Глава девятая: авачинская бухта

 

1

 

Рано утром 24 мая раздался крик вахтенного матроса:

– Земля!!!

Все, кто был свободен, высыпали на палубу, благо и день удался на редкость хорошим. Весь день корабль шел медленно вдоль берегов Камчатки и только в 6 часов вечера вошел в Авачинскую бухту, где находился город Петропавловск.

Население города уже знало о прибытии корабля. «Надежду» узнали еще далеко, у входа в бухту, и сигналами передали новость портовым властям. Весь город в нетерпении столпился на пристани.

Как только корабль остановился и бросил якорь, с него была спущена шлюпка, которая стала быстро приближаться и пристани. На шлюпке был сам камергер Резанов и сопровождавший его камердинер Жан. Люди, видевшие Резанова в Петропавловске шесть месяцев тому назад, были поражены его видом. Казалось, он постарел на десять лет и совсем не был похож на моложавого сановника, посетившего Камчатку в прошлом году.

Резанов шел медленно, с трудом передвигая ноги, поддерживаемый под руку своим верным Жаном. Старый добродушный комендант Петропавловской крепости майор Крупской подбежал к Резанову и тепло обратился к нему:

– Очень рады приветствовать вас, ваше превосходительство, по поводу вашего благополучного возвращения.

Его жена тоже склонилась в глубоком реверансе.

– Да‑да… очень рад, – нетерпеливо ответил камергер.

Он устал, смертельно устал. Все, что он хотел теперь, это поскорее быть подальше от корабля, на котором он был почти заключенным. Ему хотелось поскорее попасть в гостеприимный дом коменданта, где он мог бы отдохнуть.

Он знал, что в спокойной обстановке сможет восстановить свои силы и поправиться. Он должен быть сильным, чтобы выполнить еще одну большую задачу – отправиться с инспекционной поездкой во владения Российско‑Американской компании, на месте проверить все слухи и доносы о деятельности правителя Баранова, и если даже десятая часть того, что о нем доносят, – правда, то немедленно отстранить его. А сейчас отдыхать, отдыхать…

В помещении, отведенном для Резанова комендантом, камергер с наслаждением опустился в удобное кресло.

– Ах как хорошо и удобно здесь… Жан, скажи, чтоб меня не тревожили… мне надо побыть одному, отдохнуть…

Он огляделся вокруг:

– Что это?

На столе лежало несколько писем. Слуга посмотрел на них:

– Почта из Петербурга, ваше превосходительство!

– А, давай, давай скорей! Что там мне пишут?

Он сразу узнал по конвертам – письмо от государя, другое от графа Румянцева… еще несколько. Взял первое – от императора Александра. Письмо пробыло в пути, вероятно, несколько месяцев, но все еще сохраняло тонкий аромат любимых французских духов царя.

– Иди, Жан, оставь меня одного. Я займусь письмами… Не беспокойся, я уже чувствую себя лучше!

Интересно, что пишет государь? Какие новые инструкции? Что он думает об успехе экспедиции и о поведении Крузенштерна, о чем Резанов сообщал еще из Бразилии?

Он торопливо вскрыл пакет, стараясь не сломать сургучной печати императора… вынул тонкую бумагу, от которой еще больше повеяло ароматом духов… Александр любил хорошие духи!

В письме ничего особенного не было. Общие фразы… пожелание, чтобы Резанов посетил Русскую Америку… надежды, что его экспедиция в Японию увенчалась полным успехом!.. Просьба хорошо проинспектировать русские владения в Америке и навести там порядок.

Это письмо еще более утвердило Резанова в мысли, что надо незамедлительно поехать в Русскую Америку, но как? Не на «Надежде» же! Нет, с него довольно этого корабля Крузенштерна, довольно и самого капитана с его офицерами! Надо будет поискать другое судно. Наверное, в порту имеется компанейское судно!

Читая письма из Петербурга, Резанов чувствовал, как силы опять возвращаются к нему. Новые грандиозные планы возникали у него в мозгу – он опять ожил, окреп, помолодел.

Отдохнув немного, он сел к столу и стал писать письма. Долго и подробно описывал императору все путешествие морем, все оскорбления, которые он перенес от Крузенштерна, решил теперь ничего не утаивать, видя, что настоящего раскаяния у капитана так и не было. Так же подробно описал Резанов и свое неудачное посольство в Японию и шестимесячное бесплодное сидение там.

Жан несколько раз заглядывал в комнату, заменял свечи, не смея прерывать работы Резанова, а тот все писал и писал:

«Академика Курляндцева лишили стола… кричали, что я не начальник, а пассажир… прислали с грубостью Пьяного лейтенанта Ромберга… Ратманов кричал, что я беглый прокурор… обозвал меня сукиным сыном… дополняя свои слова всеми красотами извощичьего языка… Один только лейтенант Головачев не участвовал в буйствах и был всегда тих и вежлив»…

Был уже поздний час, когда Резанов закончил с письмами и лег в постель.

Не знал камергер, что в то время как он писал свой пространный доклад императору, царь Александр, получив от него первый доклад с Камчатки, еще 28 апреля, за неделю до возвращения Резанова из Японии, вновь писал ему письмо:

«Господин действительный камергер Резанов! Получив через министра коммерции донесение ваше из Петропавловского порта от 16‑го августа прошлого 1804 года, усмотрел я с удовольствием, что вы половину пути своего благополучно совершили… и что по окончании в Японии посольства надеетесь вы отправить оба судна с грузами в С. Петербург, а сами располагаетесь остаться в Америке для образования сего края. В знак особенного моего к вам благоволения я препровождаю при сем брильянтовую табакерку с моим вензелем и сына вашего принял я к себе в пажи. Намерения ваши я одобряю и не нахожу нужды по отдаленности снабжать вас новыми предписаниями, поручив впрочем министру коммерции подробнее отнестись к вам, буде он в том найдет надобность. В заключение надеюсь, что Бог поможет вам совершить подвиг ваш и что я дождусь благополучного вашего возвращения… Апреля 28‑го дня 1805 года… Александр».

Государь подписался, посыпал песку на подпись, высушил чернила и потом тщательно сложил письмо. Позже, когда министр коммерции граф Румянцев явился к нему с докладом, он передал ему письмо и табакерку:

– Вот, граф Николай Петрович, ответ нашему другу, камергеру Резанову… не замедлите переслать ему вместе с нашей табакеркой. Пошлите с верным человеком. Я хочу быть уверенным, что и письмо, и табакерка будут доставлены по назначению.

Румянцев поклонился.

– Будет исполнено по вашему желанию, ваше величество!

 

2

 

Утром следующего дня Резанов отправил письма и документы в Петербург на небольшом каботажном судне, отправлявшемся в Охотск. С этим же кораблем выехал обратно в Россию один из чинов посольства в Японию, надворный советник Фоссе. С неудачным окончанием посольства чинам миссии больше нечего было делать, и они постепенно возвращались домой через Охотск. Свои письма и документы для доставки в Петербург Резанов поручил Фоссе, которому он вполне доверял.

Так как Резанов не собирался возвращаться на «Надежде», он решил воспользоваться тем, что в гавани стояло судно «Мария Магдалина», принадлежащее Российско‑Американской компании, чтобы совершить на нем инспекционную поездку по американским владениям.

Пригласил к себе майора Крупского.

– Что вы знаете, майор, об этом корабле и что вы думаете о моем плане пойти на нем в Америку?

Майор в изумлении посмотрел на камергера:

– Ваше превосходительство, простите, но это не корабль, а грязное корыто. Плыть на этом судне человеку вашего ранга – это самоубийство, да и корабль‑то крошечный!

Резанов поморщился:

– Что вы имеете в виду под словами «грязное корыто»? Я слышал, что «Марией» командует лейтенант военно‑морского флота Машин. Он морской офицер и должен знать, как держать корабль в чистоте. Что вы думаете о нем?

– Пьяница!

Резанов опять нахмурился:

– Не слишком ли сильна ваша рекомендация! Какова же в таком случае команда?

– Не лучше лейтенанта, ваше превосходительство… Как говорится, каков поп, таков и приход… Извините за грубое сравнение.

– Хорошо… Вызовите ко мне лейтенанта Машина… немедленно. Я хотел бы также повидать этих двух морских офицеров, Хвостова и Давыдова… встречал их в Петербурге… прекрасные морские офицеры. Такие нам нужны для командования кораблями компании. Попросите их также явиться ко мне… Не хочу терять времени. Нужно срочно приготовить корабль, чтобы выехать в Америку и как можно скорее.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

 

3

 

Когда вызванные офицеры явились к Резанову, то все происшедшее скорее напоминало сцену из оперетты.

Сначала в комнате появился какой‑то увалень, небритый, в помятой, грязной одежде. За ним вошли два офицера, Хвостов и Давыдов, которых Резанов уже знал и, наконец, еще одна особа в какой‑то неопределенной форме.

Он с недоумением посмотрел на вошедшее «чучело».

– Что это? – указал он на первого типа.

Тот хрипло откашлялся и отрекомендовался:

– Григорьев, штурман российского императорского флота.

– Вы… морской офицер? – Резанов сначала даже растерялся… потом рассвирепел:

– Да как вы смеете являться ко мне в таком виде! От вас сивухой несет! И почему явились ко мне не по форме? Вы… штурман Григорьев, немедленно отстраняетесь от вашей должности на корабле… Более того, нам в компании такие офицеры не нужны. Вы будете отправлены с первым же кораблем в Охотск для возвращения в Россию. И потрудитесь все дни до вашего отъезда быть одетым по форме! Можете идти!

Оторопевший и сразу же протрезвевший штурман Григорьев щелкнул каблуками и со сконфуженным видом попятился из комнаты.

Резанов повернулся к другому, который выглядел не намного лучше, но по крайней мере не был пьяным:

– С кем имею удовольствие беседовать?

«Особа» почтительно щелкнула каблуками и, стыдливо застегнув жакет, отрекомендовалась:

– Лейтенант Машин, ваше превосходительство, командир компанейского судна «Мария Магдалина».

Резанов хмуро посмотрел на него:

– Хорош командир! Я, по‑настоящему, должен бы и вас отправить на родину… ну, да посмотрим! Извольте отправиться на корабль и привести его в надлежащий вид. Завтра навещу вас на корабле, и помните – чтобы вы всегда были одеты, как полагается, по форме, установленной регламентом. Чтобы этих… – он сразу не смог даже найти слов, – этих «кафтанов» я больше не видел! Можете идти!

Резанов повернулся к Хвостову и Давыдову. Приветливо пожал им руки.

– Очень, очень рад. Давно не виделись, с самого Петербурга. Садитесь, прошу… поговорим. Вас обоих беру с собой в Русскую Америку. Вы мне там пригодитесь, а пока что будете на корабле помощниками этому, как его, Машину. В Америке у меня для вас большие планы, а пока, не обижайтесь, что назначаю вас помощниками командира этого корыта. Уж не обессудьте!

На следующий день Резанов побывал на «Марии Магдалине». Повидав накануне Машина и Григорьева, он был готов к самому худшему, но то, что он увидел там, превзошло все его предположения.

– Любой свинарник чище этого так называемого корабля! Будьте добры, Николай Александрович, – обратился он к подтянутому, бравому лейтенанту Хвостову, – распоряжайтесь здесь сами, приведите корабль в порядок. Надеюсь, ваш друг Гаврила Иванович Давыдов окажет вам помощь. Вся моя надежда только на вас. Хочу отправиться в Америку незамедлительно. Не жалейте ни трудов, ни средств – но сделайте так, чтобы эта посудина стала похожей на корабль. Известите меня, когда мое распоряжение будет исполнено.

– Все будет сделано по вашему приказанию, ваше превосходительство, – обещал молодой, 28‑летний лейтенант.

Резанов посмотрел на него, потом на Давыдова, который был года на четыре моложе Хвостова:

– Ну, с такими молодцами не страшно! Вот кем гордиться должен императорский российский флот!

Вечером Резанов опять долго сидел за столом, писал письма. Написал одно, последнее, письмо перед отъездом, государю, где сообщил, что вынужден был покинуть «Надежду», на которой никакого сладу нет с Крузенштерном:

«Решился оставить их и итти в Америку на таком судне, которое во все помпы отливаясь, едва зимовки здешней достигло»…

Написал, что здоровье его все еще неважное, нужно бы поправиться, но считает, что не может терять драгоценного времени. Уже середина лета, 9 июня, и ему хотелось бы попасть в Америку до зимы. Опять пожаловался, что Крузенштерн с офицерами корабля даже пытались поссорить его с генерал‑майором Кошелевым, на которого он якобы донес, что Камчатка теперь в худшем положении, чем была до него. К счастью, Кошелев человеком весьма порядочным оказался, выше всех этих сплетен.

Закончив письмо, Резанов поставил дату и место – 9 июня 1805 года, Петропавловская гавань в Камчатке – и размашисто расписался: «Действительный камергер Резанов».