился спать в своей комнате на верхнем этаже казармы у стены форта, а его помощник Наквасин тоже забрался наверх, на второй этаж казармы, нависавший над бревенчатой стеной, откуда можно было видеть и лес позади форта, и горы вдали. В этот полуденный час форт представлял собой непробудное, спящее царство.

Что могло бы встревожить постороннего человека среди этой мирной картины июньского дня, так это полное отсутствие индианок, а еще вчера они толпились на дворе. Мужчин‑индейцев внутрь форта обыкновенно не пускали, и все свидания с ними происходили на берегу, который был хорошо виден и из ворот форта, и из угловых башен. Единственными женщинами в колонии в этот день были несколько индианок, живших постоянно в Михайловском. Это были сожительницы промышленных.

Молодой промышленный Абросим Плотников, крепкий, широкоплечий, с белокурыми длинными волосами, оправил свою рубашку, подтянул пояском, лихо набок накинул на голову фуражку и вышел из ворот. Взглянул на окошко над головой и крикнул в это время выглянувшему Наквасину:

– Пойду к речке за телятами присмотреть.

Быстрыми шагами дошел до леса и тотчас скрылся в его густой чаще.

Посмотрел Наквасин на залив, увидел Кузьмичева и Изохтина, которые далеко в море гребли усиленно на своих байдарках… решили рыбы половить. Вскоре и они скрылись из виду. Больше половины русских промышленных разбрелись из форта кто куда, благо и день‑то был на редкость приятный. В самой крепости осталось только шестнадцать русских да несколько женщин, сожительниц промышленных. Все алеуты‑партовщики или в лесу, или на море. Из русских отсутствовали Урбанов, Карпов да Афанасий Кочесов, их не было уже несколько дней. Двое других – Кузьмичев и Изохтин – поехали ловить рыбу. Кроме того, отправились в большой байдаре за сивучьим мясом Куниковский, Батурин, Еглевский и Зырянов.

Любимец Баранова Тимофей Тараканов в маленькой байдаре лениво греб вдоль берега. Он собирался обогнуть мыс и поохотиться на нерп.

 

2

 

Часа в два дня Плотников вернулся из леса, где проверял стадо молодых телят. Неторопливо подошел к казарме, как вдруг увидел что‑то, от чего у него сердце вдруг остановилось и ноги, казалось, приросли к земле. Из леса внезапно показались толпы размалеванных индейцев‑колошей, которые, на ходу размахивая своими копьями, бежали к воротам форта. С противоположной стороны, со стороны скал на берегу моря, к форту приближалась другая огромная толпа индейцев. В их намерениях ошибиться было нельзя. Индейцы, очевидно, вступили на тропу войны – и это было нападение на форт.

Дальше все произошло быстро и неожиданно. Кинулся Абросим Плотников к казарме, но там, видно, увидели нападавших индейцев и плотно заперли ворота. Дернул ручку ворот Абросим, раз, второй – не поддается. Видит он – подбегают уже краснокожие к воротам… оглянулся и ринулся в скотную избу… Там у него хранилось ружье, и он подумал, что, может, сумеет дорого продать свою жизнь.

В скотной схватил ружье и вспомнил, что видел в углу перекошенное от страха лицо Насти, молодой алеутки‑скотницы, крикнул ей:

– Беги в лес, Настя, хватай ребенка… не мешкай… может, успеешь!

Женщина выбежала, бросилась искать своего ребенка, а Плотников закрыл дверь на запор…

Не прошло и минуты, как в дверь загрохотали чем‑то тяжелым… раз… два… три… дверь рухнула, и в полутемное помещение ворвались четыре колоша. Абросим выстрелил вслепую, но не попал в атакующих. Те бросились на него. Один схватил ружье Абросима, другие вцепились в кафтан. Абросим рванулся с нечеловеческой силой, оставил в руках индейцев и ружье и кафтан и в момент нырнул головой в окошко… Вскочил на ноги, страх придал прыти, и он понесся к лесу. Два индейца, погнавшиеся за ним, отстали, и Плотников скрылся в чаще. Там он знал большое дерево с дуплом, куда и влез. Из дупла он мог видеть индейцев, искавших его по лесу, но, видно, хорошо он был укрыт, и индейцы, не найдя его, вернулись обратно к форту.

Страшные сцены происходили в это время в казарме форта. Нападавших индейцев, еще до того как Плотников пытался вбежать в ворота, увидел Тумакаев. Он понял их намерения и крикнул всем находившимся на дворе:

– В казарму, бегом! Индейцы напали!

Люди бросились внутрь. Индианка Катерина, жена Лебедева, замешкалась – не знала куда бежать. Сидевший у ворот Лебедев, единственный среди защитников, у кого было ружье, схватил ее за руку и втолкнул внутрь. Сам он не успел вбежать, выстрелил в толпу, сразив одного из нападавших. В тот же момент в него вонзилось со свистом несколько копий. Лебедев упал у ворот, как подкошенный.

Немногие из защитников форта, остававшиеся в этот день внутри и теперь запершиеся в казарме, могли видеть в окна, как во двор ворвались сотни индейцев. Их было много, но еще больше толпилось у ворот, стараясь ворваться внутрь двора.

– Бабы, назад! – крикнул Тумакаев, взявший на себя руководство в нижней казарме. – Переворачивай столы и скамьи, хоронитесь за ними. А ты, Семен, – распорядился он, указав на Кабанова, – бегом наверх, достань ружей у Василия Ивановича, будем отсюда отстреливаться.

Кроме нескольких женщин, в нижней казарме находились восемь промышленных: старшой Тумакаев да Кабанов, Шанин, Кунгур и Овдин, стоявшие по одну сторону двери, готовые кинуться на индейцев, если те ворвутся. С другой стороны стояли Мачульский, Смирной да Чуприяновский. Поодаль, у маленького окошка стоял немолодой уже бородатый английский матрос, которого русские захватили несколько дней назад в лесу вместе с его приятелем, молоденьким матросиком. Они находились под неофициальным арестом в ожидании распоряжений Баранова. В лесу их обнаружил Тараканов с другими охотниками. Как оказалось, оба матроса были высажены с английского судна на берег на некотором расстоянии от Михайловского с партией оружия, которое они, видимо, продали индейцам в нарушение строгого приказа Баранова. Молодой англичанин был на берегу во время нападения индейцев и куда‑то скрылся, а бородача русские втолкнули в казарму. И теперь он стоял у маленького окна и, искоса поглядывая на русских, ехидно улыбался.

Трудно было сказать чем он был доволен, но, очевидно, у него был какой‑то сговор с вождем индейцев. Последнее время английские корабли стали чаще шмыгать вдоль берега у Михайловского. Остановить их было нечем. Маленьким пушчонкам форта запугать их было трудно. Англичане не брезговали ничем в своей торговле с индейцами. Главное, добыть мех любой ценой! Русские, поселившиеся на Ситке, мешали им, да и Баранов все время угрожал захватом судов, если те будут продолжать браконьерство в русских владениях. Поэтому нет ничего невероятного в обвинениях уцелевших защитников, что нападение на форт Михайловский совершили индейцы по наущению капитанов английских кораблей.

Бородатый англичанин отошел от окна и незаметно подошел к чуланчику в углу казармы. Недалеко от входа в чулан стояла небольшая печурка, на которой грелся большой медный чайник. Матрос нагнулся, как бы прикурить трубку, осторожно оглянулся кругом и вдруг швырнул горящую головешку в чулан, где она упала на промасленные канаты и старые парусины, хранившиеся там. Никто не обращал внимания на него… все были заняты индейцами и настороженно выглядывали сквозь щели оконных ставен, следя за действиями наступавших врагов.

На дворе вдруг раздался неистовый воинственный крик сотен голосов, и дверь задрожала от страшных ударов снаружи…

Сверху по лестнице спустился Медведников, чтобы принять командование защитниками. В тот же момент ставни загрохотали и повалились вниз. В окнах показались стволы ружей, и индейцы стали беспорядочно, не целясь, стрелять внутрь казармы. Немного погодя, одна из тяжелых плах двери была выбита. Сквозь дыру тоже загрохотали выстрелы. Первыми же выстрелами был убит Овдин, а за ним и Кунгур, а Тумакаев и Медведников были тяжело ранены.

Несмотря на ранение, Тумакаев подкатил к двери старую пушчонку, стоявшую в углу казармы. Пушка, к счастью, было заряжена и, как только дверь казармы рухнула под тяжестью десятков тел, он выстрелил из пушки прямо в толпу индейцев, убив и покалечив многих из них. Это не остановило озверевших колошей, и они, ворвавшись в казарму, закололи копьями Тумакаева, Медведникова и других.

В этот момент в чулане показалось пламя, и от удушливого дыма и огня женщины сверху бросились по лестнице вниз, где их быстро переловили нападавшие. Оставшиеся в верхней казарме пятеро промышленных во главе с Наквасиным начали задыхаться от густого черного, удушливого дыма, который поднимался вверх их подожженного чулана. Оказалось, что оставшийся на берегу второй англичанин подбежал к казарме и стал бросать на крышу зажженные сучья, пылавшие, как факелы. Вскоре и крыша занялась багровым пламенем.

Люди стали прыгать сверху на землю, где их подхватывали на копья индейцы и победно поднимали тела в воздух, оглашая двор воинственными криками. Наквасину каким‑то образом удалось невредимым соскочить на землю, и он сразу же бросился к лесу.

 

3

 

Абросим Плотников, прятавшийся в дупле дерева на краю леса, хорошо видел, что происходило в казармах. На его глазах индейцы закололи насмерть нескольких его товарищей, пытавшихся бежать из форта, который в это время уже весь был объят огнем. Абросим видел, как Наквасин, прыгнувший из окна второго этажа казармы, побежал к лесу. За ним погнались четверо индейцев. Может быть, Наквасин и спасся бы, но у самого леса он споткнулся, одежда зацепилась за корягу, и он упал. Набежавшие индейцы подняли его на копья и торжественно понесли к казарме, возле которой они отрубили ему голову. Выбежавший в это время из казармы Кабанов был, сразу же убит у ворот. В несколько минут никого из оборонявшихся не осталось в живых. Индейцы теперь ловили промышленных и алеутов, возвращавшихся из леса в форт, ничего не подозревая. Колоши тут же убивали их, отрезая всем головы. Всего в этот страшный день погибли двадцать русских и 130 алеутов.

Прежде чем полностью сгорел форт, индейцы смогли вынести до трех тысяч шкурок морских бобров и других мехов и затем, погрузив в свои байдары захваченных женщин, убрались восвояси. Напоследок, перед уходом из сожженного форта, колоши сожгли строившееся русскими судно.

Весь день горел форт. К вечеру, когда, казалось, все индейцы убрались, Плотников выбрался из прикрытия и направился на пепелище. Около форта он обнаружил своих коров, в каждую из которых было воткнуто до два‑три копья. Бедные животные едва стояли на ногах от потери крови. Абросим пожалел их и с трудом вырвал из животных копья. Не успел он закончить свою операцию, как увидел нескольких колошей, бежавших к нему от берега моря. Мимо него просвистели копья. Молод и крепок был Абросим, рванул к лесу и тем самым спасся в густой листве.

Стало ясно, что к сожженному форту подходить было опасно, и Плотникову ничего не оставалось, как уйти подальше в густой лес. Он направился в сторону гор.

Уже темнело, когда он заметил людей, осторожно идущих по лесу впереди него. Как он позже повествовал в своих показаниях о катастрофе на Ситке, это были «…девка Чиниацтково жила с маленьким своим грудным сыном и мужик, отставший за болезнью от партии Кадьяцкой Кидюдинсково жила, коих и принял я в сотоварищество»…

 

4

 

Ночь несчастные беглецы провели вместе в лесу, а утром Плотников опять сходил на пепелище. Страшную картину увидел там Абросим… десятки обезглавленных тел лежали везде, где только настигли свои жертвы копья кровожадных индейцев. Еще более страшная картина была на берегу, где индейцы поставили ряд высоких кольев, на которые вонзили отрезанные головы русских и алеутов. Боялся Плотников оставаться там долго и опять укрылся со своими компаньонами в лесу. Восемь дней пробыли беглецы в лесу, каждый день выходя к берегу в надежде, что какое‑нибудь судно придет и спасет их. Эти восемь дней у них во рту не было ни крошки. Хорошо еще, что воды в ручьях было вдоволь.

На девятый день, находясь в лесу у ручья, услышал вдруг Плотников два пушечных выстрела. Он вскочил и, как сумасшедший, бросился к берегу. Выбежал из лесу и, не веря своим глазам, увидел в заливе корабль. Это был английский корабль капитана Барбера. Плотников подбежал к воде и стал кричать, яростно размахивая руками. Наконец‑то, пришло спасение!

Он не знал, плакать ли ему, или смеяться от радости. Все, что он знал, так это то, что в бухту вошел корабль, а с ним и его спасение. Вдруг мимо его головы просвистело копье и ударилось в песок на берегу. Плотников оглянулся и в ужасе увидел шестерых индейцев, бежавших к нему. Благо, молод был Плотников и хорошо знал этот лес. Ни одному индейцу не угнаться было за его молодыми ногами. Не мешкая долго, он ринулся к лесу, оставив далеко позади разъяренную погоню. Те, видя, что им не догнать Абросима, в исступлении стали бросать ему вдогонку копья, но Плотников был уже вне досягаемости, скрывшись в густой чаще.

Запыхавшийся Абросим нашел своих компаньонов, которых оставил у ручья:

– Индейцы позади, скорее в убежище! – крикнул он. Беглецы уже облюбовали одно место в лесной чаще, где могли укрываться в ямах под корнями деревьев. Прошло некоторое время и, видимо, индейцы потеряли их след.

Нетерпеливый Плотников не мог больше сидеть в своем укрытии. Он боялся, что корабль может уйти, и поэтому рискнул еще раз пробраться на берег и дать знать, что на острове еще есть люди. Эта попытка едва не стоила ему жизни. Вышел Плотников на берег и обрадовался, увидев, что корабль все еще стоит в бухте. Стал опять махать руками и кричать, стараясь привлечь внимание людей на корабле, и его заметили. Но в этот момент опять появились индейцы и бросились к Плотникову. И снова ему пришлось положиться на свои быстрые ноги. Вдруг Абросим споткнулся и с размаху рухнул на землю. Обрадованные индейцы, размахивая копьями в ожидании момента, когда можно будет вонзить их в его тело, бросились к нему. Но удачлив был Плотников… вскочил перед оторопевшими индейцами и вновь бросился бежать к лесу. Видно, не пришло еще ему время отдавать Богу свою душу.

Под вечер попытался Плотников еще раз попасть на берег, но вовремя заметил засаду и опять скрылся в лесу.

– Не попасть нам на берег, – сказал он своим компаньонам. – Ждут нас тираны! Давайте обойдем косу и выйдем на мыс. Это версты три отсюда, а там опять попробуем привлечь внимание англичан.

Рано утром направились беглецы к лесистому мысу. Идти было трудно, особенно женщине с ребенком. Вышли наконец на самую оконечность мыса. Место было опасное, потому что, если индейцы заметят их, отступление будет отрезано. Выбор тогда невелик – или быть убитыми, или погибнуть в море.

Осторожно вышел Плотников на песчаную отмель, видит корабль стоит, как на ладони… Замахал руками, закричал, и, к счастью, заметили его на корабле. Быстро спустили вельбот на воду. Только вельбот подошел к берегу, как вдруг из лесу опять выбежала свирепая ватага индейцев. Они видели, что жертва снова ускользает из их рук и, яростно размахивая копьями, бросились к Плотникову. Тот едва успел вскочить в вельбот, как индейцы подбежали к воде. Матросы быстро направили вельбот к кораблю, и вскоре Плотников был вне досягаемости.

Абросим, как мог, объяснил старшему на вельботе, который оказался самим капитаном Барбером, что неподалеку от мыса, в лесу, прячутся люди и попросил спасти их. Капитан оставил Плотникова на корабле, а сам с вооруженными матросами пошел на вельботе обратно к мысу. Индейцы, увидев вооруженных моряков, благоразумно решили скрыться. Как видно, это была небольшая группа охотников.

Плотников на корабле с нетерпением ожидал возвращения матросов. Он боялся, как бы индейцы не нашли беглецов прежде англичан. Через час вельбот вернулся, и велико было счастье Плотникова, когда он увидел, что привезли не только алеутов, но и русского Батурина, который тоже девять дней прятался в лесу и случайно набрел на беглецов.

Оба спасенных русских бросились друг другу в объятия, не веря своим глазам, что кто‑то еще спасся из форта.

– Абросим, – крикнул радостно Батурин, – как же ты это спасся?! Как тебе удалось?

– А как ты? – в свою очередь удивлялся Плотников. – Эти вот, партовщики, говорили, что колоши переловили всех вас в лодках и кого убили, а кого увели в плен!

– Да, схватили Кочесова и Еглевского; оба были ранены. А мне удалось вырваться из их рук и убежать в лес. Видел я, что Тараканова тоже захватили в байдаре, но вроде бы не убили.

…Капитан Барбер решил отправить отряд вооруженных моряков на пепелище Михайловского форта, главным образом для того, чтобы похоронить тела до сих пор лежавшие на берегу и около пепелища форта. Плотников и Батурин тоже отправились на берег.

Когда вельботы подошли к пологому песчаному берегу, их встретила страшная картина. Вдоль всего берега стояли высокие колья… много кольев с воткнутыми на них головами убитых защитников форта. И везде, куда только не посмотришь, лежали обезглавленные тела людей.

Капитан Барбер поморщился, приложил платок к носу. Смрадный запах стал повсюду. Он коротко приказал:

– Всех похоронить!

Быстро выкопали матросы неглубокие ямы и закопали тела. Барбер с Плотниковым и Батуриным осмотрел пепелище форта. Ни одного здания там не осталось, только пепел да недогоревшие бревна. Во дворе сожженного форта нашли пять медных полурасплавленных пушек да у ворот – шестую пушку, тоже приведенную в негодность. Только к вечеру вернулись обратно на корабль, где был созван «военный совет», в нем приняли участие офицеры корабля и оба русских. Нужно было решить, что делать дальше – идти на Кадьяк или оставаться в бухте и узнать у индейцев, есть ли у них живые пленники.

 

5

 

Тараканов в день нападения индейцев один греб в своей одноместной байдаре… подошел к берегу и стал вытаскивать лодку, как вдруг на него навалилась ватага индейцев, повалили на спину. Один из колошей оттянул его голову назад, обнажив голое горло, а другой замахнулся ножом, чтобы отхватить ему голову.

Вдруг кто‑то схватил индейца за руку:

– Не надо… взять его в наше селение… – послышался повелительный женский голос. Индеец послушно опустил нож.

Другие индейцы моментально скрутили Тараканову руки и посадили на песок. Удивленный Тимофей посмотрел на свою спасительницу. Он уже мысленно распрощался с жизнью, когда вдруг в последний момент рука с ножом опустилась, и он остался жить. Он посмотрел на молодую индианку и от неожиданности вскрикнул:

– Даша, это ты? Что случилось?

Он узнал девушку. Это была служанка Кузьмичева, которого он недавно видел, когда тот приехал ловить рыбу.

– Почему они напали на меня? Что это значит? – опять спросил он девушку.

Он знал ее хорошо. Удивительно красивая, с несколько суровыми чертами лица девушка работала прислугой у Кузьмичева уже несколько недель, и Тараканов знал, что Кузьмичев жил с ней. Его удивило то уважение и послушание, которое он заметил теперь в обращении индейцев с ней. Они ее слушались, как будто она была дочерью вождя. Тогда она работала простой служанкой, прозванной русскими Дашей. Теперь она выглядела совсем другой. Не было и следа прежней услужливости и покорности в ее манерах. Наоборот, во всем ее поведении виднелась прирожденная привычка властвовать. Это была не служанка Даша, а властная принцесса!

Девушка подошла близко к Тараканову, почти прикасаясь подолом своего кожаного одеяния к его лицу… низко наклонилась и, в упор глядя ему в глаза своими черными, горящими от ненависти глазами, злобно прошептала:

– Все русские убиты… только тебя, собаку, возьмут в селение… будешь там одним из рабов!

Она гордо выпрямилась и свысока посмотрела на пленника.

– Ты здоров, молод и силен… силен, как мул… тебя жаль убивать… ты будешь у нас мулом.

– Но, Даша… я ничего не понимаю… А что случилось с Кузьмичевым, твоим Кузьмичевым?..

Девушка вдруг преобразилась… Она стала похожа на настоящую фурию… Вдруг она пнула Тимофея прямо в лицо настолько сильно, что он повалился на‑

бок на землю, затем подошла к нему и яростно плюнула на песок.

– Кузьмичев, вот… от него ничего не осталось… только один плевок… Его голова… – и она выразительно провела ребром ладони по своему горлу, – голова чик‑чик… висит на колу.

И, довольная своей речью, девушка неожиданно радостно ухмыльнулась.

– Нет больше форта… сгорел… смотри!

Тараканов с трудом повернулся в направлении леса, за которым был форт, и увидел подымавшиеся там густые клубы дыма.

Девушка коротко что‑то приказала индейцам на своем языке, и те бесцеремонно потащили Тимофея к своей большой байдаре, награждая его по дороге пинками и подзатыльниками.

 

6

 

Для Тараканова в индейском селении настали кошмарные дни. Первую ночь он провел привязанным руками и ногами к большому столбу, как бык, которого привели на заклание. Всю ночь он слышал страшные крики двух других пленных – Кочесова и Еглевского, где‑то недалеко индейцы изощрялись в мучительных пытках над ними. Эти предсмертные крики иногда заглушались победными звуками десятков барабанов, торжествовавших победу над русскими, пришедшими непрошенными на землю индейцев. Всю ночь Тараканов ожидал подобной участи и для себя.

Утром пришли два свирепо размалеванных индейца, отвязали Тараканова от столба и повели его куда‑то. Он был уверен, что его повели на смерть. К его удивлению, индейцы ввели его на широкий двор за изгородью, где уже находилось несколько рабов, занятых чисткой рыбы. Тимофею развязали руки и втолкнули в группу невольников, где его сразу же заставили делать такую же работу. Через несколько Минут там появился вождь племени колошей Скаутлеут со своим племянником Котлеаном. Вместе с ними пришла и индианка Дашка. Только тут Тараканов увидел, как мало русские знали своих соседей‑индейцев, – не знали, что Дашка была дочерью Скаутлеута, дочерью большого вождя крупного племени колошей‑тлинкитов.

Тараканов угрюмо наблюдал за всем происходящим. Его больше не удивлял тот факт, что посмотреть на него пришел вождь Скаутлеут. Все русские в Михайловском, как и Тараканов, подружились с ним, считали его наиболее дружественно настроенным к русским и даже изменили его труднопроизносимое имя на Михайло. Подумать только, все эти месяцы Скаутлеут спокойно изучал обстановку, подослал дочь работать служанкой у Кузьмичева, где она могла видеть и знать все, что творилось в Михайловском.

Скаутлеут с Котлеаном подошли и насмешливо посмотрели на мускулистого Тимофея. Потом вождь повернулся к дочери и сказал:

– Переведи Тимофею: будет хорошо служить, останется жив… а если попытается бежать, – поймаем, на первый раз отрежем нос и уши. Попробует еще раз – замучаем насмерть…

Красавица‑индианка, с ненавистью глядя на Тимофея, перевела ему слова отца.

– Скажи вождю, Дашка, не ожидал я с его стороны такой подлости за все наше к нему хорошее отношение. Он показал себя не орлом индейским, а подлой гиеной. Не вождь он, а шакал.

Кровь вскипела у гордой индианки от такого оскорбления, и она с размаху ударила Тараканова по лицу. Потом повернулась и перевела слова Тимофея отцу. Вены на лбу индейца налились кровью, глаза стали стальными.

– Не грозись, белолицый… долог твой язык, так его нетрудно и укоротить – отрезать.

Скаутлеут повернулся и готов был уйти, но тут к нему подошла дочь и что‑то шепнула. Угрюмые морщины на лице вождя вдруг разгладились, глаза повеселели. Он опять повернулся к Тараканову:

– Не дело тебе быть среди мужиков здесь. Мы переводим тебя на бабью работу, будешь служанкой моей дочери… посадим тебя среди ее других служанок…

Он повелительно отдал приказание своим индейцам, и те, схватив Тимофея за руки, потащили его на двор Дарьи. Там уже было несколько алеуток и индианок, захваченных из других племен. Алеутки встретили Тимофея суровым молчанием, а индианки приветствовали его злорадным смехом.

– Что, храбрец, будешь пищу готовить своей госпоже, мокасины ей шить да бусы нашивать на одежду…

И то, что индианки говорили в шутку, оказалось на самом деле той работой, на которую поставила его Даша. Его главными обязанностями было прислуживать «на кухне» кухонным служанкам, чистить овощи и рыбу, прибирать, исполнять всякую грязную работу, а все остальное время ему было приказано заниматься женской работой – шить новые мокасины для Даши и пришивать всякие побрякушки на ее одежду.

На второй день работы в услужении «хозяйка» его жестоко избила. Что‑то не понравилось ей в его взгляде, когда она отдала ему очередной приказ. Девушка крикнула индейцам, всегда на почтительном расстоянии сопровождавшим ее, – отдала какой‑то резкий гортанный приказ. Те в момент подбежали к Тимофею, закрутили ему руки за спину и повалили на колени. Один из индейцев пригнул голову Тимофея к земле…

Даша подошла к нему с грубым сыромятным ремнем, взмахнула и с силой ударила по спине. Она в исступлении наносила ему удары и остановилась только, когда устала бить.

– Запомни… – прошипела она, – это будет повторяться до тех пор, пока не научишься вести себя, как надо. Ты еще поплатишься у меня за побои Кузьмичева.

И тут на земле, у ног Даши, избитый Тараканов понял откуда у нее появилась такая ненависть к русским. Вспомнил он, что несколько месяцев назад Кузьмичев здорово поколотил ее за что‑то, кажется, Посмотрела она на кого‑то из промышленных дольше, чем полагалось. Никто тогда не обратил большого внимания на это: дескать, проучил муж жену, так на то он и муж.

Но не снесла обиды гордая индианка, принцесса по крови. Пришло время, жестоко поплатился Кузьмичев за прошлое, а теперь на живом Тараканове показывала красавица Даша свою власть…

 

7

 

Трудно понять роль капитана английского корабля «Юникорн» Барбера в катастрофе, которая произошла с Михайловским фортом на Ситке. Теперь нет никакого сомнения, что большую роль в поджоге форта и его ограблении сыграли два захваченных английских матроса. Свидетели позже клялись под присягой, что видели корабль Барбера под парусами, лениво курсировавший у берегов Ситки за день до нападения индейцев и чуть ли не в день нападения, и тем не менее Барбер решил подойти к пепелищу форта только на девятый день после трагедии.

После спасения Плотникова, Батурина и алеутов Барбер не уходил из бухты и решил ждать следующего шага со стороны индейцев. В прошлом он имел довольно тесные сношения с обоими индейскими вождями и был уверен, что еще услышит о них.

Три дня простоял корабль в бухте без каких бы то ни было следов присутствия индейцев на берегу. И только на четвертый день Барбер вдруг увидел массу байдарок с индейцами, направлявшихся к его кораблю со всех сторон бухты. Такое соседство ему не понравилось и поэтому он приказал дать предупредительный холостой выстрел из пушки. Выстрел никакого впечатления не произвел, и индейцы продолжали грести к кораблю. Тогда был произведен второй выстрел ядром прямо по скоплению индейских байдар. Несколько байдар перевернулось, и, вероятно, кто‑то из индейцев утонул. Все байдары, как по приказу, остановились, кроме одной большой, которая продолжала идти к кораблю.

Плотников внимательно присмотрелся и вдруг ах…

– Это ж Михайло и Котлеан, да девка Дашка с ними!

Когда байдара подошла к борту корабля, капитан Барбер, приказавший русским и алеутам спрятаться в каюте, наклонился и крикнул обоим вождям, видимо он хорошо их знал:

– С чем приехали, друзья?

Индеец помахал в воздухе мехами, украденными из Михайловского форта:

– Торговать будем… порох надо!

– А много ли мехов‑то?

– Привезем довольно, хватит на всех.

– Ну что ж, поднимайтесь на борт, поговорим.

Оба вождя стали быстро карабкаться по веревочной лестнице. Следом за ними стала взбираться и девушка.

– А баба куда лезет? – нахмурился Барбер.

– Будет переводчиком. Она знатно бормочет по‑русски.

Когда индейцы поднялись на борт, Барбер подошел к ним вплотную и, нахмурив брови, прямо спросил:

– Откуда меха‑то, у русских крадены?

– Не крадены, а в бою добыты. Честная добыча.

– А что сталось с русскими? Почему держишь в плену?

Вождь сначала отнекивался. Говорил, что приехал говорить не о пленных, а о мехах.

– Оставь, начальник, наши дела с русскими – нам самим с ними разбираться, – высокомерно проговорил Скаутлеут. – Я приехал торговать. Дашь пороху и свинца или нет?

– Никаких разговоров о торговле не будет, – резко ответил Барбер, – пока не освободишь всех пленных и награбленные товары с форта.

Лицо вождя покраснело, когда Дашка перевела ему слова Барбера.

– Мы едем обратно, – буркнул вождь, – если торговать не хочешь.

Барбер не пошевелился, только тихо сказал:

– Схватить обоих и в ручные и ножные кандалы!

Стоявшие вокруг матросы бросились на индейцев, принесли кандалы и, не теряя времени, надели их на пленников. Остолбенелые вожди ничего не понимали и только молча и злобно смотрели на Барбера. Другие индейцы, сидевшие в байдарах вокруг корабля, правда, на безопасном расстоянии, ясно видели, что происходило на палубе, и подняли невероятный шум, потрясая в воздухе копьями и требуя немедленного освобождения вождей.

Барбер приказал в виде предупреждения направить пушки на них. Нисколько не испугавшаяся, но побледневшая от ярости Дашка в упор смотрела своими черными горящими глазами на Барбера, точно намереваясь испепелить его.

Капитан подошел к вождям и повелительно сказал:

– Прикажите своим людям немедленно привезти всех пленников, всех… не оставляя ни одного – и я вас отпущу!

Индейцы только злобно смотрели на него, не произнося ни слова.

Несколько раз в течение дня Барбер подходил к ним, и все с тем же результатом, – каменное молчание. Наконец ему это надоело.

– Даю вам последние два часа подумать, до сумерек… если приказание освободить пленников не будет отдано за это время, повешу обоих на реях.

По его приказу матросы подвели индейских вождей к борту, подняли на возвышение и накинули на шеи веревки опускавшиеся с мачтовых рей. Индейцы были прекрасно видны с байдарок, откуда сразу же раздался невообразимый шум и рев. Стволы пушек угрожающе направились в сторону.

Несмотря на свое вооружение, корабль Барбера все же был торговым судном и при организованной атаке сотен или даже тысяч индейцев едва ли бы устоял против них. Что и говорить, это был смелый шаг опытного морского волка, но он решил идти ва‑банк. И тут неожиданно капитану Барберу пришла помощь. В бухту величественно вошел корабль. Это был другой торговый корабль – «Алеут» под командой капитана Эббетса (Баранов называл его Абецом) – конкурент Барбера в торговле с индейцами. Приход «Алеута» удвоил силы англичан, а когда через полчаса в бухту вошло еще и американское судно «Каролина» под командой капитана Стэрджиса, индейцы поняли, что борьба им не по силам. Еще некоторое время кружились многочисленные байдары вокруг трех кораблей. Вдруг они соединились и неожиданно бросились на «Юникорн» Барбера, но несколько выстрелов с трех кораблей прямо в гущу байдар, остудили их пыл, и они отошли.

Оба вождя продолжали стоять на возвышении с петлями на шее. Барбер подошел к ним.

– Еще тридцать минут и вы будете висеть там, – указал он наверх.

Скаутлеут и Котлеан переглянулись и что‑то пробурчали, что звучало, как индейское восклицание «Угх!».

Скаутлеут попросил привести Дашу и через нее объяснил, что он согласен на условия Барбера… пленники будут освобождены!

Удовлетворенный Барбер да и оба русских, Плотников и Батурин, даже и виду не подали, как это их обрадовало. Барбер позволил одной из байдар подойти к борту, и вождь Скаутлеут сказал находившимся там индейцам несколько слов.

– Пленники будут здесь завтра утром, – проговорил он.

Когда всех пленников доставят сюда, ты будешь освобожден, – снова предупредил его Барбер.

 

8

 

Рано утром к кораблю подошло несколько индейских байдар с тринадцатью алеутскими «девками». Трудно описать радость женщин, потерявших своих мужей и уведенных в рабство, об освобождении от которого они даже и думать не смели, когда они поднялись на корабль и увидели там живых Плотникова и Батурина. Счастье индианки Даши, что ее не было на корабле, иначе алеутки растерзали бы ее на куски.

Даша жестоко обращалась не только с Таракановым, которого ежедневно жестоко избивала, но и с ними.

– Пленные возвращены, начальник, – угрюмо сказал Скаутлеут, – вели отпустить нас.

– Обожди‑ка… вот спросим женщин, остался ли кто еще в плену.

Барбер подошел к группе алеуток, стоявших в стороне и смотревших все еще со страхом на свирепых вождей, нравы которых они так хорошо изучили за время пребывания в плену.

– Привезли всех, кто был в плену у индейцев? – спросил их капитан Барбер.

– Нет, не всех, – зашумели женщины, – там еще остались четыре девки, самые молодые, их сегодня увели в другое селение, подальше, да еще русский, Тимофей Тараканов остался. Девка Дашка не хочет его отпускать, била его свирепо сегодня да потом приказала куда‑то увести, припрятать!..

Барбер сурово повернулся к вождям Скаутлеуту и Котлеану:

– Так‑то вы держите свое слово!.. Еще раз повторяю, свободы не получите, пока не прикажете освободить русского и четырех девок, а также… девки говорят, много мехов награбили… так все меха вернуть… привезти мне на корабль!

Скаутлеут злобно посмотрел на Барбера, обвел взглядом обоих русских и алеуток… отвернулся и выкрикнул приказание индейцам, дожидавшимся его в байдарах.