Общая характеристика литературного процесса 1826-1842 гг.

Общая характеристика литературного процесса 1826-1842 гг.

Николаевская эпоха. Ему престол достался случайно, у Александра не было детей. Царство (1826 - 1855). Неоднозначный период в истории. Первая его часть – 26 – 42 годы – сложное переплетение и соотношение романтических и реалистических тенденций.

26 – постдекабристская эпоха, новый царь

37 – смерть Пушкина, завершение пушкинского периода лит-ры и вступление ее в гоголевский период

40-е – расцвет творчества Лермонтова (37-41 – расцвет лермонтовской звезды)

42 – книга гоголя «Петербургские повести»

С 40-х гг – период, когда на сцену выходят писатели не только натуральной школы. Демократизация лит-ры. Все больше писателей без высшего образования и дворянского звания. Коммерциализация литры. Это тоже влияет на писателей и их приоритеты.

 

А.А.Блок: «Пушкина убила не пуля Дантеса, его убило отсутствие воздуха». Общественный спад, депрессия, отсутствие ценностей, их переоценка. Падение общ. нравов. Торжество Молчалиных – исполнителей (чины иметь и весело пожить) и «голубых мундиров» (политический сыск).

 

И Молчалины, и голубые мундиры были за жандармско-бюрократическую систему. Усиление идеологического влияния. Цензурная политика (Уставы 26 и 28 гг). Это приводит к апатии общества, к страху, но также – к чувству чести, притупляющемуся. Поколение, будущее которого «темно и печально». Мотив одиночества.

 

В 30-40-е гг меняется цвет времени. С зеленого (цвета надежды) он меняется на голубой – цвет разбитых надежд, разочарований, холода. О Николае: «Железная зима дохнула на Россию».

 

Но есть и другая часть публики, еще питавшая надежду, активизировавшая свои идейные искания. Культ Николая 1 (сравнение его с Петром, ожидание реформ). Николай знал о таких ожидающих и сам понимал, что реформы нужны, но не решался на них. Петра 1 из него не получилось – так сказала Прохорова! Однако это была не глупая боязнь что-либо сделать, а неизвестность, что из этого выйдет. Некая обломовщина (закрыться от проблем). При этом – ведение во всем «прямой линии». Военный блеск – и поражения (Крымская война, падение Севастополя в 55). Россия – колосс на глиняных ногах.

 

Уваров. «Теория официальной народности», ее насаждение. Ее парадокс – написана по-французски. Идея – удержать такую страну, как Россия, можно только с помощью традиции: самодержавие, православие, народность (верноподданный народ).

 

Итак, 2-я четверт 19 века – катастрофы в военном, политическом, экономическом плане, но не в плане лит-ры. Пишут много. О чем? Эпоха напряженной духовной работы, интерес к истории, философии. Вопрос «Восток-Россия-Запад». Западники – Герцен, Огарев, Белинский и тд. Славянофилы - Аксаковы, Киреевские.

 

Важные этические проблемы эпохи. Границы размываются. Ценность – деньги. Нужны люди с активной жизненной позицией. Новые вопросы: «что такое хорошо и что такое плохо? Что такое истинная нравственность?»

 

Прозаизация лит-ры = прозаизация жизни. Хотя романтизм тоже силен, так как надо было как-то противостоять прозе.

Своеобразие романтизма в русской литературе 1830-х годов.

Эпоха нового подъёма романтизма в противовес прозаизации жизни.

В 30е гг. русский романтизм усложняется и дифференцируется. Формируется кхем реакционный.. можно сказать, элегический романтизм (Бенедиктов, Кукольник, отчасти Загоскин). Ему противостоит гражданский романтизм (Лермонтов, отчасти Герцен и Огарёв). Своё место занимает и сохранившийся после 14 декабря романтизм поэтов-декабристов (Одоевский, Кюхельбекер, Бестужев-Марлинский). + Веневитинов, Тютчев. + ранний Гоголь, Полевой. В общем, чёрт ногу сломит.

Влияние декабризма! (т.к. период всплеска гражданственности середины 20х ещё не сменился разночинским периодом). Появляются пр-ния, написанные по образцу рылеевских дум и песен в народном духе Рылеева и Бестужева.

Развитие философского романтизма! Веневитинов, Баратынский

С [тупого] джорна. В романтизме 30-х и 40-х гг. 2 направления:

1) связано с именами Пушкина, Лермонтова, Кольцова. Высокий романтизм. Создание неординарных личностей, стремление к идеалу.

2) эпигонский, вульгарный романтизм. Напыщенный. Новые сочетания. Предназначен для массового читателя. Булгарин, Бенедиктов (в поэзии).

Романтическая проза переживает тяжёлый момент. С одной стороны это подъём (читательский интерес к романтической прозе), а с другой - кризис (стереотипы, выработанные шаблоны, однообразность).

Тем не менее созданы значительные произведения:

Романтическая повесть - самый популярный жанр. Расцвет - Бестужев-Марлинский.

3 типа романтич. повести:

1. историческая: Бестужев-Марлинский «Роман и Ольга», Гоголь «Тарас Бульба», Лажечников «Ледяной дом».

2. нравоописательная: светская (Бестужев-Марлинский «Фрегат-надежда», Одоевский «Княжна Мими», Павлов «Именины») и кавказская (Лермонтов «Бэла», Бестужев-Марлинский «Амалатбек»).

3. фантастическая - Одоевский «Сильфида».

Для общего развития.

Романтическое движение в Зап. Европе – прежде всего в литературе немецкой – начиналось под знаком полноты и цельности. Стремилось к синтезу все то, что было разобщено: в натурфилософии, социологии, теории познания, психологии, и, конечно, в худож. мысли. Человек стремился слиться с природой [Но это не значит, что вы вот валяетесь на земле и сливаетесь с природой так.(с)]; личность, индивидуум – с целым, с народом; интуитивное познание – с логическим; подсознательные стихии человеч. духа – с высшими сферами рефлексии и разума. Хотя соотношение противоположных моментов представлялось подчас конфликтным, но тенденция к объединению рождала особый эмоциональный спектр романтизма, многокрасочный и пестрый, при преобладании мажорного тона. Лишь постепенно конфликтность элементов переросла в их антиномичность; идея искомого синтеза растворилась в идее противоборства, оптимистическое настроение уступало место чувству разочарования и пессимизма.

Русскому романтизму знакомы обе стадии процесса — и начальная и конечная; однако при этом он форсировал общее движение. Итоговые формы появлялись до того, как достигали расцвета формы начальные; промежуточные комкались или отпадали. На фоне западноевроп. литератур русский ром-м выглядел одновременно и как менее и как более романтичный: уступал им в богатстве, разветвленности, широте общей картины, но превосходил в определенности некоторых конечных результатов.

 

Специфический характер русского романтизма наглядно виден в лирике этой поры, т. е.

в лирическом отношении к миру, в основном тоне и ракурсе авторской позиции, в том, что принято называть «образом автора».

Поэзия В.Г.Бенедиктова.

Несмотря на то, что в 30-е годы происходила прозаизация литературы, поэзия все еще была популярна, поэтов было много. Господствующим литературным направлением в поэзии был романтизм. Он делился на элегический и гражданский. К элегическому относятся отдельные стихотворения Лермонтова, к гражданскому – стихотворения Полежаева, Одоевского. А еще был так называемый «надутый», «вульгарный» романтизм. Несмотря на нелестные отзывы критиков (в частности, Белинского), стихотворения такого толка пользовались массовым спросом. Основной представитель – В. Г. Бенедиктов.

В журналах было удобно печатать маленькие поэтические произведения. Первый сборник стихотворений Бенедиктова вышел в 1835 году. Пушкин промолчал. А Булгарин и Сенсковский приветствовали Бенедиктова – его поверхностная поэзия их устраивала. Странно, однако, что о стихах хорошо отозвался Жуковский. И. А. Тургенев, еще студент, вспоминал, что тогда журнальные критики ставили имя Пушкина рядом с Бенедиктовым.

Основная черта поэзии Б. – эпигонство, повторение слов и фраз. Его аудиторией были провинциальные помещики и чиновники. Вообще его поэзия – поэзия «трех э»: эпигонство, эксперимент и эффект. Это и пользовалось успехом у аудитории.

Думаю, стоит сказать о том, что в творчестве Б. отразились некоторые стороны романтизма. Например, стремление к природе («К полярной звезде»), мысли о назначении поэта («Пиши, поэт!»), мотив одиночества («Певец»). Но все это в его произведениях отражается поверхностно и неглубоко. Поэтому его так не любил Белинский. Вот, например. Стихотворение «Певец».

 

Бездомный скиталец - пустынный певец -

Один, с непогодою в споре,

Он реет над бездной, певучий пловец

Безъякорный в жизненном море;

Всё в даль его манит неведомый свет:

Он к берегу рвётся, а берега нет.

 

Для элегического романтизма характерно как раз бегство от берега, вспомните «Парус» Лермонтова, «К морю» Пушкина. Бенедиктов сам не понимает своего героя, который пытается быть романтическим героем, а получается нечто совсем другое:

 

Он странен; исполнен несбыточных дум,

Бывает он весел - ошибкой;

Он к людям на праздник приходит - угрюм,

К гробам их подходит - с улыбкой;

Всеобщий кумир их ему не кумир; -

Недаром безумцем зовёт его мир!

 

Как видно, автор тоже читает своего героя безумцем и ни капли ему не сочувствует.

 

Примеры.

Повторение слов. Например, вот отрывок из стихотворения «Кудри»(1838).

Кудри девы - чародейки,

Кудри - блеск и аромат,

Кудри - кольца, струйки, змейки,

Кудри - шелковый каскад!

Эффект. Из стихотворения «Пиши, поэт!» (из сборника 1836 г.)

Изобретай неслыханные звуки,

Выдумывай неведомый язык!

Что касается назначения поэта, ни о каких глубоких мыслях и речи не идет. Главная задача – доставить наслаждение и удовольствие какой-нибудь симпатичной девушке, не одной – так другой.

 

Пиши, поэт! Слагай для милой девы

Симфонии сердечные свои!

Переливай в гремучие напевы

Несчастный жар страдальческой любви!

 

И, может быть, красавица другая

Прочувствует ее, не понимая,

Она ее бесчувственно поймет.

 

С улыбкою: "Как это мило!" - скажет

И, легкая, к забавам улетит.

 

Что характерно, Бенедиктов знал цену своему труду. Он понимает, что он не художник, а только «ремесленник во славу красоты».

Слог у Бенедиктова иногда сбивается, неровный. «К Полярной звезде»,1836.

Там его берег, где ты зажигаешься,

Горний маяк для очес!

Там его дно, где ты в небо впиваешься,

Сребреный якорь небес!

Поэзия А.И.Одоевского.

Несмотря на то, что после восстания декабристов такое направление поэзии, как гражданский романтизм, стало менее популярно, некоторые поэты, в частности, Одоевский, продолжали писать высокую гражданскую лирику. Далеко от друзей и братьев находился и соратник Рылеева Александр Бестужев (Марлинский). На Кавказе, где он провел в ссылке около восьми лег и погиб в схватке с горцами, Бестужев писал не только прозаические произведения, но и стихи. В лирике Бестужева 30-х годов, в таких его стихотворениях, как «Сон», «Часы» и др. отразилась его личная судьба — судьба декабриста. Еще один представитель гражданского романтизма – младший современник декабристов Полежаев.

«Главным поэтом» декабристской каторги, по выражению Н. И. Лорера, был Александр Иванович Одоевский (1802—1839). Александр Иванович Одоевский родился в 1802 году. Двоюродный брат В. Ф. Одоевского, одного из издателей «Мнемозины», А. И. Одоевский был другом Грибоедова, а затем, на почве литературных интересов, он сблизился также с Кюхельбекером, Бестужевым и Рылеевым. В начале 1825 года Одоевский был принят Бестужевым в Северное тайное общество. За участие в революционном заговоре Одоевский был осужден в каторжные работы на 12 лет. В 1836 году, по ходатайству отца, Одоевского перевели рядовым в Кавказский отдельный корпус. На Кавказе Одоевский встретился и сблизился с Лермонтовым, сосланным за стихи на смерть Пушкина. В 1839 году, находясь в военной экспедиции, Одоевский погиб от малярии в деревне близ Сочи.

Почти все поэтическое наследие Одоевского относится к периоду пребывания на каторге и в ссылке. Большая часть стихотворений (и притом лучших) была создана Одоевским в Чите. Поэт сам редко записывал свои стихи; чаще всего он импровизировал их перед друзьями и товарищами по каторге. При жизни Одоевского анонимно было напечатано всего одиннадцать его стихотворений. Лучшие стихотворения Одоевского дошли до нас только благодаря записям его «соузников» по Чите и Петровскому заводу.

Основной пафос гражданской лирики Одоевского — воспевание «вольности в неволе». В его стихах отразились чувства и мысли декабристов, сосланных в Сибирь. Вершиной гражданской романтической лирики Одоевского является его знаменитый Ответ на послание Пушкина «В Сибирь» («Во глубине сибирских руд») (1828/29). Ответ Одоевского замечателен ярко выраженной в нем уверенностью декабристов в правоте их дела. Тема героической самоотверженности борца за счастье народа, характерная для поэзии Рылеева, ярко выступает и у Одоевского:

 

Наш скорбный труд не пропадет:

Из искры возгорится пламя, —

И просвещенный наш народ

Сберется под святое знамя.

 

Одоевский, в отличие от Пушкина, не примиряется с действительностью («Оковы тяжкие падут…и свобода вас примет радостно у входа»). Пушкин хочет для своих друзей одного – свободы. А Одоевский свободы достигает другим путем. Не братья отдают меч декабристам, они сами достанут их себе:

 

Мечи скуем мы из цепей

И пламя вновь зажжем свободы!

Она нагрянет на царей,

И радостно вздохнут народы!

Сильный гражданский пафос выражен и в других стихотворениях Одоевского, созданных им за годы каторги. Очевидно, какой глубокий след в душе оставила у него казнь друзей – лидеров восстания. Он находит в стихотворениии «При известии о польской революции» сравнение мук виселицы с «синим пламенем».

 

Недвижимы, как мертвые в гробах,

Невольно мы в болезненных сердцах

Хороним чувств привычные порывы;

Но их объял еще не вечный сон,

Еще струна издаст бывалый звон,

Она дрожит... еще мы живы!

 

Строки эти были навеяны полученным известием о польском восстании 1831 года, которое декабристы-каторжане восторженно приветствовали. Особенно их растрогало то, что в Варшаве восставшими поляками была отслужена панихида по пяти «несчастным жертвам», «пролившим луч света в спасенье русскому народу». Вспомним, что Пушкин совсем иначе ответил на польское восстание («Клеветникам России»), скорее согласившись с официальной точкой зрения на проблему.

В древнерусской истории Одоевского вдохновляла борьба «за вольность». Этой борьбе он горячо сочувствовал всюду, где бы она ни проявлялась. В этом отношении характерен его перевод одной из «Ирландских элегий» Т. Мура, в которой поэт воспевал свою порабощенную родину («В цепях и в крови ты дороже сынам»).

В период общения со своими осужденными друзьями Одоевский проникся идеей «славянской взаимности» и стал поэтическим выразителем декабристских чаяний культурно-политического объединения славян во главе с Россией. Сочувствие освободительной борьбе славянских народов Одоевский высказал и в своем поэтическом отклике «При известии о польской революции»:

 

Мы братья их!.. Святые имена

Еще горят в душе: она полна

Их образов, и мыслей, и страданий.

В их имени таится чудный звук:

В нас будит он всю грусть минувших мук,

Всю цепь возвышенных мечтаний.

 

Знакомство Лермонтова с Одоевским, состоявшееся на Кавказе и вскоре же перешедшее в дружбу, имело, конечно, одним из поводов общность поэтического направления их обоих. На смерть Одоевского Лермонтов откликнулся стихотворением, ему посвященным, в котором говорил о своей дружбе с поэтом-декабристом. Для Лермонтова Одоевский был живым воплощением декабризма, непреклонности стремлений лучших людей России.

Сильфида

Мой знакомый Платон Михайлович решил перебраться в деревню. Он поселился в доме покойного дядюшки и первое время вполне блаженствовал. От одного вида огромных деревенских дядюшкиных кресел, в которых вполне можно утонуть, хандра его почти прошла. Признаться, я дивился, читая эти признания. Представить себе Платона Михайловича в деревенском наряде, разъезжающим с визитами по соседним помещикам — это было выше моих сил. Вместе с новыми друзьями Платон Михайлович обзавелся и новой философией. Он тем и понравился соседям, что выказал себя добрым малым, который думает, что лучше ничего не знать, чем столько, сколько наши ученые, и что самое главное — хорошее пищеварение. Излишнее умствование, как известно, вредит этому процессу.

 

Спустя два месяца Платон Михайлович снова загрустил. Он уверился нечаянно, что невежество не спасение. Среди так называемых простых, естественных людей также бушуют страсти. Тошно было смотреть ему, как весь ум этих практичных людей уходил на то, чтобы выиграть неправое дело, получить взятку, отомстить своему недругу. Самые невинные их занятия — карточная игра, пьянство, разврат… Наскучив соседями, Платон Михайлович заперся в доме и не велел никого принимать. Взор его обратился к старинным запечатанным шкафам, оставшимся после его дядюшки. Управитель сказал, что там лежат дядюшкины книги. Тетушка после смерти дяди велела запечатать эти шкафы и больше не трогать. С большим трудом упросил Платон Михайлович старого слугу открыть их. Тот отнекивался, вздыхал и говорил, что грех будет. Однако же барский приказ ему пришлось выполнить. Взойдя на мезонин, он отдернул восковые печати, открыл дверцы, и Платон Михайлович обнаружил, что совсем не знал своего дядю. Шкафы оказались заполнены сочинениями Парацельса, Арнольда Виллановы и других мистиков, алхимиков, каббалистов.

 

Если судить по подбору книг, то страстью дядюшки были алхимия и каббала. Боюсь, Платон Михайлович тоже заболел этим. Он с усердием стал читать книги о первой материи, о душе солнца, о звездных духах. И не только читал, но и подробно об этом мне рассказывал. Среди прочих книг ему попалась одна любопытная рукопись. Что бы, вы думали, в ней было? Ни много ни мало — рецепты для вызывания духов. Иной, может, и посмеялся бы над этим, но Платон Михайлович уже был захвачен своей мыслью. Он поставил стеклянный сосуд с водою и стал собирать в него солнечные лучи, как показано в рукописи. Воду эту он каждый день пил. Он полагал, что так вступает в связь с духом солнца, который открывает его глаза для мира незримого и неведомого. Дальше — больше. Мой приятель решил обручиться с Сильфидой — и с этой целью бросил в воду свой бирюзовый перстень. Спустя долгое время он заметил в перстне какое-то движение. Платон увидел, как перстень рассыпается и превращается в мелкие искры… Тонкие голубые и золотые нити заполнили всю поверхность вазы, постепенно бледнея, исчезая и окрашивая воду в золотой с голубыми отливами цвет. Стоило поставить вазу на место — как перстень снова показался на дне. Друг мой убедился, что ему открыто то, что спрятано от остального мира, что он стал свидетелем великого таинства природы и просто обязан разобраться и возвестить о нем людям.

 

За опытами Платон Михайлович совсем забыл о своем деле. Дело же это было хотя и несколько неожиданное для Платона Михайловича, но вполне понятное в его положении и, я бы даже сказал, препо-лезное для его состояния духа, У одного из соседей он познакомился, между прочим, с его дочкой Катей. Долго Платон Михайлович пытался разговорить девушку и победить её природную застенчивость, заставлявшую краснеть при каждом обращенном к ней слове. Узнав её поближе, он выяснил, что Катенька (как он уже называл её в письмах) не только имеет природный ум и сердце, но и влюблена в него.. Отец её намекнул Платону Михайловичу, что не прочь видеть его своим зятем и готов в этом случае покончить миром тридцатилетнюю тяжбу о нескольких тысячах десятин леса, которые составляли главный доход крестьян Платона Михайловича. Вот он и задумался: не жениться ли ему на сей Катеньке. Катя ему понравилась, он нашел её девушкой послушной и неговорливой. Словом, он теперь спрашивал скорее моего благословения, чем моего совета. Разумеется, я решительно написал Платону, что женитьбу его одобряю полностью, радуюсь за него и за Катю.

 

Надо сказать, что иногда на моего приятеля находят приступы деятельности. Так было и в тот раз. Он тут же поскакал к Реженским, сделал формальное предложение и назначил день свадьбы — сразу же после поста. Он радовался, что сделает доброе дело для крестьян, гордился, что понимает свою невесту лучше, чем её собственный отец. Платон Михайлович со свойственной ему восторженностью находил уже в каждом слове Катеньки целый мир мыслей. Не знаю, был ли он прав, но я не разубеждал его. Решение его показалось окончательным.

 

И все-таки, признаюсь, мне было как-то не по себе. УЖ больно странные письма я начал получать. Я уже рассказывал, как Платон Михайлович уверился, что его перстень в вазе рассыпается на отдельные искры. Потом ему привиделось, что перстень превратился в розу. Наконец, он увидел между лепестками розы, среди тычинок, миниатюрное существо — женщину, которая была едва приметна глазу. Моего приятеля очаровали её русые кудри, её совершенные формы и естественные прелести. От только и делал, что наблюдал за её чудесным сном. Это бы еще полбеды. В последнем письме он объявил, что прекращает сношения с миром и целиком посвящает себя исследованию чудесного мира Сильфиды.

 

В непродолжительном времени я все же получил письмо, только не от Платона Михайловича, а от Гаврилы Софроновича Реженского, отца Катеньки. Старик страшно обиделся, что Платон Михайлович перестал внезапно ездить к нему, казалось, совершенно забыл о свадьбе. Наконец он узнал, что друг мой заперся, никого к себе не пускает и все кушанья ему подают через окошко двери. Тут Гаврила Софронович забеспокоился не на шутку. Он вспомнил, что дядю Платона Михайловича, когда он жил в доме, звали чернокнижником. Сам Гаврила Софронович в чернокнижие хоть и не верил, но, услыхав, что Платон Михайлович целыми днями рассматривает графин с водой, решил, что друг мой заболел.

 

С этим письмом и с письмами самого Платона Михайловича я отправился за советом к знакомому доктору. Выслушав все, доктор положительно уверил меня, что Платон Михайлович просто сошел с ума, и долго объяснял мне, как это произошло. Я решился и пригласил его к своему приятелю. Друга моего мы нашли в постели. Он несколько дней ничего не ел, не узнавал нас, не отвечал на наши вопросы. В глазах его горел какой-то огонь. Рядом с ним были листы бумаги. Это была запись воображаемых его бесед с Сильфидою. Она звала его с собой, в свой солнечный, цветущий, благоухающий мир. Ее тяготил мертвенный хладный земной мир, он причинял ей неописуемые страдания.

 

Совместными усилиями мы вывели Платона Михайловича из оцепенения. Сперва ванна, потом — ложка микстуры, потом ложка бульона и все сначала. Постепенно у больного появился аппетит, он начал оправляться. Я старался говорить с Платоном Михайловичем о вещах практических, положительных: о состоянии имения, о том, как перевести крестьян с оброка на барщину. Друг мой слушал все очень внимательно. Не противоречил, ел, пил, но участия никакого и ни в чем не принимал. Более успешными оказались мои разговоры о нашей разгульной молодости, несколько бутылок лафита, захваченные мною с собой, и окровавленный ростбиф. Платон Михайлович настолько окреп, что я даже напомнил ему о невесте. Он со мною согласился. Я поскакал к будущему тестю, уладил спорное дело, а самого Платона одел в мундир и наконец дождался венчания.

 

Через несколько месяцев я навестил молодых. Платон Михайлович сидел в халате, с трубкой в зубах. Катенька разливала чай, светило солнце, в окно заглядывала груша, сочная и спелая. Платон Михайлович вроде даже обрадовался, но вообще был молчалив. Улучив минуту, когда жена вышла из комнаты, я спросил его: «Ну что, брат, разве ты несчастлив?» Я не ожидал пространного ответа или благодарности. Да и что тут сказать? Да только друг мой разговорился. Но какой же странной была его тирада! Он объяснил, что мне надо довольствоваться похвалами дядюшек, тетушек и прочих благоразумных людей. «Катя меня любит, имение устроено, доходы собираются исправно. Все скажут, что ты дал мне счастье — и это точно. Но только не мое счастье: ты ошибся нумером. Кто знает, может быть, я художник такого искусства, которого еще нет. Это не поэзия, не живопись, не музыка […]. Я должен был открыть это искусство, а нынче уже не могу — и все замрет на тысячу лет […]. Ведь вам надо все разъяснять, все разложить по частям…», — говорил Платон Михайлович.

 

Впрочем, это был последний припадок его болезни. Со временем все вошло в норму. Мой приятель занялся хозяйством и оставил прежние глупости. Правда, говорят, он теперь крепко выпивает — не только с соседями, но и один, да ни одной горничной проходу не дает. Но это так, мелочи. Зато он теперь человек, как все другие.

Романтические тенденции.

Сюжетная основа – конфликт между героем и средой. Евгений Арбенин, «странный человек», как называет его Нина, - богато одаренная натура, человек острого ума, горячего сердца и могучей воли. Но среда, к которой он принадлежит, и эпоха, в которую ему приходиться жить, обрекают его на пустое и ничтожное существование. В образе Арбенина выступают черты, характерные для дворянской интеллигенции, испытавшей на себе последствия разгрома декабристского движения. Разочарование, пессимизм, бездеятельность, ставшие болезнью века, наложили печать и на лермонтовского героя. Арбенин – попытка Лермонтова дать в реально-бытовой обстановке тот характер, который аллегорически воплощен поэтом в образе Демона. Герой «Маскарада» пережил внутренний разлад, решительно разошелся со средой, испытал глубокое страдание и в результате жизненного опыта сохранил только чувство презрения и ненависти ко всему ан свете. Подобно Демону, Арбенин в любви чистой и прекрасной женщины ищет возрождения, возвращения к положительным ценностям жизни. Арбенин близок к этому. Но отвергнутое Арбениным светское об-во мстит ему, отравляя его светлое чувство ревнивым подозрением. Вера в Нину, а с нею и в добро и в жизнь рушится. Убийство жены и последовавшее за ним помешательство – печальный финал жизни Арбенина. Предпосылки этого крушения лежали в том, что Арбенин, несмотря на критическое отношение к об-ву, был связан с ним кровными узами и не сумел преодолеть в себе ни эгоистического индивидуализма, ни безверия в положительные начала жизни.

Арбенин явно ощущает себя избранным среди людей. Он возвышается над толпой, над светской жизнью, исполненной низменных страстей. Он мыслит себя сверхчеловеком, имеющим право быть верховным судьей. Он способен на разрушение, уничтожение жизни другого человека, да и всего остального мира, с которым он, будучи романтическим героем, находится в неизбежном конфликте. За карточным столом он знаменит как безжалостный и ловкий игрок, среди женщин как неотвратимый покоритель многочисленных сердец…

Полное разочарование во всём на свете, столь типичное для романтического героя. Не надо думать, что Арбенин обольщался, женившись на Нине. Ему попросту опостылел разврат, которому он предавался многие годы. Но забрезжил свет: Арбенин поверил, что Нина — это ангел, который дан ему Богом за перенесённые страдания.

Но рефлектирующий романтический герой может верить в добро очень недолго. Его начинают мучить сомнения, которые в данном случае приводят к трагедии.

Нина юна, и Арбенин, который намного старше её, не доверяет её чувству. Точнее, оно для него не слишком подлинно. Во-вторых, как истинный романтический герой, Арбенин видит в жене и добро и зло. Он полагает, что Нина осквернена злом мира, света. Считая себя сверхчеловеком, он берёт на себя право отнять у неё жизнь, убеждённый, что совершает подвиг и делает для Нины добро. Смертью он очищает её от зла и передаёт Богу. Передаёт свободной от порока.

Трагедия Арбенина в том, что, узнав страшную правду (Нина не виновна), он не справился со своей ролью сверхчеловека, вершителя судеб мир. И остаток дней ему суждено провести в безумии, как и положено истинному романтическому герою. Он так и не смог перейти на сторону света и добра. Ему лишь на миг показалось, что он может отречься от своей прошлой жизни и обрести счастье в семье, с молодой женщиной, не ведающей порока.

Лермонтов создал произведение философского масштаба. Ключ к разгадке «Маскарада» не в сюжете, не в фабуле и не в характерах. Ключ — в символах и метафорах, которыми наполнена пьеса. А ключевой символ — в её названии. Весь мир для Лермонтова — это мир игры, масок, маскарада. Маска скрывает истинное лицо человека, его чувства и желания. Маску носят все, кроме Нины. Есть персонажи, которые способны на миг сорвать личину, — баронесса Штраль, Звездич. Есть те, кто никогда не снимает маски — Шприх, Неизвестный.

Символы и метафоры в драме «Маскарад» отражают основные конфликты эпохи. Мир — это маскарад. Мир — это карточная игра. Мир — конфликт случайности и закономерности.

Мир у поэта по-романтически разделён на мир низкого и высокого зла. Низкое зло — это мир игроков, мир маскарада, сплетни, интриги, шулерства. Низкое зло — это Казарин, баронесса Штраль, Шприх. Арбенин же представляет собой высокое зло. Он — демонический персонаж, умеющий отличить порок от добродетели. Он стоит между Богом и дьяволом и восстаёт против мира низкого зла средствами зла. Поэтому, желая восстановить справедливость, он хочет очистить Нину от скверны, которой подверг её мир низкого зла.

Сцена сумасшествия Арбенина — закономерный финал драмы, лишний раз доказывающий, что жизнь — это извечная борьба Бога и дьявола, а гармония недостижима. В здравом рассудке невозможно выдержать те муки, которые ниспосланы человеку. Только будучи сумасшедшим можно выжить в этом страшном мире.

«Маскарад» — типичная романтическая пьеса.

Реалистические тенденции.

Герой окружен современной бытовой средой.

Драму связывают с комедией Грибоедова «Горе от ума». И Арбенин и Чацкий находятся в антагонизме с дворянским об-вом. Но герои Лермонтова и Грибоедова принадлежат к поколениям, разделенным 14 декабря 1825 г. Если Чацкий полон общественного воодушевления, несмотря на переживаемую им драму, то испытавший глубокое разочарование Арбенин не выступает в качестве общественного борца и кончает трагически.

Сожалея о своем герое, Лермонтов беспощадно относится к погубившему его «свету». В «Маскараде» даны резко критические зарисовки ряда характеров, типичных для высшего дворянского об-ва (Звездич, в нем отразился «век нынешний, блестящий, но ничтожный»).Лермонтов дополняет грибоедовские картины Москвы зарисовками петербургского высшего света.

Мцыри»

Эпиграф из 1-ой Книги Царств: Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю (указывает на трагическую обреченность героя).

Мцхет — древняя столица Грузии, основанная там, «где, сливаяся, шумят,/ Обнявшись, будто две сестры,/ Струи Арагвы и Куры». Тут же, в Мцхете, и собор Светицховели с усыпальницами последних царей независимой Грузии, «вручивших» «свой народ» единоверной России. С тех пор (конец XVII в.) и осеняет благодать Божья многострадальную страну — цветет она и благоденствует, «не опасаяся врагов,/ За гранью дружеских штыков».
«Однажды русский генерал/ Из гор к Тифлису проезжал; Ребенка пленного он вез./ Тот занемог…» Понимая, что в таком состоянии живым он ребенка до Тифлиса не довезет, генерал оставляет пленника в Мцхете, в тамошнем мужском монастыре. Мцхетские монахи, праведные мужи, подвижники, просветители, вылечив и окрестив подкидыша, воспитывают его в истинно христианском духе. И кажется, что упорный и бескорыстный труд достигает цели. Позабыв родной язык и привыкнув к плену, Мцыри свободно изъясняется по-грузински. Вчерашний дикарь «готов во цвете лет изречь монашеский обет». И вдруг, накануне торжественного события, приемыш исчезает, незаметно выскользнув из монастырской крепости в ужасный тот час, когда святые отцы, испугавшись грозы, столпились у алтаря. Беглеца, естественно, ищут всей монастырской ратью и, как положено, целых три дня. Безрезультатно. Однако через некоторое время Мцыри все-таки находят и не во глубине Кавказских гор, а в ближайших окрестностях Мцхета, они приносят его в обитель. Когда Мцыри приходит в себя, монахи учиняют ему допрос. Он молчит. Его пробуют насильно кормить, ведь беглец истощен, как будто перенес долгую болезнь или изнурительный труд. Мцыри отказывается от пищи. Догадавшись, что упрямец сознательно торопит свой «конец», к Мцыри посылают того самого чернеца, который когда-то выходил его и окрестил. Добрый старик искренне привязан к подопечному и очень хочет, чтобы его воспитанник, раз уж ему на роду написано умереть таким молодым, исполнил христианский долг смирился, покаялся и получил перед кончиной отпущение грехов. Но Мцыри вовсе не раскаивается в дерзком поступке. Наоборот! Он гордится им как подвигом! Потому что на воле он жил и жил так, как жили все его предки — в союзе с дикой природой — зоркие, как орлы, мудрые, как змеи, сильные, как горные барсы. Безоружный, Мцыри вступает в единоборство с этим царственным зверем, хозяином здешних дремучих лесов (кульминация сюжета). И, честно победив его, доказывает (самому себе!), что мог бы «быть в краю отцов/ Не из последних удальцов». Ощущение воли возвращает юноше даже то, что, казалось бы, навсегда отняла неволя: память детства. Он вспоминает и родную речь, и родной аул, и лица близких — отца, сестер, братьев. Больше того, пусть и на краткий миг, жизнь в союзе с дикой природой делает его великим поэтом. Рассказывая чернецу о том, что видел, что пережил, блуждая в горах, Мцыри подбирает слова, поразительно похожие на первозданность могучей природы отчего края. И только один грех тяготит его душу. Грех этот — клятвопреступление. Ведь когда-то, давно, ещё отроком, беглец поклялся самому себе страшною клятвою, что убежит из монастыря и отыщет тропу в родные пределы. И вот он вроде бы придерживается правильного направления. И вдруг обнаруживает, что, сделав круг, возвратился на то самое место, откуда начался его побег, в ближайшие окрестности Мцхета; отсюда рукой подать до приютившей его монастырской обители! И это, в понимании Мцыри, не простая досадная оплошность. Годы, проведенные в «тюрьме», в застенках, а именно так воспринимает приемыш монастырь, не только физически ослабили его тело.

Жизнь в плену погасила в его душе «луч-путеводитель», то есть то безошибочно верное, почти звериное чувство своей тропы, которым от рождения обладает каждый горец и без которого в диких безднах центрального Кавказа ни человек, ни зверь выжить не могут. Да, Мцыри вырвался из монастырской крепости, но той внутренней тюрьмы, того стеснения, которое монахи построили в его душе, ему уже не разрушить! Именно это ужасное трагическое открытие, а не рваные раны, нанесенные барсом, убивают в Мцыри инстинкт жизни, ту жажду жизни, с какой приходят в мир истинные, а не приемные дети природы. Урожденный свободолюбец, он, чтобы не жить рабом, умирает как раб: смиренно, никого не проклиная. Единственное, о чем он просит своих тюремщиков, чтобы похоронили его в том уголке монастырского сада, откуда «виден и Кавказ». Его единственная надежда на милосердие прохладного, с гор веющего ветерка – а вдруг донесет до сиротской могилы слабый звук родной речи или обрывок горской песни…

 

В романтическом эпосе Лермонтова выступает не один, а два героя. Образы Демона и Мцыри созревали у Лермонтова параллельно, но их нельзя рассматривать как разновидности одного и того же характера. Оба характера Лермонтову близки.