Различия между обыденными и научными конструктами образцов действия

Давайте кратко (и далеко не полно) рассмотрим некоторые наиболее важные различия между обыденными и научными конструктами образцов взаимодействия, возникающие при переходе от биографически предопределенной к научной ситуации. Структуры обыденного мышления формируются в со-

циальном мире с позиции «здесь», которая предполагает взаимность перспектив. В них социально наследованное и социально одобренное знание не проблематизируется. Социальное распределение знания определяет структуру типизирующих конструктов, например, предполагаемую степень анонимности персональных ролей, стандартизацию образцов осуществления действия, предполагаемое постоянство мотивов. Однако социальное распределение знания зависит от неоднородности состава самого запаса наличного знания, являющегося элементом обыденного опыта. Понятия «Мы», «Вы», «Они», «внутригрупповой», «межгрупповой», современники, предки и потомки – все они с присущим им распределением близости и анонимности, по меньшей мере, предполагают обыденные типизации или соотносимы с ними. Все это справедливо не только в отношении участников, но и наблюдателя образца социального взаимодействия, производящего наблюдения с позиции собственной биографической ситуации в социальном мире. Различие между ними состоит лишь в том, что участник образца социального взаимодействия, руководствуясь идеализацией взаимности мотивов, считает собственные мотивы взаимосвязанными с мотивами его партнера, в то время как наблюдателю доступны лишь явно обнаруживаемые фрагменты их действий. Однако как участники, так и наблюдатель создают конструкты обыденного мышления в соответствии с собственной биографической ситуацией. В каждом из этих случаев такие конструкты имеют свое определенное место в цепи мотивов биографически детерминированной иерархии планов его создателя.

Конструкты же образцов человеческих взаимодействий, однако, совершенно иного рода. Социальный ученый не имеет собственного «здесь» внутри социального мира, точнее, он рассматривает свое положение в нем и систему релевантностей, с ней связанную, как не имеющие отношения к его научной деятельности. Его запас наличного знания составляет корпус его науки, и он должен принять его в качестве само собой разумеющегося, что в данном контексте означает – в качестве научно достоверного, – если он не в состоянии четко объяснить, почему он не может этого сделать. К корпусу научного знания принадлежат и выдержавшие проверку правила научной процедуры, а именно, методы его науки, включая методы построения научных конструктов. Запас научного знания имеет иную структуру, чем та, что присуща обыденному знанию человека в повседневной жизни. Уточним, что оно также имеет множество степе-

ней ясности и отчетливости. Но то, как оно структурировано, зависит от знания, полученного в результате решения других проблем, от их пока еще не обнаруженных следствий и открытых горизонтов пока что не решенных проблем. Ученый считает само собой разумеющимся, что то, что он определяет, является «данными», независимо от верований, принятых той или иной социальной группой в мире повседневной жизни. И лишь поставленная научная проблема определяет структуру релевантностей.

Не имея собственного «здесь» в социальном мире, социальный ученый не организует этот мир вокруг себя самого. Он никогда не может войти в образец взаимодействия как одно из действующих лиц социального театра, не отказавшись, хотя бы на время, от своей научной установки. Участвующий наблюдатель или полевой работник входит в контакт с изучаемой группой как человек среди людей; лишь система релевантностей, служащая схемой отбора и интерпретации данных, определена его научной установкой, временно отодвинутой на второй план, чтобы быть возобновленной вновь.

Таким образом, принимая научную установку, социальный ученый наблюдает образцы человеческих взаимодействий или их результаты в той мере, в какой они доступны его наблюдению и открыты его интерпретации. Однако эти образцы взаимодействия он должен интерпретировать с помощью присущей им структуры субъективных значений, в противном случае он теряет всякую надежду постичь «социальную реальность».

Для того чтобы соответствовать этому постулату (субъективной интерпретации. – Н.С.), научный наблюдатель действует аналогично наблюдающему образец социального взаимодействия в повседневной жизни, однако руководствуется совершенно иной системой релевантностей.

4. Научная модель социального мира⁵²

Научный наблюдатель конструирует образцы типичного способа исполнения действия в соответствии с наблюдаемыми явлениями. Основываясь на них, он строит соответствующие им образцы персональных типов, т.е. модели наделенных сознанием действующих лиц. Однако содержание сознания персонального типа ограничено элементами, относящимися к наблюдаемым образцам способов исполнения действия, релевантных изучаемой научной проблеме. Таким образом, он приписывает

вымышленному сознанию набор типичных «мотивов-для», соответствующих целям наблюдаемых образцов исполнения действия, и типичных мотивов «потому-что», на которых основаны «мотивы-для». Предполагается, что и тот, и другой мотив остаются неизменными в голове воображаемой модели действующего.

Однако такие модели действующих лиц не являются людьми с собственной биографией, живущими в социальном мире повседневной жизни. Строго говоря, у них нет ни биографии, ни истории, и ситуация, в которой они находятся, определена не ими, а их создателем, социальным ученым. Он создал этих марионеток или гомункулов для собственных целей. Социальный ученый наделил их лишь видимостью сознания, причем таким образом, чтобы предполагаемый запас их наличного знания (включающего набор неизменных мотивов) делал их действия субъективно понятными, как если бы они выполнялись реальными действующими лицами социального мира. Но марионетка и ее вымышленное сознание не подчиняются онтологическим условиям человеческого существования. Гомункул не родился, он не взрослеет и не умрет. У него нет ни надежд, ни страхов; ему неведомо ощущение беспокойства как главный мотив его действий. Он не свободен в том смысле, что не может выйти за рамки, предопределенные его создателем, социальным ученым. У него, следовательно, не может быть иных конфликтов, интересов и мотивов, чем те, которыми его наделил социальный ученый. Он не может ошибаться, если ошибка не является его типичной судьбой. У него нет выбора, кроме тех альтернатив, которые предоставлены ему социальным ученым. В то время как человек, как хорошо показал Г. Зиммель, входит в социальное взаимодействие лишь частью своей личности и в одно и то же время пребывает как в нем, так и за его пределами, гомункул вовлечен в социальное взаимодействие целиком. Он всего лишь производное его типичной функции, поскольку приданное ему вымышленное сознание содержит лишь элементы, необходимые для того, чтобы придать этим функциям субъективное значение.

Давайте рассмотрим некоторые скрытые смыслы этой общей характеристики научных моделей. Гомункул помещен в систему релевантностей, возникающую из научной проблемы его создателя, а не в биографически определенную ситуацию действующего в социальном мире. Именно ученый определяет, где для его марионетки Здесь и Там, что находится в пределах его досягаемости, и кто для него Мы, Вы или Они. Ученый

определяет предполагаемый запас наличного знания своей модели. Этот запас знания не является социально наследованным и, если не оговорено обратное, не является социально одобренным. И лишь система релевантностей, присущая рассматриваемой проблеме, определяет его внутреннюю структуру, а именно, элементы, в отношении которых, как предполагается, гомункул обладает знанием, элементы, о которых он лишь осведомлен, и элементы, которые он считает само собой разумеющимися. Этим (системой релевантностей. – Н.С.) определяются и предполагаемые степени близости и анонимности, и приданный ему уровень типизации социального опыта.

Если такая модель действующего предусматривает его взаимодействие с другими действующими лицами, такими же гомункулами, то взаимодействие их мотивов – в соответствии со всеобщим тезисом взаимности перспектив – определяется их создателем. Персональный тип и тип исполнения действия, созданные партнером-марионеткой, включая определение систем релевантностей, ролей и мотивов, не являются лишь возможностью, которая может осуществиться, а может и не иметь места в последующих событиях. Гомункулам не присущи неоправданные ожидания того, какой будет реакция Другого на его действия и типизации. Он не может играть никакой другой роли, кроме той, что предписана ему директором кукольного театра, называемого моделью социального мира. Именно социальный ученый устанавливает сцену, распределяет роли, раздает реплики, определяет, где действие началось, а где закончилось, задает «размах проектов». Все стандарты и институты, управляющие поведенческим образцом модели, снабжены с самого начала конструктами научного наблюдателя.

В подобной упрощенной модели социального мира возможны чисто рациональное поведение и рациональный выбор из рациональных мотивов, поскольку все трудности, препятствующие реальному действующему лицу в повседневном жизненном мире, устранены. Таким образом, ранее определенное понятие рациональности в строгом смысле слова относится не к действиям, основанным на обыденном опыте повседневной жизни в социальном мире; оно относится в особому типу конструктов, специфически-определенных моделей социального мира, созданных социальным ученым для специфически-определенных методологических целей.

Прежде чем обсуждать определенные функции «рациональных» моделей социального мира, следует, однако, указать на

некоторые принципы, управляющие конструированием научных моделей человеческого действия вообще.