Опасность прогресса во имя прогресса

Прогресс может привести к частичному исчезно­вению истории города. Трудно представить, сколько зданий стиля «Боз-ар» было разрушено только в Торонто после окончания второй мировой войны. Эйфория прогресса приводит к разрушению и последующей реконструкции зданий в условиях высокой плотности. Эта идея, кажется* состоит

 

 

в том, что стоимость земли должна быть тем выше, чем удачнее решено здание. Этот вывод может привести к тому, что неудачное здание не может быть заменено из-за слишком низкой стои­мости его территории, поэтому оно сохраняется в ветхом состоянии. Этим часто объясняется непо­средственное соседство совершенно новых небо­скребов и полуразрушенных лачуг в американских городах.

Североамериканские города стали полями сра­жений, где сменяли друг друга рост городов и их упадок. Отсутствие строительного контроля за состоянием городов, помимо правил пожарной безопасности и сохранности эксплуатируемых зда­ний, вызвало этот упадок. Вследствие беспорядоч­ного роста городов градостроительные успехи и неудачи чередовались, наслаиваясь друг на друга. Этот процесс в конечном итоге является роковым для городов и может быть предотвращен только путем изменения нашего подхода к градострои­тельству. Необходимо осознать, что территории городов не безграничны. Мы должны помешать разрушению хороших зданий только из-за частных интересов их владельцев.

Зрительно воспринимаемое городское пространст­ва Исторические параллели.

В настоящее время градостроительный конт­роль в Северной Америке рассматривает два изме­рения и не согласуется с городским пространством в трех измерениях.

Поэтому городское пространство не является больше зрительно воспринимаемой средой и стало просто пространством, оставленным между зда­ниями.

Современные архитекторы всегда утверждали, что форма их зданий может быть разработана отдельно, вне связи с городской тканью. Счита­лось неверным предопределять городской контекст и тем самым ограничивать возможности решения отдельного здания. Такая позиция все еще преоб-

ладает, в результате чего происходит отделение градостроительства от архитектуры. Это означает, что градостроитель занимается планировкой терри­тории в двух измерениях, не заботясь о город­ском пространстве, которое является конечным результатом. Однако градостроительство есть нечто большее, чем установление функциональных взаи­мосвязей в двух измерениях, оно также включает архитектурное проектирование городских про­странств в трех измерениях. К несчастью, многие современные архитекторы отрицают существование градостроительного проектирования в трех изме­рениях, предполагая, что того же результата можно добиться с помощью правил зонирования и сво­боды индивидуального проектирования. Это было не случайно, и поэтому пострадали наши города.

Всего несколько градостроительных проектов в Северной Америке демонстрируют независимую, но взаимоувязанную структуру, в которой разные архитекторы проектировали свои здания. В боль­шинстве из них можно увидеть развитие сущест­вующей исторической концепции, подобно главной аллее Молл в Вашингтоне. Однако в целом совре­менное градостроительное проектирование создало нечто противоположное открытой, но согласован­ной городской структуре. Даже скульптурная целостность таких новых градостроительных про­ектов, как Чандигарх, не противоречит этому ут­верждению, так как в нем нет возможностей для независимой работы разных архитекторов.

Генеральный план Пикеринга около Торонто явился попыткой создать такую структуру, которая благоприятствовала бы развитию взаимоувязанной градостроительной формы при разнообразных ар­хитектурных решениях отдельных зданий. Идея состояла в том, что такое градостроительное ре­шение может быть реализовано через взаимосвязь отдельных зданий, созданных разными архитекто­рами. При проектировании отдельных зданий важно учитывать, что они могут обогатить общий силуэт

города, считаясь при этом с конечным городским пространством, частью которого они станут. Архи­тектор, проектирующий отдельное здание внутри городского контекста, сможет преуспеть только в том случае, если он учитывает существующую го­родскую ситуацию или если, уже определена буду­щая общая концепция города. До развития совре­менного архитектурного движения архитекторы обычно учитывали городскую структуру и боль­шую часть зданий проектировали таким образом, чтобы они органично входили в нее.

Согласованность исторических городских прост­ранств в большинстве своем была не случайна Еще в 1609 г. Людовик XIII создал площадь Во­гезов и оставил в своем владении осевые павильоны для того, чтобы сохранить визуальную целостность. Между 1685 и 1699 г. Мансар проектировал подоб­ным образом только фасады Вандомской площади и площади Победы для Людовика XV, тогда как остальную часть здания владельцы достраивали по своему вкусу.

Такие приемы композиции осуществлялись не только в Париже. Между 1764 и 1769 г. Д. Вуд-младший запроектировал «Серкус» и «Ройал-Кресчент» в г. Бат, Англия. Нэш, проектируя Рид-жент-парк в 1812 г., также следовал принципу создания унифицированных фасадов для ряда от­дельных домов. Даже более романтичные, хотя и унифицированные, городские пространства средне­вековья появились в результате законов — «писа­ных» и «неписаных», включая естественные огра­ничения.

Но, несмотря на успех этих ранних целостных градостроительных проектов, современные теории отвергали подобное единство городских прост­ранств. Считалось, что оно противоречит архи­тектурным принципам, согласно которым внутрен­няя функция здания должна быть правдиво и честно выражена в его внешней форме. Эти прин­ципы ошибочно отождествляли этическое и эсте­тическое выражение. Такая ошибочная философия приравнивала правду к форме и использовала этику для разрушения стилистического подхода Утверждение, что форма следует за функцией — полуправда. Говоря словами У. Черчилля, также верно и обратное: заданная структура может при­внести функцию.

Только осознав провал принципов современного градостроительства, можно пытаться создать необ­ходимые условия для построения удачных целост­ных градостроительных структур. Такие структуры должны быть настолько открытыми, чтобы обес­печить возможность индивидуальных решений и изменений отдельных элементов при сохранении целостной городской среды. Это может быть осу­ществлено при трехмерно-пространственной орга­низации жизнедеятельности людей. Сохраняя сво­боду — нельзя впадать в хаос, создавая единство — не следует навязывать архитектурный диктат. Таков эквивалент демократии в архитектуре.

Архитектурная демократия не имеет ничего об­щего с утопическими архитектурными идеалами. Градостроительное проектирование должно не только давать нам взаимосвязанную целостную сре­ду, отвечающую нашим физическим и эмоциональ­ным потребностям; оно должно также давать свободу для оптимального выражения личности.

Эта двойственная потребность порождает старое противоречие между свободой и ограничением. Тем не менее в действительности эти понятия не кон­фликтуют, ибо в конечном итоге человеческая свобода может быть достигнута только благодаря пониманию и принятию дисциплины жизни.

Структура, которую я представляю себе для города, должна быть символическим выражением визуального порядка. Это также открытая структу­ра,, которая должна быть не только связана со своим окружением, но и соответствовать ему. К тому же такая структура должна отражать как сегодняшнюю действительность, так и наше культурное наследие. К нашему удивлению, старый тип города со всем его так называемым анти­функционализмом для нас более привлекателен, чем современный город. Осознание этого создало то подводное течение, которое сейчас выходит на поверхность и изменяет наш подход к градострои-

тельству. К несчастью, как учит история, всегда существует значительный отрезок времени между возникновением философской идеи и ее вопло­щением. Вероятно, сегодня мы можем сократить временной промежуток между мыслью и дей­ствием.

ЭМОЦИОНАЛЬНЫЕ ТРЕБОВАНИЯ

Наше эмоциональное восприятие архитекту­ры — больше, чем просто реакция, так как в конеч­ном итоге оно становится могущественной силой, и мы должны понимать это, если хотим проекти­ровать города, удобные для человека.

Эмоциональное воздействие нельзя объяснить логически или научно, но это не говорит о его несущественности. Наоборот, физическое окруже­ние имеет огромное влияние на человеческие эмо­ции, которые, в свою очередь, обладают обратным воздействием на искусственную среду, создаваемую человеком. Эмоции вызывают в человеке желание иметь особый тип окружения, подходящий для него. Говоря о силах, влияющих на многофункцио­нальные здания, мы не можем игнорировать эмоции, которые требуют от городской среды от­вета на потребности человеческой психики во всех их противоречиях и сложностях.

Эмоциональные требования: что это такое?

Оксфордский словарь определяет эмоцию как «чув­ственное восприятие в отличие от знания или желания». Эмоции воплощают чувства вне рацио­нального знания или сознательного желания.

Нашими эмоциональными реакциями управляет скрытая подсознательная программа, которая яв­ляется результатом психологических, этических и эстетических воздействий; она также связана с пси­хикой и культурным уровнем человека..

В 1970 г. Проханский с соавторами в книге «Психология окружающей среды» попытался зало­жить основы новой науки, изучающей психологи­ческие реакции человека на окружающую среду, управляемую и определяемую им самим. Так как человек — одновременно и жертва, и потребитель ее, его способность предвидеть последствия пла­нирования окружающей среды накладывает на него особую ответственность.

Симпсон в 1966 г. в журнале «Science» высказал мысль, что эта способность является биологичес­кой основой этического действия, моральным импе­ративом за пределами необходимого условия выжи­вания. Хотя, разумеется, и психологические и эти­ческие реакции лежат в основе эмоциональных требований к нашему окружению, эмоции в моем понимании включают нечто большее. Они охваты­вают также область эстетики.

Эмоции не только реагируют на вопросы физи­ческого выживания и моральные проблемы, но также отвечают мысленным образам или пред­ставлениям. Образ есть мысленное воспроизведе­ние физической формы, которое в сознании зри­теля претворяется в нечто, не совсем соответствую­щее объективной реальности. На мысленное вос­произведение влияют многие факторы: человечес-

кая психика, предшествующий опыт, исторические примеры, культурные воздействия и т. д. Этот про­цесс — ключевой фактор в восприятии чего бы то ни было, в том числе и окружающей среды.

Таким образом, влияние окружения на нас на­ходится в значительной степени под воздейст­вием нашей собственной эмоциональной реакции на него.