Maxima pars hominum пес et pulcherrimam curat I'omain, пес Ausonii armas finiel.

Однако эти новейшие народы ведут свое происхождение не от древ­них, но от наплыва преступных людей, которым, для избежания кары за провинности, удалось скрыться и удалиться в это последнее убежище, где они первоначально снискивали пропитание рыболовством и охотой, а затем, благодаря морским набегам, постепенно укрепили ту страну за своими потомками.

Но эти последние занимают лишь небольшую, указанную выше линию, которая называется Запорожьем, от имени нескольких скал на Днепре, порогов, т.е. это как бы новопоселенце, ибо за этими скалами тянутся их жилища.

Однако в настоящее время имя Козаков и область их сильно распрос­транилась, ибо в Польше к числу Козаков принадлежат все легко вооружен­ные, которые сражаются конно, с луком и ружьем. После последних волнений страна Козаков простирается от границ Киевского воеводства до крайнего рубежа Запорожья, т.е. на 90 миль протяжения по ту и другую сторону Днепра или свыше 800 (400?) итальянских миль, шириною же 40 миль или до 200 итальянских миль, — пространство, приличное для обшир­ного государства⁵'. Правда, однако, что эта область всегда была заселена самым воинственным и привычным к оружию русским племенем. Ввиду беспрестанных нападений татар, признавалось необходимым, чтобы под­данные были привычны к военному ремеслу и могли не допускать и прекращать нападения и набеги варваров.

Часть этой области, называемая Запорожьем, до такой степени пло­дородна, что не только может быть поставлена наряду с самыми культиви­рованными странами Европы, но и удовлетворить требованиям самого завзятого (avido) земледельца.

Страна эта называется Украиной, т.е. пограничьем; на ее девствен­ность (ferocita) указывает масса злаков, произрастающих в беспорядке и без обработки от тех зерен, которые попадают в землю после покоса или от ветра и называются по-русински (in lingua Rutena) падалицей (padalitw), что равносильно нашему caduto. Падалица иногда собирается, иногда пропада­ет, ибо жатва на засеянных нивах столь обильна, что крестьяне пренебрежи­тельно относятся к этим дарам, которые приносит им благодатная почва. Я с трудом поверил бы подобному явлению, если бы не убедился собственны­ми глазами и не видел на месте таких крупных и обильных зерном снопов, каких не получишь в других странах при самой тщательной обработке.

Однако в настоящем году на это по местам обращено внимание. Признаком тому служит водруженный в землю шест, на котором висит палка, для предупреждения прохожих не пасти там скота, во избежание наказания палками. Подобные же знаки употребляются в тех местах, где проходить запрещено, и нарушителям запрета угрожает строгая уголовная кара.

Не меньше, чем в хлебе, замечается там изобилие в молочных продуктах, мясе и рыбе, благодаря массе пастбищ и множеству прудов.

Кроме Днепра, других судоходных рек в этой стране нет. Начиная от Вислы, протекающей под Варшавой или под Люблином (?), и до Днепра (так называется Борисфен древних), на протяжении до 200 итальянских миль, мне удалось видеть лишь две небольшие реки или, скорее, ручейки: Вилию (Villua), омывающую г. Острог, и Рось (слово латинское и польское, означающее росу), которая мирно орошает окрестности Корсуня, город знаменитый первым сражением Хмельницкого с польскими генералами, взятыми при этом в плен.

Кроме описанных выше богатств, благодатная почва доставляет жите­лям пренебрегаемые последними вкусные овощи и множество спаржи столь роскошной, что, на мой взгляд, она не уступит самым высоким веронским сортам, чрезвычайно вкусной и не горькой, как лесные сорта с тонкими стеблями, растущие около Рима и Неаполя. Я был изумлен и сперва подумал, что это дикий сорт, но из желания разубедиться пробовал ее много раз, так что вследствие чрезмерного обилия спаржа мне даже надоела. Там же растет лук и другие овощи; я пробовал ранние сорта фруктов, которые показались мне очень сладкими. И однако в стр.не столь плодородной не видно ни огороженных фруктовых садов, ни огородов с редкими сортами овощей, арбузами, артишоками, сельдереем, за исключением окрестностей Киева; вся забота Козаков ограничивается сбором кочанной капусты, которую они или потребляют в свежем виде, или солят впрок изсеченною, как принято в Германии. Козаки сеют также большое количество огурцов, которые тоже солят и потребляют с хлебом или в качестве приправы к мясу и рыбе. Виноградников нет, но не потому, чтобы почва считалась неблагоп­риятною, а лишь вследствие отсутствия охоты к насаждению и уходу за ним (как это принято в Австрии и других странах, где зима чрезвычайно сурова) или же по небрежности к агрокультуре.

Заметно, что козаки не заботятся о фабричном деле ни по селам, ни в городах. На столь обширном протяжении страны не видно каменных домов, исключая Киева: все это плохие хаты и, если не считать нескольких дворянских домов, по справедливости должны быть названы хижинами. Некоторые из них сплетены из древесных ветвей и помазаны белой глиной, другие сколочены из дерева. В этом козаки однако искусны, ибо для соединения и скрепы бревен не употребляют гвоздей. Да и вообще в доме не видно другого железа, кроме лишь у дверного запора и дверных же подвесок. Живут тесно, и зимою в одной и той же комнате помещаются люди и скот. Плохая домашняя утварь гармонирует с постройками, потому что, кроме ножа и горшка, все в доме деревянное. Белье употребляется только для лечебных надобностей⁶'.

Лишь весьма немногие употребляют простыни; в многочисленной семье разве только на единственной кровати хозяина есть простыня; прочие спят на лавках⁷', на соломе или на какой-нибудь шерстяной тряпке.

Не имеется других ремесел, кроме столярного, седельного, плотницкого и сапожного, хотя большею частью сапоги употребляются с подошвами из лубка и кожи, сшитых дратвою. Одежду изготовляют из конопли и грубой шерсти, которую расчесывают деревянными гребнями. Купцов нет нигде, кроме Киева, где можно встретить лишь несколько торговцев плохой одеждой.

Равным образом нет ни врачей, ни аптекарей, ни продавцов сладких пирожков и прочих сластей. Но на площадях есть мясники и рыбные торговцы, продавцы мяса, масла и тому подобных продуктов.

Обычное занятие в этой стране — земледелие, но у Козаков еще мало усердия к нему.

У Козаков нет другой письменности, кроме народной русинской (lettere volgari Rutene), но лишь немногие ею занимаются. Церковный их язык— славянский, на который переведено было Священное Писание св. Кириллом, и на нем же изложены учения св. отцов; говорят, что он отличается от их народного языка так же, как итальянский от латинского. Его изучают главным образом только дворяне, почему лишь немногие из духовных у Козаков понимают его. Однако некоторые монахи, особенно из тех, которые состоят при митрополите, обладают достаточными познания­ми в этом языке. Встречаются образованные люди, которые употребляют все усилия для поддержки их заблуждений.

По этим заметкам легко составить себе понятие о нравах этого народа, который оставляет свою страну лишь ради войны, т.е. такой школы, которая большею частью вырабатывает людей благородных (politi), но суровых и грубых. По внешнему виду и манерам козаки кажутся простыми, но они не глупы и не лишены живости ума. Об этом можно судить по их беседе и способу управления. Ибо обсуждение политических дел представляет собой арену, где узнаешь людей, каковы они на общественных собраниях, но в самом управле­нии сказывается и обнаруживается их грубость. Из этой толпы необразованно­го народа составляется суровый Сенат^, в котором присутствует гетман. Следует иметь в виду, что народ ради войны отрывается из плуга и дел гражданского управления. В Сенате козаки обсуждают дела, поддерживают свое мнение без чванства (ostentazione) и с целью содействовать общему благу. Если признают лучшим мнение других, то не стыдятся этого, без упрямства отказываются от собственного взгляда и присоединяются к более верному.

Поэтому я сказал бы, что эта республика может уподобиться спартан­ской, если бы только у Козаков находилась в таком же почете трезвость;

однако они могут состязаться со спартанцами в суровости своего воспита­ния. Трудно представить себе, сколько они терпят от голода, жажды, утомления и бессонных ночей. Всеми этими прелестями они особенно пользуются во время морских походов, когда, по словам Козаков, им не раз приходилось голодать по три дня, питаясь отвратительнейшим хлебом, чесноком и луком.

Во время же сухопутных походов, в которые выступают по обычаю татарскому, козаки довольствуются небольшим количеством пшена, кото­рое берут с собою на коня, утоляют жажггу из луж, нередко с грязной и гнилой водой, и спят на голой земле. Но возвратившись домой они предаются беспрестанному пьянству, проводя в попойках целые дни и ночи, пока не погрузятся в сон под влиянием винных паров. Поэтому они не в состоянии скопить богатства и доставить себе комфорт, ибо все без остатка уходит на пьянство⁹'.

Если даже военная добыча велика, то она не приносит козакам сколько-нибудь серьезной пользы, так как они не знают ей цены да и не находят кому продать. Я узнал, что захваченное в последнее время холодное оружие — бесполезное козакам, так как у них принята только сабля — употреблено для насталивания топоров, а пистолетные дула пошли на изготовление разных железных частей для возов. Отсюда видно, что вся эта добыча принесла пользу лишь частным лицам, но не обществу.

Вообще, единственно, чем могут похвалиться козаки, это свободой;

видимо, они ни во что ставят богатство, ибо довольствуются малым. Уже Сенека¹⁰' старался в своих сочинениях доказать — хотя и не следовал своему учению, так как копил сокровища — что человек делается богатым не от приобретения богатств, но по мере уменьшения жадности к ним. Козаки не знают и не стремятся к другим усладам жизни, кроме бедных (ruvide) хат своих, и если не пьянствуют, то развлекаются лишь танцами, охотой и стрельбой из лука или ружья; мне случалось видеть, как они при этом пулей тушат свечку, отсекая нагар так, что можно подумать, будто это сделано при помощи щипцов. Не приходилось замечать у них большого стечения народа при церковных службах, ибо козаки чаще посещают корчму, нежели церковь, так что, очевидно, у них более соблюдаются наставления Ромула'", нежели Пумы¹²'. Козаки упорно придерживаются заблуждений своей схиз­мы, но правил вероучения не знают подробно и живут большею частью в вере отцов, и лишь духовные их лица понимают основные различия вер. Единственно, что всем им известно и всеми отвергается, это главенство Римской Церкви. Но относительно исхождения Св. Духа чрез Сына, как веруют латыняне, а не от Отца, они спорят с нами, не умея, однако, объяснить, откуда возникла схизма. Эти заблуждения уже были осуждены. Представляется ясным вывод, что коль скоро Сын не обладает вдохнови­тельным началом наравне с Отцом, то между ними существует известное расстояние, откуда вытекает и различие в степени (qualita). Однако ныне я знаю, что когда в последний раз папа Урбан VIII и король польский Владислав IV пытались провести соединение Церквей, отделившихся от Римской, то было разъяснено, что исхождение Св. Духа от Отца чрез посредство Сына, или от Отца и Сына— равносильно, так что за тремя ипостасями признается равенство по степени, воплощению и вечности.

Многие отрицают чистилище, другие признают, но чистилище не при посредстве огня, а путем наказания чувств другими способами, —мнение, которое нельзя осуждать. Они отвергают отдельный суд для каждой души, не признавая ни награды, ни наказания ее до дня всеобщего суда. Ибо, говорят они, коль скоро тело должно нести последствия заслуг или грехов, то оно не получит должного возмездия и будет изъято от наказания, превратившись в тлен и нечувствительную материю; так что, по их мнению, только душа, дарованная плоти, должна наслаждаться блаженством или терпеть муки. Есть между ними и такие, которые утверждают, что латынянам необходимо повторить крещение, хотя и допускают, что латыняне не нарушили (таинства?) ни по существу, ни по форме.

Такое безобразие (disordine) практиковалось в последнее время при смутах Козаков, которые заставили по-своему креститься католиков, изъ­явивших согласие присоединиться к заблуждениям их схизмы. Немало между козаками и таких, которые верят, что пресуществление не может совершаться на пресном хлебе, и потому называют латынян еретиками опресночниками (eretici azimani).

В точности не умею сказать, какого взгляда держатся козаки относи­тельно брака, и вынужден думать, что они признают развод или многоженст­во. Ибо между ними есть много таких, которые бросили своих безобразных и престарелых жен и обзавелись молодыми и красивыми. Я не видел тому примеров, но говорят, что их много. Гетман дал всем пример, по правилу:

Qnales sunt in Republica principes, tales et sunt religui cives, ибо обвенчал­ся с женою польского шляхтича Чаплинского, фаворита Александра Конец-польского, коронного хорунжего, которые, как говорят, были причиною прошлых смут.

Видел я также двух евреек незаурядной красоты, обвенчанных с двумя грубыми мужиками, которые заставляли их носить на шее священные знаки, а также посещать церковь, хотя еврейки и не были крещены, но в остальном "м предоставлена была полная свобода в исполнении своих обрядов.

Кажется, я уже достаточно сказал о происхождении, стране и обычаях Козаков, и полагаю, что для удовлетворения любознательности вашей светлости мне остается добавить кое-что о гетмане.

По сословию своему он сын шляхтича, который подвергся изгнанию и лишен был дворянского звания. Роста он скорее высокого, нежели среднего, широк в кости и крепкого сложения. Речь его и способ управления показывают, что он обладает зрелым суждением и проницательным умом. Хотя и случается, что он чрезмерно предается напиткам, но тем не менее он не оставляет заботы о делах. Поэтому мне кажется, что в нем могут совмещаться два существа: одно —деятельное, трезвое, преданное управле­нию делами, другое —сонное и погруженное в пьянство. В обращении он мягок и прост, чем привлекает к себе любовь воинов, но, с другой стороны, он держит их в дисциплине строгими взысканиями. Всем, кто входит в его комнату, он пожимает руку и всех просит садиться, если они козаки. В этой комнате нет никакой роскоши, стены лишены всяких украшений, за исключением мест для сиденья. В комнате находятся лишь грубые деревян­ные лавки, покрытые кожаными подушками; вероятно, те же лавки назы­вались у римлян subsellia; по словам Плутарха¹³', их ножками были убиты Гракхи, когда задумали ввести аграрный закон. Дамасский полог протянут перед небольшой постелью гетмана; в головах ее висят лук и сабля, единственное оружие, которое он обыкновенно носит. Стол отличается не большею роскошью, чем прочая сервировка и утварь, ибо едят без салфеток и не видно другого серебра, кроме ложек и бокалов. Предусмотрительно гетман украсил таким образом свое жилище, дабы помнить о своем положе­нии и не увлечься духом чрезмерной гордости. Быть может, в этом случае он взял пример с Агафокла¹⁵', который, будучи сыном горшечника и достигши царской власти, велел устроить себе стол и постав с глиняными сосудами, откуда и стихи: