С. А. Толстой от 26, 27 и 28 марта.

* 97. Т. Л. Толстой.

1894 г. Марта 28. Ржевск.

Только могу подтвердить то, что пишет Маша. Прибавлю только то, что замечательно красивое место. Жилье на полугоре над крутым оврагом, поросшим лесом. Люди все хохлы. Ростовцев (1) вчера раздавал 70, купленных Ч[ертковым] для самых бедных крестьян, лошадей. Сейчас долго говорил с Галей. (2) Она телом страшно худа и слаба -- труп. Приподняться просит других помочь ей, но духом и умом вполне свежа, т. е. более свежа и светла, чем многие здоровые, -- так же, как и Русанов. (3) Как-то, как будто, чем меньше остается тела и чем слабее оно, тем яснее (4) сквозь него светит (5) дух. В общем жизнь здесь производит по мне радостное, освежающее впечатление: видно, что живут люди не по велениям "on", (6) а по своему уму и сердцу. Перед домом огорожено плетнем местечко с могилой, на которой лежит крест. Это -- дочь. (7) Ну, пока прощай, Соня, Таня, Лева и веселый Андрюша, и собою занятый Миша, и похудевшая Саша и стриженый Ваня. Завтра напишу еще.

 

Приписка к письму М. Л. Толстой к сестре Татьяне Львовне. Дата определяется словами в письме к С. А. Толстой от 28 марта 1894 г. "3автра напишу еще и Тане".

Толстой пишет с хутора Ржевск Богучарского уезда Воронежской губ. -- имения В. Г. Черткова, где он пробыл с 27 марта до 2 апреля.

(1) Николай Дмитриевич Ростовцов (1846--1922), бывший председатель Острогожской земской управы. В 1894 г. заведовал хозяйственными делами Чертковых.

(2) Анна Константиновна Черткова, рожд. Дитерихс (1859--1927), жена В. Г. Черткова. См. т. 85, стр. 396--402.

(3) Гавриил Андреевич Русанов, живший в г. Воронеже. Толстой навестил его (2) апреля на обратном пути из Ржевска в Москву.

(4) Переделано из: светлее

(5) Переделано из: блестит

(6) Непереводимое французское слово. В данном случае в значении чего-то неопределенного, общества, окружающей среды и т. п.

(7) Дочь В. Г. и А. К. Чертковых Ольга, умершая с 1889 г. двух лет от роду.

* 98. Т. Л. Толстой.

1894 г. Марта 29. Ржевск.

Сейчас час ночи, вторник, сижу и думаю и болею всё об одном: какое-то странное чувство позора, осквернения самого дорогого. И всё ищу, отчего такое чувство. Думаю, что от того, что вы, обе дочери, как бы признали меня своим и себя моими, так что я особенно живо чувствую ответственность за вас -- не скажу перед богом только, а перед людьми и перед богом. Кроме того, я так высоко привык ставить вообще женщин, а особенно вас, и особенно тебя, что это ужасное падение совсем ошеломило меня. Как бывает в несчастиях: вспоминаю и содрогаюсь и думаю: да не может быть. Что-нибудь не то. И потом опять вспоминаю, что знаю, вижу доказательства. Вечером принесли Черткову письма и вижу, письмо твоей рукой он откладывает ему. (1) Письмо ничего не заключает, но ненужное письмо. Он мне принес его и свой дневник. И я читал его и мучился жестоко. Он твердо уверен и спокойно уверен, что ты покорена (выговаривать противно), и только жалеет о том, что ты так должна страдать по нем, страдать от ревности к нему. Это ужасно. И на все это ты дала ему право. Как можно так играть собой. Он хочет быть хорошим, но ему это очень трудно, потому что это хитрая, пронырливая восточная натура и неправдивая. Неужели наваждение так сильно, что нельзя освободиться от него. Мне страшно теперь увидать тебя и узнать твое душевное состояние. Неужели будет только борьба во имя любви ко мне, к нему, во имя общественного мнения, а не внутренняя борьба опоминания и отвращения. -- Всё думал, следует ли высказывать тебе во всей их сырости эти мои вечерние мысли и чувства, и пишу их, сам не зная, пошлю ли тебе. --

Писание дневника, и показыванье мне, и готовность показать тебе есть продолжение всё той же бессознательной хитрости немужественной и неправдивой натуры, хитрости -- свойства слабости. -- Отношения наши такие же, какие были всегда. Мне только труднее скрывать теперь свое недоверие и тяжесть от его близости, к[оторая] была всегда.

Теперь утро. И ночь, когда не спал и просыпался, и теперь утром мучительно думаю всё о том же: всё спрашиваю себя, есть ли и если есть, то насколько в этом страхе, стыде есть личного, эгоистического. Если есть, то очень мало. Всё в том, что я вижу ясно то, чего ты не видишь, и не могу не говорить. Как ребенок бежит всё шибче и шибче, разбегаясь под гору, и рад, а я вижу, что под горой, куда он направляется, вонючая яма, в к[оторой] он потонет. Ты говоришь, что ты не думаешь о женитьбе (больно произносить), но то-то и дурно, что не думаешь. А зачем ты спросила, как он пишет в дневнике, думал ли он когда, что ты можешь выйти за него замуж? Ты спросила так, пробуя, а он принял как вопрос. Я говорю это только к тому, что когда существуют такие сближающиеся отношения, то то, чтобы наступил вопрос о браке, дело только времени. Случайность, намек, столкновение внешнее -- и вспыхнет и пробьет то, что настроено и вызвано трением частого и долгого общения, как электричество. -- Да, если ты не думала, то очень дурно, п[отому] ч[то] этот вопрос всегда стоит перед теми, к[оторые] вступают в исключительные отношения. -- А что такое брак с ним? (Опять ужасно выговорить.) Мы ужасались на М[ашу] с З[андером], (2) но ведь то было верх благоразумия и желательного в сравнении с этим. Там, как я говорил уж, мог осуществиться отчасти и даже вполне идеал семьи, служения богу детьми, честной трудовой жизни. Там впереди был план жизни, от к[оторого], вероятно, далеко бы б[ыло] отступлено, но нечто разумное, возможное. У него своя профессия, у нее семья, дети. Здесь что? Ужасная семья его, кот[орую] можно игнорировать злым, холодным людям, но не нам с тобой, нелюбовь, ненависть, презрение, отвращение всех наших семейных, отсутствие всякого положения, а в будущем приживальщичество при жене, как и было, отсутствие уважения всех близких, и неопределенная неуловимая, хитрая натура, та самая, к[оторая] в жене вызвала ненависть и упрек главный неправдивости, кот[орый] она упорно повторяет, хотя и не может указать, в чем, так как он умнее ее. Неправдивость теперь с тобой в том, что все приемы его с тобой, как скоро ты кокетством, испытаниями своей силы дала ему повод, были самые тонкие приемы соблазнителя, на это дело полагающего всю свою душу. Это ничего, это даже хорошо, потому что приемы эти хороши -- духовные, но неправдивость в том, что всё это делается в сапогах, при исповедании отрицания всего этого. Тут неправдивость, и it is not fair, (3) п[отому] ч[то] если бы он стал в те общие условия всех Трескиных, (4) Олсуф[ьевых], (5) Всевол[ожских], (6) он не имел бы тех особенных преимуществ, к[оторые] он имел в своем положении с сапогами. Знаю, что ты будешь говорить, что я вижу, чего нет, но, душа моя, милый друг, я вижу то, что должно быть, как бы оно уже было. Если бы я видел, что Андр[юша] в дурной болезни и не лечится, не мог бы я быть спокоен. То же и теперь с тобой. Я вижу тебя, как человека, к[оторый] лег на рельсы и не видит поезда, а поезд надвигается, и если человек со всей возможной поспешностью не вскочит, он будет раздавлен. Мож[ет] б[ыть], ты скажешь: и страдания могут быть хороши. Но тут не страдания, а осквернение себя, грех, который не может быть на пользу -- грех лжи. Распутай все прежде, чтобы не было ничего скрытого, и потом обсуди. И ты увидишь, что обсуживать нечего, а можно только содрогаться от той ужасной опасности, в к[оторой] находишься.

Ведь если я думал, мечтал о твоей жизни, то мне представлялось или семья, в которую ты вносишь всё то хорошее, что можешь внести, и получаешь или -- не скажу радости, но большие чувства, кот[орые] связаны с ней, или целомудренная духовная жизнь, любовная в роде той, какой жила твоя тезка Тат[ьяна] Алекс[андровна]. (7) Я видел даже эти черты. Видел и черты семейности. -- Обе дороги хорошие, и ты стояла на распутье их, и вдруг вижу, что ты бросила и ту и другую и вниз головой прицеливаешься слететь в вонючую яму. Остановись, ради бога. Я понимаю, что ты разбежалась, и тебе трудно. Но ведь это трудно только на 5 минут.

То я писал вчера ночью. Кое-что приписываю, и это пишу нынче утром, во вторник, с свежей головой и с самым напряженным вниманием, вникая во всё дело и пересматривая его. Боюсь только, что ты скажешь, подумаешь, что я воспользовался твоим доверием, злоупотребил им, что я стар, щепетилен, преувеличиваю, и раскаешься в том, что сказала мне. Пожалуйста, не раскаивайся. Мне хорошо и в глубине души радостно от этого сближения с тобой и думаю, что, мож[ет] б[ыть], и тебе будет это хорошо. Думаю так, п[отому] ч[то] это всё вызвано только любовью хорошей, и от нее худого быть не может. Что дурного есть в моем чувстве, я уберу, постараюсь убрать, и останется только хорошее и к нему. И даже так и есть. Я спросил про дневник, можно ли мне прочесть. Он смутился и долго не мог ответить. Наконец, уж долго после сказал: прочтите, но вы уж совсем возненавидите меня. Разве это хорошо?

 

Датируется на основании содержания и слов в тексте письма: "Сейчас час ночи, вторник". Во время пребывания Толстого в Гжевске вторник приходился на 29 марта.

(1) Евгению Ивановичу Попову, жившему на хуторе у В. Г. Черткова.

(2) Об отношении М. Л. Толстой к Н. А. Зандеру см. письма к ней 1893 г. в т. 66.

(3) [это некрасиво,]

(4) Семья Владимира Владимировича Трескина (1863--1920), тульского помещика, приятеля Ильи Львовича Толстого.

(5) Семья Адама Васильевича и Анны Михайловны Олсуфьевых, близких знакомых Толстых.

(6) Михаил Владимирович Всеволожский (1860--1909), племянник А. В. Олсуфьева, приятель С. Л. Толстого.

(7) Татьяна Александровна Ергольская, троюродная тетка Толстого.

С. А. Толстой от 1 апреля.

* 100. Е. И. Попову.

1894 г. Апреля 4 - 5? Москва.

Ваше предположение, дорогой Евгений Иванович, о том, что, прочтя ваши дневники, я совсем возненавижу вас, не осуществилось. Напротив, прочтя их, я больше понял вас, а поняв, вернее судил о вас и не отдалился, а скорее сблизился. Мнение мое остается то же: то, что вы обманывали себя, считая для себя неважным то, что было для вас важнее всего; но я яснее вижу, каким образом вы попали в этот обман. Подтвердилось мое мнение и о том, что волнения, тропот, слезы, которые были, имели своей причиной не то что считалось их причиной, а сознание ошибки, греха, который всё больше и больше овладевал. Доказательством этому служит для меня то, что освобождение от ошибки и поступков, хотя бы самых невинных, связанных с нею, сразу освободили и от страданий, и явилось совершенное спокойствие. И именно спокойствие, не какая-либо реакция, а просто спокойствие, которое радостно и которым нельзя не дорожить. Хотя она могла бы придти раньше, я все-таки очень благодарен за откровенность. Мне эта откровенность и уверенность в том, что она всегда будет, много дала хорошего и очень меня успокоила. Желал бы я отплатить за нее добром. Скоро ли вы едете? (1) Как вам живется? Не поддавайтесь первым настроениям, а помните, что борьба с собой есть не случайность, а наше нормальное положение. Ну, пока прощайте, целую вас.

У нас всё то же. Леве немного получше. Вчера встретил на улице Хохлова оборванного, обовшивевшего и измученного. Я много говорил с ним -- и боюсь сказать, чтобы не ошибиться -- но мне кажется, что он выйдет на путь. Надо бы ему выйди, потому что всё, что он делает, он делает только во имя самого хорошего. И мы не судья. Он знает, что ему хорошо. Прощайте.

Любящий вас Л. Толстой.

На отдельном листке от блокнота:

1. Недостает правды. Надо назвать по имени, что значит эта исключительная привязанность. -- Дружба? Отчего ее нет с другими.

2. А если это простое влюбление, то надо знать это. --

3. А если знать, то нельзя не видеть, что это очень дурно, потому что заставляет страдать и мать, и ее, и Сережу, и Леву, и меня, и заставляет скрывать.

4. Она чувствовала верно, и вы невольно, я думаю, хитрили, стараясь удержать эти неестественные отношения.

4. Показыванье дневников есть нечто в роде умышленного духовного декольте друг для друга -- средство привлечения друг друга, совсем дурное и лживое.

5. Лечение -- сознание (2) правды. Лекарство -- противоположное причине. Причина было неестественное продолжительное сближение и гипнотизация. Лечение -- отдаление. --

6. Ничего не было и нет. Нет никакого "это". Все прежние отношения должны быть кончены.

На конверте: Е. И. Попову.

 

Датируется предположительно на основании содержания и ответного письма адресата от 8 апреля 1894 г.

(1) В связи с биографией Дрожжина, которую взялся писать Е. И. Попов, Толстой советовал ему побывать у родных Дрожжина в Харьковской губ. для получения от них более полного материала. См. письмо N 34.

(2) Зачеркнуто: истины.