Динамика и конвенциональность

 

Исследовав то, каким образом предрасположенность индивида к переживанию сексуального возбуждения и эротического желания постепенно трансформируется в способность к зрелой любви, когда он становится частью сексуальной пары, перейдем к изучению отношений пары с окружающей социальной сетью. Основное вни­мание я уделю малым и большим группам, оказывающим серьез­ное влияние на превратности любовной жизни пары. Внутри них партнеры находят друг друга, с ними они взаимодействуют слож­ными путями.

Я имею в виду не только актуальные группы, но также фантазии, которые возникают у индивидов и пар по поводу этих групп, особен­но в отношении требований, опасностей и удовлетворений, ожидаемых от взаимодействия их как пары с такими группами. Я полагаю, что имеющиеся у пары и группы реальные и фантазийные ценнос­тные суждения, моральные ожидания и представления относительно любовных отношений играют здесь существенную роль. Одновре­менно с этим влиянием происходит установление хрупкого баланса между парой и включающей ее группой или группами, в свою оче­редь, оказывающими воздействие на психодинамику пары. Мое понимание этих отношений основано на психоаналитических пред­ставлениях о психодинамике групповых процессов, в особенности о взаимосвязях этих групповых процессов с индивидуальными установ­ками по поводу сексуальности и сексуальной жизни пары.

 

ПАРА И ГРУППА

 

В одной из моих предыдущих работ (1980b) речь шла о вкладе психоанализа в понимание отношений индивидуумов, пар и групп. Фрейд (1921) описывал регрессию и идеализацию лидера, происходящие в группах и имеющие корни в эдиповой ситуации. Бион (1961) высказал мысль, что члены малых групп действуют на ос­нове принципа борьбы-бегства, посылки зависимости (доэдипова происхождения) и посылки парных объединений (эдипова проис­хождения). Райс (1965) и Турке (1975), исследовав более крупные группы, обнаружили, что их членов характеризует утрата чувства идентичности, вкупе со страхом агрессии и потери контроля.

В целом можно сказать, что все неструктурированные группы (то есть не организованные вокруг определенной задачи) стимули­руют ограничительное, регрессивное представление о морали. Этот тип морали присущ социальным сетям — малым социальным груп­пам и сообществам, где индивидуумы общаются друг с другом, но не близки и не обязательно связаны личными отношениями. Глав­ные общие ценности, формируемые в таких обстоятельствах, так же как мимолетные идеологии, возникающие в неструктурирован­ных малых и больших группах, поразительно напоминают характеристики массовой психологии (имеются в виду индивидуальные реакции при переживании временной принадлежности к большой группе или к безличной человеческой массе).

В ранней работе я сделал предположение о том, что при таких условиях члены группы склонны проецировать на нее компоненты инфантильного Супер-Эго. Они стремятся установить на бессознательном уровне согласие относительно некоторых основных ценно­стей, то есть сформировать мораль, которая, между тем, очень отличается от индивидуальной морали каждого члена группы. Мне кажется, что эта мораль, которую я называю конвенциональной моралью — по причинам, проясняемым далее в данной главе, — поразительно сходна с моралью детей в латентной фазе, наступа­ющей после пика эдипова комплекса, то есть после 4—6 лет, и продолжающейся вплоть до пубертата и юности. В латентный пе­риод, в ходе развития Супер-Эго, происходит построение систе­мы морали, в высокой степени обусловленное потребностью адап­тации к социуму школы и взрослого мира, а также потребностью оградить хрупкие отношения с родителями от связанных с сексу­альностью и агрессивностью конфликтов эдиповой стадии. Психо­логия латентного возраста характеризуется стабилизацией позитив­ных отношений с обоими родителями и подавлением прямого выражения сексуальных стремлений к эдипову объекту и агрессив­ной конкуренции с эдиповым соперником. Дериваты этих стрем­лений перенаправляются на групповые формирования, свойственные латентному периоду, и в ходе интеграции в группу латентный ребенок идентифицируется со всеми членами этой группы путем проекции свежеиспеченного постэдипова Супер-Эго. Параллельно развивающиеся частные стремления к эксклюзивным любовным отношениям, происходящие от эдиповых желаний, знаменуют начало диалектического напряжения между индивидуальным жела­нием и конформностью по отношению к признанному групповому идеалу.

Черты морали, характерные для группы латентного периода, включают как сексуальные знания, так и “невинность” в том смыс­ле, что сексуальность есть нечто запретное и относящееся к тайно­му поведению “других”. Этой возрастной группе также свойствен­но презрительно обесценивать генитальную сексуальность, воспри­нимаемую вкупе с ее анальными предшественниками. Это выражается, например, в том, что сексуальные органы и сексуальная активность упоминаются как нечто грязное, в грязных шутках, а также в тех отвращении и стыде, которые вызывает сексуальное поведение, при одновременном тайном возбуждении и мучительном любопытстве. Незатейливая мораль латентного периода разделяет людей и мотивы на хорошие и плохие, диссоциирует генитальную сексуальность от нежной привязанности, генитальный половой акт — от полиморфных перверзивных инфантильных сексуальных компонентов и поощряет наивность и благородную невинность. Эта мораль латентного возраста не терпит двусмысленности и амбива­лентности, свойственных зрелым эмоциональным отношениям; она стремится исключить из “законных” отношений эротический эле­мент — то есть прежде всего из отношений “официальной” роди­тельской пары. Любопытно, что в своих приватных чувствах и фан­тазиях дети латентного периода обнаруживают поразительную спо­собность влюбляться, притом со всеми признаками романтической любви, которая традиционно считается прерогативой юности и зрелости, исключая только мечты о собственных детях (Полина Кернберг и Арлен Крамер Ричардс, 1994).

Ценности, характерные для латентного возраста, способствуют такому структурированию коммуникации, когда форма доминиру­ет над содержанием: в поступках предпочтение отдается театраль­ности, наигрышу; сентиментальность преобладает над глубокими чувствами, а в мышлении простота и тривиальность также берут верх над глубиной. Нетерпимость к амбивалентности, характерная для латентной морали, наиболее разительно проявляется в разрешении конфликтов путем отделения “плохих врагов” от “хороших друзей”. По сути, мораль латентного возраста имеет много общего с кит­чем — формами искусства, которые не отличаются эстетическими достоинствами, но очень импонируют широким массам. Китч обыч­но характеризуется сентиментальностью, банальностью, претенци­озностью, грандиозностью, незатейливостью, упрощенностью традиционно преобладающих экспрессивных стилей, интеллектуаль­ной поверхностностью и приверженностью детским идеалам, что выражается в идеализации всего маленького, уютного и трогатель­но забавного, во всяких клоунах, зимних пейзажах с дымом из трубы и вообще теплого, защищенного, простого, безопасного, счаст­ливого (фантазийного) детства.

Именно мораль латентного периода служит основой мощных проекций на группу и на протяжении всей юности и даже в зрело­сти играет роль общей системы ценностей для неструктурирован­ных групп и в условиях групповой регрессии. Супер-Эго латентно­го периода легко проецируется членами неструктурированных групп, в то время как более позднее, индивидуализированное и зрелое Супер-Эго “остается на месте”. Это взрослое Супер-Эго позволяет интегрировать сексуальность с нежностью, что дает способность к устойчивой страстной любви во взрослом возрасте.

Сходство латентной нравственности с китчем говорит об интим­ной связи между регрессивными групповыми процессами и порож­дениями массовой культуры — то есть продукцией, рассчитанной на вкусы индивидуумов, находящихся под влиянием массовой пси­хологии.