Июля / 8 августа 1900. Среда.

В Кёото

Утром явились из Сонобе Елисей и София Накано, принесшие в подарок сушеную каракатицу таких размеров, что в живом виде она, вцепившись своими присосками в купающегося ребенка, наверное, ута­щила бы его в глубину и пожрала бы. С ними была Кириакия, мать жены Иоанна Исохиса, переведенного ныне в Кёото; по бедности, как видно, он оставил ее и ее старшую сестру, глухую, в церковном доме в Сонобе. Но там ныне они пригодились присматривать за вдовцом-катихизато- ром Моисеем Мори и его шестилетним ребенком. Моисей и ребенок явились туда на днях грязные и вшивые; Кириакия с сестрой обмыли их и приласкали. Потому я назначил Кириакии 3 ены в месяц, как «квайдо- мори», пока она с сестрой будут жить в Сонобе и заботиться о катихиза- торе Моисее Мори и его маленьком сыне, который ныне порядочно мешает отцу по службе, ни на шаг не отставая от него, потому что, кроме отца, у пего нет никого, кто бы присмотрел за ним.

В десять часов явился архитектор Мацуморо, молодой человек сим­патичной и честной наружности. Я ему показал план храма, рассказал, что от него будет требоваться, если он возьмется за осуществление его, обещал за труд гонорарий такой же, какой дается здесь архитектору Кондеру, то есть 5% с стоимости материалов и работ. Он молча все выслушал и, когда приостановился с ответом, я сказал, что он может обдумать все и дать ответ после, на что он сказал, что завтра утром пришлет письменный ответ.

В два часа план храма отдан подрядчику Кодзима для обстоятельного соображения, сколько бы стоила постройка.

В три часа была Мария Моцидзуки из Сакасита, ныне живущая с мужем здесь, в Кёото (та Мария, над которой Господь явил чудо исцеле­ния ее во время крещения). Ныне — здорова и счастлива своим полным согласием с мужем, который прежде очень обижал ее. Муж ее занимает­ся ремеслом закладчика; живут они близ большой кумирни Хонгвандзи и Буддийской Академии, поэтому закладываются у них почти исключи­тельно бонзы и студенты; Мария прекомично рассказывала, как моло­дые бонзы приносят в заклад для гулянки свое духовное платье и даже своих идолов. Все знают, что муж ее Фома и она — христиане, часто ведут с ними религиозные прения, безобидные и бесполезные, впро­чем.— Но больше всего она заняла меня рассказом, как католики стара­лись совратить ее, когда она еще была в Сакасита; патеры и сестры из города Цу часто приходили к ней и всячески влекли ее в католичество. И как же она твердо выдержала и как умела отпарировать их! «Вот, смотри, Петру даются ключи»,—указывают они ей текст.— «А вот по­смотрите, и всем Апостолам даются ключи»,— указывает она им другой.

— Видишь, Петр называется «камнем, на котором созидается Цер­ковь» (Мф. 16, 18).

— А видите, Петр называется «сатаною»,— указывает она стих 23.

И так далее. Они, наконец, оставили ее в покое.

Часу в восьмом вечера Оониси, подрядчик, прислал свой расчет, сколько будет стоить храм; оказывается: 7.600 ен с лишком; соображе­ние преподробное, но скороспешное; многое, конечно, придется изме­нить — вверх, или вниз цены, смотря по предметам.

Были затем Фома Моцидзуки с дочкой лет четырнадцати, у которой улыбка счастливого детства не сходит с лица. Фома также в наилучшем христианском настроении; так как он мастер говорить, то внушал ему убеждать бонз и студентов учиться христианству.— Были и еще христиане, и долго шла у нас тихая и задушевная христианская беседа.

Июля / 9 августа 1900. Четверг.

В Кёото и Оосака

С поездом в семь часов утра мы с о. Симеоном отправились в Оосака посетить о. Сергия Судзуки, небывшего на Соборе по болезни, и взгля­нуть, в порядке ли все у него. Оказалось все в отличном порядке, поскольку надо для наружности: в Церкви и в комнатах везде чисто, все прибрано; наружи также — нигде сора и грязи, как бывало прежде; и ремонта здания не требуют, кроме небольшой течи в крыше и перемены износившихся циновок на некоторых татами.

Разговор с о. Сергием, между прочим, о Петре Такеици, бывшем катихизаторе, отставленным за развод с женой без законных причин. Просит Такеици давно уже перевенчать его с вновь найденной им для вступления в брак. По церковному закону это нельзя, потому я до сих пор не давал разрешения. Но, во-первых, если бы он и хотел вернуть к себе свою законную жену — этого невозможно сделать: она давно уже замужем за другим (язычником) и даже дитя имеет от этого мужа; во-вто­рых, не повенчать его — станет жить блудно. Итак, сказал я о. Сергию: пусть вменится ему в епитимию почти трехлетнее его безбрачное житие доселе; к сему пусть присоединится еще один год епитимии — год, нуж­ный и для того, чтобы он хорошо познакомился с нынешней своей невестой, бывая часто в доме ее родителей, и уверился, что вперед не случится с ним прежнего несчастия; и по истечении сего года пусть о. Сергий повенчает их. Но пусть это, по возможности, не разглашается, чтобы не возбудило злоупотреблений.

Спрашивает о. Сергий, можно ли начало всенощной перенести с шести часов на семь, как просят христиане? Можно.

Советовал я ему выслушивать все мнения христиан во время собра­ний по церковным делам и следовать лучшему, свое ли то, или чужое (ибо жалуются на него, что он нетерпелив и никого не слушает).

Все эти разговоры вели мы втроем. Затем был разговор общий в присутствии катихизаторов и некоторых христиан. Из последних осо­бенно замечательны Лука Мацукава и его друг, бывший католический катихизатор,— оба главные из перешедших в последнее время в право­славие католиков. Мацукава — настоящий артист по части вязания, и работы его и учеников его украшают церковный дом. В комнате, где производятся церковные собрания, стоит стеклянный шкаф с большим горшком, в котором огромный цветочный куст — издали натуральное живое растение: здесь все: цветы, листва, ветки, стволы, самый горшок, даже земля в нем — вязанное из окрашенных ниток.

Пообедав втроем принесенным из гостиницы японским кушаньем, мы с о. Симеоном скоро же отправились обратно в Кёото к нашим глав­ным делам. По приезде пашли письмо архитектора Мацуморо, которым он извещает, что начальство позволило ему взять на себя нашу работу, и потому он согласен. Мы положили завтра утром позвать его для подроб­ного переговора и совещания.

Вечером подрядчик Кодзима принес свои соображения (цуморига- ки) касательно цеп на материалы и работы по постройке храма: у этого вышло почти десять тысяч ен.

Были вечером: заштатный о. Иоанн Оно, косметик Павел Сато, от­ставной воин Василий Масаока. Последний сразу останавливает на себе внимание оттенком затаенной печали на своем лице. И действительно, есть о чем печалиться ему; рассказал он ужасные вещи: был он на минув­шей Китайской войне, попался в плен вместе с двумя товарищами; на глазах у него китайские солдаты замучили его товарищей: ножами выре­зали куски мяса из них — живых, отрезали нос, уши и тому подобное и в заключение убили. Масаока упал в обморок, когда мучили второго, и его не стали мучить, а связанного посадили под стражу. Ночью караульный его заснул, а он перетер сзади связывавшую руки его веревку о камень стены, освободился и камнем размозжил голову спавшему караульному, сбросил свое платье, надел снятое с убитого и пустился бежать, но вто­ропях он надел только верхнее платье, ноги же его оказывались голыми, что тотчас должно было остановить на нем подозрительное внимание каждого встречного. На рассвете повстречался ему мирный деревен­ский житель, несший пустые корзины на коромысле и направлявшийся в поле; на требование Масаока он беспрекословно и благодушно стал снимать с себя нижнее платье, чтобы отдать ему, но в это время Масаока его коромыслом ударил его по голове и свалившегося совсем убил. Надев на себя его нижнее платье, Масаока пустился в путь и на третий день отыскал отряд японского войска; увидев своих, он от радости ли­шился сознания и упал; японские солдаты, подошедши, стали толкать его ногами, приняв за китайца; он, наконец, опомнился и рассказал свои приключения,— Убийство мирного жителя, да еще хотевшего услужить ему, до сих пор тяготит его совесть.

— Все равно, что благодетеля (онся) убил! — заключил он свой груст­ный рассказ. Правда, чрез минуту он прибавил:

— Но ведь я чрез то услужил своим: принес им известия о китайском отряде и тем, быть может, избавил их от поражения.

Но по лицу его видно было, что это самооправдание нисколько не облегчает его.

Я подтвердил ему, что действительно он совершил большой грех. Но, во-первых, святым крещением после того он уже смыл этот грех, в котором так искренно раскаивается пред Судом Божиим; во-вторых, для окончательного умиротворения своей совести пусть всегда жалеет ближних и делает им столько дел милосердия, сколько может.

О. Симеон Мии тут же подтвердил, что он, действительно, жалост­лив и благотворитель.— Живет он своим трудом — расписывания вее­ров, идущих на продажу в Европу; родом из Цу, в Исе; бессемейный.