Субъекты политического анализа

Политические эксперты

Рассмотрев понятие политического ана­лиза и разобрав три его основных бло­ка, необходимо, прежде чем перейти к конкретным методикам политического анализа, остановиться на субъектах политического анализа. Данный вопрос уже поднимался при рассмотрении вопроса о демаркации прикладной и теоретичес­кой политологии, когда мы обозначили в качестве субъектов поли­тического анализа представителей определенной профессии — по­литических аналитиков. Данное определение субъектов политичес­кого анализа содержит некоторую тавтологию, и поэтому предпоч­тительнее назвать их политическими экспертами, которых можно представить как лиц, обладающих необходимыми знаниями по не­которому кругу политических проблем и способных применять их для решения конкретных задач. Понятие «эксперт» не относится исключительно к сфере политики — в каждой отрасли знаний есть свои специалисты, являющиеся экспертами в той или иной области.

Как отмечал Козьма Прутков, «специалист подобен флюсу — полнота его одностороння»[69]. Между тем это ироничное высказы­вание указывает не на слабое место эксперта, а на его основное достоинство. Ведь односторонность позволяет аккумулировать зна­чительные знания в определенной области, что и делает его уни­кальным. В то же время эксперт — это не просто «резервуар зна­ний», предназначенный только для их востребования в определен­ный момент. Не менее важным является и его способность исполь­зовать их для решения конкретных задач. Этим объясняется необ­ходимость специальных методик конвертации знаний в советы, которые будут рассмотрены в третьей главе.

Таким образом, можно выделить две главные черты эксперта ¾ наличие определенных уникальных знаний и способность исполь­зовать их оптимальным образом для решения задач из текущей практики.

Парадокс политической экспертизы и эволюция экспертного знания

Появление протоформ экспертного зна­ния относится еще к временам антично­сти, на что указывает и происхождение слова «эксперт» от латинского experto — «опытный». Слова же римского поэта Вергилия «experto credite» — верьте опытному[70] — вполне можно использовать в качестве девиза современного экспертного знания.

Отметим, что именно в античности сформировался некоторый парадокс политической экспертизы, связанный с тем, что политика не считалась столь сложной сферой, требующей наличия особых знаний. В то же время в других отраслях знания жители, напри­мер, греческих полисов уже использовали услуги экспертов — это хорошо показал Платон в диалоге «Протагор»: «Я, как и прочие эллины, признаю афинян мудрыми. И вот я вижу, что когда собе­ремся мы в Народном собрании, то, если городу нужно что-нибудь делать по части строений, мы призываем в советники по делам строи­тельства зодчих, если же по потребительской части, то корабель­щиков, и так во всем том, чему, по мнению афинян, можно учиться и учить. Если же станет им советовать кто-нибудь другой, кого они не считают мастером, то будь он хоть красавец, богач и знатного рода, его совета все-таки не слушают, но поднимают смех и шум, пока либо он сам не оставит своих попыток говорить и не отступит­ся, ошеломленный, либо стража не стащит и не вытолкает его вон по приказу пританов»[71].

Но совершенно иначе обстоит дело с принятием политических решений — ведь, по мнению греков, искусству управления городом нельзя обучиться и по этим вопросам в собрании могли выступать все — «будь то плотник, медник, сапожник, купец, судовладелец, богатый, бедняк, благородный, безродный»[72]. Это происходит по­тому, что греки связывают управление государством не с какими-либо специальными навыками, а лишь с добродетелью, которой в той или иной степени наделены все люди. Правда, сам Платон пы­тается предложить несколько иное толкование данной проблемы, вкладывая в уста Сократа слова о том, что добродетели можно научиться и что она по этой причине является знанием. Следовательно, по его мнению, вопросы управления полисом было бы це­лесообразнее решать тем людям, которые обладают этим знанием в большей степени. Данная идея развивается и в более поздних ра­ботах Платона, и в первую очередь в «Государстве», где предлага­ется предоставить право принятия всех государственных решений особой группе людей — философам, которые после длительного воспитания и тщательного отбора смогут самостоятельно прини­мать любые государственные решения, т.е. фактически являться экспертами по всем, а не только политическим вопросам.

Однако умозрительное государство Платона осталось утопи­ей, в то время как на практике уже в более поздний исторический период — в средние века — сложился несколько иной по сравнению с греческими полисами механизм принятия решений. Право приня­тия решений в сфере госуправления перешло к монархам и их бли­жайшему окружению, которые, правда, уже не связывали полити­ческие решения с добродетелью. Но при этом парадокс политичес­кой экспертизы сохранился — правители, явно не соответствуя в полной мере идеалу платоновских мудрецов-философов, прибегали к услугам носителей научных знаний во многих вопросах, но только не в политической сфере. Здесь решения по-прежнему при­нимались практикующими политиками. В качестве опровержения данного тезиса можно указать на наличие у монархов советников, однако этот ограниченный круг лиц реально выполнял гораздо более широкие функции — по сути, они сами являлись активными прак­тикующими политиками и непосредственным образом лично уча­ствовали в политической жизни своих стран. Так, советник по во­енным и политическим вопросам французских монархов Францис­ка I и Генриха II Анн де Монморанси являлся также коннетаблем — маршалом Франции, а впоследствии стал главнокомандующим ар­мией и управляющим королевским домом[73].

Начало буржуазного периода политической истории не изме­нило ситуации в проблеме появления политической экспертизы — произошли некоторые трансформации в самой политической сис­теме, в том числе и в способах рекрутирования политической эли­ты, но институт политических экспертов так и не сформировался.

Замена в ряде стран Западной Европы передачи монархических титулов по наследству избранием первых лиц государства частью населения не привело к тому, что практикующие политики осозна­ли необходимость появления специальных политических консуль­тантов. Отсутствие спроса на данный вид услуг обусловило и отсут­ствие предложения, в результате чего фактически до начала XX века политической экспертизы просто не существовало.

С этой точкой зрения согласны и западные исследователи — например, Л. Пал считает, что до Первой мировой войны полити­ческая экспертиза была заменена на statecraft[74], что можно перевес­ти на русский язык как умение управлять государством. У данного умения две составляющих — мудрость правителя и его опыт, кото­рые и заменяют собой политическую экспертизу. В результате вплоть до середины XX века практикующие политики пребывали в уверенности, что они способны самостоятельно осуществлять функ­ции политической экспертизы, не привлекая для этого каких-либо специалистов.

Причины расцвета политической экспертизы

Ситуация кардинально меняется после Второй мировой войны. Этот период по праву можно назвать временем появле­ния и расцвета политической эксперти­зы. Л. Пал связывает это с тремя основными причинами. Первая из них — общее усиление позиций науки об управлении. Речь идет о появлении в западном обществе уверенности в необходимости раз­вития менеджмента, который должен способствовать более эффек­тивной организации управления, причем во всех структурах — от отдельного предприятия до всего государства. Вторая причина — рост внимания к гуманитарным наукам, в результате чего пришло осознание того, что качественный политический анализ является не продуктом опыта и богатой политической практики, а продук­том научных технологий. В качестве третьей причины канадский политолог называет успешное развитие после войны экономики за­падных стран[75].

Рассматривая предложенные причины, в очередной раз прихо­дится обратить внимание на то обстоятельство, что в западной по­литической традиции принято расширительно толковать полити­ческий анализ, понимая его как процесс принятия любых государ­ственных решений. На это указывают и причины развития полити­ческой экспертизы после Второй мировой войны. Например, эко­номический рост рассматривается Л. Палом как следствие появле­ния новой господствующей экономической парадигмы — кейнсианства, предполагавшей активное вмешательство государства в эко­номическую подсистему общества. По мнению Л. Пала, усиление вмешательства государства в экономику привело к тому, что оно вынуждено было прибегнуть к услугам экспертов в данной сфере, так как ранее, повинуясь теории «невидимой руки» Адама Смита, оно не столь активно участвовало в экономических процессах. Та­ким образом, Л. Пал ведет речь об экспертах в экономической, но не политической области. Поэтому мы вынуждены скорректиро­вать предлагаемые им причины, поскольку нас в первую очередь интересуют детерминанты появления собственно политической эк­спертизы.

Отметим, что первые две из них вполне могут быть взяты на вооружение, но на наш взгляд, они крайне близки друг к другу, в связи с чем было бы более оправданным объединить их в одну пред­посылку возникновения политической экспертизы, а именно, осоз­нание политической элитой полезности и даже необходимости ис­пользования научных технологий, которые могут быть предложе­ны гуманитарными отраслями знания. Появление сциентистской парадигмы позволило изменить пренебрежительное отношение к научным технологиям, характерное для политиков первой полови­ны XX в., и привлечь к участию в решении актуальных проблем из текущей политической практики носителей данных технологий — экспертов.

В то же время эта причина является скорее вторичной — ведь политические акторы могли поверить в могущество научных тех­нологий только в том случае, если они сами уже не могли в полной мере справиться с решением стоящих перед ними задач и если ста­рая стратегия «опыта и мудрости» уже перестала давать эффек­тивные результаты. Возникновение политических технологий стало лишь реакцией на неспособность политиков самостоятельно при­нимать качественные решения, в результате чего у них возникла потребность в изменении существовавшей системы политического анализа. Новые аналитические приемы явились предложением, сформировавшимся под появившийся спрос, который, в свою оче­редь, образовался в результате существенного усложнения полити­ческой системы в XX в. Именно этот фактор и следует признать основной причиной появления научного политического анализа с использованием экспертного знания, который должен был заменить дающую сбои стратегию «опыта и мудрости».

Действительно, в XX в. на политической арене появились сра­зу несколько новых и крайне важных политических субъектов, а уже существовавшие серьезным образом изменились и повысили уровень своего влияния. Так, все более активно стали вмешиваться в политику коммерческие структуры, ранее находившиеся за рам­ками политического поля, резко возросла роль средств массовой информации, особенно после появления электронных СМИ, в ре­зультате чего СМИ получили даже название «четвертой власти». Активно развивается избирательная система, совершенствуется принцип разделения властей и парламентаризма, вследствие чего право выбора получает подавляющее большинство населения с де­мократической политической системой, а законодательная и судеб­ная власти существенно расширяют свои полномочия. В мире появляется значительное число парламентских республик, где высший законодательный орган власти получает право формировать каби­нет министров, при этом последний функционирует только на пра­вах поддержки парламентом. Возникает и институт парламентско­го контроля за деятельностью правительства. Как значимые поли­тические акторы заявляют о себе общественные организации, бро­сающие вызов традиционным политическим партиям. Да и сами партии переживают существенную трансформацию: они совершен­ствуют навыки работы с избирателями, внутреннюю организацион­ную структуру, механизмы реагирования на изменения ситуации.

Усложнение политического процесса приводит к тому, что по­литики вынуждены учитывать в своей деятельности все новые и новые факторы, сталкиваться с растущим в геометрической про­грессии объемом информации, принимать значительно большее количество решений. Кроме того, политический процесс оказывается настолько динамичным, что понятие опыта становится все более и более расплывчатым — повторяющихся ситуаций становится все меньше, а значит, получаемый от участия в определенных событи­ях опыт оказывается в будущем мало востребованным. Более того, попытки использовать старые наработки в новых ситуациях без учета изменившихся условий все чаще и чаще заканчиваются весь­ма неудачно.

Данные обстоятельства приводят к тому, что политики вынуж­дены искать вспомогательные инструменты для оптимизации сво­ей деятельности и находят их в виде носителей специального зна­ния о политическом процессе, способных с помощью научных тех­нологий трансформировать его в компетентный анализ ситуации, политический прогноз и, что самое главное, политическое решение.

В результате парадокс политической экспертизы оказывается преодоленным, и она становится равноправным членом «эксперт­ной семьи». Более того, политические эксперты все чаще работают в тесном контакте с другими экспертами, что происходит вслед­ствие увеличивающегося числа пограничных проблем, требующих комплексного подхода. Политические эксперты сотрудничают с эк­спертами в области экономики, юриспруденции, социологии, демог­рафии, целого ряда других отраслей научного знания. Например, возможность изменения избирательного законодательства являет­ся как политической, так и юридической проблемой, требующей участия соответствующих специалистов. А для решения задачи обес­печения победы того или иного кандидата на выборах требуется подключение не только политических и юридических экспертов, но и специалистов в целой серии других научных дисциплин.

Разграничение экспертов и политиков

Говоря об экспертной революции в по­литике, следует отметить и появляющий­ся соблазн заменить экспертами самих политиков — получить своеобразный экспертный реванш за про­шлые исторические периоды, когда политики не видели необходи­мости в политической экспертизе. Но подобная подмена представ­ляется не совсем реалистичной. Ведь функции современных поли­тических экспертов и самих политиков различаются. Политик — это не носитель определенных профессиональных и научных зна­ний, а обладатель специфических интеллектуальных и человечес­ких качеств. Они, с одной стороны, обеспечивают ему легитимность — готовность населения страны передать ему властные полномочия, что весьма важно в современных демократических системах. С другой стороны, они позволяют ему контролировать и направлять процессы, протекающие в обществе. Политик является во многом фигурой синтетической в том смысле, что он задает общие векто­ры развития всей структуры государства и гражданского общества, при этом не прорисовывая отдельные детали. Определяя общее направление эволюции политической и других общественных сис­тем, он прибегает к услугам экспертов для решения более частных и локальных задач. В результате происходит своеобразное разделение труда между политиками и экспертами — каждый выполняет свою функцию, составляя в целом эффективный тандем.

В то же время на данном этапе развития политической систе­мы не стоит и переоценивать роль экспертов в процессе принятия политических решений — зачастую их голос не бывает услышан практикующими политиками, что приводит к деформациям в про­цессе принятия политических решений. Особенно это характерно для российского политического процесса — многие отечественные политики, к сожалению, зачастую переоценивают свои силы и по-прежнему считают себя способными самостоятельно оценивать те­кущую ситуацию, делать прогнозы и принимать решения. Напри­мер, Борис Ельцин признается, что решения он «всегда любил при­нимать в одиночку», а экспертов рассматривал как участников ме­ханизма реализации решения[76], что является примером рудимен­тарного отношения к политической экспертизе.

Интересно в этом плане замечание А. Вилдавски о том, что ос­новным противником использования политического анализа, а сле­довательно, и активного применения экспертизы, является бюрок­ратия. Привыкшие к функционированию в четко лимитированном инструкциями и распоряжениями административном пространстве, чиновники в большинстве своем не испытывают необходимости в политическом анализе как инструменте, активизирующем творчес­кое начало при решении политических проблем. А. Вилдавски использует термин «контрабандное проникновение политического анализа во властные структуры»[77], имея в виду то обстоятельство, что технология политического анализа может распространяться в институтах власти, только преодолевая жесткое сопротивление бю­рократического аппарата. Сталкиваясь с подобным противодействи­ем, эксперты оказываются перед выбором: либо продолжать по­пытки внедрения научных методик в процедуру принятия решений в данной структуре, либо самим стать частью бюрократической системы, формализовав свои функции и способы их выполнения и согласившись с рутинизацией своих обязанностей. В этом смысле политический анализ следует рассматривать как альтернативу ме­ханизму решения проблем в стиле жесткой регламентации. Поли­тический анализ, в свою очередь, представляет собой научно обо­снованные механизмы форсирования творческого процесса при принятии политических решений.

Классификация субъектов политического анализа

Отметим, что в текущий момент поли­тическая экспертиза перестала быть до­стоянием только властных структур. Круг потребителей аналитической про­дукции сегодня крайне широк — к ее услугам прибегают практичес­ки все субъекты политического процесса. Это хорошо видно по клас­сификации экспертных корпораций — объединений экспертов, — которую можно назвать и классификацией субъектов политичес­кого анализа.

Одну из таких классификаций предлагает уже цитировавший­ся нами Л. Пал. Рассматривая канадскую политическую систему, он разделил все структуры, работающие в сфере политического ана­лиза, на два сектора: государственный и негосударственный. Каж­дый из них был разбит Л. Палом на более мелкие подгруппы: пер­вый делится на правительственные и квазиправительственные ана­литические подразделения, а второй — на аналитические цент­ры, а) работающие на получение прибыли, б) созданные на базе университетов и в) не считающие финансовую прибыль основной целью своего функционирования.

Правительственные аналитические структуры в классификации Л. Пала представляют собой те подразделения, которые не просто работают на органы правительства, но являются частью его орга­низационной структуры. Входящие в их штат аналитики имеют ста­тус государственных служащих и выполняют функцию аналити­ческой поддержки решений, принимаемых кабинетом министров. По утверждению Л. Пала, такие аналитические службы существу­ют в канадской политической системе как в аппарате премьер-ми­нистра, так и в аппаратах отдельных министерств и ведомств. Ква­зиправительственные же структуры в систематизации Пала — это те аналитические центры, которые также работают исключитель­но на правительство, но не входят непосредственно в его структуру и не являются по этой причине его частью.

Большинство в негосударственном аналитическом секторе со­ставляют центры, ориентированные на получение прибыли, а сле­довательно, представляющие собой коммерческие структуры, для которых политическая аналитика — товар, продвигаемый ими на рынок. Они в первую очередь работают с крупными коммерчески­ми компаниями, вовлеченными в политическую жизнь в основном через лоббистскую деятельность и сталкивающимися с необходи­мостью просчитывать политические риски, а также политически­ми партиями и общественными организациями. Но в ряде случаев подобные аналитические центры выполняют работы и для государственных структур, которые в подобной ситуации выступают как покупатели аналитических услуг на открытом рынке. К данной груп­пе субъектов политического анализа Л. Пал относит и фирмы, за­нимающиеся социологическими опросами.

Центры, не ставящие в качестве своей основной задачи получе­ние прибыли, существуют на спонсорские средства и гонорары от публикаций собственных исследований. Фактически они являются крупными научно-исследовательскими структурами, выполняющи­ми как теоретические, так и прикладные разработки. Достаточно часто определенную долю расходов на их функционирование бе­рет на себя государство, рассматривающее их в первую очередь как академические исследовательские подразделения. Аналогичным образом функционируют и аналитические центры, созданные на базе крупнейших университетов[78].

Данная классификация аналитических центров страдает, на наш взгляд, целым рядом недостатков. И дело даже не в том, что Л. Пал рассматривает частный случай — канадскую политическую систе­му. В современных демократиях структурирование экспертного зна­ния достаточно схоже и не претерпевает принципиальных разли­чий от страны к стране. Да, в Канаде — стране с парламентским политическим режимом — основным органом исполнительной вла­сти является кабинет министров. Но это не означает, что эксперт­ные структуры во властных структурах действуют только при пра­вительстве, как об этом пишет Л. Пал. Существуют и аналитичес­кие службы в органах власти законодательной, которые Л. Пал от­носит к квазиправительственным структурам, хотя они зачастую являются подразделениями, непосредственно включенными в парламентскую структуру. Здесь Л. Пал становится заложником собственного деления на правительственные и квазиправительственные анали­тические подразделения, которое представляется во многом условным. Ведь даже если аналитические центры и не являются полностью инкорпорированными в органы власти, но работают исключительно на них, то де-факто они входят в систему государственных институтов.

Кроме того, аналитические центры, созданные на базе круп­нейших университетов, являются скорее подвидами центров, не ста­вящих в качестве своей основной задачи получение прибыли, а не самостоятельной категорией. При этом отнесение подобных струк­тур к субъектам политического анализа также требует ряда серьез­ных оговорок. Как уже отмечалось, анализ текущей политической конъюнктуры является лишь одним из направлений использования имеющегося в их распоряжении интеллектуального потенциала, причем, что важно, далеко не самым основным. В первую очередь они занимаются теоретическими исследованиями и конкретные за­казы политических акторов выполняют редко. Поэтому здесь не­обходим селективный подход к подобным структурам, который мы затронем при анализе альтернативных классификаций. Наконец, представляется ошибочным отнесение к сфере политической экс­пертизы фирм, занимающихся социологическими опросами — по­добные структуры скорее являются поставщиками информацион­ного материала для анализа, но непосредственно самим политичес­ким анализом не занимаются.

Недостатки этого деления пытаются ликвидировать Д. Веймер и А. Вайнинг, которые рассматривают в первую очередь уже амери­канскую политическую систему. Говоря о правительственных ана­литических структурах — первой группе субъектов политического анализа — авторы выделяют в них подгруппы в соответствии с теми органами государственной власти, на которые они работают. Дан­ный подход можно признать более точно отражающим специфику государственного аналитического сектора, чем деление Л. Пала на правительственные и квазиправительственные структуры. Д. Вей­мер и А. Вайнинг пишут о президентских аналитических службах — компактных аналитических группах типа Совета по национальной безопасности и Совета по внутренней политике, осуществляющих аналитическую поддержку решений, принимаемых президентом США; аналитических структурах, интегрированных в различные федеральные агентства, которые выполняют в США функции министерств; службах аналитического обеспечения деятельности парламента. Подобная градация может различаться в зависимости от политической модели той или иной страны (например, в парламент­ских республиках нет президента и соответственно отсутствуют пре­зидентские аналитические службы), но в целом деление по органам власти, в которые инкорпорированы аналитические подразделения, представляется правильным.

Следующую группу субъектов политического анализа состав­ляют крупные исследовательские институты, называемые американ­скими политологами «резервуарами мысли» — это понятие возвра­щает нас к проблеме места академических научных структур в политическом анализе. Д. Веймер и А. Вайнинг относят к резервуа­рам мысли те структуры, которые занимаются разработкой прин­ципиально новых методов анализа, а затем используют их на прак­тике. Наиболее ярким примером такого рода учреждений является «РЭНД Корпорейшн», разработавшая, в частности, метод Дельфи. Подобные научные корпорации — действительно значимые субъек­ты политического анализа, однако далеко не все академические и университетские структуры выполняют подобные исследования[79]. Поэтому мы солидарны с позицией американских политологов, выделивших в качестве субъектов политического анализа только те научные центры, которые фактически превратились в крупные структуры для проведения прикладных исследований, ставших для них ключевым занятием. При этом научные структуры, занятые фундаментальными исследованиями и выполняющие лишь разо­вые прикладные работы, вряд ли могут быть включены в класси­фикацию субъектов политического анализа.

Подобные организации являются как бы промежуточным зве­ном между государственными аналитическими структурами и ком­мерческими аналитическими центрами. Это связанно с большой ролью государства в их функционировании — именно государство совместно с крупными частными компаниями финансирует произ­водимые ими работы. С этим солидарны и О. Колобов и ряд других авторов, изучавших процесс принятия внешнеполитических реше­ний в США и странах Западной Европы — аналитические структу­ры, описанные Д. Веймером и А. Вайнингом, они назвали мозговы­ми центрами (что по сути схоже с понятием «резервуары мысли»), подчеркивая, что их деятельность сконцентрирована преимуществен­но либо исключительно на правительственных инстанциях[80].

Третью группу субъектов политического анализа Д. Веймер и А. Вайнинг называют частными аналитическими центрами — она соответствует центрам, имеющим получение прибыли своей основ­ной целью по классификации Л. Пала. В то же время ни Л. Пал, ни Д. Веймер не делят ее на подвиды, что представляется целесообраз­ным с учетом фактора существенно роста в последний период ин­дустрии политического анализа, в которой коммерческие аналити­ческие центры играют все большую роль и развиваются наиболее динамично. Подобное деление предлагает А. Макарышев, выделив­ший центры прямой поддержки и центры широкой поддержки. Первые из них ориентированны на одного финансирующего их за­казчика, в то время как вторые диверсифицируют свою деятель­ность и не привязаны к одному источнику финансирования[81].

 

Центры прямой поддержки часто функционируют в качестве подразделений каких-либо крупных коммерческих компаний, ак­тивно участвующих в политической жизни и просчитывающих по­литические риски. Существуют и формально независимые анали­тические структуры, но реально поставляющие свою продукцию одному крупному клиенту, что также позволяет причислить их к данной категории субъектов политического анализа. Центры же широкой поддержки не привязаны к одному источнику финанси­рования и осуществляют исследования по заказу сразу нескольких политических акторов, среди которых могут быть как коммерчес­кие компании, политические партии или отдельные политики, так и государственные структуры. Деятельность таких центров в боль­шей степени диверсифицирована, так как они работают с большим количество клиентов, запросы которых могут быть достаточно раз­нообразными».

Резюмируя вышесказанное, можно выделить следующие группы субъектов политического анализа: аналитические подразделе­ния властных структур, зависящие от конкретного органа государ­ственной власти, на который они работают и в который они инкор­порированы; крупные исследовательские центры, занимающиеся разработкой новых аналитических методов и апробирующие их в прикладных политических исследованиях; и, наконец, коммерчес­кие аналитические центры, среди которых выделяются привязанные к одному субъекту политического процесса или же работающие сразу с несколькими заказчиками.

Данную классификацию правильно было бы дополнить таким, субъектом политического анализа, как средства массовой инфор­мации. Ведь наиболее авторитетные из них выступают уже не просто как поставщики информации, но и как фирмы, способные обработать ее и препарировать именно в аналитическом ключе.

Наиболее часто СМИ работают в жанре первого этапа политического анализа — анализа политической ситуации. Однако в них все чаще можно встретить попытки спрогнозировать развитие си­туации, а, кроме того, ситуационный анализ и прогнозы в СМИ являются уже описанным нами случаем, когда они непосредствен­но не связаны с принятием политических решений, но могут ока­зать влияние на данный процесс. Политические анализы, осуществ­ляемые СМИ, формально не имеют конкретного заказчика, но они, во-первых, потребляются политически активным читателем, зрите­лем или слушателем, который в большинстве своем является участни­ком политического процесса, пусть даже и в самых простых фор­мах — например, в качестве избирателя. Выбор избирателя — так­же политическое решение, которое он принимает на основе ситуационного анализа и политического прогноза, выполняемых СМИ. На основе материалов СМИ человек также может принимать реше­ния и о других формах участия в политической жизни — о вступлении в политическую организацию, об участии в политической акции и т.д. Во-вторых, на основе материалов СМИ могут принимать реше­ния и более серьезные политические акторы, являющиеся членами властных структур, лидерами политических партий или обществен­ных организаций. Подчеркнем, что в данном случае мы имеем в виду сугубо аналитические тексты в СМИ, которые могут изменить взгляд субъекта политического процесса на ту или иную полити­ческую проблему, а следовательно, скоординировать линию его поведения или изменить уже принятое им решение. Речь не идет о выполнении СМИ информационной функции, так как она имеет лишь подготовительное значение для аналитических процедур, хотя ее влияние на политический процесс может оказаться более осяза­емым. Достаточно вспомнить, как расследование журналистов двух американских газет привело к решению палаты представителей Кон­гресса США начать процедуру импичмента президента Р. Никсона, после чего он вынужден был добровольно уйти в отставку. Но в данном случае причинно-следственная связь между публикациями в СМИ и конкретными политическими решениями достаточно оче­видна, в то время как связь между аналитическими материалами в СМИ и конкретными политическими решениями по причине ра­зорванности во времени и пространстве этих процедур прослежи­вается менее четко, что вовсе не означает ее отсутствие.

Развитие политической экспертизы в России

Несмотря на то, что развитие экспертно­го знания в политической сфере в Рос­сии проходит со значительным отстава­нием от западных стран, в последние годы индустрия политическо­го анализа развивается в нашей стране весьма бурными темпами, в результате чего формально практически все классификационные ячейки являются заполненными. Аналитические службы существуют в органах как законодательной, так и исполнительной власти. В администрации президента функцию политического анализа вначале выполняло главное управление по вопросам внутренней и внеш­ней политики государства, созданное 29 января 1996 г. Значитель­ная часть его обязанностей была затем передана главному управле­нию по вопросам взаимодействия с политическими партиями, об­щественными объединениями, фракциями и депутатами Государ­ственной Думы Федерального Собрания, образованному 15 октяб­ря 1996 г. Это управление, в свою очередь, было 18 августа 1997 г. трансформировано в управление по вопросам внутренней полити­ки. В мае 1999 г. президентское окружение высказало намерение усилить аналитическую составляющую в деятельности админист­рации, создав в дополнение к управлению по вопросам внутренней политики управление политического планирования, задача которо­го заключалась в анализе политической ситуации и прогнозирова­нии ее возможного развития[82]. После избрания В. Путина Президен­том Российской Федерации аналитические подразделения админис­трации претерпели очередные изменения. На начало 2001 г. функ­цию политического анализа в структуре администрации прежде всего выполняли главное управление внутренней политики (в со­ставе которого работали управление по взаимодействию с феде­ральным собранием РФ, политическими партиями и движениями и управление общественных связей), а также экспертное управление. Большое развитие получили коммерческие аналитические центры, причем обоих типов — как прямой, так и широкой поддержки. Первые создаются крупными коммерческими компаниями, чья ра­бота тесно связана с лоббированием собственных интересов в выс­ших эшелонах власти и в функционировании которых необходимо самым тщательным образом просчитывать различные виды поли­тических рисков. Такие компании — в первую очередь нефтегазо­вые концерны и крупные коммерческие банки — имеют в своей орга­низационной структуре специальные аналитические отделы, зани­мающиеся всеми видами политического анализа. Аналитические центры могут создаваться и объединением предприятий, оборот которых не позволяет каждому в отдельности содержать сильные аналитические службы. Так, Российский союз предприятий безо­пасности, объединяющий фирмы соответствующего профиля, со­здал собственный информационно-аналитический центр, являющий­ся структурным подразделением РСПБ[83]. Некоторые предприятия или группа фирм в ряде случаев создают формально самостоятель­ные аналитические центры, которые, однако, реально являются зависимыми фирмами и выполняют в первую очередь заказы своего стратегического инвестора.

С гораздо более разнообразным кругом клиентов работают аналитические центры косвенной поддержки, выступающие в качестве независимых коммерческих организаций. С одной стороны, они осуществляют выпуск периодических аналитических докладов, до­ступных достаточно широкому кругу платежеспособных подпис­чиков. Например, Центр политических технологий выпускает не­сколько серий периодических аналитических докладов, среди ко­торых серия «Анализ и прогноз политической ситуации», серия «Го­рячая линия» (оперативный анализ основных политических собы­тий), «Партии и кандидаты» (аналитическое описание основных фи­гур российской политики и ведущих партий), «Региональные про­блемы российской политики». А Центр политической конъюнкту­ры России еженедельно издает четыре аналитических документа, посвященных ситуации во властных структурах федерального цен­тра, его региональной и экономической политике, а также российс­кой внешней политике[84].

С другой стороны, центры косвенной поддержки выполняют конкретные аналитические заказы на составление эксклюзивных политических прогнозов, ситуационных