Об укреплении Голтвы Острянином

Кому памятно поражение казаков под Кумейками, тот должен догадываться о значительности сооруженных ими у Голтвы укреплений, несмотря на то что город от природы хорошо защищен; действительно, Голтву с двух сторон омывают реки Псел и Хорол, и этот Псел, окруженный огромными болотами, подобно Диже и Молдове, окаймляет город полукругом; по ту сторону реки леса, а в этом полукруге город, обнесенный крепким частоколом, и замок, точно так же укрепленный. Всего один мост ведет от замка через воду, а вдоль этих рек у города глубокие овраги и заросли. Кроме такой защиты казаки насыпали вал вне палисада, ворота загородили накрепко и засыпали землею, то же самое сделали и в замке; перед городом от одной реки до другой возвели крепкий вал, а находившийся перед валом курган обратили в сильный редут, для того чтобы польское войско, которое не могло подойти иначе, как с этой стороны, при наступленииобратило туда свои силы и не приближалось к городу. На валах расставили тысячи людей, несколько сотен разместили для охраны ворот и башен, передовой окоп снабдили артиллерией; сверх того разместили на высоких крышах колдунов и чаровниц, чтобы они могли производить заклинания над порохом, пушками, воздухом и огнем.

Устройство польского лагеря у Голтвы

Различные народы во время войны различным образом укрепляют свои лагеря, польские же коронные войска, состоящие почти исключительно из лиц шляхетского происхождения, вместо искусственных сооружений укрепляют свой лагерь живым оплотом, устанавливая шлем к шлему, меч к мечу и нога к ноге. Пехота же, состоящая из черни, обыкновенно строит для себя при польской артиллерии какой-нибудь небольшой окоп, приспособленный в виде бруствера для стрельбы из ружей; поэтому и здесь она перекинула небольшой вал от реки до реки и устроила впереди его три хорошо укрепленных шанца. Вслед за тем п. полковник, видя, что лагерь уже устроен и хоругви установлены в назначенных им местах, приказал готовить мост на Пеле и приступил к его постройке, выслал разведчиков, разместил передовую стражу, послал для поимки свежего языка, осмотрел местность и выследил положение неприятеля, желая на следующий день, б мая, начать наступление. Но так как в этот день оставалось еще много свободного времени, то п. полковник сделал опыт:перевел на другой берег Пела два полка немецкой пехоты — один п. обозного Бегановского и другой немецкого капитана, которому вручено командование этим полком по смерти великого богатыря Жолкевского, сверх того несколько тысяч реестровых казаков под начальством старшего полковника п. Ильяша и хоругвь п. Мелецкого, и приказал всем им обратиться к замку и мосту. Полки тотчас же насыпали шанцы, в которых и затворились, а Ильяш, как добрый воин, вскочил на мост со своей компанией, пытаясь захватить ворота, но, подавленный стремительностью ружейных залпов, был ранен сам, а неприятель тотчас подложил огонь и сжег мост. Однако и в среде самого неприятеля произошло немалое смятение, и он, уразумевши обманчивость своих надежд, при виде такой энергии солдат и своих потерь, начал замышлять нечто иное; но все это было прервано наступлением ночи.

Сражение коронных войск с Острянином у Голтвы

Полковник приготовился к битве сообразно всем требованиям военного искусства, ибо тот имеет большое преимущество перед противником, кто сам избирает поле для сражения и на нем поджидает врага. Между тем п. полковник коронного войска, зная, что ум их замышляет грабеж, а уста произносят ложь, приказал соблюдать осторожность полкам, размещенным в окопах, а также реестровым казакам и рекомендовал бдительность начальникам лагеря; в то же время он распорядился как можно скорее оканчивать мост. Со своей стороны Острянин в ту же ночь выслал несколько тысяч казаков через Псел и леса; одним приказано незаметно приблизиться к польским полкам, преграждая дороги древесными стволами и ветвями для того, чтобы конница не могла их атаковать, другим — по оврагам и трущобам с двух сторон пробраться к коронному лагерю и до рассвета атаковать немцев.

Таков характер хлопской войны; они не признают правила, что лучше быть побежденным в честном бою, нежели побеждать бесчестным образом; предательская победа — постыдное дело, но в крестьянской войне — это слава. Полковник коронный приказал вслед за тем стрелять из ружей и пушек в казацкие шанцы; оттуда ответили тем же, и завязалась перестрелка. Со своей стороны и казаки, высланные ночью, начали откликаться к полкам, которые отвечали из пушек и мушкетов, поражая казаков и причиняя им большой урон. Разъяренные казаки все сильнее, чаще и упорнее наступали на немцев из-за дубов и бревен, словно медведь на пчел;

но те с несокрушимым сердцем до самого вечера выдерживали натиск, пока, наконец, им недостало пуль, но и тогда они предпочли умереть друг возле друга, чем достаться в руки неприятелю. Действительно,, немалый отряд людей остался там на месте, ибо поляки не успели так быстро построить мост и не могли подать им помощи в лесу, столь густом, болотистом и заваленном колодами; поэтому умирали там, как богатыри, как доблестные рыцари, как высокие бароны. Был момент, когда коронное войско подступало к валам и наносило значительный им урон; но казаки, выйдя из лесных долин и оврагов, зашли в тыл войску, когда же некоторые хоругви обратились на них, они бежали в эти овраги, словно в какие берлоги. Казаков пало около 2000, но и наших достаточно;

всего же больше жаль гибели конницы, которая оттиснута была вследствие неудобства местности для конной битвы и на третий день принуждена отступить. Желал бы я знать, почему в войне, столь справедливой и начатой по воле короля и Речи Посполитой, Бог послал такое суровое начало? Думаю, что на то были две причины: первая та, что многие из отдаленных панов пренебрежительно относились к этой крестьянской войне, глядя на казацкую чернь, как на своих пастухов и поденщиков, и тем самым уменьшали славу добрых воинов и гетмана. Поэтому Бог показал в первой же стычке, что, хотя в среде казацкой нет ни князей, ни сенаторов, ни воевод, с которыми солдат мог бы померяться в битве, зато есть такие люди, что если бы не препятствовали тому составленные против плебеев законы, то среди них нашлись бы достойные назваться равными по храбрости Цинцинату, который от плуга был призван в диктаторы, или Фемистоклу. Во-вторых, угодно было Богу показать, что крестьянские войны бывают столь жестоки, что могут быть подавлены только самим Богом.

Коли земля стогнала: друга половина XVI – перша половина XVII ст. К., 1995. С. 403-416.