Февраля 1900. Среда. Сретение

Все это время, чтобы дать горлу чрез неговорение оправиться, пере­вода не было. Но так как работать я мог, то воспользовался сим време­нем, чтобы написать отчеты и донесения в Святейший Синод и в Совет Миссионерского общества за 1899 год. Сегодня этот труд совсем кончен — пакеты приготовлены к отсылке на почту.

Особенно замечательного ничего в это время не случилось.

Умер Павел Кикуци, сендаец, когда-то учившийся у меня русскому языку в Хакодате, потом отдавший сына своего восемнадцатилетнего в Семинарию здесь, на Суругадае (к сожалению, сей юноша помер в то время, когда я был в России, в 1880 году), доктор-шарлатан, но человек действенности удивительной; непременно всегда что-нибудь предпри­нимал, и небезуспешно: изобрел какой-то состав глины для горна, в котором расплавляются металлы,— такой, что его горны были несгорае- мей английских; в последнее время эксплуатировавший Огасавара- дзима производством сахарного тростника и умерший ныне первым богачом и плантатором сих островов. Но и человек нравственности ненадежной: хотел обмануть меня надвести ен в то время, когда я искал места для церковной покупки (1873 год). Ныне замышлял отправиться в Китай водворять там что-то очень полезное для Китая, как болтал в последнее свидание со мною, до крайности утомительное. Царство ему небесное!

С визитом был бишоп ПІершевский. К сожалению, речь его совсем неудобопонятна, десятую часть разве можно понять, а рад был погуто­рить и все время щебетал, но о чем, Бог весть! Хотел спросить у него советов касательно перевода некоторых терминов, например, «беззако­ние — фухоо», почему нигде в китайских переводах не значится так— «фухоо», а переводится какими-нибудь другими знаками? Много он говорил о сем — понял я только, что «фухоо» будет очень слабо: «lawlessness» — «это не выражает библейского понятия». Пожалуй, что правда.

Был также с визитом новопоставленный американский бишоп для Кёото Partridge (куропатка); привозил даже с собой из Китая выписан­ного к его посвящению, но опоздавшего китайского ихнего епископаль­ного священника. Бишоп был в фиолетовом платье с золотым крестом на шее. «Что сей крест значит?» — спросил я.— Презент ему китайских его христиан.

Что ж, ладно и в этом случае заявление почтения ко кресту вывеши­ванием его на шее.

Бишоп, здравствуясь, тщился поцеловать мне руку, которую, однако, я отнял, чтобы не быть в обязанности поцеловать и его, чего он, вероят­но, ожидал, но на что я не могу согласиться, не считая его законным епископом.

Потом он одушевленно и без перерыву щебетал минут двадцать о том, что он соединит «эти две великие Церкви — Китайскую и Японскую — воедино» (дай Бог нашему теляти волка поймати!), что для посвящения его нужны были три именно «американские» епископа, поэтому-то шан­хайский был вызван сюда, что перемещения его в Японию в качестве епископа единодушно желали все епископы на митинге в Нью-Йорке (это на возражение мое, почему он, так отлично говоря по-китайски, оставил Китай? А он говорит, действительно, прекрасно, как видно было из его перевода священнику всей нашей речи).

Попросил он потом позволения осмотреть наш Собор. Я повел его и показал ему даже алтарь, где он преклонил колена пред престолом. Жиз­нерад остностию и одушевлением так и брызжет от него! Хотелось бы такого иметь православным помощником себе.

Февраля 1900. Четверг

Вчера ночью, в двенадцатом часу, подали телеграмму от Полянского, консула в Кобе: «Игумен Вениамин уехал с поездом в десять вечера, приедет в Токио завтра в шесть пополудни». Добро пожаловать! Послед­ний неудачник, о. Сергий Страгородский, уехал в прошлом году на Сре­тенье; на Сретенье же в нынешнем является смена ему. Я так в душе и чаял. Не есть ли это исполнение чаяния добрый признак для нового миссионера? Дай-то Бог!

Часов в восемь вечера о. Вениамин прибыл в Миссию. Моисей Кава­мура ездил встретить его на вокзале и привез.

Февраля 1900. Пятница

Петр Танака и Павел Тода из Вада, близ Немуро, прислали жалобу на о. Игнатия Като, что он «не похоронил язычника», умершего в христи­анском доме Вада,— «есть-де и другие старики здесь в христианских домах, не желающие креститься,— умрут, с ними, пожалуй, о. Игнатий поступит так же! На это ропщу здесь».— Отвечено, что о. Игнатий посту­пил правильно: для язычников церковного отпевания нет, а пусть они озаботятся вперед не иметь язычников в христианских домах, пусть убеждают их сделаться христианами.—Жалуются еще они на о. Игна­тия, что он совсем не бывает в Вада (хотя оно всего два ри от Немуро) и не заботится о христианах здесь. Эта их жалоба правильна — так и отве­чено на это, а о. Игнатию послан выговор за то и наказ бывать в Вада и заботиться о Церкви здесь.

Павел Ниицума (бывший иеромонах) зовет о. Феодора Мидзуно в свою деревню,— «есть-де приготовленные к крещению». Впервой от него такая речь после его расстрижения. Пусть о. Феодор побудет там и посмотрит, действительно ли он приготовил кого.

Февраля 1900. Суббота

Жена катихизатора Авраама Яги шлет прошение, под которым, кроме нее, подписался и отец ее, просит развести ее с мужем — «больна- де, не могу исполнять супружеской обязанности». Отвечено: «По причи­не болезни развод возможен только тогда, когда болезнь есть не что иное, как уродство: неспособность быть женой и матерью физическая, точно исследованная и правильно засвидетельствованная компетент­ными врачами. Тогда эта сторона, увольняясь от супружества, лишается навсегда права вступить в новый брак, а противная сторона с разводом получает право на вступление в оный. Но ее дело совсем не такое; она просто больна какою-то женскою болезнию, временно лишающею ее супружеского сожития. Пусть и не имеет оного пока выздоровеет; разво­диться же нет причины — тем более, что муж ее, как по всему видно, очень любит ее и никак не желает разойтись с нею». Письмо жены Яги прислано в письме о. Бориса, который упоминает, что убеждал ее жить с мужем, но не слушается она, и просит о. Борис как-нибудь подейство­вать на нее в смысле примирения с мужем.

Февраля 1900. Воскресенье

О. Вениамин в первый раз участвовал в служении Литургии.

С двух часов мы с ним поехали в Посольство — представить его по­сланнику, который, равно как и жена его, приняли нас весьма любезно. Зашедши потом к секретарю Андрееву и драгоману Вильму, мы отправи­лись в Коодзимаци к о. Павлу Савабе. Старик дал очень дельные настав­ления о. Вениамину касательно постоянства и терпения: «Все миссионеры до сих пор только и делали, что приезжали и уезжали — не понравится что-нибудь здесь — и уезжают. Из этого мы видим, что русские миссио­неры выдержки не имеют. И это очень нас печалит. Вот и сегодня, после богослужения, остались здесь некоторые христиане и рассуждали: „Приехал новый миссионер; каков бы он ни был, хоть бы и не совсем хорош, только пусть бы не уезжал. Епископ уже стар — недолго ему до смерти; что ж будет, коли после него не останется ни одного русского руководителя Церкви? Не будет ли Церковь в опасности потерять пра­вославие?.." Поэтому-то всех печалит, что миссионеры так непостоян­ны и нетерпеливы. Приедут они и хотят, чтобы все было по их вкусу, все нравилось бы им, ниотчего бы они не получали неприятных впечатле­ний — но где же это бывает? На каком поприще, на какой службе не бывает тяготы, огорчений, каких-либо неприятностей? А в нашем слу­жении еще какое великое утешение; вот я огорчаюсь, что наша Церковь ныне не делает блестящих успехов; в будущем еще больше препятствий предвидится от нехороших отношений России и Японии в политике; но я твердо уверен, что только наша Православная Церковь содержит всю чистую истину Христову, истина же не может не восторжествовать — не ныне, так через пять, через десять поколений Православная Церковь в Японии процветет. И это меня радует и утешает, при всем моем недо­вольстве настоящим. Не можете ли и Вы подобным образом утешаться при неприятностях и огорчениях, которые непременно встретятся Вам здесь? Огорчения временны, мимолетны, а то, что утешает нас,— Цер­ковь Христова — вечно». И так далее. Целая проповедь миссионеру от японца.

7 / 19 февраля 1900. Понедельник

Газеты извещают, что третьего дня, в субботу, Верхняя Палата Пар­ламента представляла необыкновенно оживленную сцену. Зрительная галерея была битком набита бонзами. Маркиз Курода докладывал заклю­чение специального Комитета о Религиозном билле. Комитет, хотя вы­сказался в пользу сего билля, но внес многие поправки в него, например, «кёоси (религиозные учители) должны быть только японцы; они не освобождаются от военной службы, им не запрещается говорить и о политических предметах, но только не должны быть они членами поли­тических партий» и прочее. Лишь только Курода кончил доклад, как посыпались вопросы и понеслись речи. Финал был тот, что сто двадцать один голос высказались против второго чтения билля, за которое было только сто голосов. Итак, Религиозный билль провалился. Зрительная галерея торжествовала до того, что полицейские должны были вывести нескольких бонз, предававшихся слишком необузданному восторгу.

Февраля 1900. Вторник

О. Павел Морита хвалится усердием к Церкви христиан в Маебаси: «Собрали и в банк положили сто двадцать три ены, церковных, предпо­ложенных на обеспечение содержания служащих Церкви». Ладно! Но скоро ли же они так дойдут до действительного, не воображаемого, содержания их Церкви?

Февраля 1900. Среда

Поликарп Исии, катихизатор в Ицикисири и прочих в Хоккайдо, пишет сильно о том, что «Церкви необходимы воскресные школы, иначе-де воспитываются дети христиан без знания своей веры». Сам он в своей Церкви завел воскресную школу и выписывает ныне для нее из Миссии книг на три ены. Совершенно прав он, и нужно еще настоятель­ней поставить священникам и катихизаторам в обязанность ведение везде воскресных школ, если нет более действительных способов к на­учению детей вере.

Февраля 1900. Четверг

О. Николай Сакураи, между прочим, сетует на то, что принятие Пра­вительством вероисповедания в свое ведение может иметь большие неудобства для нас. «В Тенрикёо иногда в сахарных конфетах дается морфий, и правительственные чиновники следят за лекарствами, упо­требляемыми сей сектой, подвергая их химическому анализу. Пожалуй, так же станут химически исследовать вещества наших святых таинств»,— боится о. Николай. Очень может быть, что языческие чиновники станут так же исследовать наши Святые Дары, как исследовали их протестан­ты, ища в них Христа, Который обретается в них, как мы твердо веруем и как они не веруют. Но что же из этого? Язычники ничего не найдут, за что бы упрекать нас... Но чтобы в самом деле не случилось профанации, которой опасается о. Николай, и не лучше ли, что Религиозный билль отвергнут? Пусть будет, как доселе. А доселе проповеди и Церкви ничто не мешало.

Февраля 1900. Пятница

О. Симеон Мии писал на днях, что «Яков Адаци, катихизатор в Кёото, женится на какой-то там обращаемой в христианство и просил в долг ему двухмесячное жалованье на свадьбу». Послал я десять ен Адаци, в двухмесячном жалованье отказал и сделал выговор о. Симеону, что не внушает катихизатору жениться на выпускной из Миссийской Женской школы, которая для того и существует, чтобы воспитывать невест для служащих Церкви и в которой даже и Якова Адаци есть сестра.— Отвеча­ет о. Семен, что «свободе выбора нельзя возбранять». Конечно, кто ж и спорит? Но только свободу-то можно и нужно поправлять ко благу само­го же свободного. А не счастливы ли все катихизаторы, женившиеся на воспитанницах Миссийской школы?

Февраля 1900. Суббота

О. Петр Сасагава спрашивает разрешения на перевод катихизатора в Каминояма и Ямагата, Якова Канеко, из его нынешнего местослужения в другое, именно отделить ему часть прихода катихизатора Николая Оно. Причина перевода: на Канеко падает подозрение, что он соблудил с дочерью Павла Кобаяси, из Ямагата, ныне находящегося в Катихиза- торской школе; Кобаяси уже требует от него обеспечения будущего ре­бенка. Но о. Петр на месте исследовал это дело и нашел, что на Канеко взнесен поклеп (да и очень странно было бы иное — у Канеко есть жена); об этом он пишет ныне отцу обесчещенной, отнимая у него право искать на Канеко, а сего переводит. Ладно. Больше и нечего делать. Только заменить его в Каминояма и Ямагата некем.

Христиане из Иваядо просили выслать им разом пятилетнюю плату за квартиру катихизатора, то есть сто двадцать ен (по две ены в месяц); покупают они для Церкви землю с зданием на ней, в котором и жил катихизатор, и была комната для общей молитвы. Ответил я, что сделаю это, если покупка будет совершена на имя священника о. Катакура. Они ответили, что так и сделают. Запросил я о. Катакура: «Верно ли?» — «Верно»,— отписал он. Потому сегодня сто двадцать ен посланы в Иваядо на дополнение суммы, пожертвованной им на покупку. Отныне, значит, квартирные в Иваядо навсегда отменяются.

Февраля 1900. Воскресенье

О. Павел Сато на днях просил принять некоего Юуки; два раза был у него; собирается издавать ежедневную религиозную газету во благо японского народа, будто бы потерявшего ныне всякое понятие о добро­детели и так далее. Юуки сегодня и был; прежде пришлось ему прождать приема больше часа, ибо он явился, лишь только я принял посланника, который долго заговорился, и Спальвина. Юуки оказался совсем не тем, какого я ожидал, на основании предыдущих опытов. Долго-долго он говорил о мотивах предприятия религиозной газеты; речь была склад­ная; под нее я составил совет ему; лучше попросить у какой-нибудь ныне широко расходящейся светской газеты небольшое место для религиозных статей ежедневно, или через день, ибо религиозная газета не пойдет; может он, как человек состоятельный, сделать опыт, но чрез месяц-дру­гой, вероятно, прекратит. Посоветовал еще ему позаботиться о распро­странении христианских брошюр (и дал ему несколько их) — «газета-де тотчас бросается по прочтении, брошюра хранится». Показалось мне в разговоре, что он порядочно знает христианство; стал я говорить о Боге — улыбается и кивает — «верно», говорит; о Троице — признает и ее, толь­ко пришлось мне несколько разъяснить ему сей догмат; о «грехопаде­нии», об «Искупителе» — все знает, хотя несовершенно, и всему уже верует.

— Где же Вы научились? — спрашиваю.

Тогда он вынимает из платка Библию и говорит, что чрез чтение ее.

И начинает поведать свою душевную историю. Был он, и жена его также, верующим буддистом. Не нашедши в буддизме «личного» Бога, он потерял веру в него и крайне обрадован был, обретши Бога Творца и Промыслителя в христианстве, которое узнал случайно, приобретши Библию. Стал он молиться христианскому Богу, и усердная молитва даже увенчалась чудом: жена его была больна до того, что не могла вставать, он горячо помолился о ее выздоровлении, и она разом стала здорова к изумлению всех. На свои молитвы он слышит иногда букваль­ные ответы от Святого Духа, шепченные ему в ухо: «Будет по твоей молитве» (при сих откровениях я стал пристально наблюдать за ним, не экстатик ли он, или эпилептик, но ничего особенного не показывал вид его, спокойно рассказывающего). Вычитавши у Евангелиста Марка, что «кто верует и крестится, спасен будет», он крестился. Но как? Жена облила его трижды водой, а он сделал ту же услугу ей — Были они с женой раз в нашем Соборе, и очень полюбилась жене его Божия Ма­терь, так, что она не иначе зовет ее ныне, как и своею матерью... Просве­тившись всем этим, Юуки принял себе имя «Гидзин» (праведник), кото­рое, действительно, и стоит вслед за его фамилией на его визитной карточке.

Таков самодельный христианин. Видно, что благодать Божия с ним и над ним, но недалек он от лести бесовской. Можно верить, что Господь даровал по молитве его, но нашептывание в ухо и сознание праведности — очень опасные симптомы. Снабдил я его Догматикой, молитвенником, даже маленькими иконками, и советами быть на богослужениях в Собо­ре, приходить для научения вере, познакомиться его жене и взрослой племяннице с нашими учительницами Женской школы. Увидим, что Господь даст.

Февраля 1900. Понедельник

О. Петр Сибаяма извещает, что оба его катихизаторы стараются усердно служить. Дай Бог! Оба они из изъянных. Симон Тоокайрин служит ныне частно; посылается отсюда содержание не прямо ему, а о. Петру для него. Ныне Симон там с женой; конечно, новой провиннос­ти не будет и, быть может, до Собора успеет оказать заслуги Церкви, чтобы иметь право опять попроситься в число катихизаторов. Другой, П. Тарасима,— болезненный и, кажется, от невоздержания, как о. Си­баяма пишет; ныне он бережет свой желудок и здоров.

Илья Яци пишет из Исиномаки, что Ольга Мано очень обрадована тем, что пришел из России ковчег на престол для Церкви в Исиномаки, заказанный ею прошлым летом чрез о. Иова, и просит сделать здесь футляр для него; это ее пожертвование в память умершего ее сына Ни­колая.

15 / 27 февраля 1900. Вторник

О. Матфей Катета пишет, между прочим, что он получил от Якова Хиби из Удзуми три ены для пересылки в Миссию на построение храма, который кончен постройкой уже десять лет тому назад. Яков Хиби обе­щал пожертвовать на сие дело пять ен и до сих пор не был в состоянии исполнить это. Ныне он продал свою землю, расплатился в разными своими долгами, и вот три ены — и на постройку храма, остальные две ены выплатит после и, вероятно, не обманет (только что он продаст ныне?). И трогательно, и отчасти комично, но несравненно более первое.

[ Пропуск в оригинале ]

Петр Ямада, катихизатор в Мияко, пишет, что дом хочет купить для Церкви, но что для этого нужно войти в долг, до выплаты которого просит оставить его в Мияко. Запрошены от него более подробные сведения. Во всяком случае, надолго его оставить в таком малом месте, как Мияко, нельзя — это один из лучших молодых катихизаторов.

От о. Иоанна Катакура пришла купчая, совершенная на его имя, земли и дома для Церкви в Иваядо; также его свидетельство, что покупка эта — церковная, не его личная, и что он во всякое время, по распоряже­нию Епископа, готов передать ее на другое имя.— Документы эти долж­ны храниться здесь; о первом из них должно быть послано сведение в Иваядо, что и сделано.